Неудобные вопросы

Рё-сан рассчитывал успеть сходить в ванную перед тем, как тайфун разыграется в полную силу, а потом вернуться в комнату, но обстоятельства сложились так, что они с Курамочи только и добрались до второго этажа, когда ветер настолько усилился, что двигаться дальше становилось просто опасно. И пол под ногами, и крыши, и стены стали ощутимо хрупкими. Казалось, одного небольшого порыва ветра будет достаточно, чтобы снести всё здание. Поэтому самым разумным решением было спрятаться за ближайшей незапертой дверью. Когда им удалось закрыться изнутри на защёлку, Курамочи спустился по стенке, рассмеялся и сказал: — Кья-ха-ха, отлично поиграли! — А потом продолжил неожиданно серьёзно: — Надеюсь, Миюки успел добраться до поля. — Он — скорее всего да, а его зонтик — точно нет, — хмыкнул Рёске, выжимая полы футболки. Потом снял расстёгнутую спортивную кофту, бросил её на ближайшую скамейку и наконец оглянулся. Ряд стиральных машин и сушилок намекал, что попали они вполне удачно. Долго не раздумывая, Рё-сан начал снимать с себя и остальную одежду. — А ты не будешь? — спросил он, посмотрев на Курамочи. Тот пожал плечами, снял верхнюю часть одежды и бросил её в ближайшую свободную машинку, но потом задумался. Рёске нашёл кем-то оставленные сушиться полотенца и бросил одно из них Йоичи. Встретившись с его взглядом, он хмыкнул и уточнил: — Боишься, что ли? — Чего мне бояться? — пробормотал Курамочи, тут же отвернувшись. — Я не знаю, что у тебя в мыслях крутится, — протянул Рё-сан насмешливо. Снял трусы, обернувшись полотенцем, и тоже бросил их машинку, настроив её на режим сушки. После чего демонстративно повернулся к Курамочи спиной. — Не понимаю, почему тебя это смущает, — сказал он, скрестив руки на груди. — Как будто я тебя в ванной двести раз голым не видел. Поспешные шорохи, машинка пару раз тонко пикает, и Йоичи проходит мимо и садится на скамейку прямо напротив. Рё-сан ещё не успел уловить его смущённый взгляд, а по спине уже пронеслись знакомые мурашки. Только Курамочи сейчас был без одежды и без слёз на глазах, но хватило буквально мига, чтобы захотелось предотвратить часть из этого. А встретившись с его взглядом, Рё-сан чуть сжал пальцами плечо, чтобы напомнить себе об обещании, которое сам и дал. — Это совершенно разные ситуации, — заявил Йоичи и тут же отвёл глаза. Рё-сан тоже невольно отвернулся, и, так как причин для продолжения спора у него не осталось, он сел на другую скамейку и сделал вид, что задумался, на самом деле пытаясь подавить волнение, которое вспыхнуло, как спичка, и никак не хотело угасать. Снаружи раненый ветер яростно метался по улицам Токио, словно заблудился и всё не мог выбраться из этого проклятого города на свободу. Тучи надвигались всё более чёрные, и из единственного в этой комнате окна не было видно ничего, кроме потока воды, льющегося с неба. А внутри мирно шуршали два барабана и в неловком молчании сидели два человека. — Так тебе… женщины вообще не нравятся? — спросил Рё-сан, чтобы сказать хоть что-нибудь. Курамочи вздохнул и ненадолго задумался, после чего ответил с усмешкой: — Мне девушки очень нравятся, но точно не в том смысле, в котором они нравятся тебе. — Некоторые девушки становятся очень милыми, если снять с них трусы, — проговорил Рё-сан, ухмыльнувшись. — Вот об этом я и говорю, — продолжил Курамочи. — По крайней мере, меня в детстве учили, что к женщинам нужно относиться уважительно. Рё-сан окинул его долгим взглядом, потом покачал головой и ответил: — С чего ты взял, что я так к ним не отношусь? Хотя, мне вполне ясны твои предубеждения, но я бы сказал, что это относится не к женщинам, а к людям в целом. Я не могу уважать того, кто сам себя не уважает, а женщины — это частный случай. — Так и не скажешь, но ты, Рё-сан, недотрога, — протянул Курамочи задумчиво. — В каком смысле? — Тебе невозможно понравится, пока тебе самому кто-то не понравится, — ответил он. — А остальные, что бы они не чувствовали, ничего не будут для тебя значить. Немного высокомерно, не думаешь? — Высокомерно? — хмыкнул Рёске. — Если это так выглядит, пусть так. Не думаю, что я кому-либо что-то должен доказывать. Какая-то ветка пронеслась по стеклу окна со свирепым скрипом и тут же исчезла в непогоде. И снова повисло неловкое молчание. — Так значит, совсем не нравятся? Ты хотя бы пробовал? — Пробовал, — кивнул Курамочи. — Девушки мне очень нравятся, но чисто платонически. В этот момент свет погас, и Рё-сан не заметил печальной улыбки и взгляда, которым Йоичи на него посмотрел. Машинки вопросительно ойкнули и перестали крутить свои барабаны, внезапно выключив все сигнальные огни. Снаружи послышался треск: ясень, растущий во дворе, не выдержал очередного порыва ветра. — Знаешь, порой мне тоже хотелось бы, чтобы это был всего лишь период экспериментов, — сказал Курамочи негромко. — Что-то, о чём можно будет потом вспомнить и посмеяться, и сказать: «Каким же я был глупым!». Но, если раньше я сомневался, то сейчас я уже точно уверен, что для меня это не что-то временное. Рё-сан ничего не ответил. Буря бушевала прямо за его спиной, и казалось, какая-то её часть просочилась сквозь стену, устраивая беспорядок и в мыслях. Такое же дикое и неконтролируемое, как природные катаклизмы, побуждение толкнуло его встать и сесть рядом с Йоичи. Он окинул его долгим взглядом, но тот никак не отреагировал, будто даже не заметил, что Рё-сан пересел. Дождь ненадолго затих, утопившись в громе, но потом снова зашумел с разрушающей силой. Рёске нежно притянул Йоичи к себе и поцеловал. Его кожа, его губы показались ему такими же раскалённо горячими, как сверкнувшая за окном молния. — Сам дал слово, сам его и нарушаешь, Рё-сан, — сказал Курамочи, усмехнувшись. Рё-сан отстранился, но ещё какое-то время не отводил взгляда, будто не хотел увеличивать то маленькое расстояние, которое осталось между ними. Наконец отвернувшись, он опустил глаза и ответил: — Ты сам виноват в том, что мне захотелось это сделать. Йоичи нахмурился, озадачившись, но всерьёз не задумался над этими словами. И чтобы увеличить то микроскопическое расстояние, которое осталось между ними, встал и подошёл к машинке, в которой сушились его вещи. — Ну, что? — уточнил Рё-сан. — Носить можно, — ответил он. — Сколько там оставалось на таймере перед тем, как свет выключился, минуты две? *** Миюки едва успел затащить Савамуру в раздевалку прежде, чем тайфун чуть не снёс их обоих с ног. Теперь они сидели, мокрые с ног до головы, и молча перебрасывались мячиком. Казуя выглядел раздражённым, а Эйджун — виноватым. — Наверняка он скоро пройдёт, и мы сможем отсюда… уйти, — проговорил Эйджун, но встретившись со взглядом, в котором, как ему казалось, он увидел злость, невольно запнулся. Про себя он был не менее раздражён, чем сам Миюки. В конце концов, Эйджун не просил его сюда заявляться, а спрятаться в раздевалке, чтобы переждать бурю, он мог и без помощи Казуи. Тем не менее, за те несколько минут, что они здесь провели, Миюки удерживал такое напряжённое молчание, словно убить его хотел, и из-за этого Савамура начинал чувствовать себя неловко. — О, знаю! — воскликнул он, поймав в очередной раз мяч. — Если мы найдём перчатку, то можно будет потренировать подачи! И, воодушевившись этой мыслью, Эйджун встал и начал заглядывать во все открытые шкафчики. Миюки фыркнул. — Ты, как обычно, только об одном и думаешь, — проговорил он, как показалось Эйджуну, обидчиво. — Ну, всё равно нечем заняться, — протянул Савамура, продолжая открывать все незапертые дверцы. Миюки вздохнул. Почему-то с того момента, как они оказались заперты наедине за стенами непогоды, его начало раздражать всё, что Эйджун говорил и делал, и особенно капли воды, которые стекали с его волос за шиворот, прячась за влажной тканью его футболки. И, как назло, только он смог от этого отвлечься, как этот идиот, встал с места и повернулся к нему спиной, пытаясь отыскать дурацкую бейсбольную перчатку, которой наверняка здесь не было! — Садись уже. По-любому ничего не найдёшь, — процедил Миюки, едва сдерживаясь. От чего он сдерживался, он и сам не знал. Уловив в его голосе недобрые интонации, Савамура невольно вздрогнул и остановился, прекратив свои поиски, но обратно не сел, потому как внутренний голос говорил ему, что никакой Миюки Казуя не может запретить ему искать перчатку, если он этого хочет! Тем не менее, сдвинуться с места он почему-то не мог, будто, кроме приказного тона, в голосе Миюки было ещё что-то. Что-то, из-за чего теперь просто невозможно было бы повернуться и посмотреть ему в глаза. Миюки хотелось завыть вместе с ветром. Он всё отводил взгляд в сторону окна, залитого дождём, но невольно возвращался обратно и постоянно боролся с желанием встать и заставить Эйджуна сесть обратно или вообще пересесть куда-нибудь, откуда он не будет его видеть. — Не хочешь душ принять? — уточнил Казуя. — А то точно заболеешь. Савамура чуть двинул дверцу, за которую держался, и она скрипнула. — Нет. Всё равно в мокрую одежду переодеваться. Думаю, это бессмысленно, — сказал он, слегка улыбнувшись. И закрыл шкафчик, перейдя к другому, будто уже забыл, что сказал Миюки минуту назад. — Садись, не мельтеши! — раздражённо бросил тот, сам едва удерживаясь на месте. — Да ладно, я точно недавно где-то видел бесхозную перчатку! — ответил Савамура, направляясь по рядам. — Я не собираюсь ловить твои подачи. По крайней мере, сейчас, — заявил Миюки, скрестив руки на груди. — Это ещё почему? — обиделся Эйджун. — Я ведь ничего не сделал! — Потому что мне не хочется, — отрезал Казуя. — Так что успокойся и просто сядь здесь уже! Савамура повернулся к нему и долго и очень раздражённо смотрел на него, а потом выдал: — Уж лучше меня ураган унесёт, чем я останусь ещё хоть минуту с тобой в этой комнате. Ну, надеюсь, до общежития я дойду, — и с этими словами он направился к выходу. — Ты с ума сошёл?! — воскликнул Миюки, вскакивая с места. — Да какой идиот выйдет отсюда в такую погоду?! — Я, — серьёзно ответил Эйджун. — Ты точно идиот, — согласился Казуя. — Не дури. Уж какой бы у меня ни был характер, пару часов выдержишь. — Сомневаюсь, — раздражённо бросил Савамура. Он снова стоял к Миюки спиной, и тот снова начинал раздражаться. — Значит, пока я не ловлю твои подачи, ты меня в глаза не хочешь видеть? — процедил он. — Я был бы рад, — ответил Савамура, — если бы ты не вёл себя, как козёл. Причём, без повода. Он снова направился в сторону двери, и, не найдя, что ответить, Миюки быстро подошёл и обнял его за плечи, прижав к себе. Свет погас в этот самый момент, и Эйджуну невольно показался этот жест очень откровенным, хотя он и был уверен, что это всего лишь обострилось его восприятие из-за неожиданной темноты. — Что ты делаешь? — проговорил он негромко, стараясь придать голосу твёрдости. — Я тебя туда не отпущу, — сообщил Миюки, крепче прижав его к себе. Не то, чтобы из его объятий невозможно было выбраться, всё-таки это были объятия, а не тиски, но по какой-то причине Эйджун не мог и шагу ступить. Хотя ему хотелось уйти. Вырваться из этих рук и пару тысяч раз назвать Миюки идиотом. Но он стоял на месте и так и не сказал ни слова. И всё никак не мог перестать прислушиваться к тому, как быстро и отчётливо бьётся у Казуи сердце. Невольно это волнение, которое он прочувствовал не в словах, не в действиях, а лишь соприкоснувшись, переходило и к нему. Казуя прошёлся по рукам Эйджуна и, просунув ладони на уровне локтей, обнял его за талию, так мягко, будто был уверен, что Савамура не хочет вырываться. Стоя с ним вот так, в полутьме, обнимаясь, Миюки понял, что вся злость и раздражение куда-то испарились, и на смену им пришло чувство абсолютно противоположное. И хоть он не знал или не хотел знать его названия, пока он чувствовал себя так, ему и в правду не хотелось отпускать Савамуру. — Делай, что хочешь, но отсюда ты не уйдёшь. Гром перекричал бьющиеся о землю капли, но голос Казуи, хоть он и говорил почти шёпотом, ему перекричать не удалось. — Л-ладно, я понял, — проговорил Эйджун, ненастойчиво размыкая замок его рук, — пусти. Миюки его отпустил, но почувствовал себя так, будто всю жизнь не знал, зачем ему руки, и вот, только что узнал, а ему запретили этим заниматься. Немного удручённым он вернулся на своё место и снова уставился в окно, уловив себя на мысли, что этот момент, прошедший так же быстро, как мелькает на небе молния, был лишь выдумкой его воображения. Савамура какое-то время стоял в нерешительности, будто не знал куда себя деть, потом подошёл и сел рядом. Чувство, появившееся на миг, исчезло так же быстро, как и появилось, и он спрашивал себя, а было ли оно вообще? Или может, ему лишь хотелось увидеть то, чего не было? Миюки уткнулся ему лбом в плечо, и больше не надо было искать ответы на эти вопросы. — Горячий… — пробормотал Эйджун. — Чего лоб такой горячий? — нахмурился он, после чего убрал ладонью чёлку и прикоснулся ко лбу губами. — Ты случаем не заболел? Миюки отпрянул, потёр тыльной стороной ладони то самое место на лбу и ответил негромко: — Нет. А потом добавил: — Бакамура, идиот. Баран просто, — и тихо рассмеялся. Савамура отвернулся недовольно, но не стал ничего говорить, потому что в этот раз у Казуи был повод. Просто Эйджуну так же сильно хотелось продолжить, как и сделать вид, что ничего не было. Хоть раз притвориться идиотом, который ничего не понимает, а не быть им.