Погружение во тьму

— Знаешь, порой не все люди понимают свое положение. И это особенно грустно, — Трагер маячит где-то сзади прикованного Апшера к инвалидной коляске, и что он там именно делает, без понятия, — представь: ты, квалифицированный врач, слышишь от пациента, что... К примеру, для сломанной руки подойдет хотя бы не приём продуктов, содержащий все необходимые для срастания вещества, а... Лекарства. — раздался яростный стук, и замерло в страхе сердце Майлза. — От простуды, гриппа, неважно. Понимаешь ли, дружище, к чему я клоню... Окровавленные руки сжимаются, стараются порвать путы, но пока что безуспешно. — Люди, до конца не осознающие своего положения и всей ситуации, творят абсолютный бред. Конечно, пример можно было привести лучше, но я сомневаюсь, что ты поймешь. Все же из нас двоих здесь врач я. Верно, приятель? Майлз жмурится, спешно кивает и мычит от боли, что Трагера не очень устраивает. Он хмурится, хотя это особо не видно за очками и рваной повязкой. Ричард проводит рукой по измученному лицу репортера, конкретно по щеке, от чего тот вжимается в коляску еще больше. — Ты слишком нервный. — констатирует факт хирург. — Попробуй успокоиться. Где-то вдалеке душераздирающе кричит псих, и недовольство окутывает его всего: опять кто-то посторонний пробрался к его пациентам. Не будут же они сами так орать, если это не хирург веселится? Но, главное, от этого новенький лишь пуще прежнего пугается. — Я бы выписал тебе успокоительное, но ни ручки, ни бумаги, ни таблеток нет. — развёл руками в стороны мужчина. Секатор, лежащий на железной мебели, все ещё очень серьёзно настораживает Апшера, мягко говоря, а рабочий продолжает: — Но взамен я могу помочь тебе расслабиться. Он наклоняется к репортеру, и бесцветное дыхание касается его. — Что скажешь? Но ему не отвечают, на что Трагер хмыкает и решает окончательно взять ситуацию в свои руки. — Молчать не вежливо, дружище, — подмечает он, — но я готов простить тебе это. И пусть большинство методов сейчас не сработает, я знаю все же один, который гарантирует твоё стабильное состояние со всеми ста процентами. И, как прежде всего доктор, я проведу его сам. Сердце в чужой грудной клетке только вот-вот стало медлить, но Рик ждал, когда оно забьется в ещё большем ритме. Ждал и не мог дождаться, поэтому всё происходит прямо сейчас. Он откидывает чёлку назад, и смотрит. Глаза его были ясные и голубые, чистые, лишь с легким налётом отчаяния. А его же предвкушающе блестели за линзами очков. Маска откладывается в сторону, ложиться рядом с секатором, — сейчас он точно не намерен это использовать, — и влажный язык касается свежих ран, от чего дорогой пациент вскрикивает. — Но есть и.. побочные эффекты, если можно так выразиться. И я, и ты, мы оба сильно вымотаемся, если вложим все свои силы для такого потрясающего результата. Поверь мне, оно того стоит. Спирт льётся плотной струйкой не щадя и Майлз глубоко дышит. Лучше, чем получить инфекцию, правильно? Прижечь только нечем. — П.. пожалуйста, оставьте м-меня. — подает голос за долгое время. Если не считать криков, конечно. Словно болевшая пташка. Ах, как давно он не слышал их пения... Чертов Блэр. Меркоф. — И отдать тебя этой жирной свинье, чтобы она же тебя и заколола? Озабоченным ублюдкам? Они тебя выебут во все дыры и оставят помирать. Я не для этого лечу тебя! — дикий, злобный рык разносится из уст Ричарда. Он не потерпит неуважение к своему труду. Не для этого работает. Качающий орган в который раз сжимается и пациент понимает, что его отсюда уж точно не отпустят. Он брыкает ногами, стоит только Трагеру коснуться его бедёр и провести рукой выше, под кофту, красиво задирая её до самой шеи. Молодое тело не идеально, оно худовато, имеет свои уродливые шрамы, но для него это — образец одного из прекрасного. Он повидал множество кривых и сломанных трупов, он знает, о чем говорит. Большой палец поглаживает выступающий яркий кадык, и губы обхватывают темный сосок, ухмыляясь. Док уверен, что вскоре Майлз просто сдастся и в итоге будет сам же и стонать, а эта показная ненависть для самого себя исчезнет. Дока не обманешь. Мокрая мышца проходится по шее, и квалифицированный крепко тянет чужой затылок за волосы, дабы вылизать подбородок, ведь мелкий гадёныш сопротивляется. Что его не устраивает? Ричард для него же старается... Он может взять тот тесак, и испробовать еще один способ. Просто успокоить его. Взмах, несколько капель силы — и голова будет валяться где-то в стороне, а репортёришка на веки молчать. Разве не так? Так. Так какого хера он сопротивляется?! Майлз дёргается, несмотря на болезненную хватку и факт того, что причиняет себе этим ещё большую боль. Думает, что еще может выбраться. Но по расписанию сейчас одно очень важное дело, и его нельзя отложить. О, нет... Ты никуда не денешься, приятель. Как бы не хотел, что бы не произошло. Ладонь расстёгивает пряжку ремня, молнию джинс под громкое сопение недоумка и ловко проскальзывает под ткань к члену. В этом плане он немного недоволен: зачем столько шмотья и тряпок? Он ходит лишь в фартуке. Удобно и практично. Но, ощупав орган, с удовольствием замечает — твердый, как железная толстая стена, а рожа Апшера просто горит красным. Как Рик и думал. Пенис достаётся, а бельё со штанами рывком опускается до самых ступней. — То, что ты играешь в девственницу, мне должно льстить? — Трагер спрашивает напрямую. Смотря на него, Ричард понимает, что будет весьма удобно. Не гигантский, и не мелкий, как и должно быть. А стоило лишь снова коснуться его хоть чем-нибудь, так Майли тихо да выдохнет. А тот смотрит на него, уставившийся на... Блять. Это так трудно осознавать. Он срывает с себя фартук и просто липнет к нему. Трётся своей громадной плотью о его чужую. Не понятно как он сумел так прогнуться, но сам факт... Впечатляет. Вызывает не те мысли и картины у Апшера, они не должны быть!. Кисть просто не может обхватить их полностью, хотя и сама по себе ощутимо длинная, так что придется довольствоваться, чем есть. По правде говоря, этого Майлзу по горло достаточно, не говоря уже о другом. Док проводит языком по всей длине ствола, давит на вены, не забывает о тяжелых яйцах и посасывает головку. Репортёр гортанно стонет, хочет, наконец, чтоб взяли всё, но ремни сковывают руки, в которых еще отдаётся боль, но настолько мизерная в сравнении с новым приливом чувств, что остаётся почти что незамеченной. Апшер кричит, когда Трагер выполняет немую просьбу. Судорожно выдыхает и подается вперёд, млеет от грубых рук на себе и очень жаждет разорвать так надоевшую до раздражения кожу. Трагер косится на секатор — хочет разрезать их по-быстрому, но лишь молча поднимется, терпеливо развязывает их и бросает его на местами заляпаный кровью пол, но в целом чистый. Дорогой Майли ушибается предплечьем и опирается на свои ушибленные локти, хочет подняться, но оказывается прижат худощавым телом хирурга. И пусть тот довольно легок для своей комплекции, массы хватает. Плитка холодна, и неприятно касается горячей кожи, кусает, создавая мучительный контраст. Трагер жадно проводит руками по его спине, бокам, и жмётся тазом к заднице, трясь об него вновь. А потом Апшер кричит. Орёт, как невнимаемый. И не знает: от боли или желанного удовольствия. В любом случае, это до безумия приятно. Апшер стонет, словно и в правду шлюшка — так называет его Уокер. И это настораживает Трагера: знал ли этот подонок об этом? И, сука, как же это просто начинает срывать крышу, просто лишь при одной мысли о том, что зовёт его так заслуженно. Но Крис этим прозвищем называет абсолютно всех, за кем гонится. Но это не успокаивает дока, и тот ебет своего пациента, втрахивает его в пол, и он захлёбывается в наслаждении и выгибается настолько гибко, что хирург сомневается в целостности его костей, стонет, вместо того, чтобы душераздирающе кричать. Вправду ли он шлюха или Ричард так неотразим? Он ставит яркий, крупный засос где-то у шеи. Все же, не кусаться, как другие? Мы все — приличные люди. Сначала Майлз его не заметит. А если выберется, будет каждый раз вспоминать о их.. процедуре. И вспоминать Трагера, конечно же. Пенис почти каждый раз проходится под нужным углом, по прастате, и Майли рвёт свою глотку на части, всерьёз начиная волновать доктора по поводу своей гибкости. Он же врач. Он должен помочь, в случае чего. Резко всё теряет значение, когда репортёр кончает с помощью грубой и резкой дрочки от Рика. Именно вместе с этим он сжимается внутри. Но, всё же ему досталось: Трагер никак не унимался. Всё продолжал вдалбливаться в узкую кишку, и Апшер вновь кричит, с каждой минутой сильнее и сильнее. Почему он так орёт, если отверстие и так выебано, Рик не понимает. Впрочем, может, до него только сейчас дошло, что не хватает двух пальцев? Под тонкой кожей играет огонь, и боль должна заглушаться. Сгорать в нём, уж Ричард-то знает. Член сильно сдавливает, и входить как прежде, в таком охуительном ритме не выходит, но горячее полупрозрачное семя всё же обжигает изнутри, и тихо выливается, стоит через несколько мгновений вытащить свой член. Майлз переворачивается и видит нависающее над ним тело Трагера. — Ну, что, дружище?.. А потом Апшер отрубается.