The Price of Success | Цена успеха

      — Ты сегодня не участвуешь в расписании, — говорит директор, пристально глядя на Тэхёна поверх оправы своих, вероятно, дорогих очков. — Ты сегодня идёшь на встречу со спонсором.              Тэхён молчит какое-то время, выжидая продолжения, потому что ничего не понимает из сказанного. У него в голове сотня мыслей, но он не озвучивает, спрашивая только вполне логичное «С каким спонсором?» и замирая. Потому что чувствует подвох. Ещё с тех пор, как Айрин сказала ему, что его ждут. Потому что внезапно, он нигде не провинился.              — С богатым и влиятельным, — отвечает так, будто само собой разумеющееся, и Тэхён проглатывает эти слова мучительно больно, потупляя взгляд и задерживая на мгновение дыхание. — Она коллекционирует красивых людей, ты должен стать следующим в её коллекции.              Звучит так себе.              Звучит неприятно, хоть и комплимент, в каком-то смысле. Только этот смысл Тэхёну совсем не понятен и не нравится, и он сглатывает вставший в горле ком, проталкивая наружу болезненное «Вы же не хотите сказать, что мне нужно с ней переспать?» и распадаясь на сотни маленьких осколков по полу, потому что сам пугается непонятной дрожи в охрипшем после молчания голосе. И будущего, которого не хотел. Он слышал от сонбэ много раз о чём-то подобном, но не думал, что это произойдёт с ним. Считал, что это преувеличения. Просто чтобы они не расслаблялись.              — Нет, конечно же нет, — почти насмешливо протягивает директор, впервые обращая на Тэхёна должное внимание и прекращая просматривать бумаги на столе. — Ты обязан.              Это бьёт слишком внезапно и даже печально. Так, что пальцы рук сжимаются в кулаки с такой силой, что их почти сводит судорогой. Дыхание сбивается, и он шумно выдыхает, прикрывая на мгновение глаза.              — Я не буду этого делать, — выдавливает из себя, почти скрипя стиснутыми от злости зубами.              Он никогда не хотел так.              — Ты, кажется, не понимаешь, что я тебя не спрашиваю сейчас, — бросает мужчина ему прямо в лицо.              — Вы нарушаете мои права сейчас, — в той же манере отвечает он, хотя отлично понимает, что нарывается и что так нельзя, что от этого человека зависит его карьера, жизнь…              — Ты мне ещё про свободу, братство и равенство расскажи, а я послушаю, — хмыкает директор, ладонью правой руки зачесывая волосы назад. — Ты кем был до того, как пришёл ко мне? — шипит так, что у Тэхёна внутри всё в тугой узел стягивается, и он голову максимально вниз опускает, глубоко дыша. — Ты начал забывать, где твоё место, мне это не нравится, — звучит как приговор. — Ты подписал контракт, будь добр выполнять его условия.              Тэхён закусывает в бессилии нижнюю губу, почти прокусывая, смотрит расфокусировано в протянутый контракт, не видит буквы, не понимает слова, только внизу собственная подпись подступает тошнотой к горлу. Он снова проебался. Только в этот раз конкретно. Потому что здесь никто не будет слушать его «нет». Потому что здесь не будет Юнги, который скажет, что всё будет в порядке, и сделает так, что действительно будет.              Потому что нужно внимательно читать контракты.              «Сторона В обязывается <…> делать всё возможное для продвижения группы до и после её дебюта».              Проглочено.              Довольно успешно, потому что руки начинают трястись от понимания того, во что он снова влип, и от непонимания того, как люди могут относиться к другим как к вещам. Он не хочет мириться с этим.              — Я на это не подписывался, — выдавливает из себя слишком отчаянно. — Там не это имеется в виду.              — Теперь — это, — отвечает директор коротко. Даже возразить, кажется, нечего.              Тэхён мнёт свои пальцы, сжимая их сильнее обычного, и думает, что это до идиотизма смешно. «Я ухожу» срывается с губ раньше, чем он успевает подумать, да и думать здесь не о чём, наверное. Он не будет. Он не хочет. Он не может, в конце концов.              — Надеюсь, из агентства? — раздражённо выплёвывает мужчина, снимая свои очки и начиная вертеть их в руках. — Потому что невыполнение условий контракта равносильно его расторжению.              Шах и мат.              — А вы в суд на меня подайте за это, — бросает неожиданно даже для себя самого, чувствуя, как внутри отчаяние расползается, в кровь впитывается и по организму разносится.              Он не хочет так.              — Тэхён, ты такой ещё глупый мальчик, — хмыкает тот, надевая очки обратно и усмехаясь уголком губ. — Ты зарабатывал этим до того, как появился здесь, — вздыхает спокойно, а затем продолжает: — хочешь про оскорблённые чувства поговорить?              Да.              — Я не этим зарабатывал, — тихо.              Нет.              — У меня на каждого досье собрано, так что мне плевать на твою фальшивую гордость, — Тэхён не сомневается в этом ни минуты, зарываясь в свои волосы ладонями и чувствуя, как дышать становится в сотню раз труднее. — Менеджер отвезёт тебя в пять вечера, приведи себя в порядок. И только попробуй что-то ляпнуть не то, земля холодная, а я тебя с ней сровняю.              Тэхён верит. Кивает заторможено. Поднимается со своего места, выходит за дверь, прислоняется к ней спиной. Дышит. Вроде бы. Но это не точно, потому что в груди болит.              Он боялся этого всю свою чертову жизнь.                     Тэхён идёт в общежитие словно в трансе. Не видит ничего перед собой, не слышит. Не хочет слышать. У него в голове зажевавшейся кассетой вертится «Ты обязан», и он бессильно оседает на пол в прихожей. Напротив него на стене висит зеркало во весь рост, и он поднимает взгляд, рассматривая отросшие до средины уха выцветшие красные волосы и мутный взгляд из-под чёлки, упавшей на глаза.              Он некрасив настолько, что сам готов разбить это лицо, только бы его снова никто не захотел. Только бы никто больше не протянул полушепотом ему на ухо «Какой красивый» и не обвёл контур бледных губ своими пальцами, чтобы, усмехаясь, выдохнуть «Хочу поцеловать», а потом сделать это. Он не хочет больше такого обращения, потому что знает, насколько ужасно это ощущается. Насколько противным послевкусием оседает на кончике языка.              Насколько это неправильно.              Он не знает, зачем достаёт из кармана телефон и набирает знакомый номер, выдыхая отчаянное «Хён» и слыша в ответ сонное «Я занят». Он не знает, почему не бросает сейчас трубку, а продолжает говорить.              — Я влип, — выдавливает со смешком, слыша раздражённое «Куда и зачем?» на том конце. Юнги, наверняка, устало потирает переносицу. Он всегда так делает, когда злится. — В жизнь, по собственной глупости, — отвечает почти спокойно и хмыкает на «В жизнь мы все влипли, главное — в дерьмо не встрять». — Туда тоже, — выдерживает паузу, собираясь с мыслями. — Но это уже неважно, да? Когда мечты начинают сбываться, неважно ведь как именно это происходит, так? — он не ждёт ответов, задавая вполне себе риторические вопросы. — Тогда я счастлив сейчас, вот только до сих пор не понял этого, — звучит грустно, и он слышит тяжёлый вздох на том конце. — Хён, я скоро дебютирую и стану очень популярным, поэтому не волнуйся за меня больше, я буду в порядке.              Нет.       Конечно же, нет.              «Тэхён, ты позвонил мне, чтобы это сказать? — слышит он сквозь шум в ушах. — Ты лжёшь ведь?» Да. Юнги слишком хорошо его знает, чтобы не понять этого.              — Люди часто лгут, когда не хотят, чтобы боль просочилась наружу, а у меня внутри очень болит, — выдыхает, стягивая с себя куртку, и недолго молчит, раздумывая, что ответить на обеспокоенное «Что случилось?», и усмехаясь самому себе. — Я так и не научился читать контракты внимательно, прости, — говорит тихо, почти шёпотом, — поэтому готов проститься с прежним собой, он тут всё равно никому не нужен.              «Разорви контракт» звучит так просто и понятно, что даже смешно. Потому что Юнги сам знает, что это только на словах так. Тэхён улыбается, вспоминая, как говорил ему то же самое.              Парадокс.              — Нет, хён, я не буду этого делать, — спокойно отвечает. — За шаг до мечты о потерях не плачут, их молча хоронят, помнишь ведь?              Тэхён знает, что помнит, поэтому молчание в ответ кажется таким естественным и многословным, что даже поразительно.              — Я позвонил сказать, что больше до дебюта не приеду, наверное, — закусывает нижнюю губу, — у нас плотный график, — и слышит в ответ «Хорошо», от которого сквозит едва заметной грустью. — Я помню, что всегда могу уйти, Юнги, — просто чтобы не молчать. — Ты тоже мог, но не уходил.              И сбрасывает, потому что знает, что друг ответит, и не хочет слышать снова о том, что заслуживает лучшего, потому что… Просто. Потому что человек. А люди всегда заслуживают лучшего, чем получают.                     — Как он себя чувствует? — спрашивает Айрин, прислоняясь к стене и позволяя волосам упасть на лицо. — Да, я знаю. Я тоже скучаю…              — Любовник? — слышит она из-за спины и испуганно сбрасывает вызов. — У нас отношения запрещены, — шипит Вонхо, усмехаясь.              — Не твоё дело, — она возвращается в комнату практики, снова репетируя хореографию, которую всё никак не может запомнить.              Ей плевать на мнение Вонхо. И на мнение остальных ребят. Она слишком много сделала, чтобы они сейчас мешали ей стать известной и зарабатывать достаточное количество денег. Слишком много поставлено на карту, чтобы отступить.                     — Тэмин-хён, директор сказал, что меня отвезёт менеджер, — задумчиво протягивает Тэхён, накидывая на плечи куртку.              — Он занят сейчас другим мембером, поэтому я, — отвечает тот, кивая, чтобы он садился в машину, а сам опускается на водительское сиденье и выруливает с парковки.              Тэхён больно закусывает внутреннюю сторону щеки, стараясь сосредоточиться на меняющейся картинке за окном, а вовсе не на своих мыслях. Молчание угнетает. В голове столько всего, что в висках начинает стучать, и он массирует их подушечками пальцев, прикрывая глаза только на мгновение. Потому что чувствует, как не хочется их открывать.              — Ты скажешь мне, что нужно делать? — спрашивает очень тихо, даже словно боясь. — Я никогда…              Он не заканчивает предложение, опуская голову вниз и с неподдельным интересом разглядывая собственные пальцы. Чувство неловкости и стыда комом встаёт в горле и говорить будто трудно.              — Сам сообразишь, — выдыхает Тэмин, внимательно следя за дорогой.       — Но это противно, — лепечет тот в ответ, но взгляд всё же поднимает.              — В жизни вообще мало приятного, — говорит старший, чувствуя к Тэхёну какую-то непонятную жалость. — Как ты дожил до своих двадцати пяти с такой наивностью? — удивлённо.              Как-то дожил.              — А это имеет значение? — выплёвывает он раздражённо, ерошит собственные волосы и слушает почти равнодушное «Абсолютно никакого». Действительно. Никакого.              — Тэхён, не надумывай, — уже более участливо произносит Тэмин, останавливаясь на светофоре и бросая мимолётный взгляд на собеседника. — Это ничего не значит.              Да, ничего.              — Кроме того, что я опускаюсь на дно, — хмыкает Тэхён, усмехаясь совсем невесело. Потому что ему страшно идти в невозвратность. Потому что он знает, что будет после, и не готов к этому.              — Нужно уметь выживать в этом мире, — выдыхает тот грустно.              — Люди выживают для того, чтобы жить, а не наоборот, — объясняет Тэхён так, словно это совершенно просто, но никто не понимает. — Я не хочу опускать себя в это дерьмо. Я видел, что делает с людьми секс ради корысти, и я не хочу, чтобы это становилось работой, которую выполняешь просто на автомате, — он шумно сглатывает собравшуюся слюну. — Тело — это сосуд, в котором хранится душа, я не хочу выбрасывать её в мусорный бак так рано.              И никогда не хотел.              А ещё он знает, что его не спрашивают, что жизнь слишком жестока к людям. Что для того, чтобы чего-то достичь, нужно что-то потерять. Ему казалось, что он готов к этому, что ему будет нормально, но… Это не так. И никогда не будет так.              Он понимает, что никогда ещё ему не было так противно, потому что он имел выбор, он мог сказать «нет» и просто уйти, словно ничего не случилось. Он видел, как жизнь ломает людей, прогибая под себя даже самых сильных. Он видел, как люди в мгновение становятся безвольными и послушными. Он видел, чёрт возьми, как люди умирают изнутри, продолжая при этом жить, словно как обычно, есть по утрам пережаренную яичницу, пить несладкий растворимый кофе, дышать, словно живы, улыбаться, словно в порядке. Но при этом не быть.              Он не этого хотел.              — Ты слишком серьёзно относишься к этому, — вырывает из размышлений спокойный голос Тэмина. — Один раз не считается.              Он по себе знает.              — Это вы все слишком просто продаётесь, превращаясь в живой товар, — ядовито выплёвывает Тэхён в ответ, потому что чувствует острую необходимость высказаться, выговориться, выпотрошить себя полностью, чтобы превратиться в пустышку без чувств и эмоций. — Один раз не считается, но это всегда превращается в систему, я знаю, как это работает, — грустно выдавливает из себя, опуская взгляд. — Товар, имеющий спрос, поступает на рынок в большем количестве, — он помнит ещё со школьных уроков экономики. — И так было всегда.              — Ты утрируешь, — хмыкает Тэмин, приоткрывая окно машины наполовину и слыша довольно грустное «Ты знаешь, что нет». — Я ничего не могу сделать.              — Просто скажи, что когда-нибудь это прекратится, — просит Тэхён, отворачиваясь и вглядываясь в расплывающийся пейзаж.              — Прекратится, — подтверждает тот, но в его голосе отчётливое «нет» слышится, и добавляет немного погодя: — Когда-нибудь.              Звучит не очень обнадеживающе, но Тэхён проглатывает это, словно так и надо. Потому что ничего всё равно не изменить. Потому что машина останавливается у входа в отель, где он раньше никогда не был. Потому что он сейчас выйдет отсюда и прежним уже не будет никогда. Неважно, что один раз ничего не значит. Это для других, сильных и не знавших отчаяния, но не для него. Неважно, что Тэмин сейчас смотрит на него немного печально, потому что понимает, в какой-то мере, как ему сложно. Неважно, что на улице начинает капать дождь и что тучи сгущаются. Неважно тихое «позвонишь» и почти болезненное «когда освободишься». Неважно, что о таком переживают только девчонки, а он уже взрослый мужчина, ему пора бы детей и семью завести.              Он хочет снова быть беззаботным, выговаривать друзьям за продажность и за искренность, которая должна быть. Он хочет ничего не знать этого, не чувствовать, как внутри всё гаснет, едва занявшись. Хочет после старшей школы не уйти в никуда, подгоняемый отцовским «ничего не добьёшься». Хочет сотню оплаченных поцелуев назад пройти мимо объявления о работе хоста, не открыть тяжёлую дверь, поморщиться и не подписать контракт, отдающий отчаянием.              — Знаешь, — начинает Тэмин, тяжело вздыхая. — Я дебютировал в четырнадцать, поэтому радуйся, что ты пожил немного для себя, потому что потом возможности не будет. Моё детство прошло в тренировках: я не играл в баскетбол с ребятами, не ходил в кино с одноклассниками, не влюблялся в соседку по парте.              — Ты же не хочешь сказать, что… — запинается Тэхён, закусывая нижнюю губу. Потому что даже произносить страшно. Четырнадцать лет — это совсем ребёнок.              — Нет, — улыбается он грустно. — Но, понимаешь, после дебюта ничего не заканчивается. Каждый новый альбом должен приносить прибыль, а каждый камбэк — славу. И никто не смотрит на то, что ты устал и что тебе не хочется. Я не уверен, что ты правильно представлял себе это, — он ерошит свои волосы. — Айдол — это не просто вышел на сцену, потанцевал и всё. Нет, Тэхён. Если ты не готов сейчас войти в номер, широко улыбнуться, сказать, что благодарен и рад, тебе не стоило начинать это, — грустно. — Дальше легче не будет, поверь. Дальше нужно угождать фанатам, чтобы они хотели тебя, чтобы каждый раз заново влюблялись в тебя. Иногда нужно позволить им немного больше — прикоснуться к себе, обнять. Нужно быть готовым раздеться перед целым стадионом, заставить их хотеть большего, чем просто смотреть. А иногда это большее нужно дать, — усмехается и на Тэхёна не смотрит, чувствуя, как у самого ком к горлу подступает. — Не фанатам, но всё же. Относись к этому проще, будет легче справляться, — хлопает по плечу по-отечески, хотя они почти одногодки. — Потому что потом ты либо привыкнешь, либо вскроешь себе вены, и я искренне не хочу, чтобы ты выбрал второе.              Это страшно — то, о чём он говорит.       То, в чём он живёт.              — Ты не чувствуешь себя… — Тэхён запинается, шумно сглатывая, — так, будто продаёшь своё тело?              Тэмин смеётся, кулаком прикрывая рот и отворачиваясь к окну, чтобы сморгнуть внезапную горечь, которая даже на языке чувствуется.              — «Будто» здесь лишнее, — выдыхает спустя несколько минут. — У меня нет времени думать об этом, но иногда это трудно.              — А в чём тогда разница между айдолом и мальчиком по вызову? — внезапно спрашивает Тэхён, потому что только сейчас начал до конца осознавать, что сиганул из огня да в полымя.              — В том, что тебя не калечат, наверное, — задумчиво отвечает Тэмин, потому что никогда не думал об этом так. — Я не знаю точно, но эта грань очень тонкая. Плюс только в том, что тебя воспринимают, как знаменитость, а не как дерьмо, — усмехается, а потом выпрямляет спину, поправляет волосы и произносит более бодро: — Я что-то совсем в тоску тебя ввёл, прости, — и советует: — Просто будь очаровательным.              Если бы всё было так просто…              — Не обещаю, — выдавливает Тэхён, открывая дверцу машины, чтобы выйти. — Я не умею притворяться, когда это заходит слишком далеко.                     — А разве не ты обещала мне, что не будешь создавать проблемы? — строго спрашивает директор у Айрин, встаёт со своего места и с вызовом смотрит на стоящую почти у двери девушку. — А разве не ты умоляла меня взять тебя в агентство? — делает несколько шагов к ней. — А разве не ты просила о наиболее скором дебюте? — ещё несколько, и она опускает голову вниз, чтобы не чувствовать его взгляда на себе, но всё равно чувствует. — Разве не ты в первый же день нарушила правила и покинула общежитие?              — Простите, — выдавливает из себя Айрин полушепотом и боится поднять взгляд.              — Разве я не имею права злиться на тебя? — спрашивает директор и приподнимает её лицо за подбородок, заставляя смотреть в глаза.              — Имеете, — выдыхает она и не знает, куда взгляд спрятать, чтобы не видеть в глазах напротив то, что там пожаром горит.              — Так почему ты ещё не на коленях? — в той же манере продолжает он, усмехаясь, и чувствует, как она вздрагивает.                     Тэхён стоит в холле, мнёт свои пальцы от напряжения и даже страха. Он бессильно вертит в руках ключ от номера прежде, чем войти внутрь, в большое светлое помещение, больше похожее на огромную квартиру где-нибудь в одном из небоскрёбов в Америке, которую он никогда не посещал. Он осторожно проходит внутрь, оглядывается по сторонам и рот восхищённо открывает.              — Нравится? — слышит он голос из-за спины и поспешно разворачивается, выдавливая виноватое «Простите» и кланяясь в девяносто градусов.              — Здравствуйте, — выдыхает отрепетированное сотню раз. — Меня зовут Ким Тэхён, пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — и снова кланяется.              Он слышит, как женщина ставит на стол позади него бокал с вином, старается не поднимать взгляд и не смотреть на то, как медленно она приближается к нему. Он вздрагивает, почти отшатываясь, когда её ладонь касается его волос, поглаживая.              — Ким Тэхён, — протягивает она, словно пробуя на вкус. — Твоя искренность подкупает.              — Спасибо, — отвечает он тихо.              — Скажи мне, Ким Тэхён, почему ты здесь? — спрашивает она, останавливаясь прямо перед ним.              — Потому что я обязан, — выдыхает он и впервые поднимает голову, глядя ей прямо в глаза.