Пеннивайз попрощался сразу после инцидента с воробьём — господи, ну и мерзость же, — вылетев подобно Карлсону в окно и обещав вернуться.
Билл пытался переварить. А пока пытался переварить, переворачивал весь дом вверх дном, чтобы убедиться, что это нечто точно покинуло его обитель.
Мало ли, вдруг он в шкафу спрятался или между полок в кухонном шкафчике.
Когда он проверяет последний ящик на кухне, он соскальзывает на пол.
Медленно, с противным скрипом — и его прорывает.
За ним пришли из ада, чтобы забрать к себе.
За ним пришли из ада, чтобы вернуть его домой.
Так сказал Пеннивайз — но у Билла нет ни одной адекватной причины доверять ему.
Но у него есть причины доверять фактам — во-первых, его рука прошла сквозь него; во-вторых, вернувшаяся мать не заметила никакого мужика, отплясывающего вокруг него с редким ускорением что-то подобное кадрили.
В-третьих он даже не пытается озвучить, потому что нет доказательств тому, что он не просто сошёл с ума.
Но вот дохлого воробья на подушке мама заметила; ещё и так громко, что вместе с ней заметили и те, кто этой картины не видел.
Билл тогда усмехнулся, потому что, видимо, громко визжать — семейная особенность.
Пеннивайз сказал, что это подарок — и нихрена не объяснил, почему воробей.
Почему мёртвый воробей — тоже, но Билл не думает, что от этой информации ему стало бы легче воспринимать новую действительность, построившуюся вокруг него всего за несколько часов.
Хорошо.
Всё, что сейчас имеет Денбро — нервный срыв и желание проплакаться над тем, что дерьмо в его жизни снова всплывает.
Он обнимает себя за колени, утыкаясь в них лицом, и просто не хочет ни о чём думать.
Может же мозг хоть раз быть милосердным и не подкидывать идеи вроде "погугли, вдруг это симптомы рака мозга".
Как оказалось, не может.
Билл гуглит, не поднимаясь с пола и просто прося Сири сделать это за него.
Она делает, не забыв уточнить, всё ли у него в порядке.
— К-кажется, нет, — отвечает ей Билли.
Сири игнорирует — или просто не различает, пойми эти искусственные мозги, — всё отчаяние в его голосе и выдаёт безликое "всё будет хорошо".
Неужели во всём интернете нет ни одной другой фразы, которой можно поддержать?
Зато есть куча сайтов, где ему советуют отправить кусок ногтя на анализы, чтобы точно определить, сходит ли он с ума.
Сошли те, кто действительно отправил бы.
Билл ставит галочку в голове — даже если и сумасшедший, то не растерявший всей адекватности.
Если всё идёт по пизде, утешение приходится искать даже в таких дерьмовых мелочах.
Ладно, решает Билли, и поднимается на ноги, с остервенением проведя ладонями по лицу.
Нет такого дерьма, от которого бы Билл Денбро не смог бы сбежать.
Он ведь избежал избиения идиотами в прошлый вторник и контрольную по истории в пятницу?
Глупо ставить это всё в один ряд, но мозг всё ещё не хочет нормально работать.
Смогло бы хоть что-то нормально работать, если бы к этому что-то пришёл призрак с намерением довести до наложения на себя рук?
Принтер бы смог, думает Билли.
И Ричи бы смог — назло, сквозь тернии, но держался бы до последнего седого волоска подмышкой.
Билли набирает воздуха в грудь — да, он будет как Ричи. До конца и с редким упорством.
— П-почему мне не зачлось то, ч-что я терплю своих д-долбанутых друзей, — шепчет он полувопросительно, но кому это адресовано — не понимает.
Пеннивайза в доме нет, а если и есть, то искусно прячется.
Если бы был, наверняка бы вылез поиздеваться над ним и погладить по головке, как хорошего мальчика.
Чем больше странных мыслей, тем ближе выпил!
Наверное, это станет его новым девизом.
И раз уж теперь умереть он сможет только убив себя, то почему бы не смотаться лишний раз в какое-нибудь безумное приключения с теми самыми отбитыми друзьями?
Интересно, будет ли считаться за самоубийство преднамеренное заражение крови? Ну, поцарапать лодыжку, например, а потом побегать в коротеньких шортах по Пустоши?
Билли хмыкает.
Вот и угадывай теперь, что именно будет считаться.
Билл знает наверняка — объясниться с друзьями будет считаться точно.
***
— Чува-а-а-ак, — обвиняюще тянет Эдди. Или Ричи. Кажется, они оба разом. — Ты вёл себя пиздец странно, — уже точно Тозиер.
— Я м-могу объяснить? — Денбро натянуто улыбается, скользя ладонью по затылку, пока все остальные пытаются высмотреть в его лице признаки шизофрении.
Билл понимает их — сам потратил на это больше получаса перед выходом.
— Ты вёл себя как молчаливая сучка, резко превратившись в крикливую сучку, фото которой подали в розыск и которую менты настигли в разгар второго захода, — Билл надеется забыть эту метафору. Желательно — прямо сейчас. — Потрудись объяснить получше, чем попытками свалить всё на какого-то мистического мужика, вылезшего из зеркала, ладно?
— Н-нет никакого мужика, идиот, — врёт Билл. Почему-то его друзьям эта ложь нравится больше, чем правда, в которую им сложно верить. — Я просто устал, н-наверное.
— Звучит неубедительно, — вклинивается Стэн, пока Ричи отвлекается на телефон.
Звучит совсем неубедительно, Денбро знает.
А ещё он знает, что никто не будет копать.
— Какого хрена твоя мамка позвонила моей мамке, прося дарить тебе вместо дохлых птиц цветы? — истерично визжит Тозиер.
— Денбро, ты должен был сказать мне, что он нихрена не верный!
— А я говорил, что они педики.
— Сам ты педик, цветастый!
— И-идиоты, — шепчет с улыбкой Билл, надеясь, что все забудут о том, с чего всё то началось.
И надо попросить Пеннивайза больше никогда так не делать.
Ему никогда не нравились птицы.
***
— Привет, Билли, — звонко кричит Пеннивайз. — А я с подарком!
— Не п-пытайся подкинуть мне ещё од-дну дохлую птицу, — Билл не может в это поверить.
Пеннивайза не было целых три дня!
Три дня тишины и покоя и вечного страха наткнуться на что-нибудь мёртвое или маниакальное.
Зато он успел выяснить, что, нет, преднамеренное заражение крови не считается. Пора завести отдельную тетрадку, где он будет записывать подобное нюансы. Чтобы ненароком не умереть, да.
— Я не настолько банален, Билли, — нараспев тянет он, зависая в позе "нарисуй меня как одну из своих французских девиц" в воздухе и опираясь лишь указательным пальцем на плечо Денбро, сидящего за столом. — Птицы тебе не нравятся, но что насчёт милых кошечек, мур?
— Твою мать! — мальчишка резко вскакивает, стоит обвисшему хвосту показаться в поле зрения. — Прекрати тащить ко мне домой дохлое живьё, сумасшедший!
Пеннивайз аж присвистывает.
— Так, гляди, и заикание твоё вылечим, — хихикает он. Но кошку куда-то девает. — Лишаешь единственной радости в жизни мёртвого мужика, бесчувственный кусок плоти, — корчит тот расстроенную рожу.
По этой расстроенной роже лишь кулаком бить. Или сразу стеной.
— Ты х-хочешь заставить меня убить себя или убить т-тебя?
— В смерти не так много плохого, как ты думаешь, Билли.
— И ч-что в ней хорошего?
Будто в смерти действительно есть что-то хорошее. Словно есть что-то красивое — с таким лицом говорил Пеннивайз.
Словно смерть — смысл всего. Словно она прекраснее, чем любое существование, чем любая звезда.
Но Пеннивайз отвечает лишь одним словом, становясь при этом походящим на изголодавшегося:
— Эмоции.
Биллу не по себе, потому что он уверен, что в голове должно было что-то щёлкнуть.
Но ничего не щёлкает, и в мысли вплетается холодное чужое "эмоции".
***
