Рыжий сел за стол и махом закинул на него обутые ноги. Покачавшись без дела на стуле, он наконец вынул из внутреннего кармана ручку, по вредной привычке кусая ее кончик зубами, и еще больше задумался. Спустя минуту сверления взглядом стены он встрепенулся, расплылся в улыбке и схватил чистый лист бумаги, наклоняясь над ним, и начал писать.
«5 сентября, 1979 года.
Дорогой Михаил, здравствуй!
Прошло несколько дней с момента, как мой план сработал, и мы с тобой оба находимся на грани смерти. Мне тут очень нравится, а тебе? Надоедает только семья, но зато цены за жилье здесь невероятные. Можно даже за доброту душевную пожить!
Сегодня я заходил к тебе. Ты попытался меня задушить, а потом Игорюня сломал о твою голову стул, но я надеюсь, что ты не тронулся умом еще больше, и остатки твоих мозгов остались там, где им надлежит быть.
Через несколько часов я планирую наведаться в больницу, и, я полагаю, ты уже знаешь, зачем.
Кстати, Миша, долго хотел сказать тебе одну вещь: ты мудак. Из-за тебя я ударился затылком.
— П.»
Улыбнувшись, Рыжий громко хлопнул ладонью с карандашом по столу, оставляя его там и потянулся, снова качаясь на задних ножках старого стула.
***
«9 сентября, 1979 года.
Угадай у кого сегодня день рождения! Не у моего отца, у меня! Надеюсь на подарок или хотя бы на поздравления от тебя.
Хотя, ты же не знаешь. Мог бы и запомнить, наверно уже выучил всю мою биографию наизусть,
я же твою выучил.
Честно говоря, мне не нравится мой психологический портрет, который ты составил сам, хотя не могу не согласиться, что в некотором плане он довольно точный. Только я у тебя получаюсь какой-то слишком слабый.
В целом в работе ты молодец, Мишутка, я тобой горжусь! Очень хорошо у тебя получается раскрывать преступления, детектив недоделанный! Раскрывай пока параллельно дело Миловановой, или начинай работать головой, если хочешь вернуться домой. Лучше что-то одно, ты не Цезарь, мозг сломаешь. Стрибогу ты бы не понравился. А я бы понравился.
— Р.»
Павлов зевнул, так как на часах было два ночи, и положив руку на стол, уперся в нее подбородком. Разглядывая цветные карандаши, по цвету идеально сложенные в коробке, свой блокнот с именами и редкими рисунками, кошелек, клизму, пакетик с неизвестным веществом, он забылся и не заметил, как сгрыз колпачок от ручки. Подняв голову, удивленно посмотрел на него и начал отплевываться. Небрежно кинув все на стол, встал и пошел спать, чтобы утром проснуться не позже шести.
Письмо Рыжий оставил на столе, так как хозяйка квартиры была очень порядочная женщина и не стала бы лазать в его вещах. А если бы и стала, то долго бы не прожила. Все эти листочки с буквами были бессмысленнее пыли, но Павлову было не с кем поговорить кроме, разве что, Жолобова, и он все записывал, это было его способом сосредоточится. Иногда он даже писал тексты про то, как убил новую жертву и каким способом избавился от трупа, но такие зарисовки он хранить не любил, так что если запись не блистала оригинальностью и могла помочь делу доблестной милиции, она обычно оказывалась предана пламени из зажигалки.
***
«Какого-то непонятного числа, 2011 года.
Солнце мое,
Что-то происходит. Мир тут хороший. Люди добрые. Даже дети.
Катя у меня под боком, мне до нее рукой подать, а ты так часто заходишь, что мне даже не приходится сбегать с уроков, чтобы посмотреть что ты делаешь. И твоя дочь тоже тут. Даже Котов заходит иногда, создает образ того, что не даст никого в обиду, такой весь из себя храбрый. Что-то я давно ничего не писал.
За тридцать два года, за тридцать два года, за тридцать два года, за тридцать
Все очень поменялось, ты, наверное, молодец, что связался с этим КГБшником, теперь я вынужден видеть его рожу абсолютно везде (что уж говорить о его честолюбии, да?).
Олеся шла ночью с работы, потому что работает в ночную смену, бедная, устает. Я не смотрел ей в глаза, я не мог, но это только сначала. Я попросил ее показать мне где находится этот идиотский музей космостроя, и когда мы молча вместе дошли до одного из домов, которые находились очень близко друг к другу, создавая тоннель, где по счастливой случайности (не без моей помощи) перегорела лампочка я
Вся твоя семья находится у меня на расстоянии вытянутой руки. Пожалуйста, не оставляй меня с ними наедине.
Помни, 2:0
— С
любовью ненавистью, П.»
***
«24 августа, 2011 года.
Очень скоро мы пойдем домой. Я все продумал и мы с тобой обязательно окажемся там где нужно, хотя не факт, что выживем, так уж все сложновато.
Знаешь, мне в этой нашей с тобой истории для книг будущих поколений жалко только одного человека. Ваню Шишкова. Бедный, умрет таким молодым и красивым!.. Шутка.
Я бы хотел увидеть тебя еще раз, пусть даже последний, но увидеть. За все время я был впечатлен, признаюсь, твоим невеликим умом, но у других людей его, видимо, в разы меньше (!), так что для меня это было занимательным приключением. Когда мы вернемся домой, я хочу чтобы именно ты пустил мне пулю в лоб, а не кто-то другой. Я предпочел бы умереть от твоей руки, как умирал все эти дни,
и при каждой нашей встрече я все больше убеждался, что мы друг для друга не просто
Поговори со мной за шаг до смерти
Я не помню откуда эта фраза. Она красивая.
Как ты.
Еще немного жалко Котова. Я целуюсь лучше, а ты все равно предпочел его. Теперь с Дымком можете наслаждаться его прахом. Поздравляю. Вот до чего вы меня довели.
— "
Рыжий так устал от жизни, что ему поскорее хотелось в третье сентября. Если не выживет — пускай. Если Миша не успеет — тогда умрет, а Павлов постарается навсегда избавиться от отравляющей мозг привязанности. Он так часто воображал Соловьева рядом с собой и так старательно добивался реакции, что скоро и Миша, и сам Павлов поверили, что им суждено быть вместе, хоть и не долго. Глупость.
Павлов с тяжестью на сердце взял в руки лист бумаги, пробежался глазами по расплывающемуся тексту, не вчитываясь, и положил письмо в ящик стола, к другим.
В семьдесят девятом он спрятал их все, закопал, закрыл под замок, потом в своем году пытался найти. В настоящем, сегодняшнем дне Павлов понял, насколько все старания и писанина до боли в пальцах были бессмысленны. Все его бумажки и почеркушки, к которым он не был привязан, но считал важными, лежали грустно в ящике стола, так и не дойдя до своего получателя.
Миша никогда их не получит, никогда не прочитает и не поймет, зачем маньяк есть и зачем его существование ломает всем жизни. Не поймет, что маньяк
чувствует.
Всем, что до него дойдет, будет надпись кровью на стене, гласящая:
«ПоГОвори со мНОЙ зА шАг ДО СМерТи»
