Kintsugi - "Мы сжигали мосты (чтоб дорогу домой нам осветили они)..."

Глава 4. Lítost[1] -Ну же, - прошептала Мари, уводя его от постели отца. Юри был поглощен этим лицом, искаженным гримасой боли, пока пожилой мужчина спал. От этого неясные морщинки вокруг глаз и в уголках губ стали четче, и одного этого вида хватило, чтобы сердце Юри защемило, и чем дольше он на него смотрел, тем больше злился, будто огромный дикий зверь, мечущийся по клетке. Его отец, который никогда и слова-то плохого никому не сказал и всегда делал все, от него зависящее, чтобы оставаться добрым; его отец, который упорно и честно трудился, чтобы у них было все; его отец, который был во всем этом совершенно не виноват. Его гнев, перешедший в глухой рык за время, что прошло между его прошлой жизнью и нынешней, вспыхнул с новой силой. Ему пришлось пару минут постоять совершенно неподвижно, чтобы его сердце перестало биться о ребра. -Юри, ну давай же, - повторила Мари. Она была крайне настойчива, когда потянула его за руку, увлекая из здания в холодную зимнюю ночь. – Мне нужно выпить. Они сели в его машину и молча поехали. Было чуть больше часа ночи, когда они подъехали к знакомому бару, мягкий теплый свет из окон которого струился полосой на тротуар. Здесь было пусто, за исключением одинокой фигуры за барной стойкой. Минако не сильно изменилась за те пять лет, как Юри видел ее в последний раз. Она выглядела молодой, не потеряв ни изящных и тонких изгибов тела балерины, ни остроту гордого взгляда. Даже мягкий тембр ее голоса остался тем же, когда проговорила: -Мы закрыты. Бросила не глядя, не утруждая себя поинтересоваться, кто пришел. -Учитель Минако, - выдохнул он, и будто все напряжение сошло с него. Тепло окутало его, как только он услышал ее голос. Воспоминания о долгих беседах в балетной студии или на катке наполнили его разум и заставили раскрыть объятия навстречу ей. Когда-то она понимала его лучше всех. У них были общие страсти и множество разногласий. Они оба хотели увидеть мир, но потом вернуться обратно в Хасэцу. Минако прожила ту жизнь, о которой мечтала, сделала себе имя и вернулась счастливой домой. Стакан вмиг выпал из ее рук и разлетелся на куски. Ее голова замерла в удивлении, и только шумный вздох вырвался из ее губ, когда она увидела его в дверном проеме. -Юри, - проронила она, голос ее был спокойным, но глухим и полным слез. Она выбежала из-за стойки и подбежала к нему, протягивая руки, заключая его в объятия, будто точно знала, чего ему хочется. Может, она до сих пор это знала. -Юри. – Она на мгновение замерла, а потом отстранилась и посмотрела на него в удивлении. – Мы считали, что ты умер. -Пока нет, - отозвался он с легкой улыбкой. -Но надолго ли в этот раз? – Спросила она. Мари с издевкой пожала плечами за его спиной и направилась к стойке, чтобы собрать осколки и налить себе чего-нибудь крепкого. – На день? На неделю? Когда ты собираешься вернуться домой? -До рассвета. Ее лицо погрустнело. Юри почувствовал вину, но не знал, что с этим делать – люди знали его в лицо, и ему не хотелось, чтобы его семью ассоциировали с Якудзой. Они и так достаточно настрадались. Он направился к стойке следом за Минако и благодарно улыбнулся, когда она налила ему щедрую порцию сакэ и поставила перед ним, наливая и себе. Мари подняла свой нешуточный бокал. -За встречу, - сказала она. -За встречу, - повторили остальные. Под конец этой ночи он лежал на полу квартиры Минако, расположенной над баром. Женщина уже отправилась в собственную постель, а Мари лежала рядом с ним на диване, иногда посапывая и чуть всхлипывая. Юри смотрел на нее так долго, как только мог, запоминая ее чуть размытое в темноте комнаты лицо, запах сигаретного дыма, пропитавший ее одежду и волосы. Ее рука упала через край дивана, и он протянулся за ней, приподняв и случайно разбудив. -Юри, - проговорила она, проснувшись, и сжала его руку в своей. Он на ощупь искал ее, но быстро нашел и прижался, пальцы к пальцам, ладони к ладоням. Когда они были маленькими, он ходил за Мари хвостом, пока она выполняла работу в онсэне. Его маленькие ручки цеплялись за ткань ее кимоно на ее спине, а когда он подрос, он стремился успевать за ее широкими шагами. Иногда, когда он падал, она протягивала ему руку, чтобы помочь ему подняться, пока он не входил с ней снова в один ритм. Это вернуло те воспоминания, когда Мари шла где-то впереди, а он отчаянно стремился за ней успеть. -Юри, - повторила она, когда он решил, что она снова заснула. – Ты ведь знаешь, что мы на тебя не злимся, да? Мы так по тебе скучаем. – Все внутри него зашлось болью от этих слов. Он так сильно хотел сказать ей, что тоже думает о них каждую ночь, засыпая, так что чуть не задыхается полным морской соли воздухом Хасэцу. Но он этого не сделал. Вместо этого он промолчал, замер, когда ее рука отчаянно сжалась на его руке в темноте. – Мы хотим, чтобы ты вернулся домой. Я тоже, я тоже хочу. -Это моя вина. Мне так жаль, Юри. – Мари всхлипнула, разрыдавшись. Он протянул руку, и она спустилась следом за этим движением на пол, свернувшись плотным комом рядом с ним. Она хваталась за его руку, вздрагивая, и слезы мокрой дорожкой бежали на его одежду. Он гладил ее мягкие волосы, как делала она, когда успокаивала его. Он раньше не часто видел, как она плачет; Мари была сильной, а не он. – Прости. Это должна была быть я. Мари продолжала что-то шептать ему в ухо, пока он прикрыл глаза, отдавшись теплу выпитого алкоголя и задремав. Он гнал от себя гнетущую мысль, которая нашептывала ему, что она права. Утром он ушел, незадолго до рассвета, переложив Мари обратно на диван, помчался, сломя голову, чтобы никого не разбудить. Поездка обратно в Нада-ку была долгой, но он ни разу не остановился. Он держал окна открытыми, так что холодный воздух его дома пропитывал его изнутри. У Юри не так много времени было на отдых перед возвращением в Токио – будь это благословение или наказание, не важно. Столица была спорной территорией, и только самые бесполезные люди отправлялись туда, в основном, на задания, требующие безрассудства и готовности умереть. Новички всегда рвались туда, стремясь доказать главному свою преданность, отвоевывая территорию для клана. Большинство из них уже не возвращались; а если и возвращались, то в мешках для трупов. Юри не был в Токио по работе много лет, но идея провести еще один день в штабе вызывала чувство панического страха и заставляла все нервы натянуться в струну. Он не хотел столкнуться с кумичо лицом к лицу так скоро, когда в голове у него еще стоял образ изломанной руки отца. Взрезанный палец всю дорогу до Нада-ку напоминал ему о том, что сделал этот человек. Но кумичо даже не спросил о нем, когда он вернулся. Вместо этого он послал одного из своих подручных, чтобы довести до сведения Юри детали его следующего задания, и отослал его, без сожалений. Благодарность и гнев переплелись тугим узлом в его животе; наивное желание признания переплелось с голосом разума, что говорил ему бежать, бежать, как можно дальше и никогда не останавливаться. Конечно, он не смог бы, поэтому он спокойно собирал вещи для поездки в Токио. Минами умолял его о визите. Его большие карие глаза начинали искриться, когда он представлял свое первое задание в семнадцать лет. -Ты на два года опередил меня, - заскулил он, когда Юри сказал ему, что он еще успеет завоевать репутацию, - мне еще столько всего нужно будет сделать, чтобы угнаться за тобой. Юри нечего было добавить, пока он складывал костюмы, но он почувствовал удовлетворение от того, что сказал парнишка. -Нет, - вмешался его наставник. Тем не менее, Минами не отступал от него ни на шаг, цеплялся за руку, пока Юри шел до машины, и даже был готов запрыгнуть на заднее сидение под гневные возражения наставника. Юри улыбался этому детскому поведению, пока собственное отражение не отрезвило его. Юнец, каким бы он ни был, оставался Минами Кедзиро, сыном кумичо, - змий вырвется наружу, каким бы милым он ни казался сейчас. Однажды он унаследует титул отца, и тогда Юри уже не сможет ему помогать. Кроме того, по словам наставников, сын Главы не должен заниматься работой скота. Правда была в том, что Юри ничем подобным тоже не занимался, хоть и начал раньше. Он занимался обычным рэкетом, запугиванием потенциально полезных для клана людей. Немного импортом и экспортом в одной из компаний кумичо в Токио, которую удалось спасти от притязаний крупных синдикатов, промышлявших в столице, и это была основа международного бизнеса клана, а именно: контрабанда наркотиков прямо под носом у властей. Налаженные каналы осуществляли трансфер товара в основном через Азию, меняя наркотики на деньги, оружие, женщин, которые в конечном итоге попадали в руки богатых клиентов, посещавших злачные районы Японии и кварталы красных фонарей. Если учесть все это, это была обычная рутинная работа. Японцы питали особый трепет перед рэкетом, а значит, Юри нужно было просто появляться на важных встречах в строгом костюме и с соответственным выражением на лице, чтобы получить свое[2]. Это стало намного проще, когда его тело возмужало – хоть он и не стал самым высоким или мускулистым из мужчин, Юри потерял большую часть юношеской смазливости, что была у него в пятнадцать, и которая вызывала у мужчин голодные взгляды и приторные улыбки, когда они его видели. По крайней мере, пока они не выясняли, чей именно он пёс; тогда они нервно соглашались с притязаниями кумичо, опасаясь скандала, который мог бы разрушить их тщательно выстроенные жизни. Ведь им могли бы простить любовницу или даже интрижку с состоятельным мужчиной, но никак не статус любителя молоденьких мальчиков и девочек. Они никогда не касались его, никогда не получали возможности чего-либо, поскольку Юри давал понять, что его визит чисто деловой. Он всегда считал себя счастливым и благодарным, но страх душил его от одного вида этих голодных глаз. Он еще тогда знал, насколько шатким было его положение в этом мире, как легко он мог бы попасть в один из закрытых клубов или борделей, принадлежавших Семье, ведь долг он должен был выплатить не только душой, но и телом. Он бывал в некоторых из них по работе, так что точно знал, что мужчины и женщины готовы там сделать ради своих клиентов. Стыдно было бы признавать, но это убило бы его намного быстрее. Он убеждал себя, что хоть и не свободен, но зато живет не так. Но даже это ничего не гарантировало. Несмотря на то, что он больше не был юным мальчиком, Юри знал, что его жизнь на самом деле ему не принадлежит. Все были услужливы с ним только в рамках интересов кумичо и Семьи. Если они попросят его прыгнуть, он прыгнет, если прикажут умереть, умрет. Его поводок был длинным, но они все еще могли подтащить его к своим ногам, если будет нужно. Его семья стала лучшим доказательством этого. Так что на этот раз ему нужно сделать все правильно. Новый провал будет означать еще больше боли для единственных людей в его жизни, о которых он готов был заботиться и старался держать на расстоянии, лишь бы их руки никогда не замарались так, что не отмыть. Уже одна поездка домой была слишком импульсивным и эгоистичным шагом. Он мог только надеяться, что Мари и Минако сохранят в тайне то, каким он был разочарованным в себе трусом. Как сообщили Юри на утренней летучке, импортно-экспортная компания планировала изъять значительную часть товаров из оборота клана, так что Босс мог пустить полученные средства на укрепление других своих проектов в Токио. Акционеры из «белых воротничков», входящие в совет директоров, никогда раньше не выступали против сделок с Якудзой, поскольку в карман каждому из них укладывалась приличная сумма денег, не вошедших в общий оборот и не облагаемых налогами, поэтому стало полной неожиданностью, когда президент «Минами-Каем» дал контракту задних ход. Юри никогда не встречался с этим человеком лично, но он хорошо знал этот тип людей: сильный, умный и высокомерный. Жан-Жак Леруа родился с серебряной ложкой во рту и был достаточно проницательным, чтобы удержать ее там; он, вероятно, был иностранцем, но он никогда бы не покусился на сделку с якудзой, если бы не был уверен в своих силах. Этому еще не было подтверждения, но Юри подозревал, что Леруа попал под каблук какому-то крупному синдикату, ворочающему дела в столице, и, видимо, считал, что «Минами-Кай» не представляет угрозы безопасности его положения. Юри, конечно, был там для того, чтобы доказать ему, как он неправ. Костюм, что был на нем в тот вечер, был темно-синим. Сшитый на заказ и смехотворно дорогой, он был сделан из дорогого бархата и имел ценник, на сумму которого с комфортом могла бы прожить семья из четырех человек, и это не считая золотых украшений или переливающихся запонок на запястьях. В сочетании с его уложенными волосами и самодовольным выражением на лице, его отражение в стекле автомобиля, когда он ехал, выглядело лощеным и нереальным, будто сошедшим со страниц глянцевого журнала. Похоже, он только тут увидел, что именно имела в виду Мари, когда сказала, что он изменился. Он с трудом узнал себя, привыкшего к свободной одежде и взлохмаченным волосам, а так же очкам в тяжелой оправе, закрывающим его взгляд от всего мира. Эта броня была более изысканна, чем при схватках на пистолетах и ножах. По крайней мере, в тех случаях, которые он знал. Эгоизм тех, у кого весь мир был в руках, вот что его смущало. Лимузин высадил его перед корпоративным зданием, представлявшим из себя столб из стекла и бетона, уходивший далеко в темноту неба. Его зеркальная поверхность сияла в свете неоновых огней, отражая лихорадочную иллюминацию, наводнявшую Токио ночью. Юри вышел из машины и кивнул своему водителю, мгновение наблюдая за отъезжающим длинным черным телом автомобиля, прежде чем направился внутрь. В холле еще было много народу, хотя рабочий день уже пару часов, как закончился. Несколько служащих все еще слонялось, разглядывая рисунок на полу, поскольку они предусмотрительно опустили взгляд, когда он вошел в здание и проходил мимо них. Их мысли были почти материальными, когда они следили за ним, с горечью и ревностью завидуя ему. Никто из них не ставил под сомнение то, как Юри добился своего положения, пока он шел к лифту, и когда он нажал на кнопку, направляясь в элитную зону на верхних этажах; они просто предполагали, к какому классу он принадлежит, и он уже ничего не мог с этим поделать. На самом деле, никто не задерживал его, пока он не остановился перед самим конференц-залом. Двое охранников по бокам от двери из красного дерева в приемной, смотрелись скучно и удрученно в своей грубой форме. Должно быть, они уже давно там стояли. Если Юри правильно посчитал, собрание акционеров уже перевалило за свой первый час – достаточный срок, чтобы совет директоров успокоился, прежде, чем он прервет их и испортит им триумфальное настроение. -Эй, ты! – Один из охранников вздрогнул, когда они наконец-то заметили его, удивление сменилось сомнением, когда они рассмотрели Юри со всех сторон. Они разглядывали его костюм, волосы и сияющие золотые часы, что были на его левом запястье. -Сэр, - исправился охранник, говоря уже более уважительно, - это закрытая встреча. Боюсь, что вам стоит вернуться. Второй охранник пришел в движение, собираясь его выпроводить. Юри улыбнулся, глядя на двоих мужчин, хотя оба и были выше его. Он подошел ближе к двери и, встав в позу, полную уверенности и достоинства, и сохраняя тон прохладным и опасным, заговорил: -Вообще-то, у меня абонемент. Охранники переглянулись в смятении, потом первый откашлялся. Его напарник покосился, молчаливый и бледный, и отошел в сторону. -Мне очень жаль, сэр, - охранник заикался, пытаясь беспомощно что-то объяснить жестами второму, - мне не говорили, что кто-то опоздает. Юри качнулся на каблуках, большие пальцы рук были заправлены в карманы. От этого движения полы его пиджака качнулись назад, демонстрируя черную кожу кобуры на поясе. Оба охранника остановились и потянулись за собственным оружием, но они запаздывали на полсекунды. Они остановились, наблюдая с восторгом, как Юри выхватил обеими руками накрест свои пистолеты и пробежался по ним пальцами. Эта непринужденная ласка была медленной, шепот приветствия старого друга, и Юри наблюдал, как дрожь пробежала по позвоночникам обоих охранников. -Вам за такое не платят, - любезно заметил он, кивнув в сторону лифтов. – До конца ночи в ваших услугах не нуждаются. -Но, - молчаливый был явно умнее своего напарника, потому что он остановил возражения на полуслове и лишь моргал. Они оба пошлепали на выход, даже не оглянувшись, оставляя Юри одиноко стоять в приемной. Сделав шаг, он положил руку на дверную ручку и толкнул дверь, тяжелая древесина заходила под собственным весом. Несколько недовольных повскакивали, когда он пронесся через комнату. Головы настолько быстро повернулись к нему лицами, что это выглядело волной. Каждый шаг Юри был целенаправленным, центр тяжести смещался внутрь, пока внимание каждого в зале не устремилось исключительно к нему, и он не остановился во главе длинного стола. Как сорняк среди полевой травы, иностранец, конечно же, стоял в самом центре толпы пожилых японцев. Жан-Жак Леруа был молод и красив и выглядел совершенно неуместно в строгой атмосфере конференц-зала. С его модной стрижкой и шуршащим модным алым костюмом он больше подходил для казино или стриптиз-клуба, а не для встречи топ-менеджеров. Он заморгал своими серо-голубыми глазами на Юри, разинув рот и остановившись в середине жеста. -Ты кто такой? – Бросил он, чувствуя, как удивление сменяется негодованием. – Кто тебя сюда впустил? Проигнорировав его первый вопрос, Юри склонился, пока ладони не оказались плашмя на столешнице. Он замер в этой позе, довольно маяча над головами сидевших кругом акционеров, стараясь сдержать ухмылку, когда произнес: -Ваша охрана. Кстати, я отправил их по домам. Они были достаточно разумны, чтобы понять, с кем имеют дело. – Английский Юри, должно быть, стал для Леруа главной неожиданностью, потому что ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. -И кто же ты такой? – Снова спросил он. Юри видел, как несколько пожилых и более просвещенных бизнесменов покачали головами из стороны в сторону на своего гендиректора, который, должно быть, либо не понял, либо упустил это движение. Если до этого не было заметно, что Юри имеет дело с любителем, то стало заметно сейчас. Беспрекословный тон вопроса Леруа, как он нагло и громко его задавал, подразумевал немедленный ответ. По-видимому, он не знал, что за подобное неуважение существовала серьезная плата в тех кругах, из которых происходил Юри. -Даже, если я вам назовусь, - протянул он, ослабив хватку, ведь теперь он четко определился с тем, к какому типу людей принадлежал Леруа, - мое имя не так много для вас бы значило. Но вы знаете моего босса. В конце концов, ваша компания и господин Минами провернули достаточно сделок за последние несколько лет. Не так ли, мистер Леруа? – От этих слов мужчина начал бледнеть, что странно выглядело на загорелой коже, хоть и было быстро, не хуже остальных членов правления. Тишина над собравшимися стала настолько плотной, что было бы слышно звук от упавшей булавки. – Они называют меня Козырем. Проблемой вести дела с такими, как Жан-Жак Леруа, была в том, что они родились с уверенностью, будто их место в жизни на самой вершине, с теми людьми, которые никогда не ведут войн и ни за что не замарают рук, хотя будут счастливы, если кто-то сделает это за них. Но Юри так же знал, насколько хрупкой могла быть такая вера, и видел, как она рушится, даже, когда он говорил, когда сталкивался с теми, кто ничего не знал, кроме уродства этого мира. Юри наблюдал, как иностранец замешкался, все хладнокровие и спесь внезапно сошли с него. Он почувствовал неясное сожаление по отношению к этому юнцу, ведь тот был моложе, судя по досье, и, вероятно, пытался произвести впечатление на гуру большого бизнеса его отца, сорвав взаимодействие с компанией на Востоке, даже не думая, к чему это приведет в долгосрочной перспективе. -Вы знаете, что такое Семья? – Спросил он, не ожидая ответа. Он отодвинул стул, чтобы присесть напротив этого человека, сложив руки на столешнице и прижав их к губам. – Хорошо, это сэкономит нам время. Остальные могут быть свободны. Господин Леруа и я обсудим наши частные дела. – Акционерам не надо было повторять дважды, так что они бросились из зала, оставив своего юного собрата на съедение Псу. Боль, сочувствие, вот что ощутил Юри в полной мере; последнее, чего ожидал этот горе-генеральный директор – это визита силовика японской мафии. -Присядьте, пожалуйста. Леруа подчинился, плечи его плотно прижались к спинке стула, вытянув его в струну. Юри откинулся непринужденно на своем месте, терпеливо дожидаясь, пока второй мужчина что-то скажет. Молчание между ними начинало переходить в стадию неудобного, пока, наконец, Леруа не встрепенулся. Остатки его уверенности испарились, он сморщился, и Юри почти видел, как его кулаки сжали над столом, как мышцы на его руках и шее начало сводить судорогой. -Я… - Начал он, запинаясь. Юри прервал его. -Вы доставляете множество проблем для господина Минами с тех самых пор, как взяли на себя управление, мистер Леруа. Он получал удовольствие от бизнеса с вашим отцом в течении десяти лет, но теперь он слышит, что ты планируешь выйти из этого бизнеса, разорвать отношения с Семьей? – Он зашипел, склоняя вперед, и Леруа замер в ответ. Иностранец выглядел намного моложе, забившись на своем месте, ровно на свой возраст, просто еще один двадцатилетний задиристый петух. – Я думаю, ты достаточно умен, чтобы знать, почему это не лучшая идея. -Чего ты от меня хочешь? – Взмолился Леруа. – У нас есть другой поставщик в Шанхае и Сеуле. Рынок перенасыщен, мы не можем позволить себе зацикливаться на вас, как на поставщиках. Мы обанкротимся. -Вы должны были подумать об этом, когда заключали союз с другим синдикатом, - сурово заметил Юри. Будто ребенка отчитывал. – Мы берем на себя ваши текущие поставки. Босс теперь требует семьдесят процентов от суммы, потому что даже это будет щедрым. Тебе повезло, что мы не в обиде. Вся кровь отлила от лица Леруа. Он бескостно подался вперед через стол, сжав голову руками, и жалобно застонал. -Они меня убьют, - пробормотал он, его голос был приглушен ладонями. – Они меня убьют. -И кто же они? Леруа снова застонал. Он рыдал. -Виктор. Виктор Никифоров. -Сайан-ним[3] Ли, - позвал кто-то из-за спины. Сын-гыль повернулся на этот звук. Он чувствовал себя неуютно и жарко в своем костюме, потным, под толстыми слоями ткани, но его безжалостное лицо ничуть не изменилось. Его мать и сестра плакали рядом с ним, заходясь душераздирающими рыданиями. Остальные[4] стояли чуть в стороне от них, склонив головы в глубоком уважении. -Я сожалею о вашей утрате. Воздух был плотным и влажным от дождя. Это была идеальная погода для похорон. Сын-гыль краем глаза наблюдал, как смыкается земля над телом его дедушки. Они всего три дня, как получили гроб с его останками, отправленный под покровом ночи на грузовом судне. Трудно было перевезти тело через границы, но Сын-гыль не хотел оставлять тело деда в руках русских, чтобы неуважение проявлялось и дальше. Даже размышляя об этом, он чувствовал, как кровь жаркой волной приливает, как закипает в нем гнев плотным узлом в районе желудка. Он сам подготовил тело: омыл ладаном и маслами, одел его, завернул в белый шелковый саван. -Спасибо, Джи Лонгту[5]. – Сын-гыль чуть поклонился. Пожилой китаец одобрительно кивнул ему, похлопав по плечу, когда отходил. За ним стоял светловолосый мальчик, внук, наверное, и явно не уместный здесь американец. – Я рад, что вы смогли прийти на похороны дедушки. -Он бы гордился тобой, Сын-гыль. Ты молод, но вне всяких сомнений способен встать во главе группировки. – Они оба обернулись и посмотрели, как смотритель закончил возиться с последним комом земли и воткнул лопату в центр могильного холма. – Мы с твоим дедом были близки, и между нашими семьями был союз. Мы уважаем это. Если вам что-нибудь потребуется, Сын-гыль, мы это предоставим. Сын-гыль кивнул. Он спрятал кулак в кармане своего костюма, в котором яростно сжимал пулю, что вынули из груди его деда. -Спасибо. Юри, как в тумане, вышел из здания, его водитель уже ждал его у машины. Слова Леруа еще не до конца дошли до его разума, он понимал их, но до сих пор не хотел смириться с их смыслом. Он не мог ни полностью понять всего этого, ни отпустить, будто его сознание заволокло туманом. Но кто мог бы его винить? Виктор Никифоров был в Японии. Его желудок свело, будто тонна кирпичей свалилась в него, будто сама эта мысль обрела форму, вес и плотность. Силы этой мысли оказалось достаточно, чтобы загнать его на заднее сиденье, его колени тряслись так же, как когда он выходил из машины. Он весь дрожал, о макушки до пяток; даже дыхание было подобно раскатам грома. Он дрожащими пальцами разбирал свои волосы, так что от укладки не осталось и следа, потом плотно прижал ладони к глазам. От этого давления он почувствовал некое облегчение, сумев собраться с собственными мыслями. Виктор Никифоров был в Японии. Должно быть, он все понял, как решил Юри, по слишком большому количеству следов, им оставленных. Образ Селестино снова всплыл в памяти, его улыбающееся загорелое лицо, искаженное гримасой боли перед тем, как он умер. Его тело осталось в клубе без возможности идентификации и невозможности его востребовать, но русские могли и выяснить, кто он такой на самом деле. А может кто-то опознал Юри, когда он бродил по Сочи. Его лицо не было приметным, но всегда существовал шанс, что кто-то из его кругов или другой такой же наемник, опознает его. Или же, что вероятно, Виктор сам собрал кусочки этого пазла и понял, что Юри врал весь вечер, и выследил незнакомого японца, когда тот сорвался из страны и вернулся на родину. Зачем ему здесь появляться, если не для того, чтобы убрать Юри? Зачем ему посягать на территорию кумичо, если не ради этой смерти? -Господин Кацуки, - позвал водитель, прерывая поток его мыслей. Юри мутным взглядом пялился на свои руки. – Вас отвезти обратно в гостиницу? -Нет, - вскричал он, - мне надо выпить. В итоге он оказался в знакомом баре, одном из мест, которым владела Семья, располагавшимся в Кабукитё[6]. Вышибала у дверей признал его и машину, из которой он вышел, даже, если бы не признал самого Юри, так что быстро впустил его в обход очереди, как только тот подошел. Это была напряженная ночь. Навстречу ему попалась большая толпа, переполненная пьяных улыбок, больше уже не желающих прожигать свои деньги в баре. Музыка вырывалась из подвесных динамиков, светомузыка моргала в такт, - пульсирующее техно с сильными электронными басами переполняло не менее полный танцпол. Юри нашел укромное местечко в уголке и скользнул за столик, откинув голову на спинку стула на мгновение, будто сам старался стать незаметным. Хозяйка подошла к нему с приветливой улыбкой и спросила о заказе, и он без обиняков приказал подать ему бутылку джина. Он проглотил первый стакан в мгновение, а следом и второй. Где-то на границе разума Юри ухватился за мысль, а не стала ли выпивка для него проблемой. Но он тут же отогнал эту мысль, как только она появилась, и жар алкоголя начал уводить его с того края, на котором он оказался, покидая компанию Леруа. -Тяжелый день? – Поинтересовался голос с нотками флирта на английском с сильным акцентом. Голос был низкий и сладковатый, будто кусочек темного шоколада. Юри подавился, когда рука легла на его плечо, и отмахнулся от случайного прикосновения, даже учитывая, что пригубил третий стакан джина. -Не интересуюсь. -Ты на меня даже не взглянешь, - со смешком заметил этот голос. – Какой позор. Может быть, у меня просто нет того, что могло бы произвести на тебя впечатление, мистер Японский Козырь. [1] Lítost - Милан Кундера, автор бестселлера «Невыносимая легкость бытия», отметил: «Что касается смысла этого слова, то я не смог найти эквивалента в других языках, хотя мне трудно представить, как можно понять душу человека без слова litost». Ближайшим определением является состояние агонии и мучений, созданное внезапным осознанием своего собственного несчастья. Источник: http://www.kulturologia.ru/blogs/230915/26391/ (прим. Переводчика) [2] Sōkaiya (総会屋) - это очень специфические рэкетиры, уникальные для Японии, и часто ассоциируются с Якудзой; они вымогают деньги у или шантажируют компании, угрожая публично унизить репутацию фирмы и их руководство, обычно на их ежегодной встрече. – Прим. автора [3] Sajang-nim (사장) – уважительное обращение к старшему, к начальнику, например. (Прим, автора) В последующем я буду использовать слово «босс». Уж простите, это нереально – произношение китайских-корейских имен, слов, выражений))) – прим. Переводчика. [4] Geondal (уроженец) – у автора в оригинале - относится к южнокорейской мафии и организованной преступности, в то время как kkangpae являются "уличными бандитами" (здесь прим. Автора). Kkangpae – именно те, кто охранял босса Ли во время сделки с русскими в самом начале. Здесь я честно просто не нашлась, как их обозвать))))) «Остальной клан», «остальные соплеменники»? В общем, не знаю. ( Прим. Переводчика.) [5] Lóngtóu (龙头) (Привилегированный) - буквально означает "голова дракона", имеется в виду глава Триады. [6] Kabukichō (歌舞伎町) - квартал развлечений и красных фонарей в Синдзюку, Токио. Здесь расположено множество клубов свиданий и хост-клубов, отелей, магазинов, ресторанов и ночных клубов, и его часто называют «Неспящим городом» (眠らない街). – Прим. Автора.