Только вместе

      Тяжелое солнце совсем недавно покинуло город, робко прячась за огромными свинцовыми тучами, которые грузно плыли по небу. В духоте чувствовался лёгкий ветерок, качающий выцветшие шторы у приоткрытой форточки, слышалось тихое дыхание и осторожный скрип чужих старых диванов.       Медленно повернувшись, хмурый мужчина уткнулся лицом в мятую подушку, от которой шёл свежий холод. Ладонью пройдясь по пустующей половине кровати, Михаил не нашёл источника тепла и открыл глаза, что делать в свой выходной не особо хотелось. С кухни слышались звуки. Возможно, это были звуки соседней квартиры: все они были прекрасно слышны из-за жутко тонких стен.       Как-то непривычно одиноко. Напряженно пытаясь различить чье-нибудь присутствие, он почти приподнялся на локте, но почувствовал тяжесть, резко переходящую в слабую пульсирующую головную боль. Приложив ладонь ко лбу, он опустился обратно на подушку, смотря в потолок.       Периодическая мигрень и Рыжий были единственными вещами, которые ломали его жизнь. Миша вдохнул и с трудом прохрипел в пустоту: «Павлов..?» Несколько секунд ничего не происходило, но потом с кухни послышалось неуверенное «Да?»       Соловьев еще раз позвал его, но уже громче. В дверном проеме показалась светлая фигура и оба человека замерли на секунду. Павлов молча разглядывал милиционера, который нахмурился и лениво кивнул в сторону шкафа. — Достань таблетки из верхнего ящика.       Рыжий растерянно опустил взгляд, но пошел к шкафу. Подавая Соловьеву шуршащую пачку таблеток, он совсем незаметно коснулся кончиками пальцев его теплой руки. Миша устало вздохнул и через силу встал с кровати. Проходя мимо Рыжего, сильно толкнул его плечом и отправился на кухню.       Павлов молча проследовал за ним. Зайдя на кухню, поспешил взять графин и налить в граненый стакан немного воды. Он громко поставил его на стол перед милиционером и отвернулся к окну, попутно оглядывая чайник, который уже почти нагрелся и готов был засвистеть. Серое небо хмурилось и будто собирался дождь.       Сложив руки на груди, Павлов прислонился лбом к холодному стеклу и недовольно, сам для себя, фыркнул. — Завтракать будешь? — Нет, — Миша ответил моментально, и только он успел с недовольным видом взять пачку сигарет, что лежала на столе, как в спертом воздухе маленькой кухни раздался настолько оглушительный визг чайника, что Соловьев обеими руками схватился за голову и согнулся пополам, скрипя зубами. Для него это было невыносимо болезненно, и он прикусил щеку, чтобы не закричать. Павлов посмотрел на него, однобоко ухмыльнулся, и наконец соизволил снять чайник с плиты.       Когда удалось выпрямиться, милиционер со звоном в ушах схватил стакан воды и выпил сразу две таблетки. После, отдышавшись, он встал со стула, поправил волосы и собрался поскорее покинуть кухню, но Рыжий взял его за руку, немного подержал и с прищуром потянул на себя. — Может чаю? — сказал как-то отстраненно, туманно. Его губы дрогнули, когда он привлек Соловьева к себе, руками осторожно скользнул по уставшему и безразличному лицу. Обоим было не особо приятно, но Рыжий ухмыльнулся и с чувством выдохнул, делая вид, что знает, что делает. — Не хочу никакого чаю. Мне на работу надо. — Ты взял отгул.       Миша уже было отвернулся, но после слов Павлова нахмурился, накрывая свой неприятно горячий лоб ладонью, и покосился на мужчину. — Я же тебе не говорил, — он сморщился почти с отвращением и покачал головой. — Все ты знаешь, да?       Рыжий расплылся в скромной улыбке. — Почти все.       Долго смотрев Мише в глаза, он наконец опустил голову и удивительно нежно поцеловал его в шею, прямо под ухом, немного улыбаясь и не обращая внимания на невразумительные протесты милиционера, который закрывал глаза рукой и морщился от тяжести в голове. — Ты заебал, Павлов! — почти-громко воскликнул и зажмурился от звука собственного голоса. — …Да, думаю да, — Рыжий хихикнул в ответ, отпрянул и поправил ворот свитера (то, что обычно делал, когда незначительно нервничал). — Думаю, мне уже пора, засиделся я с твоим чаем…       Соловьев не успел даже развести руками, как Павлов уже отошел на шаг назад, встал ровно, не к месту улыбнулся и почти нелепо отдал честь. — Было приятно провести с вами время, товарищ Соловьев, но мне надлежит вернуться к своим обязанностям! Приятного отдыха!       Он вынес ногу вперед и прошагал мимо милиционера, который смог протянуть только «Чего-о-о?», усомниться в чем-то отстраненном, и проследить за спешно надевающим туфли маньяком.       Еще раз с улыбкой отдав честь, щелкнув при этом каблуками, Рыжий шагнул вон из квартиры и непозволительно громко захлопнул дверь. Миша остался стоять совсем ничего не понимающий.       И что? И что это было? Миша признал, что был достигнут некий ошеломляющий результат, который такое неоправданное поведение давало, но так и не смог понять его смысл. И не пытался. Он бы разозлился, но ему было настолько плохо, что он еле стоял на ногах, держась за стену, чтобы не упасть, так что не посчитал нужным предавать вниманию этот цирк.       А когда вообще Рыжий обходился без цирка? Он же сам как клоун. Миша покачал головой, вздохнул, и решил пойти, наконец, отдохнуть. Когда он ложился обратно в кровать, у него промелькнула любопытная мысль: раньше он сталкивался с галлюцинациями. Может ему все это чудится? Нервы и так ни к черту, а дома надо было разбираться с обезоруживающе сложными делами… И весь этот странный, запутанный план Рыжего —  бред сумасшедшего, и весь сам он бред, и весь этот чертов СССР!.. Миша просто изрядно принял на грудь и лежит в коме с алкогольным отравлением, разве не так?       И ведь самое интересное — дошло до милиционера — это то, что сам Михаил Соловьев — это галлюцинация! Просто маленький глупый черновик невероятно вредной вселенной.       За окном шел холодный дождь.       И ведь никто из этого чертового цирка не отзовется, сколько ни метайся, сколько ни бей себя по щекам, ни ори в пустоту «Очнись, гнида!» и ни ищи одного единственного человека среди клоунады — не придет. — Все ты знаешь? — Все знаю.