Я не герой

Это сложно, смотреть на родные черты лица, проводить рукой по таким знакомым чёрным вихрям волос и чувствовать могильный холод. Его не успели спасти. Просто не успели. Правильные черты лица, которые я знаю наизусть, которые невозможно забыть. Люди рождаются и умирают, это нормально, так говорят. Вот только умирают родные, любимые, важные и близкие, а рождаются совершенно чужие и безразличные нам. — Рин, я сам проведу вскрытие. — Сам, нет, Орочимару-сама, разве я могу доверить его, кому-либо. Разве могу я позволить, чтобы его, такого беззащитного, мертвого. Видел кто-то чужой ему? Стереть кровь, шаринган, кто-то вырвал его. Неужели, все дело было в нем? У меня забрали его ради шарингана? Пустые глазницы. Смотреть в пустые глазницы, того кто так дорог, разве это можно перетерпеть? Я проводила рукой по старым шрамам, новым рваным ранам и той самой страшной, в сердце, как это претерпеть? Расскажите, как смириться с его смертью? Разве не из-за него я выбиралась из ада. Разве не он всегда был рядом? А теперь, подозрительное шевеление в Аме, простая и привычная ему миссия разведки. Только он не вернулся. Какаши, как же тебе было тяжело. Придти ко мне в его крови, сказать то, чему я верить не хочу. Ты не успел Хатаке, он погиб за час до вашего прихода, только винить тебя или кого-то в этом не получается. Хочется растерзать того, кто посмел убить моего, лучшего, сильного, смелого, доброго. Моего! И нет, это не истерика, и вскрытие проходит нормально, руки не дрожат. Это не он на моём столе, это пустая оболочка, с детства знакомое тело, каждый шрам, изгиб, родинка. Но нет тёплой улыбки, нет ощущения всепоглощающей заботы и любви в глазах его нет, потому что кто-то вырвал их, забрал, кто-то кто обязательно за это ответит. Родных не прощают. — Вскрытие закончила, отчёт составлю в течение часа, пусть тело готовят к сожжению. — Учиха рождаются в огне, в огне они и уходят. Ты заслужил достойного погребения, ты заслужил стать в один ряд с теми, кто охраняет наш покой в чистом мире. Тебе бы не понравилось, но я, мы, должны отомстить. Прощай и спасибо, за любовь.

*****

Минато не любил отправлять людей на такие миссии, отправлять мстить. И пусть официально они займутся сбором данных и поиском пропавшего шарингана, все слишком очевидно. Рин хочет мести, хуже всего, что она имеет на неё право. — Рин, жизнь не остановилась, ты не на краю света, не прыгай в эту пропасть. — Как же хотелось уберечь её, от всепоглощающей, уничтожающей нас самих мести. Это то чувство, что разрушает, именно того кто мстит. — Его могила, мой край земли, сенсей. — И нет в этом её «сенсей», того задора, лёгкой издевки и тёплой улыбки. Его маленькая ученица, словно заледенела, в тот миг, когда увидела его тело. Стало страшно, терять близких всегда сложно, порой необратимо. Что если это не просто подкосило её, а сломало? — Ка-сан! Ты на миссию, правда?! — Минато замер, одергивать парня, что так влетел к Хокаге, не хотелось. Нужно было увидеть, понять, насколько сильно по ней ударила смерть. — Правда милый, я скоро вернусь, обещаю. — Выдохнуть, это все что он смог. Не сломана, надломлена, но не сломана. Все та же тёплая улыбка на губах. Ласковые прикосновения и любовь в глазах. Хорошо, пусть идёт, Орочимару присмотрит. В конце концов он не тот кто может запретить ей это. Да, он Хокаге, но как запретить? Он знает, не пусти он её на эту миссию и она не простит. Слишком долго он отрицал очевидное, его команда, дети, они выросли, стали сильными, опытными, но главное у них уже есть этот взгляд. Холодный взгляд убийцы, эти дети не умеют прощать, а за своё будут стоять до конца. Если бы он знал, знал чем закончится эта простая разведка, никогда бы его не отправил, не подписал бы указ. Чтобы и дальше, врать себе ю, что эти дети, все такие же чистые и невинные, какими он их знал. Однако Рин, больше не та милая девочка, собственно никогда такой не была, просто он отчаянно верил в её Святость. Команда выдвинулась через три часа, готовые к бою, к мести. — Что думаешь, Шикаку? — Хотелось знать, если у них шанс, не стоят ли они на пороге новой войны. — Ты знаешь как чертовски силён он был. Тот кто это сделал, опытный джонин. — Знаю, знаю как силён, поскольку даже я не хотел бы встретить его в бою. Победил бы? Да, но какой ценой? — Все мы смертны, Минато, он не исключение. Намикадзе соглашается, глупо отрицать, смерть заберет каждого из них, одних раньше других позже, но всех. Однако стоя у окна своего кабинета, Четвёртый Хокаге не знал, что вновь совершает ошибку. Од не мог даже представить, кто не вернётся с миссии в этот раз. Шиноби ходят по краю каждый день, постоянно ощущая дыхание смерти в затылок. К сожалению видеть будущее не возможно, если бы он знал, это команда не покинула бы Скрытого листа. POV Какаши Моя команда АНБУ, шла по следам разведчика, он не вышел на связь в положенное время. Однако встретить на пути выжженное пространство было странно, не было информации о боях в этой местности. Команда передвигалась инкогнито, наше пребывание в чужой стране должно было остаться незамеченным, иначе политический конфликт. Следы боя явно намекали, что в бою сошлись два обладателя Катона, слишком странно для Аме, ниндзя этой деревни используют в основном Суйтон или Дотон. Тревогу вызывал и тот факт, что техники были слишком разрушительны, сражавшиеся были сильны. Призыв выполнился легко и привычно. Нинкины должны собрать информацию. Запах гари и паленой плоти, тошнотворно врезается в излишне чувствительный нос. Все вокруг кричит о смерти, смерти страшной и мучительной. Однако когда Пакун сообщил, чей запах он слышит, я впервые за свою службу в АНБУ, нарушил протокол, послал его к черту и как безумный мчался за псом на запах крови. Чувствуя металлический привкус во рту и молясь, молясь, чтобы собственный призыв впервые ошибся. Ни это я готовился увидеть. Это я не хотел бы видеть вообще, никогда. Перед глазами от чего-то стояла совсем другая картина. Вот я, ребёнок, родные стены семейного поместья, тренировочный зал и красное марево, словно ореол вокруг тела моего отца. Воспоминания захлестнули создание, те самые, которые долгие годы запихивались глубоко и запирались на самые большие замки. Простить, не значит принять. И вот на месте Учиха, я так отчётливо вижу отца. Возможно из-за того, что он был частью моей семьи, одним из тех людей, что держали меня на плаву все эти годы. Он был тем, кто стал частью этой жалкой горстки своих. И сейчас не нащупав его пульс, вглядываясь в кровавые пустоши глазниц, я трясу, цепляюсь, кажется кричу. Только очнись, пожалуйста, живи. Однако жизнь сказкой никогда не была. Ещё едва уловимое тёплое тело так и остаётся безразличным ко всему вокруг, его не трогают ни мои крики, ни отчаянная попытка вернуть к жизн и у же мёртвого человека. Меня приводит в чувство, беспомощно скулящий Пакун, он не предпринимал попыток оттащить меня от тела. Позволял безумствовать, отрицать. Мёртвый уже не будет живым. Я плохо помню как запечатывал его тело, уничтожал следы прибывания тут шиноби Конохи. Дорога домой и отчёт перед Хокаге не запомнились вообще. Словно кто-то вырвал этот кусок из памяти. Зато дорога до квартала Учиха помнилась слишком хорошо, закрыть глаза и я вспомню каждый сантиметр этого пути. Я должен сказать ей. Три коротких стука в дверь, шесть утра, впрочем я знаю, она уже хлопочет на кухне, собирается на смену в госпитале, возможно собирает бенто Шисуи. Я предельно точно знаю, какой необъяснимо тёплой и спокойной аурой она опутана в этот момент, по утрам от неё исходят волны спокойствия и умиротворения. Когда дверь открывают, меня встречает тёплая улыбка, та которой говорят, что тебе тут всегда рады, что тебя тут ждут. В горло словно вливают раскаленный свинец, я не могу ей сказать. В ушах стоит хруст и треск, стоит мне сказать ей о его смерти, и я слышу как все рушиться. Рушится мой мир. Как угасает улыбка, бледнее лицо и мелко трясутся руки, сжимающие цветастое кухонное полотенце. Впрочем все краски тут же меркнут, Рин будто и сама становится блеклой и маленькой. Словно его смерть, что-то рушит в ней самой. Как и во мне. Она не плачет, ни слезинки в разом опустевших глаз. Коротко кивает, заканчивает дела по дому. Но той ауры уже нет, она идёт в госпиталь, не мчится, не срывается на бег. Но каждый кто видит её понимает, что-то изменилось. Что-то не сломалось. В доме уже нет того уюта, даже пестрый садик перед домом, разом теряет свою яркость. Весь дом теряет свои цвета, все становится пустым и холодным, подражая хозяйке. Хатаке проклинает себя, за то что неуспел. Старые раны опять кровят. Стоит прикрыть глаза и её пустые и разом чужие видятся в темноте. Он не успел, все разрушил. Какаши, вновь опоздал.