Kintsugi - "Мы сжигали мосты (чтоб дорогу домой нам осветили они)..."

-Ну и как он тебе? Этот знаменитый японский Козырь? – Спросила Мила, как только они вышли из бара. Их лимузин ждал у самых дверей, и шофер быстро распахнул для них заднюю дверь, уводя от промозглой зимней ночи. До отеля они ехали совсем недолго, но в таких поездках они старались сильно не отсвечивать. – Он оказался таким, как ты себе представлял? Это был отличный вопрос. Если бы Виктор был абсолютно честен с самим собой, то ответил бы громогласным «нет». Несмотря на то, что Мила об этом не знала, Виктор и вправду слышал о Козыре задолго до того, как Криспино объявили о заключении контракта с наемником. Яков любил быть в курсе зарубежных событий, особенно, когда речь шла о возможных угрозах, как для семьи, так и для их заграничных активов. Обычно новости были скучнейшими, ограничиваясь либо какими-то сдвигами во внешнеторговых соглашениях, либо неудобными законами, принимаемыми разными странами, чтобы ограничить доступ на свою территорию. Но почти десять лет назад прошел слушок о восходящей японской криминальной звезде. Слухи были не особо страшными, по крайней мере, в самом начале. Тут и там появлялись заголовки, то о президенте какой-то фирмы, загадочно погибшем в аварии, то о банде, которая вдруг осталась без руководства, то о продажном политике, умершем при обстоятельствах, которые даже полиция сочла подозрительными. Нигде не было конкретных доказательств, которые могли бы связать все эти случаи воедино, так что их с удовольствием списывали на рост насильственных преступлений, а не на работу одного конкретного человека. Но во всех этих преступлениях было нечто, что поразило Виктора настолько, что он принял к сведению, все это, хоть и было неотполированным, грубым, но точно принадлежало руке одного человека, если внимательно присмотреться. Убийства были совершены в конфликте личности и профессионализма: каждой цели был нанесен удар с близкого расстояния, но без особого садизма, типичного для подобных преступлений; все было спланировано кустарно, но без свидетелей и лишних жертв, которых надо было бы зачищать. Тот, кто совершил эти убийства, был жесток, но милосерден, поскольку раны всегда были нанесены решительно. Сам Виктор предпочитал дистанцию, когда работал – чем дальше от него была цель, тем он увереннее выполнял контракт. Легче было довериться собственным навыкам, чем непредсказуемости человеческой натуры, а ведь именно эта уверенность и сделала его отличным снайпером. Однако, самым удивительным в каждом убийстве было отсутствие характерной «подписи»: визитной карточки, чтобы другие клиенты и работодатели знали, чья это работа. Убийства оставались нераскрытыми годами; хотя, незадолго до этого упоминание Козыря стало появляться в отношении других смертей, тоже без подтверждения, в первую очередь им самим. А дальше был Лоэнгрин. Криспино были одной из старейших преступных семей на Сицилии, которая на протяжении многих десятилетий создавала законные и незаконные связи по всей Европе. Их ожесточенное соперничество с Ди Анжело длилось почти столько же времени, знаменита вендетта, кровопролитная на улицах Палермо, длилась многие годы, и было похоже, что ни конца, ни края ей не видно. Но все это игнорировалось полицией и другими бандами, потому что разборки велись преимущественно внутри семей. Это было записано в тех немногих правилах, что были у Коза Ностра; мафиози всегда обращали внимание, когда речь шла о привлечении посторонних для работы или собственных детей, пока тех не инициировали, особенно, когда дело касалось чего-то настолько смертоносного, как кровная вражда. Пожар, в котором погибли Дон Криспино и его жена, начался изнутри виллы, и шел снизу вверх. Его усилило изрядное количество бензина, разлитого по земле вокруг входов и выходов, от чего пламя распространялось пугающе быстро, так что никто не успел бы поднять тревогу, позвать на помощь. К несчастью, домашняя прислуга попала под перекрестный огонь, они были в отдельном крыле виллы и сгорели вместе с членами семьи, которой служили. Виктор ездил по делам, когда Якову позвонили от итальянских партнеров. Криспино были соратниками Фельцманской Братвы, не то чтобы друзьями, но известие об их смерти всколыхнуло всю Европу почти так же быстро, как тот пожар, в котором их вилла выгорела дотла. Ди Анжело все отрицали, но на самом деле им никто не верил, тем более, что всплыли детали той ночи, и стало ясно, что это был поджог. Подспудное неодобрение прокатилось по рядам Коза Ностра о нарушении кодекса чести. До сих пор никто открыто не спорил с Ди Анжело, поскольку те были очень влиятельны на Сицилии, но это сыграло только на руку при их тотальном уничтожении. Смерти начались спустя несколько недель. Сначала они были неприметными, будто бы случайными, но лишь на первый взгляд, пока любопытство не заставляло начать задавать вопросы. Несчастный случай, сердечный приступ – это трагедия для родных, но ничего особенного, ничего личного, никакой подоплеки. Ди Анжело не знали, что на них охотятся, пока не стало слишком поздно, когда тела их подручных и двоих сыновей не были найдены в театре Ди Сан Карло на спектакле «Лоэнгрин». Каждый получил удар в затылок, перерезанную глотку, спокойно перерезанную, пока зрители аплодировали стоя на поклоны труппы в ожидании занавеса, а их крики утонули в овациях. СМИ просто взорвались, назвав это La faida di Palermo[1], хотя люди говорили просто Лоэнгрин. Новости настигли Виктора, когда он был в Швейцарии. Это было у всех на устах, даже Кристоф, который обычно не тяготел к подобным ужасам жизни, не смог сдержаться. -Это кто-то очень умелый. У Ди Анжело нет ни единого шанса, кроме как бежать и где-то спрятаться. Виктор поднял взгляд от газеты, что лежала перед ним. -Значит, ты считаешь, что это торпеда?[2] Крис развернул к себе газету. -Да, - отозвался он, указав на громкий заголовок, что занимал половину главной страницы, - это объявление войны. Полная, тотальная уверенность в себе. Ди Анжело попали le pétrin[3] – другими словами, их поимели, если говорить грубо, если они не узнают, кто это сделал. Опера обернулась кровавой сицилийской войной. Найдено 3 тела в прошлый вторник на постановке «Лоэнгрин» в Театро Ди Сан Карло. Неаполь, Италия – в прошлом месяце серия жестокий убийств, предавшая поговорке “Vedi Napoli e poi muori! (Узри Неаполь и умри!) для Кармело Ди Анжело и его сыновей, прибывших с визитом из Полермо, Сицилия, когда они были жестоко убиты во время вчерашней постановки в опере. По утверждению полиции: причиной стала причастность семьи к преступной группировке, недавно устроившей расправу над семьей Криспино. Источники утверждают, что полиция изучила все возможные связи между инцидентом и другими смертями… (продолжение на странице 4). Кристоф был прав, как всегда. За два месяца число погибших возросло до непостижимых цифр, и незадолго до того, как Ди Анжело нарушили еще несколько правил кодекса чести Коза Ностра. Прожженный мафиози умолял полицию о помощи, просил защитить его семью. Они были напуганы, что и понятно, так что быстро поняли, что это был только вопрос времени прежде, чем они увидят новый труп. К тому моменту Сара и Микеле Криспино начали появляться в свете, пережив пожар, убивший их родителей, и ни у кого не осталось сомнений, кто устроил эту вендетту, и все знали, кто выиграл войну. Именно в этот момент истории о японском Козыре вновь наводнили континент – топовый силовик Якудзы, по слухам, был замечен в Европе, и Ди Анжело задавались вопросом, можно узнать этого человека в лицо, или выяснить его имя. Сара была не рада, что ее обвиняли в убийствах и связи с ним, но долго хранить все в секрете не могла, так что Козырь оказался на слуху на несколько недель во время воскрешения из пепла семьи Криспино. Все пытались и так и не смогли выудить из Сары информацию, даже Яков. До тех пор, пока Виктор не подослал к ней Милу, и Сара нарушила шестилетнее молчание, но не назвала ни единого имени, кроме Минами Рюичи. Здесь была самая сложная часть. У них было несколько активов, которыми Виктор воспользовался, ожидая, пока босс якудзы заглотит приманку. Кокаин был частью сделки между Братвой и Санджиру Па, так что он был готов его лишиться, и если при этом корейский рынок сбыта рухнет, он убьет двух зайцев одновременно. Что значили двадцать пять миллионов, когда речь шла о мести? Тот факт, что они заполучили печально известного наемного убийцу с первой попытки, было просто удачей. Встреча с Козырем была интересным опытом, хотя, вероятно, лучшим термином стал бы «восторг». Ожидания Виктора были весьма высокими, он представлял кого-то, переполненного силой и отлично подходившего под титул «Японского Дьявола», но вместо этого Козырь оказался тихим. Мила показала ему на расстоянии: одинокая фигура, облаченная в дорогой, но мешковатый костюм, в охотку напивающаяся. Все в нем ощущалось каким-то обычным, когда Виктор вдруг понял, что должно быть нечто, чего не видно на первый взгляд. Он был среднего телосложения, среднего роста, средней внешности, с темными волосами и темными глазами, какие были почти у всех японцев, что встречал Виктор. Он не был мужиком. Это было… как-то даже обидно. Хотя Виктор прекрасно понимал, что внешность ни на что не влияет, когда дело доходит до мастерства, и такого человека потом просто не вспомнишь. Он повел себя, как простая пешка, когда его загнали в угол, и на самом деле, казалось, полностью скрылся от внимания. Его плечи вжались, пытаясь стать как можно меньше, словно там, где он должен был быть, существовал вакуум. И когда он говорил, его голос был тихим, с легким акцентом. Он колебался, спрашивал разрешения, старался быть услышанным в шуме клуба. Тем не менее, Мила была уверена, что это стоящая сделка, кивнув, когда Виктор оглянулся на нее. Он не был уверен. Пока что. Но Виктор был терпеливым и готов был подождать, если потребуется, чтобы увидеть, что скрывалось внутри у этого человека, сидевшего перед ним, - даже, если бы ему пришлось выдавить эту твердость из-под кожи Козыря самому. Мила посмотрела на него. Он слишком долго молчал, затерявшись в своих воспоминаниях, и она повторила вопрос: -Так что ты думаешь? Уголки его губ почти поднялись в улыбке, когда он твердо сказал: -Он это сделает. -А какой он? Что говорил? Как он выглядел? – Минами так и сыпал вопросами последние три дня, с содроганием в голосе, следуя хвостом за Юри, когда они оказывались рядом. Молодой блондин практически запрыгнул на него, когда тот вернулся в Нада-Ку, и его только распалила просьба Юри к обслуге начать подготовку к визиту печально известного русского Пахана. Все всполошились, услышав об этом. Все поверхности были отмыты и отполированы, как новые, коврики-татами либо проветривали, либо меняли, невероятные ароматы долетали из кухни, когда повара разрабатывали новые рецепты, чтобы порадовать всех европейским ассортиментом. Будто бы Виктор Никифоров был князем или важным сановником, хотя это не сильно было далеко от правды; он был легендой даже для тех, кто жил на самом краю криминального мира. -Я слышала, он очень красивый. – Перешептывалась прислуга, как отметил Юри, поверх своих вееров, и только, когда замечали его, склонялись перед безумным господином Кацуки. Он не разделял их энтузиазма, ничего не ощущал, кроме пустоты страха в своем животе. Бездонная яма, тоннель к центру земли. На его коже выступал легкий пот, когда он думал о мужчине, как тот двигался, как говорил, о том, чего хотел. Слишком поздно было отступать, даже, если бы он захотел. И какая-то отчаянная его часть была готова это сделать. Сочи оказался чередой ошибок. Они преследовали Юри тенью, как только он сошел с самолета в Шереметьево. То, что Виктор обнаружил бы все несостыковки, выяснил, кто он такой и что сделал, казалось неизбежным, если бы он только не думал постоянно о том, как плохо это может закончится. Его замучают и убьют. И если повезет, он прихватит свою семью с собой. Но еще более отчаянной ему казалась та ночь, когда он звонил кумичо, размышляя, что риск того стоит. Смерть была бы легкой, он сталкивался с ней тысячи раз и сам решал, кого ей предать. Жизнь, вот что было сложно. Он не знал, сколько еще сможет продолжать путь, на который он ступил - пустая гильза, гонимая вперед без обещания конца. Он молился, чтобы еще столько же лет. Он и вправду сюда вернулся? -Я все тебе рассказал, маленький господин, - сказал он, ослабив прохладный шелк своего галстука, узел которого слишком плотно сжимал ему горло. Виктор Никифоров должен был приехать с минуты на минуту, и Юри ощущал себя совершенно к этому не готовым. Ожидание повисло тяжестью в воздухе не только вокруг него, вокруг всей семьи. Минами вздохнул, его глаза все еще искрились, а дыхание было взволнованным. -Я знаю. Просто у тебя самая крутая жизнь, учитель Юри. – Он постарался не рассмеяться над этим нелепым предположением. Это было не совсем то слово, которое он бы употребил, но Минами не унимался. – Не могу поверить, что Виктор Никифоров приехал сюда в поисках именно тебя. Т.е. я как раз могу! Потому что ты лучший, просто невероятно! – Они остановились в нескольких шагах от банкетного зала. Кумичо и Вакагашира[4] уже были внутри, вместе с множеством подчиненных, дожидавшихся начала трапезы. – Я хотел бы, чтобы Отец позволил и мне его увидеть. Юри сглотнул комок в горле, повернувшись, чтобы взглянуть на Минами. Он смахнул алую прядь волос, упавшую на лицо мальчика, вспоминая, как Мари делала точно так же с ним. -Это к лучшему, маленький господин. Оставайся невинным подольше, - добавил он, понизив голос, мягко, будто не осмеливался сказать это громче. – Тебе пора. Кумичо не обрадуется, если увидит тебя здесь. – Минами не надо было уговаривать дважды, хоть он и стоял, завороженно касаясь того места, где только что его коснулся Юри, а потом взвизгнул и помчался прочь. Двери скользнули в стороны, открывая огромную комнату, купавшуюся в роскоши. Нежные фонарики висели гирляндами вдоль стен, бросая бледно-золотистые блики сквозь полупрозрачную бумагу, смягчавшую этот свет. В центре комнаты был длинный, низкий стол, до краев заставленный различными деликатесами. Все от традиционных японских блюд до эксцентричных европейских кулинарных изысков было там, красиво сервировано, а официанты добавляли последние штрихи. Во главе стола сидел кумичо, одетый в строгое формальное кимоно, со вакагаширой по правую руку и двумя охранниками в дальней части комнаты. Дыхание Юри перехватило. Фантомная боль скрутила палец, напоминая ему о том случае, когда он был в последний раз в этой комнате. Он стоял на том же самом месте, буквально там, где несколько дней назад бился лбом в пол, давясь гневом, болью, стыдом. Та ночь, казалось, осталась далеко позади из-за всего, что произошло с тех пор, как это случилось, но теперь он был в фаворе, так что вышел на свет. -Юри, - нараспев проговорил кумичо. Он взглянул на костюм Юри с нескрываемым разочарованием, предпочитая видеть более традиционные наряды на своих подчиненных, и стал приглядываться к нему внимательнее. – Придется согласиться, - сказал он после долгой паузы, а потом резко мотнул головой вправо. – Сядь. – Юри и вакагашира замерли, глядя друг на друга поверх головы кумичо, не веря и не зная, как реагировать. Между ними повисло неловкое напряжение, которое заметили остальные в комнате, бросив свои дела – официанты перестали работать, охранники повернулись во главу стола, затаив дыхание. Губы вакагаширы чуть скривились, и на мгновение Юри решил, что он что-то скажет в знак протеста. Но потом он поднялся и молча и гневно пересел по другую сторону от кумичо. Остальные в комнате отмерли только тогда, когда Юри занял опустевшее место справа от кумичо, почетное место. – Неплохая рокировка. В конечном счете, это твоя сделка. Неудивительно, что это подняло ему настроение. Незадолго до прибытия русской делегации можно было сказать, что они вот-вот прибудут. Воздух в квартале изменился, ощутимо зарядившись энергией, которую Юри узнал при встрече с ними, и принадлежала она непосредственно Виктору Никифорову. Человеку, который не мог не обратить на себя внимание. Его присутствие было центром притяжения, заставляя выходить остальных на его орбиту. Их было всего трое, образуя небольшую группу, и все они были молоды, гораздо моложе кумичо и вакагаширы – верхушка одной из самых могущественных группировок России. Среди них была та самая рыжеволосая девушка, бледная и стройная. На этот раз она была под руку с другим мужчиной, высоким и темноволосым. У него было угловатое суровое лицо, но его глаза были яркими и выразительными, разглядывая людей в комнате. И, наконец, последним вошел Виктор. Их глаза встретились поверх стола лишь на мгновение, потом Юри отвел взгляд. Склонив голову, пока боссы приветствовали друг друга, сосредоточившись на сжатом под столом кулаке и складках собственных брюк. -Пожалуйста, присаживайтесь. – Пригласил кумичо. Он протянул руку в приветливом жесте, но его голос источал холод, словно подобное торжество было тут каждый день. – Разделите с нами трапезу прежде, чем мы перейдем к другим вопросам. Ужин пошел своим чередом, растянувшись, казалось на часы, хотя в действительности занял не более часа или двух. Все на вкус казалось тленом; он лишь положил в рот пару кусочков, а потом отставил тарелку. Виктор смотрел по-прежнему только на него, и так было во время всего ужина, будто он пытался запечатлеть образ Юри. Это было неудобно, потому он молчал, сомкнув губы в плотную линию, пока разговор его не касался и не затих вместе с остатками еды, которые унесли. Официанты поставили изящную бутыль саке и набор рюмок, инкрустированных перламутром и мерцавших в центре стола. -Ваше предложение заинтриговало нас, Никифоров, - начал кумичо без обиняков. – И я признаюсь, такое партнерство было бы… чрезвычайно полезным для нас. Но двадцать пять миллионов за услуги всего одного человека? Это почти вызывающе возмутительно. Юри бросил беглый взгляд по лицам русских, разглядев морщинки, что залегли в уголках их ртов и глаз. Кроме Виктора. Он весь был само очарование, сияя улыбкой, несмотря на оскорбление, которое ему почти бросили в лицо. -Не то, с чем мы не смогли бы расстаться. – Его голос звучал с издевкой, легким напоминанием, повисшим между двумя мужчинами, не нуждающимся в озвучивании. Ты ничто в сравнении с нами. Мы можем купить тебя, продать тебя. - Я предпочитаю работать только с лучшими, независимо от цены. – Его взгляд снова коснулся Юри. Я завладею тобой. Бездонная пропасть в желудке развезлась снова, когда рука кумичо внезапно легла ему на колено. Он сжал бедро, и Юри дернулся, когда пальцы впились в него. -Да, - хватка кумичо стала довольно ощутимой, чтобы причинить боль, - мой Юри обладает такой репутацией, что даже в России наслышаны о его деяниях. -Есть ли кто-то, кто не слышал о Лоэнгрине? Кумичо рассмеялся, густо и бесстрастно. -Нет, наверное, нет. Но в том-то и проблема, Никифоров. Ты хочешь моего Козыря, чтобы он устроил «Лоэнгрин» для тебя. Даже с тем, что ты предлагаешь, я могу лишиться его, если его убьют. Он молод, у него еще годы работы на меня впереди. – Они говорили о нем, как о животном, не более того. Юри думал, что его кости треснут, так сильно сжались его кулаки. -Тогда еще десять сверху, если он погибнет. Удвою, если нет. – Виктор пожал плечами, тон был нейтральным, будто в разговорах о погоде. – С вашей стороны было бы разумным принять мое предложение. Рынки Японии столь очаровательны, было бы большим стыдом, если бы кокс оказался в чужих руках. – Незримая ярость прошла волной по лицу кумичо, исчезнув так же быстро, как появилась. Виктор легко улавливал то, на какие кнопки нужно было нажать, чтобы получить свое. - Шесть месяцев. Отдай мне его на ближайшие шесть месяцев, и я обещаю, что ты станешь богаче, чем когда либо мечтал Санджиру. Шесть месяцев. Слова легли грузом в центр его груди. Через полгода я буду свободен. Или мертв. Хватка кумичо на ноге Юри ослабла, когда он заговорил. -Хорошо, Никифоров. Давай выпьем. – Его острый взгляд был с намеком, и Юри двинулся со своего места, перебирая коленями, и принялся разливать саке по рюмкам. Первую он передал кумичо, вторую Виктору. Когда он это делал, пальцы Виктора вдруг сомкнулись на его запястье и задержались; Юри удивленно отпрянул назад, старясь разорвать это прикосновение, пока его не отпустили. Кумичо поднял тост, как только он вернулся на свое место. -За следующие шесть месяцев. Виктор все еще продолжал смотреть на него, пока поднимал рюмку в ответ. -За следующие шесть месяцев, - повторил он, сделав глоток саке. Кожа на запястье Юри горела так, будто ее обожгло огнем. Когда сгустилась тьма, сгустились и тучи, делая небо чернильно-черным. Луна была скрыта низкими облаками, висевшими, казалось, прямо над крышами Нада-Ку, готовясь извергнуть снег и оставляя воздух потрескивающим, будто выпивая остатки тепла из земли. Дыхание его было легким, болезненно чистым и судорожным, когда расправлялись его легкие. Ужин заставил его почувствовать удушье, задыхаться в его дорогом костюме и в толщине этих стен. Он практически сбежал в свои комнаты, как только все закончилось, рывком распахнул двери во внутренний дворик и расстегнул одежду, обнажаясь до белья, чтобы ощутить этот холод. Ему нужно было подготовиться, собрать вещи и подремать до рассвета, но он хотел просто стоять тут. Было бы проще, если бы он так и остался, заснул, пока все тепло не уйдет из его тела, с поверхности его слишком горячей кожи, на запястье, где задержалось прикосновение Виктора. Теперь к нему вернулся странный ступор; мысль о том, что его сердце остановится насовсем, была утешительнее, чем он заслуживал. Почти механически он опустился на колени, приподнял татами и доски, зашарил рукой в усеченном под ними пространстве. Кончики его пальцев ощутили прохладный металл кольца Виктора, и он достал его, умостив в центре ладони. Оно было тяжелее, чем казалось, плотная полоса золота, сверкнувшего по своей округлости. На нем была выгравирована печать Фельцмановской Братвы, простая буква V, всего две линии, идущие по диагонали к центру и вписанные в окружность[5]. Это был первый раз, когда Юри смог рассмотреть его, не то, что тогда, когда только вернулся из России и просто сунул его в свой тайник, сейчас просто ничего не смог с собой поделать. Кольцо было явно потертым и любимым; блестящее золото потерлось и потускнело в некоторых местах, кое-где виднелись небольшие царапины, афишируя его носку. Это кольцо было на пальце Виктора очень долго, а теперь оно было в руках Юри. -Уже на коленях, Юри? – Голос резанул тишину откуда-то сзади. Юри сжал руку, автоматически пряча кулак, чтобы скрыть кольцо, и увидел кумичо, стоявшего в дверном проеме, все еще одетого в строгое кимоно с ужина. Юри низко склонился, чуть не касаясь пола, с вытянутыми руками перед ним; он глянул на свой тайник и отметил, что и доски, и татами на своих местах, прямо под его торсом. Кумичо подошел к нему ближе, настолько близко, что Юри краем глаза видел его обувь. – Ты так же будешь кланяться этому русяку?[6] Кумичо склонился, коснувшись пальцами волос Юри, и вздернул его голову. Юри ахнул от боли, выпрямляя спину, когда рука запрокинула его голову назад, обнажая горло и мягкий изгиб нижней челюсти. Несколько мгновений они оба ничего не говорили, просто пристально смотрели друг на друга, пока кумичо не ослабил хватку и не отпустил Юри. Эти грубые пальцы все еще лежали на голове Юри, поглаживая его, как собаку. -Полагаю, придется, если он потребует. Позор, что тебе придется иметь дело с такой мразью, как он, - проговорил кумичо. Его голос был невероятно, нереально нежным. – Позаботься о том, чтобы не опозорить меня, Юри. Я все еще твой хозяин, не важно, в чьих руках поводок. Что-то внутри Юри отшатнулось, среагировав яростью на эти слова. -Следующие шесть месяцев, - смело заговорил он, стараясь быть убедительным, чем был когда-либо, обращаясь к кумичо. – Только на ближайшие полгода я буду свободен. -Да, полгода. – Он уловил выражения, скользнувшего по лицу пожилого мужчины, хотя оно и было молниеносным. Рука спустилась вниз от макушки к подбородку, поднимая лицо. -Сделай все возможное, чтобы заработать это, Юри. Я жду от тебя великих свершений. Он крепче сжал кулак с кольцом. Потом, когда кумичо вышел, он рассмотрел кожу на ладони, заметив белый след от печати в складках кожи. -Хорошо. [1] La faida di Palermo: что означает "Разборки в Палермо", в основе чего лежит настоящая мафиозная вражда, случившаяся в Италии в 2004-2005 г. – Прим. Автора. [2] Со слов автора: торпеда – наемный убийца в криминальной сфере. – Прим. Переводчика. [3] le pétrin— буквально, попасть в затруднительное положение. – Прим. Переводчика. [4] Wakagashira – второй в иерархии Якудза после Босса-Кумичо. – Прим. Автора [5] Печать Братвы Фельцмана: основана на символе древнеславянского Бога Велеса. Он правил природой и подземным миром. [6] Rosuke-уничижительный термин, используемый японцами для обозначения русских. – Прим. Автора.