Загадка невымытых чашек

      Северус покачивался на волнах неглубокого, тревожного сна, ощущая одновременно и прохладу простыней собственным натруженным после ликвидации очередной шалости прогрессивной молодежи телом, и не бросающуюся в глаза нелогичность, тягучесть и закольцованность сновидения. События долгого дня прокручивались в голове и приводили его к совершенно невообразимым выводам, кажущимся гениальными, но в реальности не имеющим ни малейшей ценности. Крупные черные буквы, сегодня разукрасившие передовицу «Таймс», издевательский призыв «Бездействуйте!» в категориях душного от усталости видения обращались в овеществленное подавляющее волю заклинание, которое неплохо было бы собрать со всех заколдованных шутниками газет и заготовить в качестве ингредиентов. Этакий себе полуфабрикат, просто добавь воды и получи зелье с упомянутым эффектом. Северус сосредоточенно перечислял известные ему способы консервации, потому что просто засушить буквы, начертанные поверх статей означало бы лишить их доброй половины полезных свойств, когда вдруг ощутил чужое присутствие. Оно быстро сдвинуло бредовые умозаключения на второй план, а после они вовсе истаяли, стоило Северусу проснуться достаточно, чтобы оценить их объективно.       Поттер сидел на полу, прислонившись к его кровати. Совершенно неподвижный и безучастный, он не обратил внимания, что Северус поднялся на локтях, а потом сел, внимательно склонившись над ним. Казалось, маг спал или был без сознания, но потом Снейп разобрал в тишине чуть освещенной уличными фонарями спальни едва слышный ритм, гораздо более частый, чем могли быть тиканье часов или биение сердца. Раздраженно вздохнув, он потянулся к прикроватной лампе, которая осветила расслабленное лицо и прикрытые глаза Поттера, а потом бесцеремонно толкнул его в плечо.       — Разбудил? — тот выдернул из уха один наушник, потом, оценив недовольное выражение лица Снейпа, и второй тоже, и вполоборота уставился на чуть растрепанного зельевара, непринужденно изучая длинные волосы, обычно собранные в хвост, обнаженную грудь, в районе сосков покрытую едва заметной порослью, жилистые руки и шею, выпирающие косточки ключиц, хмурое и чуть беззащитное со сна лицо.       — Поттер, какого хрена тебе здесь нужно? — с чувством возмутился зельевар, осматривая его с ног до головы с не меньшим вниманием в поисках незаметных на первый взгляд травм, которые могли бы заставить вломиться в его спальню посреди ночи. — У тебя есть своя квартира, работа и твой драгоценный бар, который ты предпочитаешь сну, и тем не менее я выделил тебе комнаты на случай, если тебе понадобится остаться или смыть с себя кровь безвинно убиенных. Тебе напомнить, где они находятся? Ты ошибся этажом.       Поттер молчал, кажется, немного смущенный.       — Да так, — он подумал и поднялся на ноги, наматывая наушники вокруг крошечного плеера. — Не обращай внимания. Я лучше пойду.       — Поттер! — буквально прорычал Северус, спуская ноги в серых пижамных штанах на пол и доставая палочку из-под подушки. — Стоять. В чем дело?       Маг со вздохом сунул плеер в карман какой-то невообразимой сатиновой куртки, пестрой, как восточный рынок в туристический сезон, и привалился к стене. Взгляд у него был вполне трезвым и ясным, но…       — У тебя глаза накрашены, — произнес Снейп тем тоном, каким уведомляют о развязавшемся шнурке. — Ты серьезно?       — Я работал, — буркнул Поттер, потом улыбнулся, что-то вспомнив, и следующий обращенный на зельевара взгляд оказался открытым и спокойным. — Расслабься, я не пришел задушить тебя подушкой. Скорее наоборот.       — Подоткнуть одеяло? — язвительно поинтересовался Северус, призывая к себе халат.       — Обойдешься, — Поттер оттолкнулся от стены и без приглашения устроился в изножье кровати. — Просто подумал кое о чем.       — Ну вот, а ты говоришь, что мы зря теряем время. Но что это по-твоему, если не мое благотворное влияние? — Снейп завязал пояс и присел рядом.       Почему-то, несмотря на всю беспардонность Поттера, его не тянуло выгнать взашей. Возможно потому, что он был неплохой альтернативой коротким провалам в бредовые изматывающие сновидения, а может из банального любопытства.       — Вот и я об этом, — кивнул маг. — О бесполезности и о влиянии. Мне кажется, Гермиона понимала, что ты мне ничем не поможешь. Зато я могу. И еще могу рассказать как именно, ты все равно заметишь.       Северус поморщился, глядя в стену. Он и сам обдумывал этот вариант. В своих силах он пока не разуверился, нет, но то, как на него действовало партнерство с Поттером, наводило на мысли, что Грейнджер в первую очередь беспокоилась именно о нем. Встряска в виде невообразимых заданий, частых путешествий и знакомств с личностями, которых никак нельзя было причислить к его кругу общения в последние годы, адреналин, занявший место головной боли и раздражения от обилия бюрократии, из которой наряду с преподаванием и организаторской работой складывалась его жизнь, загадка, которая по-настоящему заинтересовала… Грейнджер очень четко поняла, что нужно ему, чтобы не сойти с ума. Это казалось не вполне правильным в своей расчетливости и даже жестоким, а значит, было в ее стиле.       — Но чуть позже, иначе ты не согласишься, — вдруг добавил Поттер и придвинулся к нему за спину, заключая в обманчиво деликатные объятия и кладя одну руку на солнечное сплетение. — Не сопротивляйся, ладно? Я мог бы, конечно, просидеть рядом несколько ночей, но так будет быстрее, да и спишь ты слишком уж чутко…       Северус автоматически дернулся, чтобы сбросить чужие руки, прорычал:       — Поттер, у тебя совсем крыша поехала? Я не одна из твоих малолеток, играющих в оппозицию, чтобы… — и едва не подавился воздухом, когда его прошило разрядом на грани боли, опустошающим жаром, на фоне которого тепло тела позади почти не ощущалось. В каждый сосуд вливалась чистая энергия, чья мощь была приглушена ровно настолько, чтобы не сжечь его изнутри, и это походило на Круциатус… Но не приносило агонии. Кажется.       -… чтобы мечтать о твоих сомнительных… — на выдохе продолжил Северус, ненавидя себя за то, как звучал его голос. — Я убью тебя. Убери свои руки!       Поттер мягко, почти мурчаще рассмеялся и не выпустил его из объятий, прижимая чужие предплечья к телу. До Снейпа дошло, что тот, должно быть, близок к истерике, свидетелем которой он был пару раз, и он заставил себя прекратить вырываться, вместо этого расслабляясь и спуская на пол затекшую ногу.       — Ты так ругаешься, будто действительно был бы не против, вздумай я расплатиться натурой.       — Смею тебя заверить, за последнее десятилетие я разучился ненавидеть себя за свои желания, — спокойно ответил зельевар, чувствуя, как утихает странная вибрация во всем теле, вызванная потоком чужой магии. — Так что твой психоанализ просвистел во многих километрах от цели. Какого хрена ты творил?       — Я так иногда делаю, — признался Поттер, ослабляя хватку и убирая руки.       Как с хищными птицами, вдруг подумал Снейп, которые никогда не выпустят из лап дергающуюся жертву, просто физически не смогут.       — Не сочти за личное, просто я подумал, что это не будет лишним. У тебя спина болит и шрам, — он сделал неопределенный жест, — тоже. И это только то, что я вижу.       Северус коснулся пальцами горла, нащупал знакомый неровный шрам, складки уродливо сросшейся кожи, совершенно потерявшей чувствительность, и недоуменно обернулся к сидящему почти впритык Поттеру. Тот смотрел в потолок, явно недовольный недавней вспышкой, но не настолько, чтобы на безмятежном лице отразилась вина.       — Ты что, пытался меня вылечить? — поинтересовался Северус, склонив голову.       Не то, чтобы он всерьез злился или был напуган, но подозрение, что перестарайся Поттер, ему был бы обеспечен сердечный приступ, заставляло напрячься.       — Завтра посмотришь, — пожал плечами тот. — Обычно получается.       — Подробнее, — поморщился Северус, уже догадываясь.       — Я сплю чаще, чем тебе кажется. Просто не дома и не у тебя, а в детском отделении Мунго, — Поттер подтянул к себе ногу и стал придирчиво изучать собственные ладони. — В палатах, у кроватей. Иногда случаются чудеса. Медики их так называют.       Снейп коротко усмехнулся в пространство где-то над его плечом. Если с детьми тот не был более терпелив чем с ним, вливая в них чистую силу, то его действия явно стояли на грани морали. В такой концентрации чужая магия вызывала эффект, во много раз превосходящий гипертрофированное обожание юных дурочек. Забавно было ощутить себя на их месте. Северус расправил благословенно плотный халат и заставил себя отложить осмысление собственного опыта на потом.       — Удивительная рациональность, Поттер. Хозяйственность даже. Раздать себя по кусочку каждому нуждающемуся, напоследок подлатать мир — и уйти с кротостью и смирением.       — Мне казалось, это неплохая идея, — маг наконец вышел из прострации и снова выглядел вменяемым.       — Это дерьмо собачье, — почти ласково поправил Северус, пересаживаясь в изголовье кровати и суя под спину подушку. — Как и большая часть твоих идей.       — От меня должна быть польза. Я думаю, Гермиона за этим и заставила меня остаться.       Северус сжал зубы. Грейнджер действительно бывала удивительно рациональной, когда дело касалось старых друзей. По новой ее роман с Уизли начался с того, что тот пришел ругаться, выясняя, куда исчезло тело его младшей сестры. Та погибла, координируя авроров и случайно оказавшись на пути вдохновителя небольшого преступного объединения, который за счет причастности к работе немецкого аналога Отдела Тайн гарантировал им и удивительную по качеству техническую поддержку. Грейнджер заверила его, что понятия не имеет, и весьма успешно утешила. Это было бы просто трагической историей, если бы в этот момент Северус в качестве приглашенного эксперта не присутствовал на вскрытии, которое из-за изъятия двух с половиной тысяч мельчайших смертоносных шипов, которые требовались для воссоздания и исследования уникального в своем роде артефакта, больше напоминало крайне скрупулезное, необратимое расчленение.       Но младшая Уизли была уже мертва, в отличие от Поттера. Проанализировав свое возмущение трезво, Снейп, скорее всего, разглядел бы в нем двойные стандарты, потому что все было довольно логично — раз уж для Поттера не может быть ни покоя, ни исцеления, то пусть приносит пользу. И все-таки…       За три с половиной недели Северус в какой-то мере приблизился к пониманию причин происходящего с Поттером, пусть и сомневался относительно изначального толчка. Создавалось впечатление, что некий барьер, который позволял магам пользоваться магией, а магии — не позволял использовать магов, оказался разрушен. Вследствие ли того, что Поттер успел побывать хоркруксом, или умереть, или любого другого из множества испытаний, выпавших на его долю, но что-то в нем сломалось, нематериальное, неощутимое, возможно даже само понимание ограниченности своих возможностей. Проблема была в том, что он оставался человеком, потрепанным войной, с искалеченной психикой и сознанием тридцатилетнего ни разу не гения, и это было слишком. А Поттер держался вот уже десять лет. И его вынуждали держаться дальше, потому что он был полезен.       Северус зажмурился, потом снова взглянул на него и вдруг понял еще кое-что, до чего Грейнджер дошла уже давно: исчезни цель, Поттер исчезнет тоже. Магия разольется в нем ядовитым морем, и это будет, в отличие от недавнего, бережного и контролируемого тепла, способного исцелять, мгновенная смерть тела и сознания. Поттер обратится в ветер, в стихию, и, может статься, будет гораздо более свободен и счастлив, но физически он окажется мертв.       «Это совершенно нездоровая хрень. Так не должно быть», — пронеслось в голове, но Снейп молчал, рассматривая терпеливо наблюдающего за ним мага. Должен ли он отпустить Поттера, когда соглашение с Грейнджер больше не будет держать его в Англии? Точнее, что он может сделать, чтобы удержать его? Северус уже не раз перебирал и заново отбрасывал варианты: успокоительные зелья, Обливиэйт, легилименция, транквилизаторы по индивидуальному рецепту… Не так уж много он мог, сейчас это понимание почему-то оказалось почти болезненным.       — Поттер, — сказал Снейп, и что-то в его голосе заставило мага всмотреться в глаза напротив. — Я уже интересовался, и не раз, но видимо неправильно… Скажи мне, чем я могу помочь?              Гарри резко выдохнул от ощущения, будто кто-то забросил снежок прямо под ребра, и теперь от него расходятся волны не то холода, не то все-таки пульсирующего тепла. И горло почему-то перехватило, так что он напрягся и даже собрался аппарировать от греха подальше, чтобы не навредить в случае чего Снейпу. Который — Гарри очень хорошо чувствовал такие вещи — задумал что-то совершенно невообразимое. Который зачем-то начал сочувствовать, без жалости и покровительства, но с пониманием, и захотел…       — Ты уже помогаешь, — сглотнув, ответил Гарри, некстати вспоминая, как несколько минут назад Снейп вздрагивал в его руках — он как-то упустил из внимания, что временами прямое воздействие чужой магии оказывает эффект сродни сексуальной стимуляции — знал, но не то забыл, не то решил забыть.       И осуществить задуманное постепенно, незаметно не захотел, хотя разумеется мог бы. И дело не в банальном хвастовстве и чувстве превосходства, не в попытке заставить Снейпа чувствовать себя обязанным, не в том даже, что Гарри не нравилось смотреть на уродливый шрам — это было больно, но не противно. Наверное, Гарри просто давно искал повод обнять кошмар своей юности и спасение себя теперешнего.       Снейп ведь действительно помогал. Каким бы ни был Гарри, во что бы он не превращался, стоило дать слабину или слишком пристально всмотреться в зеркало, у всего его существа, а также, видимо, того, что пыталось сказаться его существом, на подсознательном уровне глубоко укоренилось доверие к этому человеку. Снейп казался надежным, не прикладывая для этого никаких усилий, возможно даже наоборот, и это было то, что нужно, как и его иммунитет ко всему, что мог сотворить бывший ученик. Как и невозмутимое ворчание в ответ на вмешательство в личное пространство, как и вдохновенная ругань вместо опасливой осторожности или безмолвного, свинцово-непроницаемого осуждения.       Снейп был тем чем нужно, и Снейп хотел помочь. У Гарри закружилась голова. Молчание продолжалось, и он понял, что не сможет уйти, как и свернуть на безопасную тему, чтобы после сделать все правильно и красиво, как поступил бы, будь рядом кто угодно другой.       — Поцелуешь меня?       Не успел он закончить предложение, как был сброшен с кровати прицельным и совершенно неожиданным пинком снейповой ноги в домашнем тапочке.       — А не поздновато ли? — ехидно осведомились сверху, когда Гарри, ударившись коленом и ободрав локоть об угол тумбочки, рухнул вниз, поднялся и сел прямо на пол, наблюдая, как на глазах заживает глубокая ссадина. — Или твои поцелуи тоже обладают терапевтическим эффектом, и все это, разумеется, во имя страны и Грейнджер, ведь обоим я пригожусь гораздо больше, если ты избавишь меня от артрита и головных болей?       — С ума сойти, Снейп, — пробормотал Гарри, тщательно пряча улыбку.       — Да-да, я вижу, что ты уже, окончательно и бесповоротно, — зельевар пересел ближе к краю, взглянул вниз, оценивая ущерб, потом встал с кровати и присел на корточки рядом, скрывая полами халата костистые щиколотки и простые черные тапочки, за которыми все это время пристально следил Гарри.       — Я действительно не пытался тебе досадить… всем этим, — проговорил тот, поднимая глаза на Снейпа.              Северус кивнул, рассматривая коктейль самых разнообразных эмоций на его лице. Поттер как обычно не мог сосредоточиться на чем-то одном, а изумлялся, надеялся, досадовал, смущался, вздыхал от облегчения и улыбался чем-то ему одному ведомому разом. Снейп прикрыл глаза. Ребра слегка сдавило, будто его снова обнимали со спины крепкие руки, сердце забилось чаще. «А когда все было нормально?», — спросил он себя, ища поддержки в привычной иронии, и вместо надежной брони находя лишь ее слабый отголосок.       А потом Северус все-таки поцеловал его — ловя короткий недоверчивый вздох, краем глаза замечая удивленно вскинувшиеся брови, чувствуя напрягшиеся мышцы шеи под своими пальцами, гладкость кожи и жар губ, сохранивших аромат кофе со сливками и, кажется, целым килограммом сахара. В голове зашумело, стоило получить сначала несмелый, будто бы вовсе неумелый отклик, а потом — покорно приоткрытые губы и гортанный звук, походящий на мурчание или тихий рык. Но почувствовав чужие руки на своих плечах, Снейп заставил себя решительно отстраниться и резко встать, едва заметно покачнувшись.       Поттер молчал, сидя на заднице с растерянным видом, влажными покрасневшими губами — Северус никогда не умел быть нежным — и улыбающимися глазами.       — Вали из моей комнаты, — хрипло проворчал зельевар, плотнее запахивая халат.       — Это все на что я могу рассчитывать? — теперь этот мерзавец улыбался всей своей довольной рожей, вместе с флером многозначительности и перманентной тоски растерявшей и крохотные черты осмысленности и интеллекта.       — Несомненно, — твердо заверил его Северус, для верности отворачиваясь. — Мне стоит принять душ, а потом я намерен лечь спать.       — А уснешь?       — Разумеется. Не переоценивай себя.       — Тогда спокойной ночи, — Снейп услышал, как аккуратно закрылась дверь, медленно обернулся и выдохнул с легким разочарованием.       ***       Накладывая бреющее заклинание следующим утром, Северус с изумлением заметил, что шрам на шее растворился практически без следа. Кожа была всего-то чуть более плотной и по-прежнему нечувствительной, но вместе с буграми рубцовой ткани исчез дискомфорт, с которым зельевар свыкся за долгие годы.       Вчера он не сомневался в словах Поттера, слишком хорошо знал, на что тот способен, но воспоминания об изначальных целях его беспардонного вмешательства поблекли было на фоне всего остального, и сейчас Северус на несколько секунд оказался искренне удивлен изменениями.       Мало того, стоило прислушаться к себе повнимательнее, как стали различимы и другие побочные эффекты вчерашнего опыта. Легкость и расслабленность во всем теле напоминали послеоргазменную негу — впрочем, в каком-то смысле ею они и были — но при этом Снейп чувствовал в мышцах непривычный тонус, сдерживаемое желание движения.       Вот ведь мерзавец. Впрочем, раздражение было каким-то тусклым и неправдоподобным даже для самого Северуса и маячило где-то на периферии исключительно по инерции. Он просто привык приправлять им общение с Поттером. Чтобы тот не расслаблялся и потому, что это дарило ощущение стабильности. К тому же, все упреки были справедливыми — временами маг поражал воображение своей непроходимой… оригинальностью мышления.       На самом деле Северус уже давно ко всему относился просто — непрошеная помощь была всего лишь очередным проявлением своеобразных взглядов Поттера на то, как следует жить эту жизнь, короткий поцелуй — обоюдными любопытством или интуицией — Мерлина ради, они взрослые люди. Рядом с Поттером беспечность была насущной необходимостью, иначе голова немедленно начинала раскалываться. Возможно потому, что тот подсознательно терпеть не мог умников, которые нагромождают туманные умозаключения вокруг очевидного и вплетают их в сложные, путанные схемы. Северус и сам терпеть не мог.       Он удостоверился, что его подбородок безукоризненно гладок, и взглянул в глаза отражению, обзаведшемуся удивительно здоровым цветом лица. Облегчение было тихим и безотчетным. Все было правильно, и, редкий случай, правильно не означало осточертевшее самопожертвование во имя смутной цели. Он интересовался, как может удержать Поттера? Кажется, один вариант он вчера отыскал.       Не секс, разумеется. Просто вчера стало ясно, что Поттер готов подпустить его гораздо ближе. Возможно, даже нуждается в этом. Это было довольно логично — одиночество мало кому помогает, но неподходящее общество вредит еще сильнее. С чего Северус посчитал подходящим обществом себя, он как-то не задумался. Понимание было простым и естественным, и он не стал отвергать его только из-за трезвой оценки того, кто он есть. Он мог быть желчным и неприятным, отталкивающим и несправедливо грубым, но никто не смог бы упрекнуть его в непостоянстве или слабохарактерности. Видимо, это и оказалось решающим для нуждающегося в противовесе Поттера. Что до самого Северуса… Он все еще ничем не жертвовал.       Поттер был более чем сносен, и это партнерство нужно было постараться сохранить, не из чувства долга или жалости, а потому, что этого хотелось. И если вдруг внезапно вспыхнувшее влечение окажется чем-то большим, чем минутным последствием обмена магической энергией, это едва ли станет препятствием. В конце концов, Северус не был ханжой, не страдал щепетильностью и успешно компенсировал неуверенность в себе, наследие первых десятилетий жизни, умеренной толстокожестью и упрямством, а несколько лет назад они с нынешним Министром научили друг друга не только получать удовольствие от анального секса, но и желать друг друга без вреда для работы, и оставаться друзьями, когда страсть угасает. И Северус чувствовал, что при всей своей неустойчивости Поттер вполне способен перенять у него это умение.       Пусть и разделить все его выводы тому не достанет цинизма. Поттер был молод, полон сил и временами позволял себе увлекаться.       Впрочем, этим утром Северус тоже чувствовал себя вполне бодро, спасибо сеансу своеобразного донорства, так что от обхватившего его со спины мага он избавился относительно легко и без лишних разрушений. Только высоко подпрыгнула вроде бы совсем не зачарованная турка, которую Северус едва успел достать из шкафчика.       Поттер быстро убрал руки, но не потому, что его отпугнул легкий электрический разряд, который Снейп невербально послал к загребущим конечностям. Он оперся на столешницу, пару мгновений понаблюдал, как отточенными движениями Северус отмеряет молотый кофе и растирает в пальцах зернышко кардамона, потом поднял глаза и пытливо всмотрелся в его лицо.       — Отказываюсь обсуждать что бы то ни было, пока не позавтракаю, — зельевар не стал изображать ни поруганную невинность, ни отвращение или смятение, хотя было бы невредно, исключительно в воспитательных целях.       — Все-таки не выспался, — с тенью обычного ехидства констатировал Поттер.       — Я прекрасно выспался, — спокойно возразил Северус, и не став кривить душой добавил: — Благодаря тебе. Но не стоит повторять это так. Эксперименты должны проводиться…       — Ты о каких экспериментах? — вопрос явно задумывался лукавым, но тон не дотягивал на несколько пунктов.       Поттер нервничал, и это было заслуженно.       — Разумеется, о твоей магии, — вздохнул Северус, отодвигая того в сторону и открывая кухонный шкафчик. — Ладно я, но дети…       — Я не смог бы навредить, — убежденно покачал головой маг, скользя взглядом по шее Снейпа, которую тот при нем никогда не скрывал за волосами и высокими воротниками. — Ни им, ни тебе. Я же чувствую такие вещи.       — Чувствуешь, значит? — пробормотал Северус и погрузился в приготовление завтрака с таким видом, что Поттер счел за лучшее повременить с объяснениями.              — И что же еще ты чувствуешь? — поинтересовался зельевар, присаживаясь за стол и взмахом палочки отправляя в раковину несколько грязных чашек, которые имели свойство плодиться на столе будто бы под действием дублирующего заклинания.       Поттер посмотрел ему в глаза.       — Мне кости выкручивает и колени дрожат, — просто сказал он и коротко улыбнулся. — Или ты в принципе спрашиваешь?       Северус коротко выдохнул, кажется, впервые не находя слов.       — Прости, что полез. Не удержался, — маг пожал плечами. — Подумал о том, что сегодня мой последний день…       Снейп нахмурился. Его собственный отпуск заканчивался через неделю, и он почему-то полагал, что Грейнджер была более точна. Значит, времени почти не осталось.       — И что ты собираешься делать дальше? — сдержанно спросил он, делая глоток ставшего безвкусным кофе.       — Не знаю, — честно признался Поттер, нежно провел кончиками пальцев по темной столешнице, посмотрел куда-то в сторону третьего стула, потом улыбнулся той самой сомнамбулической улыбкой, которая поразила Северуса в день их первой встречи. — У меня и раньше планов не было, а теперь и подавно.       Снейп не свойственным для себя жестом прикусил краешек губы. Что он должен сделать? Предложить Поттеру и дальше расставлять грязные чашки по его кухне? Поговорить начистоту? Отправить к Грейнджер? При чем тут вообще она?       Но Грейнджер — а кроме нее, кажется, никто не связывался с Поттером по маленькому черному мобильнику, странно устойчивому к магии, как и к любым другим стихиям — напомнила о себе в эту же минуту. Не то не вовремя, не то очень уместно. Маг пролистал смс, едва заметно нахмурился — непривычно сдержанная реакция — нажал несколько кнопок и сунул мобильник в карман, снова поднимая глаза на зельевара.       — Я сегодня справлюсь один, — непринужденно сообщил он, утаскивая из рассыпанной на столе горки небольшой бисквит и разрывая яркую шуршащую упаковку.       По кухне разнесся насыщенный аромат черники. И как он ест эту дрянь? И куда Грейнджер посылает его на этот раз, что он…       — Как насчет того, чтобы зайти сюда, когда закончишь? Или тебе не терпится исчезнуть в неизвестном направлении? — Северус склонил голову, не уверенный, что готов к отказу       За улыбкой Поттера и его решительным кивком явно скрывалось что-то еще. Снейп что-то упускал.       — Все нормально? — спросил он, не выдержав, когда маг поднялся со своего места, явно намереваясь аппарировать.       — Да, — на его плечи вдруг легли чужие сильные руки, с нажимом огладили и бережно размяли мышцы. — Просто Гермиона как-то странно истолковала для себя понятие «реверсивная психология».       — И в чем это заключается? — нахмурился Северус, откидываясь назад и утыкаясь затылком в неестественно теплый живот Поттера.       Почему-то сдержанность и туманность его слов настораживали. Мерлина ради, откуда Поттер вообще знает, что такое реверсивная психология?       — Да какая разница, — отмахнулся маг, осторожно, почти нерешительно проводя пальцами по его шее, мягко оглаживая кожу по линии роста волос и пропуская сквозь пальцы гладкие тяжелые пряди, чуть жестковатые у висков, где проявляла себя седина. — Я считаю, что психология — та еще лажа. Нужно просто стараться быть хорошими людьми.       — Удивительно наивное умозаключение, — проворчал Снейп, вполне отдавая себе отчет в том, что делает Поттер.       Наверняка уловил тревогу и неизвестно откуда взявшийся порыв никуда не отпускать его одного, и весьма успешно переменил тему. Что ж, мог бы и не стараться. Северус не был его тюремщиком, к тому же считал Поттера если не достаточно благоразумным, то по крайней мере вполне взрослым, чтобы самому отвечать за свои поступки и принимать решения. Впрочем, дурных предчувствий это не умаляло.       — Я обязательно к тебе вернусь, — тихо сказал маг, наклонившись к его уху, провел носом по виску и поцеловал в бровь.       В его движениях было столько доверия и какой-то странной нежности, гораздо большей, чем простая страсть, что Северус снова не нашелся, что сказать. Только положил узкую ладонь на горячее поттерово предплечье, сжал и быстро убрал, отпуская.              И Гарри отправился убивать Джеффа Линди.       Укладывалось ли это в его представления о действиях хорошего человека? Пожалуй что да. Джефф был мразью из тех скользких гадов, каких невозможно прижать законным способом. И не слишком законным тоже. Безжалостность он сочетал с изворотливостью, возведя аморальность в культ, не гнушаясь грязи и, кажется, искренне наслаждаясь тем, что упорствует в своих попытках испортить жизнь окружающим не из корыстных побуждений, а во имя идеи. Гарри считал, что Джефф немного безумец, и его ненависть лично к Гермионе замешана на болезненной любви, но этот злобный сукин сын мыслил слишком трезво и действовал слишком разрушительно, чтобы ему за это можно было посочувствовать.       Поэтому Гарри не испытывал моральных терзаний. С ним давно пора было расправиться, еще тогда, когда он едва не посадил Симуса и заставил сразу двоих преподавателей Хогвартса спешно покинуть страну, а сразу после этого, заручившись поддержкой нескольких членов Визенгамота, видимо, отыскав повод для шантажа, и небольшой армией адвокатов, которую ему обеспечило крупное наследство безвременно погибшего отца, избавился от обвинения в убийстве. Но то, что Гермиона поручила это Гарри, было странно. С одной стороны, кто еще мог бы без труда преодолеть все защитные заклинания в доме Джеффа, который тот зачаровывал с вполне понятной предусмотрительностью, но с другой… Она ведь прекрасно знала, как тщательно он избегает убивающих заклятий.       Впрочем, Гарри нашел способ. Не слишком приятный, но все было лучше, чем позволить едва контролируемой магии попробовать крови.       Гарри осознавал необходимость. Его голова была холодной, руки не дрожали — никакого нервного напряжения. Поймать и удержать такое настроение было непросто, но за долгие годы он поднаторел в самоконтроле и маленьких хитростях, позволяющих обмануть самого себя.       Один наушник болтался у него на груди, второй вливал в уши ритмичную мелодию из последнего альбома Депеш Мод.       Все так легко разрушить,       Все так легко сломать… [*]       На ковре перед ним лежал обездвиженный Джефф, остановив безучастный немигающий взгляд на закрытом плотными шторами окне. Он почти не почувствует боли, но сейчас ему страшно. Даже такая мразь как Джефф должна уметь испытывать страх. Иначе он не стал бы прятаться за многослойными чарами, половина из которых находилась вне закона, и Гарри мог бы оставить эту неприятную работу кому-нибудь другому. Прорезиненная ручка крестовой отвертки нагрелась от жара ладони.       С левой стороны, между четвертым и пятым ребром. Гарри вздохнул и опустился на колени. Он спокоен и осознает необходимость. Это не ярость и не вспышка агрессии, не разбушевавшаяся магия. Он человек, и он решил убить другого человека. Принимая последствия и ответственность перед собственной совестью.       Зеленая вспышка, которую он уловил краем глаза, заставила тяжелое тренированное тело откатиться в сторону и укрыться за софой еще до того, как мозг успел осознать невероятность нападения. Никаких сигнальных чар в защиту вплетено не было, и дом был пуст, когда Гарри явился сюда, он проверил очень тщательно.       Он бросил взгляд на Джеффа — тот был все так же неподвижен, но чутье подсказывало, что его сердце перестало биться, а потом в сторону двери, откуда прилетела Авада. Гарри не рассчитывал увидеть там кого-либо и готовился выслеживать неизвестного по магическому следу, который иногда получалось уловить, но темный силуэт остался на месте.       — У меня есть два варианта, — спокойный голос Снейпа разнесся по просторной, богато обставленной комнате, куда плотные темные шторы не пропускали утренний свет, — либо ты хотел насладиться убийством этого господина так, чтобы я тебя не отвлекал, что я могу понять, поскольку имел несчастье знать его лично, либо ты берег мою психику. В первом случае я прошу прощения, что испортил развлечение, во втором — ты идиот.       — Тебе Гермиона сказала? — хмуро поинтересовался Гарри, поднимаясь на ноги и пряча отвертку за спину.       Снейп мог бы и не отвечать. Его подозрения были очевидны с самого начала, и иного источника сведений быть не могло. К тому же, он явно не был настолько наивен, чтобы сомневаться в причинах его скрытности. Гарри знал, что все может закончиться плохо, но поступил так из чистого упрямства и может быть от обиды на… несомненно, на обиду самой Гермионы, иначе с чего бы ей подбрасывать такой прощальный подарок?       — Неужели ты думал, что я не смогу убить его вместо тебя? — поинтересовался Снейп, устало поморщившись — очевидно, преодоление защитных барьеров, пусть и знатно раскуроченных до этого самим Гарри, далось ему нелегко. Удивительно, что далось в принципе.       Гарри почувствовал себя идиотом, и собирался открыто в этом признаться, а потом, наверное, положить голову Снейпу на плечо и дать ему второй наушник, где как раз заиграла «Damaged People». А потом почувствовал, как свободно и легко вдруг стало дышать. И это ему совершенно не понравилось.       — Снейп, — безэмоционально, четко и твердо проговорил Гарри, касаясь пальцами шеи, — тебе сейчас нужно убраться. Быстро, очень-очень быстро. Я не хочу тебя убить.       Снейп недоумевал всего мгновение. Бросив взгляд на шею мага, с которой исчезла темная полоса сдерживающего заклятия, он аппарировал, в последний момент посмотрев тому в глаза. В его взгляде не было боли или сожалений, не было страха. Только злое обещание, мат пополам со специфическими терминами. Описание того, что Снейп с ним сделает, когда Гарри вернется.       И Гарри улыбнулся его уверенности, а потом позволил бушующему внутри него просочиться в эту улыбку, вдыхая полной грудью и раскрываясь навстречу тому, от чего так долго прятался, лишь самую малость беспокоясь, чтобы после этой улыбки уцелели его губы. Потому что ему понравилось целовать Снейпа.       [*]Depeche Mode — Precious