Он был сильнейшим из Великого Клана, он был будущим советником, одним из тех кто вскоре будет принимать решения. И только одно в этом всем его так радовало, Итачи, не позволит детям видеть войну. Когда однажды придет их время, они не позволят, не допустят, чтобы дети видели смерть. Его маленький брат, видел эту войну, третью и ту что он вел сам с собой. Он мог продолжать фальшиво улыбаться, но Обито точно знал, Шисуи видел как угасали её глаза. Как их Рин, тонула в собственной крови. Поэтому он все уже решил, он станет одним из следующих советников клана, он будет развиваться и оставаться сильнейшим, ровно столько, сколько это будет возможно.
В Клане Учиха, было всего четыре обладателя мангёку, двое из них были слишком стары, а одним был его маленький Шисуи, ребенок, который увидел, как получила тяжелую рану, та, которую он хотел назвать, ка-сан. Последним был он сам. Эти глаза стоили слишком дорого, слишком большую цену платили за них те немногие, кто все же смог получить продвинутый шаринган. С каждой новой ступенью развития их глаз, сама жизнь и умение существовать покидало их носителя. Чем больше запятых светилось в твоих глазах, тем сложнее было сходится с людьми, доверие Учиха стоило дорого, слишком дорого на самом деле. Его клан не приемлет лож, даже самую маленькую, там где многие врут по привычке, дабы избежать вопросов, Учиха смолчит или отрежет горькую правду, однако если врут нам, хорошо если мы просто больше не станем слушать. Учиха верили, только тем кто смог доказать свое право, быть услышанным ими, мой клан не был антисоциальным, ка как думали многие, просто с каждой ступенью пробуждения глаз, все сложнее было общаться с кем-либо.
Мы были не последователями Воли Огня, мы были самим вместилищем этой страшной и беспощадной стихии, оттого, чем сильнее были наши глаза, тем сложнее было оставаться простым человеком.
Люди знали, что Учиха умеют ненавидеть так, как никто другой. Однако они не знали страшной правды, скрывающейся за нашей ненавистью, я знал. Ибо сумел возненавидеть саму жизнь, каждую её секунду без тебя, Рин.
— Обито-сан, а правда, что ненависть Учиха не имеет границ? — Страшные вопросы ты задаешь мне наследник, стоит ли мне раскрыть тебе священную тайну нашей ненависти, имею ли я права, дать тебе взглянуть на нее иначе.
— Правда в том, что мы не умеем ненавидеть, Итачи. — Мальчик смотрел на меня огромными распахнутыми в недоумении глазами, словно сама суть сказанного мной, была ему не объяснима. — Учиха умеют любить, так как это не доступно кому-либо другому, Итачи, однако когда наша любовь запятнана, испорчена и разбита, мы не ненавидим Наследник, мы все так же безумно любим. Живем человеком или идеей до конца, очерняем все, что нам было раннее дорого, не от неприязни, а от великой любви. Мы дышим своей «местью», живем ей и грезим, чтобы свершив задуманное, умереть вместе с ней, поскольку, мы делаем её смыслом своего существования, отрицаем все и вся, помимо, а позже омываем кровавыми слезами, опустошенные и потерявшие всякие смыслы к существованию. Именно так погибает любовь Учиха, если она была неразделённая или опорочена, но правда лишь в том, что мы погибаем вместе с ней.
Обито, высказал все на совете клана, все, что он думал о тех, кто отправляет детей в такие бои, как тот, десятого октября, он говорил строго и жестко, он так ненавидел этих напыщенных стариков, решивших, что его брат достаточно взрослый для всего этого. Он все же обещал себе и Рин, позаботится о Шисуи.
Микото Учиха, жена Главы Великого Клана, в который раз напомнила этому сборищу, что женщины их клана никогда не были слабы. К черту всех. На этом собрании он собирался быть жестоким, так как умел лишь с врагами. Дети, их мирного времени, даже если они хоть сотню раз гении, совершенно не должны были видеть, как угасают те, кого они хотят назвать, ка-сан.
— Обито-сан, Вы понимаете, что совет может озлобится на Вас? — Эта девушка была из его клана, не то чтобы он ставил себе цель знать всех, просто он видел её, возможно даже знал её имя. Однако как же плевать ему было и на совет, и на неё в частности. — Меня зовут, Иошши, вы наверное уже не помните.
Он не помнил, её имя не было для него важным, хорошая, значит, да? Как жаль, что его совсем не трогало, не значение её имени, не тот факт, что она краснела как помидор, от одного его вида и вовсе не трогательно волновалась рядом. Он бы жизнь отдал и еще пару сотен в придачу, что бы хотя бы половину тех чувств, что он вызывает в этой девушке, хоть раз к нему испытала его, Рин.
— Обито-сан! Позвольте, быть рядом с вами!
Он шел домой, отплевываясь через каждый шаг, можно подумать эта девчонка имела права просить его, рядом с ним не было свободных мест и уже никогда не будет. Обито, входил в дом, который подарила ему она и понимал, что никогда в жизни сюда не войдет другая женщина, тут же ловил себя на усмешке, войдет, Шисуи однажды вырастет. Он проходил мимо кухни, которую два часа пришлось оттирать от гари и копоти, Рин бы не оценила загаженную святыню дома, проходил мимо гостиной и поправлял подушки дивана, стирал невидимую пыль, Рин любит чистоту. Он зашел в её комнату, чтобы лечь на её кровать, вдыхая её запах, пока не отпустит, пока он не станет бредить её руками, которые словно гладят его по голове. Вернись ко мне, возвращайся ко мне поскорее Рин, я слишком сильно люблю тебя, и мне так плевать, услышу ли когда-нибудь заветное «тоже», от тебя. Я просто люблю тебя, Рин.
***
Шисуи Учиха, был гением, однако смотря на своего лучшего друга он испытывал небывалую зависть, Итачи качал на руках, крошечного брата и был счастлив, он видел, как тепло он улыбается своему маленькому брату. Почему жизнь настолько несправедлива к нему, почему она дает ему девушку, которую так хочется назвать мама и тут же норовит отобрать?
Почему он должен существовать без ощущения её рук? Она всегда гладила его по голове, когда он возвращался с тренировок, она всегда спрашивала хорошо ли он покушал, она всегда пыталась причесать его непослушные волосы, она всегда в конце концов просто заботилась о нем. А если Обито-ни, был все же прав, то она была единственной кто любил его, просто за то, что он Шисуи был, сам собой. Потому, что ей точно было плевать считали ли его гением и были ли у него уже звания.
А еще он давно слышал, слышал, что в кабинет Нохара Рин, без стука входят только будущие пациенты интенсивной терапии. Однако он не попал в терапию, ему и слова не сказали за то, что он без стука вломился к ней, ему не грозились надрать задницу, за то, что он так нагло отрывал ее от работы. Его просто прижимали к сердцу, а он просто решил проверить границы дозволенного. Потому, что у всех есть границы, заходить за которые нельзя и он словно глупый ребенок искал эти границы, у его ка-сан. Каков же был его шок, когда её границ, границ, которые он не смеет переступить, он просто не нашел, ему могли простить, кажется даже самое страшное преступление, именно тогда он понял, что это и есть его ка-сан.
Она пахла мёдом и пионами, она просто любила мёд и пионы, а еще она любила его, так же сильно, как он был способен любить её.
Он спешил в магазинчик Яманака, только там сейчас можно было купить самые красивые, самый сильно пахнущие пионы, которые так нравились его ка-сан, он долго и придирчиво рассматривал бутон, за бутоном, искал самые красивые, такие, чтобы каждый из множества лепестков казался ему идеальным. Его ка-сан, получит от него сегодня самые лучшие пионы, которые только можно найти в селении, самая лучшая мама, была достойна, самых прекрасных цветов.
***
Какаши прятался, прятался от вопросов Кушины, не имея права давать ей ответы, прятался от самого себя и собственной вины, прижимая к себе совершенно очаровательного младенца. Его младший братишка много спал и кушал, изредка оповещая округу своим недовольством и совершенно прекрасно, так что замирает сердце, хватает его за палец, пытаясь обслюнявить тот, а у Хатаке, замирает сердце, а дыры в душе потихоньку затягиваются.
Он разрывается среди двух детей и ему неоспоримо это нравится. Ходить по три метра в час с маленькой девочкой, которая так крепко держится за него, показывать ей «чудеса», которые для него уже давно перестали быть такими невероятными и кажется, с каждым разом учится смотреть на мир так, как забыл это делать даже в детстве. Хатаке Какаши, лечил свою душу, по средствам двух крошечных детей.
***
Я помнила эту толщу воды, помнила так хорошо, что становилось страшно. Я знала, что стоит только толкнутся, совершить усилие и я вырвусь отсюда. Однако, где гарантия, что я окажусь именно там, где кто-то скажет мне «ка-сан»? Где, кто-то отчаянно и надрывно кричит, прижимая меня к обезумевшему сердцу. Я чертовски хорошо, знала эту толщу воды, в которой я плыла.
