Скованные одной цепью

Карна никому и никогда не рассказывал, как, где и с кем провёл годы за Стеной. Просто не считал нужным. Но он до сих пор помнил, что это были годы с четыре тысячи десятого по четыре тысячи двадцать второй. И он готов был признать их лучшими годами в своей жизни, потому что тогда впервые почувствовал себя самим собой. Он занимался тем, к чему лежали душа и сердце. Пусть всё это происходило за Стеной, где обитали мутанты и прочие мерзкие порождения последней Войны, однако там жили и другие люди. Не только дикари, но и просто отшельники, которые предпочли находиться вдали от власти Системы. Карна тогда был ещё юн и бежал за Стену, наплевав на правила и запреты. Там он встретил Парашураму — тощего старца, оказавшегося на деле отличным воином. Он жил в странном круге из камней, исписанных некими древними письменами, прочитать которые Карна был не в силах. — Это санскрит, — пояснил тогда Парашурама, заметив, с каким интересом юный Карна разглядывает письмена. — Язык, существовавший до начала великих битв. До того, как появились многие другие языки. Раньше, чем Система ввела Общий язык. Старые языки просто исчезли с лица Земли. Всё стало унифицированным. Карна кивнул, а потом задал мучивший его вопрос: — И вы знаете, что здесь написано, учитель? — Я тебе не учитель! — буркнул Парашурама. — Кто сказал, что я принял тебя в ученики? И да, я знаю, что здесь написано. Только это не твоего ума дело. — Но что это за место? — настаивал любознательный Карна. — Это место когда-то считалось священным, — старик явно не хотел вдаваться в подробности. — И, по моему глубокому убеждению, оно до сих пор отпугивает некоторых обитателей зоны отчуждения. Именно поэтому я здесь и живу. Здесь, кстати, можно не носить химзащиту. Парашурама развернулся и, кажется, собрался уйти, но Карна бросился вслед за ним, не отставая ни на шаг. Он был настойчивым, когда имел перед собой чётко поставленную цель. Парашурама не обращал на назойливого мальчишку никакого внимания, только отмахивался, когда тот пытался с ним заговорить, а после и вовсе велел заткнуться. Карна послушался. Пару недель он приходил к тому месту за Стеной, но Парашурама всё время гнал его прочь. Однако настойчивость Карны через какое-то время возымела своё действие, и Парашурама недоверчиво прищурился: — Я сильно сомневаюсь, что ты являешься Хранителем Знаний. Не похож ты на одного из них. Карна замешкался с ответом. Он и правда таковым не был. Он родился в семье простых рабочих, сотрудников Канцелярии. Он был из тех, кому предначертано прислуживать другим. Карна совсем не любил врать, ему была глубоко противна ложь, но юность и амбиции идут рука об руку. Карна во что было не стало хотел получить священное знание. Собравшись с духом, он выпалил: — Но я именно из этой касты! Мой отец прожил в отречении за Стеной много лет и не так давно умер. Парашурама снова окинул Карну пристальным взглядом с ног до головы, словно пытаясь понять, врёт тот или говорит правду. Но глаза Карны сверкали таким огнём, излучали такой свет, что Парашурама невольно махнул рукой. — Ладно… Ступай, добудь нам чего-нибудь на ужин. И учти: я не собираюсь жрать какого-нибудь полудохлого мутанта, смердящего помоями. Когда будешь входить в храм, не забудь снять с себя этот грёбаный скафандр. Не хочу, чтобы сюда попала какая-нибудь зараза. Так всё началось и так впоследствии прошли двенадцать лет, в течение которых Карна успел привязаться к этому своенравному старику с дурным характером, почти не умевшему улыбаться. Этот человек научил Карну обращаться с оружием, которого, как выяснилось, было достаточно в подземных лабиринтах под тем местом, где обретал Парашурама. Карну это очень впечатлило: откуда оно только взялось? Парашурама рассказал ему многое из того, что знал сам. Иногда Карне казалось, что старик помнит всё, включая зарождение Вселенной и историю мира до начала великих войн. Интересно, откуда? Ведь добраться до этой информации можно только, имея особый доступ к недрам серверов Системы. Откуда у отшельника мог быть такой доступ? Кем раньше он был? Ответов на вопросы у Карны не находилось, а он так и не рискнул их задать напрямую, не желая, чтобы учитель гневался. Парашурама и без того любил повысить голос и крепко приложить по любому поводу. Через двенадцать лет случилось непредвиденное. То, чего Карна никак не ожидал. Он привык считать себя Хранителем Знаний и никогда бы не подумал, что однажды правда выплывет наружу, да ещё и при таких нелепых обстоятельствах. Учитель никогда не рылся в его вещах и не интересовался, что там Карна принёс с собой в заплечной сумке. Вот Карна и расслабился, оставив на видном месте идентификационную карту, где был указан его порядковый номер в Системе, имя и род занятий. Точнее, карта выпала из его сумки и осталась лежать на каменном полу, который Карна всё время тщательно подметал. Парашурама поднял с пола то, что посчитал мусором и прочёл написанное. Нет, он не кричал, вопреки ожиданиям Карны, даже не отлупил его до полусмерти, хотя мог бы. Просто прогнал, пообещав, что однажды все знания, которые Карна получил, обернутся против него. И Карна увидел в глазах Парашурамы самое страшное: разочарование. После этого ученику, утратившему доверие, оставалось только уйти. Карна разорвал бы свою идентификационную карту на части, если бы она не была сделана Системой из несгораемого и плотного материала, похожего на металл, но без карточки он бы не смог вернуться в Хастинапур. А вернуться пришлось. Родители к тому времени считали его погибшим, поэтому мать едва не упала в обморок, когда увидела грязного и оборванного, но всё-таки живого Карну на пороге дома. Отец, кажется, впервые в жизни плакал. Потом ему снова пришлось приступить к неприятной, ненавистной работе, потому что никто даже слышать не хотел о знаниях, приобретённых им за Стеной. Тем более, никаких лицензий ему не выдавали, а это было обязательным условием. Все солдаты должны были проходить обучение в специально отведённых для этого элитных заведениях, которые потом выдавали соответствующие документы. Карна ничем подобным похвастаться не мог, а на обучение его бы просто не взяли, ткнув носом в идентификационную карту, где было указано, кем ему предписано быть Системой. Карна хорошо это запомнил. Однажды его здорово высмеял учитель Дрона, который заправлял университетом для будущих защитников Империи. Он просто выставил его вон, узнав, кто такой Карна. — Иди, откуда пришёл! — вот что он услышал от Дроны. — И не смей больше попадаться мне на глаза. Даже не приближайся к этому месту. Именно поэтому Карна усматривал в состязании, которое должно было состояться на арене, свой единственный шанс показать, чего он стоит безо всяких лицензий. *** Дурьодхане не зря сразу не понравились эти пятеро. Особенно Бхима. И вот теперь Дурьодхана зло и нервно курил, вспоминая о том, как вёл себя нынче днём этот непроходимый идиот. Да, именно идиот! Другого слова для Бхимы Дурьодхана был не в силах подобрать. А как ещё назвать человека, не отдающего себе отчёта в своих действиях? — Вот же… недоумок, — заключил Дурьодхана, вдавливая в пепельницу окурок с такой силой, словно хотел пробить в ней дыру. Намного лучше было бы пробить дыру в голове Бхимы. Какая разница, там всё равно, похоже, блуждал лишь ветер. Всё произошло во внутреннем дворе, у небольшого бассейна, где нередко отдыхали Дурьодхана и некоторые из его братьев. Сюда поступала отфильтрованная, очищенная от тяжёлых металлов вода, в которой можно было не только купаться, не боясь подхватить какую-нибудь заразу, но и пить. — Бхима пришёл! — громогласно сообщил здоровяк, внезапно возникая у бассейна. На лице его блуждала глупая улыбка и Дурьодхана, едва заметно скривившись, отвернулся от этого нелепого существа, которое зачем-то говорило о себе в третьем лице. Бхиму, кажется, ничуть не смутило то, что его появление не вызвало ни малейшей радости среди собравшихся. Он с шумом зашёл в воду и начал плескаться, взбаламучивая её. — У нас там таких штук не было, — признался он, толком ни к кому не обращаясь и сверкая, как начищенный медяк, — только вода в насосах и резев… ревуар… резервуарах! — Очаровательно, — по слогам выговорил Дурьодхана. Общаться с Бхимой о его жизни за Стеной ни у него, ни у его братьев не было никакого желания. — Интересно, он хоть писать на Общем языке умеет? — насмешливо поинтересовался Духшасана. Дурьодхана только хмыкнул, потому что сильно сомневался в этом. И эти бездари, эти неучи претендовали на то, чтобы им досталась власть над Империей? Да они, дикари, разрушат всё, что создавалось годами! С другой стороны, может, он слишком предвзято к ним отнёсся? Может, стоит дать им шанс показать свои таланты? Если они есть. По крайней мере, один полезный навык в наличии имеется точно: Юдхиштхира способен общаться вежливо. Чего, разумеется, не скажешь об остальных… Дурьодхана тяжело вздохнул. Заносчивые наглецы, необоснованно считающие себя на голову выше остальных! Ну ладно, ладно. Возможно, надо быть с ними помягче. Они жили за Стеной и наверняка мало знают о правилах поведения в приличном обществе. Ничего. Слонов и ослов тоже дрессируют постепенно. Что же касается Бхимы… Проклятие, лучше бы в самом деле в Хастинапур пригнали ослов! Бхима прервал его мрачные размышления громким хохотом. — Я тебе покажу, как надо плавать! — приговаривал он, хватая одного из братьев Дурьодханы — Джаю — за загривок. Тот попытался вырваться, но Бхима, продолжая смеяться, сжал свои пальцы ещё сильнее. Свободной рукой он схватил за шею второго брата — Сударшану, после чего обоих с размаху погрузил глубоко под воду, не давая сделать и вздоха. Поначалу это выглядело как шутка, однако уже через несколько секунд происходящее перестало казаться всем таковой. Двое взрослых мужчин были близки к тому, чтобы захлебнуться. Бхима же откровенно веселился, не видя в своих действиях ничего странного. — Бхима! — взревел Дурьодхана, вскакивая с места. — Что такое, брат Дурьодхана? — весело спросил Бхима, не отпуская своей добычи. — Немедленно прекрати! — Дурьодхана бросился в воду. Следом за ним в бассейн прыгнул и Духшасана. Они оба подплыли к Бхиме и попытались оттащить его от своих братьев. Бхима разжал свою удушающую хватку, отпуская братьев Дурьодханы и те, наконец, вынырнули, кашляя и плюясь водой. — Зачем ты это сделал, Бхима? — Дурьодхана старался говорить уже спокойнее, прекрасно понимая, что Система явно не одарила Бхиму ни высоким интеллектом, ни ясным рассудком. Впрочем, осознание этого ничуть не уменьшало испытываемый им гнев. Дурьодхана слишком испугался за Сударшану и Джаю. Схватив Бхиму за руку, которой тот вдруг замахнулся, Дурьодхана остановил на полпути нацеленный в его сторону огромный кулак. «Этот идиот что, вздумал подраться?» Глаза Бхимы удивлённо расширились: кажется, никому, кроме Дурьодханы, не удавалось его остановить. Дурьодхана был действительно сильным человеком — по силе ему в Хастинапуре не было равных. — Что такое? Я просто развлекался! — рыкнул Бхима. — Это вы тут шуток не понимаете! — Шутки? — осторожно уточнил Дурьодхана, не зная, что ещё может выкинуть Бхима. — Это совсем не шутки. Ты разве не понимаешь, что едва не утопил двух моих братьев? — Не пытался Бхима никого утопить! — разволновавшись, прокричал здоровяк, гневно сверкнув глазами. — Брат Дурьодхана обвиняет Бхиму в том, чего он не делал! Дурьодхана скрипнул зубами и раздражённо поморщился. Терпение его было на пределе. Бхима кричал слишком громко, и его голос привлёк внимание дедушки Бхишмы, который не замедлил показаться во внутреннем дворе. Дед окинул хмурым взглядом представшую перед ним картину: раскрасневшегося от гнева Дурьодхану, который с силой сжимал могучую руку Бхимы, Духшасану, который стоял за спиной здоровяка, всем своим видом показывая готовность к нападению. И, конечно, понял всё по-своему. — Что здесь происходит, Дурьодхана? — грозно спросил он. Дурьодхана не испугался, потому что был уверен в своей правоте. — Брат Бхима, — ответил он, ещё больше выходя из себя, потому что этот вопрос снова заставил его почувствовать себя ребёнком, а ему это совсем не нравилось, — пытался утопить моих братьев, дедушка. — Пытался утопить? Бхима? — Ничего я не пытался, — Бхима, наконец, опустил руку, и Дурьодхана перестал его держать. — Это неправда! Мы просто веселились, только и всего! Брат Дурьодхана совсем не понимает шуток. — Какие там шутки… — сквозь сжатые зубы процедил Дурьохана. — Успокойтесь оба! — велел Бхишма. — Дурьодхана, иди за мной, нам нужно поговорить. Бхиме почему-то никто ничего не сказал. Выходит, этот идиот может делать всё, что ему заблагорассудится? Как и следовало ожидать, Бхишма сказал Дурьодхане, что тот предвзято относится к своим двоюродным братьям и строго-настрого запретил разжигать никому не нужные конфликты на пустом месте. — Я разжигаю? На пустом месте? Конфликты? — у Дурьодханы получилось сразу три вопроса. — Но вы не были там, дедушка! Он действительно топил моих братьев, и я остановил его! Вообще не понимаю, почему я должен оправдываться? Почему бы просто не сказать Бхиме о том, что следует, а чего не следует делать? — Почему бы тебе самому не проявить инициативу и не познакомить братьев с местными обычаями? В конце концов, они пришли из-за Стены, и, как ты понимаешь, многое для них здесь кажется странным и непривычным, а ты не хочешь проявить ни капли терпения и понимания. — Выходит, — Дурьодхана не желал слушать нравоучения Бхишмы, которые звучали так, словно не случилось ничего особенного, — вы меня во всём считаете виноватым? — Дурьодхана, — вздохнул Бхишма устало, — почему ты всё воспринимаешь в штыки? Я говорю о том, чтобы ты просто попробовал поставить себя на их место и проявил чуть больше терпения. — Но я не на их месте. К большому счастью для меня, — заключил Дурьодхана и, больше не желая поддерживать этот разговор, развернулся, и отправился в свою комнату. Зайдя к себе, он с досадой пнул ни в чём не повинного дрона, производившего уборку и велел тому выметаться прочь. Конечно, техника ни в чём не была виновата, но разговор с дедушкой вывел его из себя. Выходит, это его вина? И ничего особенного сегодня не произошло? Нет, он мог понять многое, но почему бы им всем самим не заняться привитием этим дикарям нормального поведения? Особенно Бхиме. Того вообще чревато было подпускать к людям, пока он не выучится вести себя адекватно. Нет, Дурьодхана уважал дедушку Бхишму, зная, что тот сделал для Империи, но некоторые его суждения… Дурьодхана потянулся было за новой сигаретой, когда раздался вежливый стук в дверь. Дурьодхана глянул в сторону звука мрачным взглядом. Последнее, чего ему сейчас хотелось — беседовать с кем-то. Но стук повторился, и Дурьодхана, вздохнув с досадой, шагнул к двери и яростно рванул её на себя, собираясь выпроводить того, кто его побеспокоил. — Прости, брат Дурьодхана, так долго не мог найти твою комнату… В этом доме столько отсеков и капсул, что я немного заблудился. На пороге стоял Юдхиштхира. Вот уж кого Дурьодхана хотел видеть в последнюю очередь, так это своего двоюродного брата. — Что тебе нужно? — холодно спросил Дурьодхана. — Позволь мне войти, и мы поговорим, — попросил Юдхиштхира, вежливо улыбаясь. — Или скажи, когда я могу прийти, чтобы мы с тобой кое-что обсудили. — Нет уж, решим всё сейчас, не хочу откладывать неприятные моменты на потом. Заходи, брат Юдхиштхира, — Дурьодхана посторонился, впуская того внутрь. — Благодарю, — откликнулся тот. Зайдя в комнату, он огляделся по сторонам, словно не зная толком, куда себя деть. Дурьодхана указал на свободное кресло. — Присаживайся. Юдхиштхира коротко кивнул и занял предложенное ему место. Дурьодхана опустился напротив, окидывая своего двоюродного брата с ног до головы, пристально разглядывая, словно желая понять, что у того на уме. — Ну и? — произнёс он после короткой паузы и достал-таки из пачки сигарету. — Я жду. Что за разговор? — Это по поводу моего брата Бхимы… Точнее, его поведения. Я пришёл извиниться за него, брат Дурьодхана. Это всё просто недоразумение. Поверь, брат Бхима не задумал ничего дурного. Дурьодхана фыркнул. — Раз так, — заключил он, — ему стоило бы прийти самому. И не ко мне, а к моим братьям, которых он едва не утопил. — Бхима своеобразный человек, — мягко продолжил Юдхиштхира. — Я знаю, что некоторые его поступки выглядят не так, как тебе того хотелось бы… Но я просто хотел сказать о том, что мы не желаем никому причинить вреда. Да, многое для нас кажется чужым и странным, но я хотел бы попросить дать нам немного времени. Просто дай нам шанс, брат Дурьодхана. Дурьодхана глубоко затянулся, всё так же пристально разглядывая Юдхиштхиру. Тот, кажется, всем своим видом пытался излучать смирение и праведность, но почему-то Дурьодхане во всё это не верилось. Да, он, конечно, мог дать им шанс — и даже задумывался над этим — однако существовало одно веское «но»: эти люди пришли сюда, чтобы лишить Дурьодхану всего, о чём он мечтал. Как там сказал Юдхиштхира? Поступки выглядят не так, как Дурьодхане хотелось бы? Вот именно. — Странно, что ты говоришь об этом со мной, — Дурьодхана выдохнул дым в потолок, — так, словно вы хоть во что-то меня ставите. Дай мне договорить, — он поднял руку, видя, что Юдхиштхира открыл рот, чтобы возразить, — но мне вот что интересно… Скажи правду, брат: зачем вы вообще пришли в Хастинапур? Вам плохо жилось за Стеной? — Так решили не мы, — откликнулся Юдхиштхира. — Поверь, будь наша воля, мы остались бы за Стеной, рядом с Базами Данных, но решение приняли не мы. И мы пришли вовсе не для того, чтобы портить тебе жизнь. — Хотелось бы в это верить, — фыркнул Дурьодхана. — Ладно. Я обдумаю твои слова, — он раздавил в пепельнице очередную сигарету. — Это всё? — Да, — Юдхиштхира коротко кивнул. — Просто хотел сказать тебе об этом в спокойной обстановке. И он, вежливо попрощавшись, ушёл, оставив Дурьодхану наедине с его мыслями. Нет, ему очень хотелось верить в слова двоюродного брата, только вот… Дурьодхана криво улыбнулся. Недавно он узнал, что его дядя Панду был стерилен, и детей у него просто не могло быть. А Дурьодхана терпеть не мог, когда его обманывают, особенно с таким праведным видом, с которым это делал Юдхиштхира.