Kintsugi - "Мы сжигали мосты (чтоб дорогу домой нам осветили они)..."

-Снова. Юри задыхался, глубоко и тяжело дыша. Воздух волнами выходил из его груди, заставляя содрогаться все его тело, от позвоночника до колен, на которых он стоял на голой земле, опираясь на руки. Он пытался встать, но не смог найти в себе сил. Не было ни единой части его тела, которая не пострадала бы – боль исходила, казалось, от самых его костей, поднимаясь к поверхности тела, подобно поту. Дорогие кожаные ботинки появились в поле его зрения. Он поднялся, держась за плечо, но тут же оказался лежащим. -Я сказал тебе, мальчишка, снова. Юри перевернулся, дрожь прокатилась по его телу, снова уходя до колен. Он посмотрел на охранника, стоявшего прямо перед ним, потом на кумичо, бесстрастно наблюдавшего за происходящим со стороны. Он уже потерял счет, сколько раз слышал эту команду – голос был жестким, и лицо было настолько суровым, что казалось вырезанным из дерева. Как давно он в последний раз слышал собственное имя? Может, месяц назад, а может больше; сложно было уследить, сколько прошло времени, поскольку каждый день выглядел так же, как прошлый, наполненный пустой серостью четырех голых стен без окон. Его воспоминания размылись, размылось ощущение сна, пробуждения, еды, тренировок. Постоянно, всегда только тренировки ( но для чего, он не знал) до тех пор, пока его тело не истощалось, и тогда его тело снова тащили в камеру, полумертвого и сломленного. Он плакал, только чтобы заснуть, в первые месяцы своей новой жизни, пока не смирился, что никто не придет его спасти. Прошло много времени прежде, чем он прекратил оплакивать свою семью в ночной темноте, начав отключаться, как только доползет до матраса и закроет глаза. Он скучал по ним больше, чем думал, возможно, больше, чем мог бы представить. Они называли бы его Юри, нежно, нежно коснулись бы каждого его ушиба. Теперь он откликался на мальчишку или собаку, или просто скотину. Он вложил в это остатки своей силы воли, но ему, наконец, удалось встать. Поднявшись во весь рост, Юри увидел, как охранник смотрит на него с лица, напоминавшего халка, над мускулистыми плечами и огромными кулаками. Юри был и моложе, и меньше, чем этот человек-гора, и часами они спарринговались, точнее, охранник молотил по нему все это время. Свежие синяки вздувались на коже, добавляя красок зелено-черно-синему лоскутному полотну его тела. Все будет не дольше, чем он рассыплется; он уже был готов к этому, ощущая свое налитое свинцом тело. Все таки, ему нужно было попробовать, хотя бы ради собственной гордости. Юри знал, что любой из мужчин, тех, кого, кумичо брал на разборки, был бы счастлив, если бы ему дали хоть половину такого шанса. Поэтому он не мог позволить себе его упустить. Они кружили друг перед другом по большой дуге, чуть присев, будто дикие звери, только без когтей и меха. Юри был молод, да, но он был быстрым и проворным. Мышцы его десятилетнего тела сложно было поймать этими громадными мясистыми руками, пока он изворачивался и крутился. Это был почти пасодобль [1] – погоня, бой, танец – все в одном. Он был матадором, загонщиком быка; каждый бросок его руки раскручивал кроваво-алый плащ в его воображении, дразня эту плотную яростную массу. Возле его лица просвистел воздух, когда мужчина метнулся рукой к его горлу; Юри сместился, пройдя под его рукой, и закончил движение по другую сторону от мужчины. Удивленный, охранник повернулся к нему, готовясь схватить, но зацепил только пустоту, развернувшись на каблуках. Воспользовавшись этим новым знанием, Юри перешел в наступление, ударив со всей силой, какую только смог собрать, мужчине под колени. Они свалились на грубый пол, Юри восседал на хребте охранника, руки скребли по спине, по ткани черного костюма, подбираясь к волосам, к шее. Юри едва мог дышать, кровь пульсировала в каждой части его тела, каждый удар, как бешенный, отчаянный, призванный вогнать лицо мужчины в грязь пола. Это длилось недолго. Могучая рука локтем прошлась по его щеке и сбила его на пол; он упал, задыхаясь. Белые точки закружились перед его глазами. Юри ничего не мог поделать, кроме как лежать и смотреть в темное небо, пока его не заслонило окровавленное лицо охранника. Тяжело тело навалилось сверху. Юри лишился остатка сил, когда тяжелые колени сдавили его ребра, толстые руки обернулись вокруг тонкой шеи. Перед глазами потемнело и тут же стало невыносимо ярко, будто весь окружающий мир погрузился в туман. Все, на чем он смог сфокусироваться, была тонкая струйка алой крови, капающая из сломанного носа охранника, будто бык намотал на рога алую тряпку плаща. -Довольно, - бросил кумичо, его голос звучал приглушенно, будто во сне. И тут давление с тела Юри ушло, и ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что охранника отогнали в сторону. Нога бросила ворох песка ему в лицо, где из открытого рта уже набежала озерцом кровь вперемешку со слюной. – Значит, тебя можно обучить, мальчишка. Только я предположил, что твой первый раз был случайностью, и вот я понимаю, что внутри тебя есть жилка жестокости. Эти слова вызвали дрожь, пробежав сквозь него, напоминая, почему он там оказался. Это была его вина – его жестокость, склонность к насилию – кровь, замаравшая маленькие ладони, пролившись по линиям чем-то темным, опасным, пока он бил и бил, не переставая. Юри отвернулся от кумичо с отвращением, глаза закрылись, будто последний всплеск энергии его безвозвратно опустошил, уходя теперь в землю. Он не пытался сопротивляться, когда рука опустилась за ним, прихватив хорошую охапку его волос, и подняла его на колени; единственной реакцией от него был полу придушенный всхлип, вырвавшийся из его пораненного горла. Кумичо заговорил. -Я долго думал, что сделать с тобой: убить тебя самого или твоих родных? Возможно, ты продашься самому важному политику, а, может, будешь работать в одном из наших клубов, где ты хотя бы снимешь клиента или двух. Или я просто загоню тебя обратно с твоей семьей, в гроб. – Юри открыл глаза, мужчина казался размытым цветным пятном перед его взором; потребовалось мгновение прежде, чем он понял, что это из-за его собственных слез. – Думаю, я найду для тебя лучшее применение. Не так-то просто заменить мне сына, но ты станешь моим псом. Хватка на его волосах ослабла, и Юри свалился бесформенной кучей к ногам кумичо. – Кем ты был до этого, не имеет значения. Ты служишь мне, ты подчиняешься мне. До конца своей жизни ты принадлежишь мне. Юри ушел до рассвета. Снаружи его ждала машина, неприметная, но явно дорогая, с тонированными стеклами, длинный черный лимузин. Виктор уехал накануне, почти сразу после того, как была заключена сделка, бросив походя, что пришлет за Юри утром. Мало кто стал свидетелем этого обмена, но сплетни расползались, как лесной пожар по кварталу, и весь персонал знал обо всем уже через час. Некоторые пришли поглазеть на него, несмотря на ранний час, горничные, пришедшие взглянуть на него в последний раз с надеждой и охранники, чьи взгляды разнились в зависимости от их должности. Минами тоже пришел, рыдая, пока цеплялся за рукав Юри, вопрошая, почему он должен покинуть их так скоро, ведь он только вернулся. Он упаковал в единственный светлый чемодан несколько повседневных вещей и только самые лучшие из своих костюмов. Если ему было нужно что-то еще, он смог бы это купить или послал бы за этим. Пока Юри искал взглядом кумичо, в надежде, что тот придет его проводить, он увидел, что вакагашира ждет его на пороге. Пожилой мужчина выглядел таким же вычурным, как прошлым вечером, в его голосе кипел гнев. -Эта сделка ничего не изменит, Катсуки. Ты был псом, псом и останешься, и не важно, кому ты кланяешься. – И без того суровое лицо при этих словах пошло глубокими уродливыми складками. Юри ощутил, как его сердце пропустило удар на долю секунды от ярости, но он раздавил эту эмоцию под собственным каблуком. -МЫ всего его псы, - хладнокровно отозвался он. – Ты обманываешь себя, если думаешь, что это не так. – Тут он увидел еще до того, как мужчина замахнулся, в глазах вакагаширы желание ударить. Мгновенно Юри развернулся, поймав кулак в дюймах у своей щеки. Он удерживал руку вакагаширы без особого труда, пульс бился под кожей даже тогда, когда пальцы мужчины ослабли. Юри отпустил его минуту спустя и вышел за ворота квартала без единого слова. Автомобиль повез его не на Восток, обратно в Токио, как сначала думал Юри, а скорее в сторону знакомых извилистых дорог, ведущих в Фукуоку. Второй раз за столько недель он оказался на западе и так близко к дому, как не был последние пять лет. Когда он это осознал, на него снизошло чувство покоя, неизбежное дежавю; его сердце изнывало, вспоминая, как Мари сжимала ему руку в темноте, а потом он заставил себя закрыться сталью от воспоминаний о раненном отце. Это была спокойная поездка. Никто не вышел его встретить, но вежливый, хоть и отстраненный водитель, поднял перегородку, как только Юри сел в лимузин. Следующие шесть часов прошли без единого слова между ними, хотя его и услышали бы через непрозрачный пластик перегородки, если бы он захотел поговорить. Миллионы мыслей кружили в его голове. Каждая оставляла легкое головокружение, тишина становилась все плотнее по мере того, как новый километр оказывался позади. Ему нужно было очистить мысли, подумать, поэтому он открыл окно и подставил лицо ветерку. Проснулся он несколько часов спустя, внезапно выпав из сна, потому что автомобиль остановился перед роскошным отелем. Располагался он в самом центре шумного города и был таким высоким, что ему пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть его верхние этажи где-то в сером зимнем небе. Консьерж, что встретил его и принял его багаж, повел его к одному из персональных лифтов, предназначенных исключительно для того, чтобы попасть в пентхаус класса люкс, который был зарезервирован и для него. Там располагалось множество номеров, обставленных светло-кремовой мебелью из темного дерева, и повсюду была позолота; Половина стен были стеклянными, выходя на террасу на крыше, где был открытый бассейн и джакузи, встроенное в пол, хотя было слишком холодно, чтобы ими воспользоваться. Это было слишком роскошно для только что нанятого работника, и он понял – зато идеально подходит такому человеку, как Виктор Никифоров. Это были его апартаменты. Как же иначе. Юри вздрогнул при этой мысли, повернувшись и почти ожидая, что мужчина материализуется у него за спиной в ответ на призыв. Но там никого не было; он стоял один в пустых стенах люкса, его нерешительные шаги тонули в плюшевых коврах, а первым желанием было открыть дверь на террасу. Консьерж поставил чемодан в гостиной, и Юри тут же рухнул, отдав себя в объятия красивого дивана. Он ждал, и ждал, и снова ждал. К концу третьего дня он все еще был один, и весь этот невероятный запас энергии начал в нем потихоньку умирать. Отчасти дело было в раздражении, отчасти в гневе, ведь такое долгое ожидание без причин было признаком неуважения, но было там и бессилие; он ничего не мог с этим поделать, несмотря на его недовольство. Юри хотелось движения, бегать, отпустить это напряжение, сводившее мышцы. Его пальцы зудели в ожидании отдачи от выстрела, два пистолета в кобурах были статичными и еще тяжесть запасных обойм, что были припасены в его сумке. Вместо этого он долго и неторопливо гулял по Фукуоке, славящейся своими переполненными улицами. Он разыскивал бары, бордели, игорные дома, искал переулки и темные подворотни, где мог бы спрятаться или наоборот, в случае опасности удачно уйти. Он прокатился на автобусе и обнаружил поезда, выяснив, что они переполненные. Утомленный всем этим он вернулся в номер и решил поупражняться прямо рядом с диваном, хотя можно было бы и в спальне. Присесть. Выпрямиться. Отжаться. Встать на ноги. Присесть. Упражнения были вбиты в него с самого раннего возраста. И он выполнял их с точностью, свойственной мышечной памяти. Это в некотором роде помогало – еще до того, как он стал псом кумичо, рутинность и сама возможность движения помогли ему сосредоточить всю тревогу и волнение во что-то осязаемое. Тогда он катался на коньках или танцевал, чтобы сконцентрироваться; теперь это были просто упражнения. За этим занятием его и нашел Виктор на пятый день: Юри был на самой середине выполнения растяжки, его кожа блестела от пота, а тело висело в воздухе, взгляд был направлен в себя, сосредоточившись на этой вибрирующей энергии в его мышцах. Он услышал, как вошел русский, увидел его краем глаза, опиравшегося прямо о дверной косяк, чтобы посмотреть, как Юри выходит из «позы павлина»[2] . Повисло молчание. Пока Юри не выпрямился. -Впечатляет, - произнес Виктор. Его голос был холодным и ровным, как вода; одним пальцем он выстукивал какой-то ритм по губе, что-то подсчитывая. – Надеюсь, я не заставил тебя ждать слишком долго. Они смотрели друг на друга, и ощущение, будто в него проникают, снова вернулось к Юри. Он вдруг осознал, насколько проигрывает по сравнению с другим мужчиной, насколько он уязвим в тонкой хлопковой рубашке и свободных штанах – резкий контраст с хорошо подогнанным костюмом цвета слоновой кости, обволакивающим тройкой тело Виктора. Он постарался не допустить дрожи в голосе. -Почти неделю, - заметил он и добавил, - я уже подумал, что ты не придешь. -Я хотел посмотреть, как быстро ты рванешь к своему хозяину, сказав, что мы теряем даром время, удерживая тебя тут. – Виктор замолчал, а потом улыбнулся, но без тепла. Мне хотелось посмотреть, к кому ты побежишь, если между нами все пойдет не так. -Шесть месяцев твои, - напомнил Юри. Рот Виктора вытянулся в линию. Напевая, он оттолкнулся от дверного проема, чтобы продвинуться в гостиную; он, наконец, умостился в кресле напротив дивана, и Юри, следуя его примеру, тоже сел. С разделяющей его и Виктора хрупкостью журнального столика и впервые при нормальном свете, Юри не был уверен, как себя вести. Роли были совершенно неясными, спрятанные под таким количеством лжи, что им обоим хватило бы задохнуться. Потому он просто ждал, спрятав руки в рукава, чтобы скрыть собственное волнение, от которого пальцы так и дрожали. Его пульс бился на запястье, в том же месте, где Виктор схватил его несколько ночей назад. -Да… ты прав. Следующие полгода ты принадлежишь мне, не так ли? А я не люблю делиться. – Взгляд Виктора, который он на него бросил, был настолько неприличным, подкупающим и глубоким, но в то же время, не теплее клинка. -Какие бы приказы он ни отдавал, какие бы планы не строил, забудь о них. С этого момента и до конца нашего контракта ты сначала докладываешь мне и рассказываешь мне обо всем. Понял? Он кивнул, просто не смог выдавить ничего из-за сдавившего горло гнева. Порядок был предельно простым, и он мог ему следовать, хотя бы. Кумичо ни о чем его не просил, кроме, как служить Братве; не было никаких планов и контрактов, ничего, только сам Юри, который теперь был на службе у человека, которого он должен был избегать любой ценой, особенно после провала в Сочи. Но ему было все равно. Ему просто нужно было склонить голову и сделать свою работу; Юри знал, что напоминая себе об этом, он уже видит будущее, до которого рукой подать. -Минами. Что он для тебя значит? Голова Юри дернулась. Виктор откинулся на спинку, от острого взгляда ничто не ускользнуло. -Образ отца? Друг? Возможно, любовник. -Мой босс, - настойчиво ответил Юри. Мой хозяин. Пока что. – Он… Босс. -А я? Что насчет меня? Он отвернулся, не ответив, наблюдая, как небо тонет в ночной черноте за окном. Когда он снова повернулся к Виктору, тот уже поднялся и шел к нему. Юри сделал все возможное, чтобы оставаться неподвижным, не среагировал даже тогда, когда рука в перчатке поймала его за подбородок, поднимая его лицо вверх и приближая. Интимность этого жеста была чуждой, отторгающей. Его желудок дернулся от воспоминания запаха и вкуса этой кожаной перчатки, когда она прижималась к его губам. -Оденься. Мы ужинаем с моими товарищами. – Виктор отпустил его, хоть и не отстранился, глядя на чемодан Юри, стоявший до сих пор возле дивана. – Люкс тебе не по вкусу? Можем подобрать тебе другое место, где можно остановиться, если тебе тут не нравится. -Нет! – Выпалил Юри, а потом тише добавил: -Все в порядке. Я сейчас соберусь. Перетащив вещи в спальню, Юри оделся в первый же костюм, который достал из чемодана. Это был один из его прежних костюмов в полоску, более облегавший его тело, нежели те массивные костюмы, что он использовал на своих заданиях сейчас. Этот был проще, почти неприметный, и выглядел он странно обыкновенным по сравнению с безупречным образом Виктора и роскошью пентхауса. Второй мужчина долго смотрел на него, когда он вышел, потом протянул руку, запустив пальцы ему в волосы, снял и отбросил в дальний угол галстук и расстегнул верхние пуговицы у рубашки прежде, чем, наконец, остался доволен. Вместо того, чтобы нанять водителя, Виктор пересек Фукуоку в блестящем спортивном черном авто. Некоторое время не слышно было ничего, кроме звука дороги, плавного скольжения шин по асфальтовому покрытию улицы и тихого урчания двигателя; радио было отключено, и Виктор оставался нем с тех самых пор, как они покинули отель. Они остановились на перекрестке, когда Виктор, наконец, нарушил тишину вопросом: -Что ты знаешь о Такуми Хисаши? -Не многое, - признался Юри. – Я знаю, что он генеральный директор контрактной компании, и что в основном имеет дело с международными клиентами – никто в Японии не будет иметь с ним дела после скандала с наркотиками в прошлом году. На самом деле, он поскромничал. В большинстве случаев, японское законодательство очень жестко выступало в отношении использования незаконных веществ; тем более общественность[3]. Когда Такуми Хисаши был пойман на передозировке посреди рейда наркоконтроля, его карьера была на самом пике, не сказать бы больше. Несмотря на то, что его адвокаты пытались замять эту историю, подробности дела все же придали огласке, и СМИ раструбили о его немедленной отставке. Его компания пострадала, и он потерял все свои контракты в Японии почти за одну ночь, оставив себе только международные. Юри посмотрел на Виктора краем глаза. -Я слышал, он ненавидит всю эту историю, ненавидит иностранцев. -Скорее ревнует, - отозвался Виктор, он встретился взглядом с ним в зеркале заднего вида. – Намечается одна вечеринка, на которую нам нужно получить приглашение на следующей неделе. Ты здесь, чтобы убедиться, что у нас получится. Ресторан был французским. Красивая и золотистая главная зала была освещена низко висящей люстрой, состоявшей из множества кристаллов, переливавшихся романтичными бликами. Свет расходился над богато оформленными красными столами, ковром и шторами, будто попал в рот огромному кровавому монстру, цвет был разбавлен только строгой формой костяно-белого цвета на официантах, подававших еду и вино гостям за разными столиками. Метрдотель был одет полностью в черное и склонился в поклоне от талии, отведя их в дальнюю часть зала после того, как Виктор назвал свое имя, сказав, что его ждут друзья, пришедшие раньше. Виктор обернул руку вокруг талии, притянув его ближе, когда они подходили к столику. Его слова больше напоминали предложение, чем просто шепот в самое ухо Юри, почти касаясь губами его ушной раковины: -Сегодня я здесь, как потенциальный клиент. Хисаши будет переживать, наблюдая за каждым шагом, но я слышал от Милы, что у него есть слабость к красивым личикам. Особенно в чужих руках. Такуми Хисаши не был красавцем. Скорее, он был слишком простым. Он был среднего возраста, невысокий, худой, хотя и не без привлекательности. Волосы на его голове были тонкими и седыми, костюм свободно висел даже вокруг самых широких участков его тела, кроме пузыря на животе, что говорило о том, что он слишком много пьет и ничего не делает, чтобы с этим бороться. За столом уже распили бутылку вина до половины, разделив между собравшимися. Все они встали, когда они с Виктором приблизились, Хисаши озарился дежурной улыбкой. -Рад, наконец-то, встретиться с вами лично, господин Никифоров. – Глаза Хисаши скользнули к Юри, прошлись по его лицу и телу, по руке, что плотно обхватывала его талию. – Я не знал, что вы придете не один. По лицу Хисаши можно было сказать, что он раскраснелся теперь уже не только от вина, и Виктор не был удивлен, когда он протянул руку. Юри пожал ее с улыбкой. Глаза его стали сальными, приглашающими, легким поклоном признавая мужчину. -Согласен. Но когда я уйду, мой Юри уйдет со мной. Юри не удержался и вздрогнул, ощущая, как сказанное Виктором его настоящее имя пробегает дрожью по позвоночнику, будто лезвие. Это было неприятно, но не только. Было что-то от другого мужчины, даже не зная, заставляя заволноваться; фраза, брошенная кумичо, вышла из уст Виктора, чуть измененная его акцентом. Виктор тоже ощутил это, видимо, и прижался поцелуем к уху Юри, пока Хисаши наблюдал за ними. Они сели вместе, Виктор закинул руку за спинку кресла. Юри молчал, когда остальные четверо разговаривали о контракте, улыбаясь время от времени на всякий случай, когда разговор касался его. Он сосредоточил все свое внимание на Хисаши. Он посвятил пожилому мужчине каждую унцию собственного внимания, телом, взглядом, намерением, давая ему поймать проблеск белых зубов, когда Юри мягко улыбался. Предложение, обещание. Это не заняло много времени. Виктор был прав насчет него; Хисаши был помешан на нем всю ночь, восхищаясь, за исключением тех моментов, когда его глаза пробегали по руке Виктора на плечах Юри. Это возбуждало его все сильнее. Мысль о сексе с чьим-то любовником, видимо, сильнее импонировала ему, чем перспектива нового клиента. Возможность пришла вместе с десертом. Юри отер рот и улыбнулся, извинившись, выходя из-за стола. Он бросил прощальный взгляд на Хисаши, прежде, чем направиться в тихий коридор в задней части ресторана. Незадолго до того, как его собственные шаги нарушили его тишину, послышались шаги, стремительные и громкие. Юри слегка обернулся, посмотрев через плечо, и увидел, как Хисаши идет поспешно к нему. -Хисаши-сан, - приветствовал он. Хисаши подошел, и Юри боролся с желанием сделать шаг назад. -Юри, - послышался чрезмерно горячий ответ, голос был переполнен желанием, как и его брюки. Юри больше всего ненавидел эту часть; его кожа попыталась сползти, хотя он ничего и не мог поделать, кроме как стоять там с протянутой рукой, что обвилась вокруг его талии. -Юри. – Выдохнул Хисаши в его рот. В последнюю секунду он повернулся, переводя все в небрежный поцелуй в щеку. Снова дрожь пробежала по его телу, на этот раз дрожь отвращения, ошибочно принятая за желание. Эта часть всегда была унизительной, пока кто-то тебя лапает и прижимается к твоему телу. Он ненавидел это делать, позволяя кому-то прикасаться к нему, хоть и ненадолго. Юри покрылся мурашками, он не был «приманкой»[4]; за всю свою карьеру его невинность ни разу не была настолько под угрозой, ведь смертельный удар наносился намного раньше. На этот раз он был чем-то большим, приманкой, и его тело было возмущено даже одной мыслью об этом. -Я не могу, - проговорил он, когда Хисаши снова поцеловал его. Хватка на его теле стала настолько сильной, что почти причиняла боль. -Ты дразнишь меня весь вечер. Ты не можешь сказать «нет». В этот момент было проще убить его. Юри, пусть и только внутри самого себя, представил, как он выхватывает из рукава свободной от Хисаши руки нож и взрезает мягкую старческую плоть, заглушая его крик ладонью до тех пор, пока он не прекратит трепыхаться. Или, может быть, он сделал бы это нежно, подпустив Хисаши еще ближе, зажимая голову Хисаши обеими руками, пока перерезает ему горло. Он не мог сделать ничего подобного. Юри просто склонил голову еще раз, разводя руками, чтобы переложить их на грудь Хисаши и высвободить больше пространства между ними. -Виктор может увидеть, - сказал он интимным шепотом в ухо мужчине, - я не могу. Но я хочу. Только не здесь, не сейчас. Что-то плотное ткнулось в ногу Юри, и ему стало еще хуже, когда он понял, что это такое. Он заставил себя оставаться неподвижным даже тогда, когда Хисаши прижал его к стене. -Ладно, - бросил Хисаши. Он тяжело дышал, проходясь вдоль линий тела Юри, будто животное, оставляющее метку. – На следующей неделе. Я устраиваю вечеринку под Новый год. Приходи, приводи своих русских, и я трахну тебя. Я покажу тебе, что такое чувствовать мужчину, и буду трахать твой очаровательный рот. И только после того, как Юри, наконец, кивнул, Хисаши отпустил его. Мужчина выглядел растрепанным, лицо было красным и потным, выпуклость на штанах отчетливо повторяла контуры его члена. Юри чувствовал себя грязным, очень, будто его окунули прямо в выгребную яму. Ощущение только ухудшилось, когда Виктор увидел, как они возвращаются, с восторгом, играя в наивного идиота, когда снова обнял Юри. -Отлично, - сказал он после того, как Хисаши передал приглашение, делая вид, что не замечает пристального взгляда, направленного на Юри. – Мы с нетерпением будем ждать встречи. [1] Пасодо́бль (исп. Paso doble — «двойной шаг») — испанский танец, имитирующий корриду. – прим. Переводчика [2] Майюрасана (mayurasana) "Поза Павлина". Тело пребывает в горизонтальном равновесии над землей, поддерживаемое локтями и опирающееся только на ладони рук. Ноги обычно сложены как в падмасане – прим. Переводчика Юри занимается йогой, потому что в детстве у него не получилось всерьез заняться танцами или фигурным катанием. Йога – единственный для него способ снять напряжение и привести мысли в порядок. – Прим. Автора. [3] В Японии законодательство о наркотиках довольно строгое, благодаря культурным традициям. В 2015 году исполнительный директор Тайота был вынужден уйти в отставку после того, как был обвинен в транспортировке наркотических лекарственных средств через границу Японии. Очень сильный общественный резонанс поднимается на почве уличения кого-либо в употреблении, транспортировке или продаже наркотиков, так что я думаю, не слишком уж фантастическим будет рассказ о том, что кто-то потерял свое место в бизнесе только потому, что был замешан про чем-то серьезном с наркотой. Например, купил сорок килограмм кокаина))) – Прим. Автора [4] Honeypot – дословно «горшочек мёда». В данном случае имеется в виду человек-приманка (в сексуальном смысле), который благодаря своим навыкам в соблазнении добывает информацию. – Прим. Автора и переводчика.