Загадка невымытых чашек

      Несмотря на целеустремленность, с которой Поттер убеждал его в бесполезности каких-либо попыток сделать его жизнь лучше, тот оказался на удивление легким пациентом. В первые сутки даже обошлось без дуэли, которой Северус в глубине души ожидал. Сначала Поттер устало возражал против его рассуждений короткими фразами вроде «нет, мы проверяли» и «вы всерьез полагаете, что мы не пытались?», потом развеселился так, что у зельевара заныли виски от его ехидных комментариев, а под конец совершенно успокоился, будто принял какое-то решение. И не замедлил подтвердить это наблюдение:       — Ладно, Снейп, — вздохнул он, устраиваясь поудобнее на просторной софе, в которую незаметно глазу перетек его компактный металлический стул, — мы вроде бы неплохо ладим. Делайте что хотите, только не мешайте работать.       — Я еще и посодействовать могу, — насмешливо хмыкнул Северус. — Чтобы и дальше не разочаровывать. «Неплохо», надо же…       — Тогда переходим на «ты» и смотрим, что из этого получится?       Тем же вечером, когда он на всякий случай выделил Поттеру гостевую комнату в слишком просторном для него одного доме, головная боль впервые за долгое время не навестила его, невзирая на забытое в лаборатории зелье. Тогда он еще не понимал, что это тоже один из симптомов, причем не его.              В следующие три недели предложение о содействии Поттер припоминал ему довольно часто. Иногда с насмешкой, как в тот раз, когда предоставил своему напарнику накладывать очищающие на заблеванную мантию избитого мага, в совершенстве освоившего рецепт Оборотного, но не сумевшего ничего противопоставить кулакам пьяного маггла, чьего одиннадцатилетнего сына он нянчил в облике киношной Мери Поппинс, пока не облажался со сроком действия зелья. Случай был бы комичным, окажись этот случай непозволительно близкого общения с несовершеннолетними магглами первым или хотя бы десятым в карьере одного из членов Визенгамота, рудимента судебной власти, чьи функции в большинстве случаев в обход пышных, долгих и бесполезных заседаний успешно выполняли юристы Аврората.       Иногда Поттер напоминал о содействии всерьез — когда легилименция, использования которой сам он упорно избегал, могла оказаться эффективнее, или когда быть в двух местах одновременно было предпочтительнее, чем в одном… Или, иногда казалось Северусу, когда Поттеру было скучно, и пикировки или долгие ироничные беседы помогали скоротать время, как во время того перелета через Тихий океан, когда они выслеживали одного предприимчивого сквибба, за которым, как оказалось, стояли неожиданно влиятельные люди. И Северус признавал, что «содействовать» Поттеру пришлось ему по вкусу. Не повторяющиеся авантюры, балансирующие на грани закона за негласным одобрением Министра Магии, будили скудные приятные воспоминания молодости.       Поттер не потерял и капли скептицизма, но кажется, был не против его общества как такового. Снейп, к своему изумлению, тоже. Поначалу он считал, что всего лишь исполняет просьбу Грейнджер, отмечая наряду с раздражением и интересом легкую тревогу от того, что с Поттером — снова — что-то не так, но потом понял, что к тому же истосковался по простому общению, где он не «мистер» и не «профессор», а просто «Снейп», и если его собеседник поступает как идиот, ему можно прямо об этом сказать, и получить в ответ не изо всех сил сдерживаемую обиду, не уязвленные взгляды и затаенную злобу, а «хорошо, как сделать лучше?», «сам ты идиот» или просто улыбку. Поттер слегка поумнел со школьных времен, благо, на это у него было целое десятилетие, и стал вполне… приемлемым. Мерлин знает, что подвело Снейпа к этой оценке, которой не удостаивались от него ни в меру блестящие ученые, ни молодые таланты, которые видели в нем пример для подражания, ни те из коллег, чья терпимость не была вынужденной. Возможно, дело было в их общем прошлом, понять которое могли лишь единицы, возможно в том, как балансировал Поттер между своими перепадами настроения, в любое время оставаясь легким, как тряпочка, словно осознавал и принимал все проблемы мира разом, но они не давили на него должным образом.       Снейп как-то очень четко и почти сразу сформулировал для себя это впечатление, и тоже перестал давить — за очевидной бесполезностью попыток и от простого нежелания портить ни к чему не обязывающее общение. И он мог бы поставить свою волшебную палочку на то, что Поттер понял это и оценил. Правда, способствовать его исследованиям охотнее не начал.       Поводы для тревоги были неочевидными, скорее подозрения и дурные предчувствия, чем конкретные симптомы или соображения. Поттер неплохо справлялся, но то, что его магия без малейшего намерения хозяина сводила на нет сильнейшее заклинание, в древности накладываемое на пленников и рабов, было неправильно. Чтобы заполучить его кровь, приходилось использовать маггловский шприц, так как уколы и порезы заживали мгновенно. Поттер практически не нуждался во сне и теплой одежде, пульс был чуть выше нормы, но при этом не учащался от физических нагрузок. С одной стороны казалось, что тело работает на пределе, с другой — что это не приносит ему вреда.       Температура его тела держалась на отметке в тридцать восемь градусов при отсутствии каких-либо признаков инфекции, и вблизи от Поттера было попросту жарко. Особенно ясно Северус чувствовал это, буквально плечом к плечу пробираясь вместе с ним по слабоосвещенным лабиринтам переходов и подсобных помещений под лондонским зоопарком, где по туманным данным, полученным в ходе прошлого расследования, могла скрываться подпольная ферма по разведению магических существ для дальнейшей продажи в качестве ингредиентов.       — Ты ведь терпеть не можешь преподавание, зачем тогда основал университет? — негромко поинтересовался Поттер, хотя мощность заглушающего заклинания, которым он их накрыл, позволяла не только разговаривать в полный голос, но и самозабвенно орать, возникни такое желание.       — Амбиции и расчет. Должен же я был поиметь хоть какие-то бонусы от своего романа с Министром Магии? — рассеянно пробормотал Снейп, всматриваясь в темноту бокового коридора.       — Никогда не поверю, — Поттер осторожно повернул ручку закрытой двери, заглянул в щель и тут же прикрыл ее. — Пусто.       — Думаешь, я потратил годы в безнадежных попытках ликвидировать безграмотность молодых зельеваров из человеколюбия и желания сделать мир лучше?       — Вот уж чего я точно не могу знать, — хмыкнул Поттер и объяснил: — Я о бонусах. Уверен, их ты как раз поимел достаточно.       — Как и она, — криво улыбнулся Северус, прекрасно понимая двусмысленность их беседы.       — Да, Гермиона это умеет, — задумчиво кивнул Поттер, потом резко замер, как кот перед броском.       Снейп успел увидеть вспышку впереди по коридору и выставить щит, но неизвестное заклинание его так и не достигло, а стоявший рядом маг исчез. Как успел выяснить Северус, погоням его напарник предпочитал просто возникать у жертвы за спиной. Крайне раздражающая привычка, к тому же чересчур самонадеянная, ведь спин вполне может оказаться больше одной.       Но когда зельевар быстрым шагом преодолел пару сотен метров до нужного помещения, высокая ведьма с лошадиным лицом, обездвиженная почти полностью, беззвучно клянущая Поттера и безуспешно дергающая увенчанной приплюснутой прической головой, наличествовала в единственном экземпляре. В отличие от ее питомцев. Подсвеченные голубоватым магическим светом аквариумы занимали две стены от пола до потолка и были населены явно волшебными существами, причем видовую принадлежность некоторых из них Северус затруднялся определить навскидку, а одна только парочка желтохвостых южноафриканских уконов гарантировала барышне казенное пристанище на весьма внушительный срок.       Поттер закончил тем временем обыск и приблизился к Снейпу, который внимательно изучал бензинового цвета русалку с локоть высотой и с по-птичьи хищным личиком и пытался вспомнить, что еще он знает об этих существах помимо того, что они считаются вымершими во время войны.       — Я наверное слегка повременю с доставкой этой леди в Аврорат, — тихо сказал маг, склонившись почти к самому его уху. — Обыщу пока остальные помещения, вдруг у нее есть сообщники, — Снейп знал, что эту возможность Поттер исключил с самого начала, и недоуменно обернулся к нему. — Я ее вырублю, а ты присмотри. Заодно мог бы опись подлежащих уничтожению запрещенных ингредиентов составить. По своему разумению.       И Поттер быстро ушел, походя бросив в уродливую от гнева женщину мягкие усыпляющие чары. Северус покачал головой, потом поймал на себе взгляд маленьких черных глаз, почему-то не сомневаясь, что их полуантропоморфный обладатель все слышал.       ***       — … иногда мне кажется, что я живу слишком быстро.       — Ты просто медленно соображаешь, Поттер. Поэтому создается такой эффект.       — Спасибо, я прозрел. Тяжело тебе со мной, наверное. Хочешь, я выпью кофе?       — Третью чашку? Гиперактивность не синоним интеллекта.       — Вторую.       — Как минимум третью. Утром я вымыл три, включая свою.       — Но я всегда мою за собой посуду, Снейп…              Гарри небезосновательно считал свою жизнь причудливой и непредсказуемой, но не мог представить, что однажды у него появится своя комната в доме Снейпа. Защищенном как небольшая крепость, стерильном как операционная и неоправданно просторном, купленном не то в качестве компенсации за крошечный дом детства, не то в расчете, что жизнь однажды изменится.       И Гарри действительно ее изменил, разумеется, в неожиданную для бывшего профессора сторону. С того самого вечера, как он растерял решимость и пошел на компромисс, разомлев от непривычного умиротворения, которое почему-то дарили ворчание Снейпа и его уверенность в том, что он, бесполезный болван, снова излишне драматизирует, Гарри решил разделить с ним свою работу. Потому что Гермиона обещала помощника и потому что заставить Снейпа без малейшей надежды на результат просидеть весь отпуск над образцами его крови казалось попросту непорядочным. Маг видел в нем отражение того, что испытывал сам — тоску по неуловимому и неназываемому, чувствовал это со всей своей благоприобретенной, почти ненавистной проницательностью. И это подкупало, как и его по-снейповски колючая доброжелательность, приправленная отголосками старой вражды и боевого товарищества.       Хотелось и дальше поступать правильно, удерживаться на узкой полоске между двумя состояниями, тем, где он до животной дрожи привлекал людей, становясь противен самому себе, и тем, где он отпускал поводья, беззаветно отдаваясь настроению и минутным порывам, и пугал, отталкивал, в итоге все равно представляясь себе отвратительным. Долгие годы исключением для этих двух режимов общения с людьми была Гермиона, и Гарри надеялся, что Снейп окажется таким же стойким, а сам он не испортит взаимопонимания, которого по всем законам подлости, мироздания и человеческой природы просто не должно было быть.       А ведь портить Гарри умел виртуозно. Умел еще до того, как заполучил в свое распоряжение… или, скорее, его заполучили. Стихия, неподвластная его воле сила, не злая и не добрая, скорее веселая и непредсказуемая, как пьяный матрос, вывела эту его способность на новый уровень. И пояса Эутза не были панацеей. Они не позволяли убить кого-нибудь ненароком, без четко и трезво сформулированного желания, но не делали жизнь намного спокойнее. Временами у него сдавали нервы, и он срывался на окружающих, временами тело отказывалось принимать участие в происходящем балагане и бунтовало, и последствия этого разлада походили на героиновую ломку. И да, он знал, как ощущается героиновая ломка — знал не понаслышке. У него бывали хорошие и плохие дни, воистину изматывающие качели, и не только для него самого. Гарри откровенно объяснил это Снейпу. Сначала искренне полагал, что как специалисту в малоизвестных областях магии, а потом понял, что просто поделился и предупредил… как друга.       Снейп тогда критически осмотрел его — несомненно здорового мужчину и парадоксально сильного мага, пренебрежительно фыркнул вместо того, чтобы трагически вздыхать и сводить брови к переносице, как любила покойная Джинн.       — Вот и наглядное доказательство того, что мышечная масса не показатель взросления. Одно время у меня был целый факультет незрелых и расхлябанных подростков. Ненавижу дежавю.              В школе Снейп бывал невыносим, да и сейчас его наверняка все считали таковым, но за последнее десятилетие Гарри очень хорошо понял, что такое быть невыносимым, и теперь, пожалуй, мог бы на равных соревноваться за первенство. Но это не помешало им в каком-то смысле сработаться. Они оказались в устойчивой гармоничной противофазе, и иногда Поттер пытался понять, могла ли Гермиона предвидеть это? Знала ли она их обоих настолько хорошо, или просто ткнула пальцем в небо, полагая, что хуже не будет? Не могла же она рассчитывать на то, что он ему поможет — с этими своими экспериментальными зельями, половину из которых Гарри отказывался принимать наотрез, интуитивно чувствуя, что это обернется катастрофой, с расспросами, теориями и фолиантами без обложек. Иначе она бы обратилась к нему годами раньше. А теперь…       Теперь он думал, что работать со Снейпом приятно.       И еще, что по крайней мере одна из целей Гермионы ему абсолютно ясна.              — Снейп. В моей машине труп.       — Ты ведь знаешь, я храню ингредиенты в положенных местах.       — Нет, Снейп, человеческий труп.       — Я не использую… Только не трогай этих своих маггловских мордоворотов без меня.       — Но я люблю свою машину, Снейп!