— POV Какаши —
Для Какаши на самом деле все это было больше похоже на проверку его выдержки на прочность. Из разряда "хороший ты шиноби или нет"; насколько можешь заглушить эмоции и как реагируешь на то, на что хочется подаваться не задумываясь. И у него получается великолепно. Потому что он привык; всю жизнь он носил маску непроницаемости, полной апатичности вообще ко всему - Хатаке убивал людей, не дрогнув и мускулом. Ему абсолютно не привыкать. Но есть в этом что-то, чему он не может противостоять. Может быть это как раз потому, что он сдерживался сколько себя помнит. Все его существо требует того, чтобы он сдался хотя бы раз и позволил себе расслабиться рядом с ней. Но ведь явно не здесь; не в такой ситуации, не когда рядом стоит Мияко и подначивает их на действия. Какаши нарочито деревянно касается Рин, не выдавая в принципе никаких эмоций. Кто сказал, что он должен выкладываться на полную, когда рядом нечто, пытающееся высмеять их? Хотя у Рин, наверное, есть какие-то...проблемы. Она боится его, смущается, ей неловко даже просто в глаза ему посмотреть и Какаши это видит. Не знает, что с этим делать, но пытается хотя бы не отталкивать ее, ненавязчиво и мягко отвечая на чужую ласку. Она очень...трогательная. Ему нравится. Какаши такое определенно очень нравится. Не может оторвать от нее взгляда, ловит зрительный контакт и удерживает, неосознанно. Ему плевать на слова Мияко; то, что нужно сделать, знает теперь и без нее, Какаши не нужно повторять дважды, он просто не может касаться Рин так, как хочет, в таких обстоятельствах. Это почти оскорбительно для нее, разве нет? По крайней мере, он так думает. Едва удерживается, чтобы просто не поддаться на теплую ладонь на щеке, чуть вытягиваясь за ней. У него все к ней тянется, буквально, каждая его мысль и тело. И если свои чувства он научился скрывать, то такие очевидные порывы - нет. Одергивает себя, слушая ее слова, повторяемые за Мияко, и понимает, что если убрать оттуда все обращения и прочее, это - правда. У него крутится в голове тихое "люблю" и, кажется, что он теперь готов слушать ее вечно. Даже в ответ ничего не может связного выдать, просто отвешивает какой-то сухой комплимент, скорее даже для Мияко, чем для Рин, потому что с ней он не разговаривает так. Хатаке не смеет; даже когда дал себе обещание не говорить с Нохарой никак вообще и вести себя как столб, понимает, что не может так к ней. Наклоняется, крепче обхватывая талию и действительно хочет ее поцеловать, без чьих-либо указов или "надо". Он хочет ее целовать. Прижимает к себе ближе, чем нужно и наслаждается этим, в общем-то, тоже намного сильнее, чем положено. Да и Рин. Они оба хороши. Ему уже даже плевать, что кто-то смотрит, он просто впервые, наверное, как пятиклассница трясется перед тем, как его целуют. Какаши сам не осознает почему, но может это все опять потому, что это Рин. Сама, первая. Она спрашивает какого-то там разрешения, в ответ хочется засмеяться; правда, это все как будто впервые. И наваждение это подростковое пропадает так же быстро, как и пришло - в следующий же момент хочется большего. Не просто прикосновения, едва задержавшегося на секунду - он сам себя пытается успокоить, когда она отстраняется. Жмурится на мгновение, натягивая маску, и слушает Мияко. Сейчас самое время окунуться в работу - ему явно не до оказания срочной моральной помощи самому себе. Складывает печати и скрывается за дверьми, пытаясь максимально вжиться в роль чужого человека. Ему нужно больше кричать, пугать всех и выпячивать напоказ нажитое на чужих людях богатство. Отвратительно само по себе, но приказ есть приказ; этим же он руководствуется и когда разговаривает с омерзительным мужиком, которого прихлопнуть хочется даже больше, чем самого Ясуши. У Хатаке почти никогда не случается отвращения или отторжения к людям - Какаши двадцать четыре на семь плевать. На всех. Кроме близких людей, конечно. Он абсолютно индифферентный ко всему происходящему. Чаще всего. И именно это исключение сейчас сидит перед ним, вальяжно бахвалится какой-то хуйней и пытается выдать себя за большее, чем он есть на самом деле. И проблема в том, что и сам Хатаке ведет себя почти так же - смеется над низкими шутками, выдавая в ответ такие же и нахваливает какую-то из девушек, которую даже не видел, непременно обещая посмотреть что-то у Кеничи. Не может пересилить в себе нечто похожее на мораль, поэтому и не заходит дальше, не опускается слишком низко даже ради миссии. У него есть какие-то понятия и смеяться над теми, кто не попал в ряды "лучшего" товара - просто не в состоянии. В это же время в комнату входит Рин и Какаши замирает, на какой-то момент теряя контроль над тем, что делает, сглатывает, скользя по ней взглядом. Ему совсем не хочется быть в облике какого-то отброса сейчас. Он почти ревнует к самому себе, потому что в этой комнате она видит только двух абсолютно чужих ей мужчин. И понимает, что дальше все его мысли заняты ею. У него каша в голове, из которой он едва ли может что-то расчленить - одновременно пытается вникать в сказанное, потому что это задание и это необходимо, но и вместе с тем думает о Рин и о том, что она не должна быть такой ни при каких обстоятельствах. Нохара выглядит просто великолепно, он готов говорить ей об этом постоянно, заваливать ее комплиментами, что угодно, но лишь бы она не была такой ни с кем. Или только с ним. Потому что последнего хочется больше. Он в тысячный раз включает в себе какого-то до ужаса противного собственника, потому что знает, что сам лично от нее отказался, но и с другим быть не даст. Тем более, касаться такого ублюдка...вот так. Он определенно убьет Кеничи первым. Сразу же, как отдадут приказ о том, что операция по захвату началась. Какаши сделает так, что ему будет больно; у него трясутся руки, впервые он хочет ударить кого-то не потому, что так надо, а потому, что действительно хочет. Хатаке прекрасно осознает свою силу и умения, так что он очень хочет сделать так, чтобы этот мудак тоже ее ощутил. Чужие пальцы скользят по бедру его Рин и Какаши уже видит, как в его руках хрустят чужие фаланги по очереди. Сколько себя помнит, он всегда старался убивать людей, даже самых плохих, тех, кто обрекал на страдания толпы других - безболезненно, максимально быстро. Но Кеничи одним своим скользким и похотливым взглядом на фигуре Рин подписывал себе смерть отнюдь не в ускоренном варианте. Его дружок Ясуши уже несколько дней валяется под гендзюцу, а там совсем не курортные условия. И Хатаке до боли в желваках хочется погрузить Куничи туда же, даже не сдвигаясь с места. Просто чтобы он убрал свои кривые руки с тела его Рин. Это была самая сложная миссия из всех, которые он помнит. Даже те, после которых его приносили чуть ли не по кусочкам, а потом собирали в госпитале неделями - ни в какое сравнение с тем, что он видит перед собой сейчас. И его это выводит. Какаши злится. Сам не может понять, почему и на что, но он теряет контроль настолько, что едва не развеивает технику, слишком раздраженно реагируя на очередную ебнутую шутку этого смертника. - Мияко моя. Я решу, что с ней делать, это никого не касается, - процеживает сквозь зубы Какаши и Кеничи безразлично пожимает плечами, самозабвенно продолжая злить его, слишком долго прощаясь с Рин. Хатаке хочется просто вырвать ее у него из рук. Потому что она не должна находиться в таких руках, она вообще ни в чьих не должна и он видит, как ей неприятно, видит отвращение на ее лице, перекрытое напускной игривостью; что бы Нохара не говорила, Хатаке так стыдно за то, что он не может сделать ничего, чтобы избавить ее от этого. Какаши абсолютно бессилен сейчас. И это выводит еще сильнее. Прощается с Кеничи от слова "никак" - просто выходит из комнаты молча, так же быстро оказываясь там, где можно снять с себя чужое лицо, хоть и образно. Он не в себе; ему необходимо успокоиться и просто прийти в себя. Какаши не привык так долго находиться под напряжением, постоянным. У него просто отказывает то, чем он обычно себя контролирует. Что это? Знал бы он. Еще никогда так сильно не хотелось напиться. Забыть обо всем хотя бы на пару часов; не думать о том, что нужно сожалеть и просто о невероятной куче тех вещей, о которых Хатаке думает постоянно, а сейчас будто обо всем одновременно. Он понимает, почему то, что Рин может быть увлечена кем-то другим, настолько выводит его из себя, но Какаши не ожидал, что вид этого, хоть и ненастоящего, выбьет из него все с таким трудом собранное спокойствие. Почему все не может быть просто? Он впервые думает о том, что бы было, если бы на месте Рин была любая другая девушка. Абсолютно любая - его соседка, которую он знает с детства. Что бы изменилось? Неужели он бы смог просто подпустить ее к себе? Если бы не было всего, о чем сожалеет, чего он стыдится и не хочет обременять этим других. Может все дело в том, что он трусит? Какаши впервые смотрит на это под другим углом - может он просто не может свыкнуться с тем, что есть Рин? Не какая-то соседская девочка, которая не знает о нем ничего, кроме его имени и звания, а Рин, которая знает его вдоль и поперек, которой не страшно вручить в руки свою собственную жизнь и которая любит его. Насколько еще более ублюдочным он может быть, чтобы продолжать ее мучить? Какаши не знает, являются ли все его "против" простыми отговорками, просто грузом, который он из чистого упрямства тащит за собой и этим же разрушает жизнь еще и ей, но Хатаке впервые об этом действительно задумывается. Он сожалеет обо всем, ему страшно; каждый раз он буквально погребен под тяжестью этих чувств, которые даже выразить никогда не сможет. Но Рин знает, ей не нужно об этом говорить - она знает все. Какаши хочет лучшего для нее, знает, что готов зубами вырвать что угодно ради нее, отдаст все, что у него есть, просто чтобы видеть, как она улыбается, и Хатаке понимает, что он единственный, в чьих намерениях он сам уверен. Единственный, кого он может к ней подпустить. Но проблема в том, что Какаши не в состоянии даже шаг сделать в ее сторону. Это просто раздирает его, съедает изнутри, не оставив уже ничего, кроме обугленных и изодранных чувств к ней, которые как по волшебству каждый раз оживают, стоит Рин просто улыбнуться ему. Кому угодно. Кроме ублюдков типа Кеничи. Потому что он готов на живую разобрать его на органы только от воспоминаний о том, как он смотрел на Рин и что в этот момент творилось в его голове. И это нездорово. Хатаке отчетливо понимает - это не те мысли, которые он может себе позволить. Потому что проблема в том, что он на это способен. По всем своим физическим и даже, главное, моральным качествам - для него это не проблема. Ему не будет стыдно. Какаши смотрит на свою руку, швырнув зеленый жилет куда-то на пол и хмурится, понимая, что его так же некому и остановить. Спрятать чужой труп так далеко, что его даже дикие животные не найдут - дело двадцати минут. И всем будет лучше. Он почти срывается с места; сосредотачивает чакру в ногах, планируя скрыться за окном, пока сопровождение этого мудака ушло не так далеко и чувствует, как торс обхватывают чужие руки. Он настолько пропал, что не ощутил и не услышал ее приближения. Ледяная ярость, застилающая здравый смысл немного сходит на нет, и Какаши медленно тянет руки к ладоням Рин, чтобы коснуться, и она так же быстро отходит, объясняя что-то о том, что достала книжку, которую тут же сует ему в руки. Он хмурится, кидая ежедневник на кровать и не может разобрать, что та ему говорит. Трясет головой, запустив руку в волосы, и смотрит на нее удивленно. - Ты издеваешься? Рин, о чем ты вообще? - говорит слишком резко для того, кто клялся, что никогда ее не обидит. Но он нарушил слишком много своих клятв, чтобы не забить на еще парочку. - Прекрати, пожалуйста, - он смотрит на нее озадаченно, не понимает, за что она извиняется и оказывается рядом быстрее, чем сам успевает подумать. Касается ладонью шеи, медленно проводя большим пальцем по бархатной коже и судорожно выдыхает, стягивая маску. Минус всего лишь пара нарушенных обещаний. Ему не привыкать. - Пообещаешь мне кое-что? - не дожидается ответа, он ему не нужен; Какаши знает, что пообещает. Что она помимо всего прочего обещает ему себя. Наклоняется, делая шаг вперед, и обхватывает ее талию, прижимая к столу, на котором еще недавно заполнял свитки. Это слишком...не так, как обычно. Он не принуждает ее ни к чему и уж точно не собирается делать ничего из того, о чем она потом пожалеет. Просто...злость находит выражение здесь. Вперемешку с тем, что он не может сделать ей больно, не может сделать ничего из того, чему бы она противилась, но Какаши надавливает на нее сильнее, чем мог себе позволить еще пару часов назад, сжимает в руках, чувствуя, насколько она хрупкая и насколько она идеальна для него, и буквально прожигает взглядом. - Не говори так ни с кем, кроме меня, - скользит рукой по женской фигуре и упирается в ее лоб своим, коротко касаясь приоткрытых губ. Им была нужна тренировка или что там? Какаши нашел прекрасное оправдание. Он отключается, полностью отдается в то, что ощущает накатывающей одержимостью. Изначально он рассчитывал целовать ее хотя бы отдаленно нежно - не так, как сейчас. Он не может остановиться, мягко надавливает на ее шею, вынуждая закинуть голову и углубляет поцелуй, свободной рукой скользнув по чужому бедру, инстинктивно усаживая Рин на стол, чуть приподняв. Целовать ее - просто неповторимо; теперь его очередь чувствовать, как подкашиваются ноги. Он не может от нее оторваться. Обхватывает талию рукой, напирая вперед и придерживает, почти укладывая на письменный стол. Он даже не представляет, как долго еще будет видеть сны об этом. Чувствует, как в грудь упираются ее ладони, отстраняется на секунду, давая ей вдохнуть и смотрит в глаза почти мягко - он не сделает ничего. Просто это, кажется, единственный раз, когда он целует ее без моральных метаний. Какаши просто не успевает думать. Перехватывает ее руку и медленно переплетает пальцы, еще не успев окунуться в шок от того, что делает. Ему просто...необходимо. Немного. После он обязательно пострадает из-за этого. В миллионный раз пообещает себе не трогать ее даже пальцем, а пока он в состоянии просто спускаться влажными поцелуями вниз, окунаться в ее запах так, что просто не чувствует ничего другого; она прогибается в спине, закидывает голову сильнее и Какаши принимает неосознанное разрешение - целует ключицы, оставляя за собой едва заметные следы - это сойдет через пару часов, с ее техниками - минут, но он не может иначе, он нуждается в том, чтобы ее можно было целовать так не только тогда, когда он срывается; она необходима ему полностью, без исключений. - Не бойся, - шепчет на краю слышимости, ощущая, как опустился голос и нежно целует в плечо, пытаясь показать, что он держит все под относительным контролем и не сходит с ума настолько, что способен причинить ей неудобства. Каждое движение не наполнено привычно выстраданным желанием забрать у нее тепло и греться в нем; он целует ее тело, как мужчина, который ее...хочет. Ему не неловко это признать. Он знает, что дальше будет пиздец - понимал это с самого начала. Но не то чтобы Рин сильно сопротивлялась... Слышит сквозь свое тяжелое дыхание, смешанное с чужим, едва слышный стон, стоит коснуться губами мочки уха, и понимает, что оставляет на аккуратных бедрах синяки, сжимая под коленом слишком сильно. В голове будто что-то вышибает, он резко замирает и пытается научиться нормально дышать заново. Какаши не хотел, чтобы это вылилось...вот в это. Точнее, хотел. Но готов был бить себя по лицу ногами за это желание. И сейчас его начинает быстро отпускать. Он все еще держит ее, прижимает к себе как самое ценное, что у него есть и утыкается лицом в изгиб шеи, зарываясь в спутанные волосы и осознает, что ему...страшно. Как бы Рин его не любила, он только что наверняка ее напугал и Хатаке не хочет разочаровать Нохару еще и в этом смысле. Какаши впервые боится потерять ее, как девушку; на самом деле потерять - она имеет полное право залепить ему пощечину и больше никогда не смотреть в его сторону. Вскрыть теперь хочется не Кеничи, а себя. Он зарывается глубже, нежно прижимаясь губами под ухом и не понимает, что делает. У него вырывается что-то, что он больше не в состоянии держать в себе. Чуть выпрямляется, прижимая Рин теперь двумя руками, и беспрерывно шепчет на ухо извинения, все сильнее сгибаясь к ней, потому что ему...так страшно. Он опять ощутил себя потерянным щенком, только ей для этого не пришлось облизывать оружие кончиком языка.— POV Рин —
Пока Рин ждала от Какаши хоть какой-то реакции, ей казалось, что время остановилось. Совсем. Даже не то чтобы не тянется, а они попали во временной вакуум и это...пугало. Потому что, чем больше девушка стояла вот так, прижавшись лбом к мужской спине, тем явственнее она чувствовала злость, которая пробирала его настолько, что зависла в воздухе, окутывая их обоих. Что сейчас происходит в его голове? Он злится на Кеничи? На ситуацию в целом? Или на...неё? Последнее было самым ужасным и Рин мысленно просила, чтобы Какаши не разочаровался в ней. Думал ли он о том, чтобы убить Кеничи? Даже если и так, Нохара испытывала огонёк внутренней радости от того, что оказалась рядом с Какаши в нужный момент и теперь никуда не уйдёт, пока он не выбросит все эти ужасные мысли из головы. Потому что она не простит себе; ей наплевать на Кеничи, хотя тот и заслуживал справедливого наказания, но не смерти; Рин не хотела, чтобы Какаши брал на себя это. Сколько людей он убил за эти годы — не имеет значения, ничего уже не исправишь, но пятнать руки в крови из-за неё она не позволит. Меньше всего на свете девушка хотела, чтобы Хатаке испытал хоть что-то отдалённое тому, что она почувствовала, увидев его с Ханаре. Потому что Рин только для него. И она хотела, чтобы он знал это. Без всяких оговорок, сомнений и возможных "но". Даже если после миссии Какаши снова начнёт её игнорировать и избегать, куноичи никогда не будет ни с кем другим, лучше обвенчавшись с одиночеством, чем позволив кому-то постороннему коснуться себя. В её мыслях и сердце всегда будет место только одному человеку, только Какаши. Она на мгновение задумалась, что лучше бы с ней на это задание отправили кого-то другого, так было бы всем гораздо проще, но в то же время, Рин не хотела вести себя так, как от неё требовалось, с кем-то посторонним, пусть он и находился бы в образе Ясуши и всё это только ради задания. Нет, Нохара не могла играть и всё принимала слишком близко к сердцу, тем более, когда во всём этом участвовал человек, которого она бесконечно любит. Рин ожидала какой угодно реакции: что Какаши попросит её выйти, уйдёт сам, ей придётся переехать обратно в комнату Мияко и ещё куча разных вариантов, которые успели зародиться в женской голове, пока Хатаке не повернулся к ней и не заговорил. Но подобного она точно никак не ожидала. Он слишком быстро оказался рядом. Слишком крепко обнимал её. Слишком самозабвенно целовал. Всё было слишком и через край. Но Рин тянулась к нему всем телом, время от времени открывая глаза и просто смотря на него, стараясь запомнить этот момент в деталях, потому что она никогда раньше не видела его...таким. Всё его спокойствие, выдержка и самообладание куда-то испарились, превратив Какаши в натянутый нерв. И это вовсе не пугало её; она вообще ничего не боялась, когда он находился рядом, но единственное, чего Нохара действительно опасалась, так это то, что окончательно сойдёт с ума от этих будоражащих настойчивых прикосновений и поцелуев. Только не сейчас, нельзя, они на задании...К чёрту задание. Хотя бы ненадолго, пока всё это между ними происходит. — Я обещаю тебе...обещаю, — шепчет Рин, прикрывая глаза, когда мужские губы вновь касаются её шеи и она запускает тонкие пальцы в его волосы, мягко их сжимая, не желая, чтобы он отстранялся от неё хотя бы на мгновение. В какой-то момент она чувствует твёрдую поверхность стола у себя за спиной, даже не заметив того, как оказалась на ней, и понимает, что не выдерживает, начинает задыхаться от напористости Какаши. Это слишком...непривычно. Упирается руками в его грудь, прося мгновение передышки, в которое жадно хватает губами воздух и обжигает его кожу своим горячим дыханием; прижимается лбом к его лбу, томительно смотрит в его открытое лицо и чувствует, словно растекается по столу от его взгляда, от его близости, от всего происходящего. Что она сделала хорошего в своей короткой жизни, что заслужила это? За какие заслуги ей позволено быть рядом с ним? Она сама находит обратную дорогу к его губам, увлекая в новый виток поцелуя, медленно опуская руки с его груди, тем самым убирая малейшую преграду между ними. И хотя Рин сейчас была в образе Мияко, которая, несмотря на свои выходки, всё же научила её нескольким полезным вещам, Нохара и не думала повторять это теперь. Какаши должен чувствовать её, свою Рин, без наигранности и несвойственных девушке движений. Она любила его так, как хотела сама, как казалось ей правильным, как она чувствовала. Куноичи мельком взглянула на своё плечо, силясь поверить в то, что Какаши действительно просто проводит по нему рукой, хотя Рин ощущала, как каждое его касание к её коже обжигает жгучим пламенем. И она вдруг почувствовала нечто совсем новое, что ранее никогда не испытывала ни к кому и даже к Какаши. Это не было похоже на невинные чувства, тянущиеся из детства; что-то более...чувственное, томное. Возможно, это и называют желанием, Рин не знала, только понимала, что её тянет к нему всё сильнее, как самым мощным магнитом. Девушка заметила, как внутри Какаши словно сломались какие-то барьеры, которые всю жизнь его сковывали. И она сама не собиралась помогать возводить ему новые, только не по отношению к ней, поэтому Рин и не думала отстраняться от него или просить остановиться — Нохара полностью доверяла ему свои тело, сердце и душу. Он прислоняется к ней совсем близко, шепча на ухо какие-то извинения и девушка совершенно не понимает, о чём он говорит. И она готова сейчас наизнанку вывернуться, лишь бы его ничего не терзало. Но Рин не перебивает Хатаке, готова слушать всё, что он скажет, лишь бы слышать этот низкий голос возле своего уха как можно дольше. Успокаивающе гладит его по волосам, нежно спускаясь на спину, и останавливается на руках, чувствуя напряжённые мышцы под своими ладонями. — Расслабься...Я рядом, — шепчет она ему в ответ, а затем заключает его лицо в свои руки, в нерешительности облизывая губу, но потом подаётся вперёд, осыпая поцелуями мужское лицо. — Ты мой...мой... Чувствует как крепкие руки сжимаются на её талии сильнее, отводя полупрозрачный халат Мияко в сторону и Рин ощущает, как плавится словно воск под ладонями Какаши. Она вновь думает о том, что нет на свете более идеального сочетания, более естественного, непринуждённого, чем он и она, потому что её губы созданы для его губ, его ладони созданы для того, чтобы обнимать её. Они совпали, будто кусочки пазла, и теперь Какаши не может это игнорировать. Куда-то пропало всё стеснение и смущение, которые раньше Рин даже в глаза не позволяли взглянуть Хатаке. И как только она об этом подумала, потянувшись руками к его водолазке, подцепив края той пальцами, сразу же одёрнула ладони. Нет, ей нельзя этого делать или...можно? Нохара верила и доверяла Какаши как никому другому, считая, что это самый надёжный человек на всём белом свете, и хотела, чтобы в её глазах, он видел это отношение. Она просто не могла бояться рядом с ним. Поэтому Рин пошла на ещё одну робкую попытку, помогая Хатаке избавиться от водолазки. И сразу после этого её щёки покрылись лёгким румянцем, а на губах застыла улыбка. Это не было...неловко, как происходило между ними обычно. Но определённо что-то новое, что дарило массу незнакомых и жутко приятных эмоций. Она просто...зависла, рассматривая его теперь уже обнажённое тело настолько близко. Рин даже не смотрела, а завороженно любовалась, потому что это тело принадлежало не человеку, его словно изваяли из камня самые искусные скульпторы. Она замечала каждый шрам, который вечным напоминанием о бесконечных сражениях оставался на его коже, и девушке вдруг стало ужасно обидно и горько, что её не было рядом в самые трудные моменты, чтобы оградить Какаши от ран. Рин со всей осторожностью и нежностью касалась этих отметин подушечками пальцев, изучая те на ощупь, после чего склонила голову, начиная касаться их губами, оставляя на груди Хатаке тёплые поцелуи. Она даже вздрогнула, когда услышала, как в дверь кто-то настойчиво стучится. Обернулась на мгновение, увидев, как дёргается дверная ручка, но...дверь не открывается. Возможно, Рин была настолько подавлена, когда вошла в эту комнату, что не помнила, как заперла дверь или просто волей счастливого случая заклинило замок, но Нохара даже улыбнулась, вернув свой взор обратно к Какаши. — Не уходи.., — тихо проговорила Рин, прося Хатаке, чтобы и он не реагировал на Мияко, ведь только она могла так откровенно ломиться в комнату Ясуши. — Эй, ты слышал вообще, что сказал этот ублюдок Кеничи?! — начала кричать наложница через дверь. — "Потеряет "товарный вид"", тьфу! Чтоб ты провалился, индюк самовлюблённый! Сколько раз я чуть ли не облизывала его с ног до головы, а он смеет такое про меня говорить! Никакой благодарности, старый кретин! Рин потянулась рукой к набедренной сумке Какаши, достав оттуда кунай и резко метнув его в сторону двери. Острое лезвие плотно вошло в деревянную поверхность, отчего с обратной стороны послышался испуганный возглас. — Ладно-ладно, я поняла, что ты не в духе, мог бы просто сказать, — уже более мягким тоном произнесла Мияко, после чего обиженно хлопнула ладонью по двери, зацокав каблуками в противоположном направлении. Рин подняла затуманенный взгляд на Какаши. Он смотрит на неё так...по-особенному, и Рин чувствует себя в этот момент самой красивой, самой счастливой, самой нужной. Необходимой ему. Она вдруг ощутила острую необходимость сказать ему кое-что. Прямо здесь и сейчас; она не могла вообразить лучшего момента, чтобы сделать это. — Какаши...Я люблю тебя. Нохара никогда не позволила бы себе навязывать ему свои чувства или вешать их на него тяжким грузом, но и не скрывала того, что испытывала к Какаши. Ей никогда не было за это стыдно, ведь он — самый замечательный человек, который заслуживал всех этих чувств и даже больше. И Рин была уверена, что Хатаке знает о её любви, но сейчас ей хотелось проговорить это вслух. И она ничего не ждала от него взамен, он и так уже дал ей слишком многое, за что куноичи никогда не сможет отплатить ему.— POV Какаши —
Для Какаши все это - словно сон; он все осознает, но нет ощущения реальности, едва ли может предположить, что через несколько минут он отстранится, а колоссальные последствия настигнут его не так, если бы подобное произошло с ним во сне. Рин реальная. И то, что они делают, тоже реально. Он выдыхает на теплую кожу, судорожно пытаясь вернуть себе рассудок, жмурится и прижимает ее еще ближе, силясь просто растворить в себе; она должна быть еще ближе, настолько, чтобы почувствовать то же, что и он, хотя Какаши уверен, что Рин все понимает. Все до последней мысли. Ловит его лицо руками, а он просто замирает внутренне, смотря в ее глаза. Он тоже все понимает. Хатаке только что самолично сломал свой многолетний контроль, отдаваясь нежности Рин, и он действительно - ее. Целиком и полностью, Какаши даже не отрицает; он принадлежит ей. Но Хатаке никогда не посмеет сказать того же о ней - Рин не нужен кто-то, кто будет ненавидеть себя за то, что делает сейчас. Она нуждается в другом, заслуживает совершенно иного мужчину. И даже если он знает, что никто не сможет любить ее так же сильно, как и он, Какаши никогда не осмелится расслабиться в ее руках, отдаться этим чувствам, да просто принять их. У него не выйдет. Он понимает это и не умеет с этим бороться. Проигрывает сам себе уже хотя бы тем, что стоит сейчас здесь и в который раз целует ее, находит чужие губы и сминает своими, касаясь языком чужого; рефлекторно находит ладонями разрез шелка и опускается на обнаженную кожу, чувствует, как она напрягается под ним и подается на прикосновение, стоит ему нежно провести ладонью вверх. Смотрит на нее не отрываясь, ловит зрительный контакт; от смущения, которое накрывало ее непробиваемым вакуумом не осталось и следа - Рин так же, как и он, кажется, осознала, что им не десять лет, когда любить кого-то ограничивалось тем, чтобы рвать цветы с клумбы у Академии и ходить за ручку, а давно за двадцать. И хоть Какаши все еще может надрать ей цветов с клумбы у Резиденции Хокаге, то только держать ее за руку - недостаточно. Это не пошло и не противоестественно - он абсолютно не стесняется этого, но с одной большой пометкой - если бы у них вообще были какие-либо отношения. Хатаке ведь вновь ей ничего не обещает; не говорит и слова, в который раз стараясь донести хоть что-то на тактильном уровне. По крайней мере, он дал ей понять, что действительно не может держать себя в руках, когда она рядом. А учитывая колоссальный уровень его самоконтроля, Рин обязана понимать, насколько сильное влияние имеет. Чувствует тонкие пальцы под водолазкой и рвано выдыхает, подавшись на них. Ощущает, как все тело напрягается под мягкими прикосновениями и понимает, что теперь точно не может держать себя в руках. Не думая избавляется от водолазки и понимает, что сам теперь плавится под ее губами; если пару минут назад он был еще в состоянии контролировать ситуацию хоть как-то, чем-то, не давая себе зайти так далеко, как хочет, то сейчас у него даже перед глазами мутнеет, когда она касается поцелуями рубцов на торсе. Судорожно выдыхает, опуская ладонь на ее голову и собирается поднять, чтобы просто остановить и не дать себе утонуть в этом ощущении с головой, пока он еще может дать себе команду "отбой". Стук в дверь - это то, что было нужно, чтобы Какаши очнулся от этих ощущений и взглянул на нее почти трезвым взглядом. Рин реагирует быстрее, чем он, тут же, как только слышит настойчивый голос Мияко, метнув кунай в дверь. У него аж бровь дергается. Нохара может выглядеть сколь угодно хрупкой и беззащитной, но такие вещи проделывает с завидной стойкостью. Видит на мгновение в теплых карих глазах раздражение и чуть ли не улыбается, теперь смотря на нее уже точно осознанно. Наклоняется, чувствуя на губах сбитое чужое дыхание и прикрывает глаза, кивая в ответ на ее слова. Какаши знает. Слышать это - как клеймо того, что он теперь не сможет не считаться с этим. Но Хатаке не чувствует раздражения, или напряжения, или еще чего-либо - она будто вместе с этим внесла умиротворение. Он любим. Хатаке не может сдержать ощущения спокойствия, с головой его накрывающее; он так давно его не ощущал, внутри будто все приходит в норму и привычный порядок, так, как и должно быть - по крайней мере, на какое-то время Какаши ничем себя не выжигает, не пытается самому себе что-то доказать и принизить. Он принимает ее любовь так, как должно; смотрит в ответ с тем же ощущением - Рин так же любима, она лучшая из всех, кого Хатаке когда-либо встречал и он не знает, как ей это показать. Он ждал ее всю жизнь, Какаши понял это уже давно; ждал только ее, без какой-либо надежды. И то, что она дана ему спустя столько лет ожидания...невероятно. То, на что он даже не надеялся, на самом деле происходит. Она действительно сидит сейчас перед ним и говорит, что любит его. Упирается лбом в ее и просто...улыбается. Прикрывает глаза, вдыхая родной запах и гладит по голове, расслабляя стальную хватку на ее теле. Он расслабился. Какаши забивает на того ублюдка, который лапал Нохару несколько минут назад - он все еще хочет сломать ему хребет, но то, что Рин сейчас так близко к нему и только к нему - успокаивает. Открывает глаза, сдержанно улыбаясь ей глазами, и касается кончиком носа ее, чуть потеревшись. Это просто мило. Какаши не делает такие вещи от слова "совсем" и с тем желанием, что сквозило из него еще пять минут назад, не имеет ничего общего, но ему больше не хочется ничего...такого. Точнее, он просто перестал об этом думать. Раскаленный нерв внутри, вынуждающий целовать ее чуть ли не остервенело, оставлять на нежной коже едва заметные, но все же отметки - остывает. Сам момент вокруг них остывает. Хатаке аккуратно снимает ее со стола и обнимает, мягко проводя по пояснице ладонью, утыкаясь губами в висок. Еще минуту. Он простоит так еще минуту. Не знает, как ответить на ее слова, но почему-то простое "я тоже тебя люблю" в голову не приходит совсем. А ей наверняка важно это услышать. И он так сильно не хочет ее отпускать. Только не сейчас. Ему хочется простоять так с ней вечно, чувствовать, как ее дыхание восстанавливает привычный ритм, пульс успокаивается и она сама прижимается к нему, крепко обхватывая руками. И ему совсем нечего сказать. Он бы хотел общаться с ней мысленно - так, чтобы все, что он думает, доходило бы и до нее тоже; чтобы не приходилось тратить время на разговоры, которые он к тому же не умеет вести, вообще. Какаши может разъяснить даже генину план сложнейшей миссии во всех деталях и тот поймет, но объяснить Рин, почему он любит ее, но не может быть с ней - не умеет. И даже если начнет, попробует - у него все равно не выйдет; она не поймет ничего из того, что он попытается ей сказать. Поймет не так, как нужно и Хатаке опять накосячит. Поэтому ему остается просто обнимать ее; наслаждаться моментом редкого спокойствия между ними; когда никто не пытается сбежать (ну как "никто", это кто-то всегда вполне конкретный). - Какаши, оденься, - слышит голос сбоку и переводит взгляд на собаку, с которой очень хочет сделать то же самое, что Рин сотворила с дверью. Но, понятное дело, не может. Вздыхает, чувствуя, как умиротворение отступает, оставляя место типичной напряженности для работы. Если Паккун вернулся, значит Пятая определила точную дату. Они изначально составили весь план, оставляя пустым только даты, время и количество людей, потому что для подобного требовалась информация, которую как раз и принес пес, теперь явившись, чтобы передать её. Вообще, Какаши считает, что даже если операция имеет колоссальную политическую подоплеку, разобраться с этим все равно достаточно просто. Место, где они находятся, хоть и расположено ближе к границе Страны Ветра, Песок вряд ли заявит какие-либо претензии в сторону Конохи, даже если их политические личности пострадают. У Гаары есть голова на плечах, Какаши всегда это почему-то радовало с тех пор, как Песок подписал мирный договор. А разобраться с кучей наемников, которых обычно неофициально приводят в качестве охраны на такие мероприятия - как два пальца; хорошую охрану себе они позволить на таких встречах не могут - слишком много шума, а неумелых шиноби уложат даже простые теневые клоны Наруто. Они с Пятой об этом знали и спланировали все буквально "от" и "до". И сейчас им оставалось только как следует сыграть Ясуши и Мияко на торгах, а потом помочь отряду, который прибудет, повязать всех присутствующих и освободить девушек. Остальное уже дела Ибики, в которые он бы не очень хотел соваться. А еще он сейчас осознает, что за этими мыслями простоял несколько минут и все это время, ничего не видя, смотрел в пол и прижимал к себе Рин, методично поглаживая большим пальцем открытый участок мягкой кожи. Завис с ней в руках и даже не заметил - она настолько ему подходит, что он не чувствует ничего...противоестественного, когда Нохара рядом. Резко отстраняется, сжимая ее плечи и выдыхает. Как это все объяснить? У него в голове - чистый лист. То, что он сорвался...Какаши не в состоянии этого объяснить или хоть как-то за это извиниться. Потому что, вероятно, ему не за что просить прощения? Хатаке это понимает; ей не было неприятно, это было полностью взаимно, он просто дал толчок тому, что должно было произойти в любом случае, и Какаши почти себя за это не ненавидит. Но все равно...он прикрывает глаза и отворачивается в сторону Паккуна, быстро натягивая водолазку с пола. - Наконец-то. В общем... Паккун передает в точности все слова Пятой и отдает свиток с планом операции Какаши, растворяясь в облаке дзюцу. Вообще, сейчас у них достаточно много работы и Хатаке оставляет все разбирательства того, можно им с Рин целовать друг друга или нет, на попозже. За эти несколько дней, что остались до торгов, им нужно многое сделать и потому он просто вынужден отложить все свои душевные метания куда-нибудь подальше. У него миссия. У них, что самое главное, миссия. Полномасштабная и очень важная для страны в целом; он просто не может себе позволить целовать ее когда ему захочется и дать себе волю хоть какую-то. Только не сейчас. - Я...В общем, не бойся меня, - Какаши поднимает на нее взгляд и натягивает маску на лицо, скрывая половину. Он не может сказать ей "не бойся меня трогать", закончить фразу просто не в состоянии. И самое главное в том, что неловкости между ними почти нет. По крайней мере, он ее не чувствует так, как раньше - все произошедшее будто было правильным, будто должно было случиться, чтобы они оба поняли, что идеально друг другу подходят и нечего стыдиться, по крайней мере, в этом плане. И с этим правда становится проще. Три следующих дня, когда Мияко постоянно пыталась поддеть их как-нибудь еще, Рин действительно стала меньше сжиматься от одного его прикосновения. Она не растеряла себя, но стала куда более раскрепощенной и теперь внутренне сжиматься настала очередь Какаши. Если раньше для него было нормально просто смотреть на нее издалека, потому что он знал, как сильно его к ней тянет, то сейчас она постоянно была рядом и постоянно делала...что-нибудь. Что-нибудь, что просила у нее Мияко. Как можно быть настолько похожими внешне, но иметь такие разные характеры? Он поражался этому с каждым днем и пусть поползновения наглой копии Рин к нему более-менее прекратились, то то, что она говорила делать Нохаре, руководствуясь тем, что "вы совсем не похожи на нас с Ясуши!!" выбивало из него всю его стойкость. Рин вела себя...иначе. И с каждым разом у нее все лучше получалось. А учитывая то, что она не утратила своей индивидуальности и не вела себя так же вызывающе, то с каждым разом Какаши становилось все сложнее держать себя в руках - Рин была просто идеальной. Мягкий характер и постепенно раскрывающаяся в ней безупречная женственность - она сводила его с ума и, кажется, ей не было стыдно. Совсем. А он продолжал вести себя, как бревно и не показывал ничего из того, что должен был. При Мияко. В целом перестал показывать. Какаши боялся снова сорваться на Рин; он держал себя в руках настолько крепко, что это просто выбивало из него все силы. Ему было бы намного проще смириться с происходящим, если бы у них не было постоянного контакта, если бы они не спали вместе и он бы не видел ее каждое утро, не просыпался с ней в объятиях. Рин уже даже не удивлялась, когда открывала глаза, он - тем более. И это по-настоящему пугало. Потому что Хатаке не должен позволять себе такие мысли; Какаши не должен даже мечтать о том, что когда он вернется в Коноху, то сможет опять появляться в квартире и проводить с ней время. Но в то же время он понимал, что иначе у него просто не получится. И ему просто необходимо что-то с этим сделать. Пятая уже сказала, что не позволит ему уйти из Листа на долгую миссию, поэтому эта затея отпадала почти сразу, а опять ныкаться по углам смысла уже не было - они в любом случае пересекутся и все начнется по новой. Он просто не сможет больше бегать от нее, потому что это были самые лучшие дни за последние несколько лет. Если убрать то, что Какаши постоянно себя сдерживал в разговорах или действиях; думал сразу за троих о миссии, постоянно размышлял о том, как лучше все провернуть и параллельно боролся еще и с собой - это все равно было время, когда он отдохнул по крайней мере душой. Ему было спокойно проводить время с Рин, да Хатаке даже в одну постель с ней ложился, не ощущая и капли того, что могло бы сделать эти действия неправильными - они проводили время так, будто были созданы для того, чтобы быть вместе.***
- Торги уже послезавтра. Какаши, ты проверил всех девушек? - Мияко частенько включала командира и чем ближе они были к дню "Х", тем чаще это происходило. Они с Рин даже не сопротивлялись. Тем более, зачастую говорила она по делу и стала чуть более сдержанной; вероятно, даже ей было страшно, хоть Хатаке и заверил ее, что на этой встрече не будет смертей или чего-то настолько опасного, что могло бы ее или других людей из числа слуг и наложниц напугать. Мияко все равно страшилась того дня и боялась, что Какаши с Рин все испортят. Поэтому нервничала и проверяла все приготовления, которые обычно делал Ясуши, по сто раз на день. Спокойствие Какаши даже трещину не дало. Профессионал. - Да, - он кивает, засовывая руки в карманы и смотрит в окно, наблюдая за теми, кто сейчас подстригает кусты в саду. Все эти люди будут свободны, но что они станут делать после? Это лишит их работы. Возможно ли, что они делают только хуже и большинство из наложниц сами не хотят уходить, как Мияко? Он начал сомневаться в своих действиях какое-то время назад, но повернуть вспять уже ничего было нельзя. - Я не буду спрашивать остальное, потому что надеюсь на твое благоразумие. Или потому что я тебя достала, не знаю. Ты не выглядишь особо довольным, - она нервно кидает один из свитков на стол и стучит ногтями о стол, оглядываясь. - Я всегда такой, - Мияко все еще очень похожа на Рин. И он просто не может грубить ей; зачастую Хатаке продолжает с ней разговоры, а не молчит в ответ, но все только потому, что она выглядит как та, о ком он думает 24/7. И, вероятно, она и сама это понимает. - Чем ты займешься потом? - Я...не думала, - она молчит какое-то время, неуверенно сбавляя тон и опускается на кровать, переводя взгляд на Какаши. И он понимает, что Мияко просто не знает, куда себя деть. Она привыкла к роскоши, ко всему...вот этому. И у него даже получается понять ее нежелание от этого уходить. - Твой отец очень волнуется о тебе, - это последнее, что он говорит, потому что не знает, что еще можно сказать. Ему нечего ей предложить, чтобы хоть как-то помочь, но и сделать ничего "обратно" он уже точно не сможет. Какаши с Рин просто вернутся к нормальной жизни, а большая часть жителей этого места, вероятно, будут потеряны. Нужно будет обязательно поговорить с Пятой об этом. В комнату из гардероба входит Рин, одетая в одежду Мияко, и он опять просто отворачивается. Глаза б его этого не видели. Или видели. Но тогда только его. У него что-то закипает внутри, когда он думает, что на торгах будут кучи направленных именно на нее глаз и Рин будет вынуждена вести себя развязно с людьми, которым он потом захочет свернуть шеи. Да Какаши уже хочет, чего уж там; а ведь она их еще даже не видела. Но он понимает, что все это - миссия, хотя легче от этого не становится вообще. - Между вами сильная тяга, я вижу это каждый раз, когда вы делаете что-то, но ты продолжаешь делать вид, что тебе все равно, а ты - понуро опускаешь глаза. Понятия не имею, что там между вами произошло, но, Рин, - размышляет Мияко, а Какаши слушает и индифферентно пожимает плечами; наложница говорила им что-то подобное, но сейчас у нее просто вдруг резко кончилось терпение. Она даже не подкалывает или истерит, просто...констатирует факты. Которые он и без нее знает. - Мужчины любят, когда ими командуют девушки. Посмотри на себя! Он же тебе ни в чем не откажет, а ты мнешься, как мямля. Такие красивые девушки, как ты, должны получать свое, - это она себе комплимент сделала, он уверен. Даже улыбается на это, повернувшись в этот момент и встречается взглядом с Рин, ничего не говоря в ответ Мияко. - А ты подумай над тем, что можно сколько угодно считать птиц на газоне, пока ее будут у тебя уводить! И прекрати вести себя так. Отвратительно! Я думала, ты весь такой мужественный и с характером, а на деле...Сил моих нет! Какаши просто вздыхает на все это, наблюдая за тем, как Мияко взмахивает руками и выходит за дверь, продолжая бубнить что-то о том, что нужно срочно подышать воздухом, а то "тупость этих двоих и на меня перейдет". Возможно, в ее словах и была доля правда, но сама суть в том, что она действительно не знает, что между ними произошло. Мияко не знает об Обито, понятия не имеет о том, что Рин умерла от руки Какаши, что он своими действиями почти вынудил ее убить невинную девушку, что она плакала из-за него и еще куча, куча всего, чего он не может себе простить. Она не знает об этом. И все было бы намного проще, если бы им всего лишь нужно было сделать несколько шагов друг к другу навстречу. Потому что они их уже сделали, но в итоге Какаши просто делает еще десяток назад и они остаются на том же месте, что и раньше. Это не имеет смысла. - Я отправил от имени Ясуши несколько писем о том, что он выставляет на торги Мияко тоже. Поэтому будь осторожна, - поясняет Какаши для Рин. Это было нужно для того, чтобы собралось как можно больше народу. Чтобы накрыть всех разом. Отклик это получило колоссальный, поэтому Какаши беспокоится за нее; у Рин очень важная роль и ему нужно постараться не отходить от нее ни на шаг, потому что он и правда боится, что с ней что-то случится. У Мияко слишком большая "популярность" и сейчас это может принести проблемы для Рин, хотя и успех миссии тоже. Слишком сложно.— POV Рин —
Паккун появился в окне слишком неожиданно и просто насильственным образом вырвал Рин из той неги, в которой она находилась буквально мгновение назад, заставив девушку снова включить мозги и начать соображать. Нохара молниеносно запахнула халат обратно, в суматохе спрыгнув со стола на пол, но оставшись стоять рядом с Какаши. Для Паккуна, наверное, они сейчас выглядели, как подростки, которых застукали целовавшимися за школой, и эти мысли заставили Рин улыбнуться. Но Какаши произносит какую-то скомканную фразу, а Нохара просто кивает в ответ, даже до конца не вникнув в её смысл. И не нужно. Она старается по примеру Хатаке быстро погрузиться мыслями в предстоящую миссию, сделав сосредоточенный вид, потому что, если она начнёт думать о произошедшем, станет анализировать поведение Какаши, то может прийти к выводам, которых она осознавать не хочет. Он сложный человек. Был таким с самого детства. Но Рин была одной из немногих, которая могла почувствовать и понять Какаши без слов и она очень дорожила этим умением. Но даже Нохара не понимала того, почему Хатаке так себя ведёт, ведь куноичи чувствовала, что нужна ему, что он...любит её. Почему же тогда Какаши не может позволить себе просто быть счастливым рядом с ней? Ходит по краю и как только случайно заступит за него — в спешке прячется обратно, туда, где комфортно, туда, где привык, туда, где...нет её. Зачастую эти мысли просто выматывали Рин и тогда она заставляла себя переключиться, сфокусировать внимание на предстоящем задании, ведь времени оставалось совсем немного. Она не хотела подводить Какаши, знала, что не должна вешать всё планирование операции на него одного, хоть он и был капитаном, и обязана быть готова, в случае чего, действовать своим разумом. Но это было...сложно. Особенно теперь, когда былое смущение между ними пропало; Рин позволяла себе касаться его невзначай, хоть и не перегибала с этим; они просыпались и засыпали вместе. Он смотрел на неё так, будто она самое дорогое, что есть в его жизни и сердце Рин готово было пробить грудную клетку от одного подобного взгляда. Это были самые прекрасные дни в её жизни и девушка постоянно задавалась вопросом, изменится ли всё, когда они вернутся в Коноху? Неужели Какаши снова будет её избегать так, словно ничего этого и не было вовсе? И самое страшное, она знала, что он смог бы. И когда до торгов остаётся всего день, а приготовления к ним завершаются мелкими деталями типа наряда Рин и лака для ногтей того же цвета, что у Мияко, наложница сообщает, о том, что прибыли девушки из гарема Ясуши. — Ничего особенного — штучный товар, который быстро разойдётся и в сумме принесёт неплохую прибыль. А за меня одну назначили цену побольше целого гарема. Что, выкусил, Кеничи?! — горделиво разъясняет Мияко и усмехается. — Охрана проводила их в домик для гостей напротив. Ты, Какаши, можешь даже к ним не выходить — Ясуши не проявлял интереса к тем, кто выставлен на продажу. А вот тебе, Рин, не мешало бы сходить туда и проникнуться атмосферой. Понаблюдаешь за тем, как надо вести себя, привыкнешь, чтобы завтра удивлённо не хлопать глазами на каждое действие. Только не забывай, кто ты! И не смей меня позорить перед этими...девушками. Мияко явно хотела выругаться, но, поймав взгляд Какаши, быстро заменила бранное слово. Впрочем, во всём остальном наложница была права и, недолго думая, Рин действительно направилась в домик для гостей, который находился на участке Ясуши, чтобы проведать остальных девушек. Впервые войдя в гостевой дом, Нохара застала с десяток наложниц за ужином, но как только те увидели её, побросали все приборы и почтительно склонили головы, сразу же прервав все разговоры. Да, Мияко действительно была здесь бесспорным авторитетом. Приосанившись и надменно глянув на женские макушки сверху вних, Рин вальяжно прошла к столу и заняла свободное место. — Ну, — произнесла она в полной тишине и вопросительно изогнула аккуратную бровь. — Готовы к завтрашним торгам? — Готовы, госпожа, — после минутного молчания голос прорезался у одной из наложниц. — Хотя нам очень не хотелось бы уходить от господина Ясуши. — Да, — поддержала её вторая. — Он кормит нас, покупает нам одежду и даже бьёт меньше, чем девушек в других гаремах. — А ты сама виновата! В последний раз мозги отшибло что ли? Забыла, что господину всегда нужно кланяться, когда он заходит в комнату? За дело получила! — воскликнула третья. Осмелев, девушки наперебой начали расхваливать Ясуши, зная, что Мияко может донести эти разговоры до хозяина и как-то повлиять на их продажу. Но Нохара лишь слушала этих забитых и полностью безвольных девушек и ужасалась тому, что кто-то может так жить и, самое главное, желать такой жизни. У них совершенно искажённые представления о свободе, о выборе, о доброте, заботе, своих правах и обо всём остальном. Рин не могла спокойно на это реагировать и сохранять непробиваемую броню Мияко, через которую просачивалось её сострадание, поэтому куноичи резко прекратила эти разговоры. — Закончили базар! — прикрикнула она и девушки действительно присмирели. — Сегодня я разговаривала с господином Ясуши и он поделился со мной новостью о том, что тех девушек, которых завтра не продадут на торгах, он выгонит. Пойти-то уже надумали куда? — усмехнулась Рин в стиле Мияко, намекая на то, что из всех них торгов стоит только она. Ей так хотелось раскрыть себя этим девушкам, обнадёжить, пообещать, что они обязательно их спасут и освободят, но Нохара понимала, что о миссии никто посторонний знать не должен, иначе всё может сорваться. Поэтому она решила узнать, есть ли куда им всем идти после освобождения. Но прочитала в женских глазах лишь неподдельный ужас после своего заявления. Им некуда деваться. Они не знали другой жизни. Ясуши истребил всех их родных. И, скорее всего, их свободная жизнь будет выглядеть не менее удручающе, чем сейчас, а заниматься они будут чем-то похожим, только забыв обо всех удобствах и получая гораздо меньшие деньги за это. Рин обязательно должна будет поговорить с Пятой, чтобы та позволила всем этим несчастным остаться в Конохе. — Заканчивайте и ложитесь спать. Вы в последний раз находитесь в этом доме. Завтра утром мы уходим, — командным тоном произнесла Рин, которая встала со своего места и направилась прочь. А позже, когда всё плохое останется позади, она лично возьмёт этих девушек под свою опеку, приучая их к нормальной жизни на свободе.***
— Тааак, пойдём дальше, — протянула Мияко, глядя в записную Кеничи и раскачиваясь на стуле напротив Какаши. — Сейджи Танака. Один из партнёров Ясуши. Разговоры о женщинах его мало увлекают, потому что он по мужчинам. Его гарем сплошь состоит из мальчиков, некоторые из них даже несовершеннолетние. Брал меня как-то Ясуши к нему в гости...Больной ублюдок этот Сейджи, меня чуть не вывернуло наизнанку от вида того, что он с ними творит. Так. Дальше идёт Шиджо Мацуда. Племянник императора страны Земли. Занимается работорговлей в тайне от своих высокопоставленных родственников, поэтому держит небольшой гарем за границей страны в конюшне. Нет, ты только вообрази себе, в конюшне! Мияко перевела весёлый взгляд на Какаши, который сидел на кровати, заметив его апатичное лицо и то, что он её мало слушает, хотя она выдавала ему довольно ценную информацию. Шумно вздохнув, девушка отбросила записную книжку и подошла к мужчине, забираясь сзади него на кровать. Заметив, что тот уже начинает от неё отстранятся, наложница выставила перед собой руки, показывая, что ничего плохого она не имеет ввиду. — Эй, не напрягайся ты так. До того, как я сюда попала, я работала в массажном салоне. Разомну тебе мышцы по-дружески и даже денег с тебя не возьму, — ухмыльнулась Мияко и, получив немое согласие, а скорее просто нежелание спорить, опустила руки на мужские плечи, начиная их массировать. — Наверное, думаешь, какая я ужасная, да? — продолжала свой монолог девушка. — В чём-то ты прав. В жизни у меня мало было хорошего и на своём пути я встречала только отпетых ублюдков, которые хотели мной воспользоваться. Встретился бы ты мне в своё время, может, всё у меня сложилось бы иначе. Но тебе же теперь нравится Рин, у меня нет шансов, так ведь? Так, можешь не отвечать, я знаю. Ума не приложу, что ты в ней нашёл; ставлю мысленно себя и её и всё как бы очевидно. У тебя какой-то извращённый вкус, Какаши, — Мияко усмехнулась и чуть склонилась к Хатаке, прошептав ему на ухо: — Но ведь я могу быть ей, так же, как и она мной. Женский голос стал мягче и чище, совсем как у Рин, а сама Мияко присела на колени за спиной у Какаши, продолжая массировать его плечи, но уже не рукой профессионала этого дела, а так, как это делала бы...Рин. — Ты так трясёшься над ней, словно она в любой момент может рассыпаться. Со мной не нужно так осторожничать, Какаши, — шептала Мияко, касаясь губами его уха. — Что тебя так зацепило в ней? Мягкость? Нежность? Доброта? Так и я могу быть нежной и ласковой. Какой ты захочешь меня видеть. Женские руки принялись скользить с плеч вниз, переходя на ключицы и грудь, а сама она аккуратно прижалась к спине Какаши. И всё это было так необычно для Мияко. Она бы уже давно сидела на коленях у очередного дружка Ясуши, который бы упал головой в её бюст, а она игриво о чём-то щебетала и время от времени звонко смеялась. Но Какаши был совсем другой и Мияко ещё ни с кем так осторожно себя не вела, боясь сделать хоть одно движение, которое было бы не свойственно Рин. — Ты так долго сдерживаешь себя, к чему всё это, если есть я? То, что не можешь позволить себе с ней, ты можешь позволить себе со мной. Хоть раз расслабься. Мы же здесь совсем одни. Никто даже не узнает. Ты заслуживаешь этого, — кончик женского языка прошёлся по ушной раковине вниз, после чего Мияко перешла на шею, осторожно приподняв снизу маску, чтобы оставить на оголённой коже горячие влажные поцелуи. — Какаши...ты ведь знаешь, как я люблю тебя, — проговорила девушка голосом Рин, после чего ощутила, как оказалась прижата спиной к спинке кровати, а Хатаке сдавливает рукой её горло. Она даже сама не успела понять, как это произошло, всё случилось очень быстро. И сейчас Мияко испуганно смотрела на Какаши, осознавая, что она перешла какую-то черту и ей пришёл конец. Но...в следующий момент он впился в её губы поцелуем. Безумным, неудержимым, пламенным. Мужские руки начали срывать с неё одежду, крепко прижимая к деревянной поверхности спинки, грубыми движениями беспорядочно исследуя её тело, оставляя на нём покрасневшие отпечатки и будущие синяки. Его пальцы властно проникли в волосы Мияко, зажав те в кулаке и потянув вниз, заставляя девушку запрокинуть голову наверх, чтобы жадными укусами отметиться на её шее. Наложница быстро обвила ногами мужские бёдра, прижимаясь к Хатаке всем телом. И не было в этом ни капли нежности или ласки, но на губах Мияко застыла довольная улыбка, ведь она получила хотя бы грамм от тех удивительных чувств, которые Какаши испытывает к Рин. — Какаши, представляешь, я только что.., — Нохара вошла уже в родную ей комнату, находясь под тяжестью собственных мыслей о судьбе загнанных девушек и в первые секунды ей показалось, что она ошиблась дверью. Остановив взгляд на кровати, Рин замерла на месте, глядя на полураздетую Мияко и Какаши, которых она прервала в самый неподходящий момент. Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать, но звуки просто не выходили и потому она была похожа на рыбу, выброшенную на берег, которая просто шевелит губами. И ей, как и этой рыбе, не хватало воздуха. Рин медленно приложила ладонь ко рту, чувствуя подступающий к горлу комок. Она понятия не имела, как ей реагировать, как вести себя и что делать, но чувствовала, что её лицо начинает искажаться, а губы дрожать в предзнаменовании того, что ещё пару секунд и она не сможет сдерживать слёзы. Рин быстро развернулась на месте и выбежала прочь. Девушка бежала, не останавливаясь, преодолевая коридор, в котором столкнулась с горничной, сбегая вниз по лестнице и выбегая вон из этого злополучного дома. Она думала, что на улице ей станет легче, но всё случилось наоборот. Осознание произошедшего ложилось на неё тяжким грузом, словно плита, которая придавливала её к земле. Нохара сползла вниз по стене, ноги совсем её не слушались. Слёзы градом стекали по щекам и как бы она не пыталась себя успокоить, становилось только хуже. Рин растерянно озиралась по сторонам, не зная, куда идти или куда бежать дальше. Ей хотелось обратно в Коноху, в свой родной дом и никогда, НИКОГДА оттуда больше не выходить. Её размытый взгляд упал на гостевой домим и Рин силой заставила себя встать, побежав туда. Ворвавшись внутрь, девушка захлопнула за собой дверь, истеричными движениями закрывая ту на все возможные замки. Такое появление не прошло незаметным и вскоре к ней вышли остальные девушки, которые заметили, что с их Мияко что-то не так. — Что с вами, госпожа? Вы плачете? Кто вас обидел? — звучали наперебой вопросы. — Оставьте меня в покое! — попробовала изобразить грозный тон Рин, но звучало это крайне жалко. — Обожглась. Руку обожгла. Пролила горячий чай, — рваными предложениями объяснила Рин, пытаясь остановить слёзы. И в какой-то мере, Нохара не врала. Она действительно обожглась, только пострадало кое-что поважнее руки, которую она готова была отпилить, лишь бы забыть то, что видела. Рин не слышала девушек, которые наперебой советовали ей средства от ожогов; в висках било напряжение, она чувствовала, как сердце бешено колотится, заставляя трястись и её саму. Почему...он так с ней поступил? Разве могла она когда-то подумать, что Какаши способен на подобное? Тот человек, которого она любила всю жизнь? Чем больше Рин об этом думала, тем поток её слёз становился всё сильнее, пока в конечном итоге, она вихрем не пронеслась мимо девушек, забежав в первую попавшуюся комнату, чтобы закрыться там ото всех. Рин не могла отделаться от картин с участием Какаши и Мияко в постели, где она последние дни просыпалась в объятиях Хатаке. Все его прикосновения к Мияко, поцелуи и Бог знает, что ещё, если бы она зашла чуть позже, вызывали в душе куноичи лишь одно чувство — отвращение. Рин почувствовала непередаваемое отторжение ко всему, что её окружает, ощущая себя в клетке, где всё для неё враждебно. Ей было так мучительно больно, словно её ежесекундно разрывали на куски вновь и вновь. Как она могла так в нём ошибиться? Весь образ Какаши, каким она его представляла и думала о нём, рухнул у неё на глазах. Ей казалось, что она знает его лучше всех, но на самом деле, Рин понятия не имела о том, какой он, каким он может быть. Он был жесток и безжалостен к своим врагам, но впервые девушка ощутила всю силу этой жестокости к себе. Нохара задавала сотню вопросов в секунду о том, что она сделала ему, почему он так с ней обошёлся, ведь она видела, что Какаши тоже испытывает к ней чувства, и не на один из них не знала ответа. Всё усугубляло и то, что торги уже завтра. Но она сыграет свою роль идеально, не позволит пострадать всем этим людям. Ведь они не виноваты в разрушенных иллюзиях своей спасительницы.