|
Ну вот и всё. Прощай, старая жизнь: спокойная, сытая, весёлая, относительно благополучная. И здравствуй, жизнь новая, в которой меня не может ожидать ничего иного, кроме бесконечных проблем и неприятностей. Так думала я, стоя у перил корабля и рассеянно наблюдая за линией горизонта, покрытой золотистой корочкой солнечного света. Вдали уже начинали вырисовываться белоснежные контуры наиболее богатых особняков Карфагена. Да, после Армагеддона в этом мире многое изменилось, но дураки и ослы с деньгами так и не отучились строить себе виллы на возвышенностях. Я оперлась локтем о перила и ещё пристальнее вгляделась в панораму незнакомого города, который я так люто ненавидела. И что же мне делать дальше? Я сбежала от собственной семьи и наверняка лишилась должности, а также и минимального доверия и уважения в Империи. Стало быть, отступать мне некуда. Наверняка моё отсутствие давно обнаружили, и лучшие сыщики Империи брошены на мои поиски (какой жалкой я ни была бы, всё же я являлась родственницей герцогов Молдавских и Тигрисских, и они не могли оставить моё исчезновение без внимания). Им не понадобится много времени, чтобы выяснить, что я села на корабль «Нефритовый грот» и уплыла в Карфаген вместе со своим кетудой Хамом или Халом… в общем, неважно. Как только моё местонахождение будет точно определено, меня попытаются арестовать. Зная оперативность сыщиков, я могла предположить, что всего у меня около недели времени. Значит, только семь дней отпущено мне на то, чтобы сорвать переговоры Империи и Ватикана и при этом не вляпаться в крупную войну. Что ж… посмотрим, что будет дальше. Капитан этого корабля — терран, состоящий на службе у герцога Тигрисского. Герцог тоже направил свой корабль в Карфаген, что в принципе удивительным не было. Расположенный в широтах жаркой Африки, город был прибежищем многих негоциантов изо всех концов мира. Тут пересекались торговые пути таких стран, как Альбион, Ватикан, Германикус и Империя Истинного Человечества. Но официально любые контакты с нами, «кровососущими монстрами», были запрещены, так что мафусаилам приходилось регистрировать в Карфагене свои фиктивные компании, служившие имперским аристократам временными резиденциями. Поэтому меня нисколько не удивило, что в такой погожий день шторы у большинства особняков на горе было наглухо задернуты. Вряд ли живущие там мафусаилы озаботились покупкой УФ-геля. Да едва ли они о нем вообще знали: большинство из нас никогда не бывало за границей, понимая, что ничего, кроме ненависти и желания убить, мы в терранах не разбудим. Я отвернулась от солнца и яростно протерла глаза. Я до сих пор плохо переносила слишком яркий свет Внешнего Мира. Под куполом в Империи было намного темнее и удобнее. Сейчас же мое обостренное зрение приносило мне дополнительные неприятности. Чувство вины все еще мучило меня. Повернувшись на восток, я отдала пятнадцать горестных поклонов в ту сторону, где, по моим предположениям, должен был находиться дворец Звёзд. Её Величество никогда не простит мне ослушания. Я подвела свою владыку, ту, что обязана звать своей матерью! Какой я после этого мафусаил, что есть во мне от благородной дворянки… Карфаген уже наполнился деталями, шумом и движением терранов — как и всегда, это движение было бестолковым и беспорядочным, оно ничуть не напоминало жизнь столицы. Я жадными глазами исследовала побережье. Я помню место смерти моего отца и моей бабушки. Они сгорели возле того самого особняка, мимо которого я сейчас проплывала — фиктивной имперской компании «Эссенталь». Борт застонал под моими резко сжавшимися пальцами, и я стремительно опустила голову — глаза мои переполняли слёзы. — Госпожа? — осторожно позвал тихий недоверчивый голос. А тут еще и он! — Ну, чего тебе? — М-м-м… госпожа, Вам не приготовить Aqua Vitae? — Ничего мне не нужно, — отрезала я, — уйди вон и займись своими терранскими делами, скажем… э-э-э… вычеши вшей из своих сальных волос! Терран поглядел на меня оскорбленными глазами и отошел. Впрочем, мне абсолютно наплевать было на его чувства. Как будто меня волнует судьба этого идиота! Все запреты автоматически снимались с меня: я больше не была подданной Ее Величества и, следовательно, имела полное право убить своего кетуду. Только… мне его почему-то не хотелось пить. Интересно, с чего бы это? Ко мне бежал кетуда герцога Тигрисского, капитан. Глаза капитана горели несказанным облегчением: — Госпожа, мы швартуемся! — Ну и швартуйтесь себе дальше! — огрызнулась я. Капитан давно признал во мне родственницу своего хозяина, потому я не обременяла себя соблюдением приличий. В конце концов, сюда я прибыла как охотник, мне ли расшаркиваться перед дичью?! Вот только бы быстрее поглядеть на Раду и Иона: как они справляются? А потом уже можно будет развязать себе руки и наточить клыки. Если я пущу в ход все свои способности, терраны навсегда забудут искать контактов с Ее Величеством!||
В новом для нее мире терранов девчонка держалась довольно прилично. Я и не ожидал, что она обуздает саму себя и столь чинно сойдет по трапу, милостиво швырнув шкиперу и капитану по мешочку с золотыми монетами. Ее бледное лицо, выступавшее из-под полей шляпы, даже показалось мне немного озадаченным. В руках она крепко держала чемоданчик, с шеи у нее свисал фотоаппарат. Ни дать ни взять смирная пансионерка, прибывшая домой из Германикуса. Она предусмотрительно прятала клыки и отслеживала взглядом каждого прохожего. Я тоже держался настороже. Если Людвига забрали Розенкрейцеры, вполне возможно, что они и за мной охотятся. Не зря же Людвиг столь настаивал на моем поступлении в школу кетуда! Точно! Он хотел уберечь меня от Врага всего мира… хотя, конечно, непонятно, что им от меня нужно. Я совсем ничего не помнил о своих родителях и не мог выдать секретов Розенкрейцеров, поскольку я ни одного их секрета и не знал. Я должен был, конечно, расслабиться и не волноваться, но в городе моего несчастливого детства меня отчего-то напрягало абсолютно все. Я не мог спокойно смотреть на кварталы Медины, где мы с Людвигом, казалось, еще вчера воровали и просили милостыню. Сейчас мне, конечно, уже почти пятнадцать и я сильно изменился, однако тут я по-прежнему ощущал себя маленьким мальчиком — в частности из-за того, что моя госпожа была заметно выше меня. Недобрым взглядом она прошвырнулась по пристани, а затем повелительно щелкнула пальцами. — Терран, купи мне карту этого дрянного города. Держи деньги, — с высокомерным лицом она протянула мне пять золотых, на которые я тотчас недоуменно уставился. — Э-э, госпожа, — несмело сказал я, — это же деньги Империи, их тут не примут… — Точно! — разочарованно воскликнула она и мгновенно выдернула деньги из моей руки. — Значит, обменяем их в посольстве. А ты пока иди и укради мне карту, чтобы я знала, куда идти! Я хотел было поспорить, что красть в принципе нехорошо, а я свободно ориентируюсь в Медине, так как отирался тут круглыми сутками раньше, но мне хватило одного взгляда на перекошенное лицо своей госпожи, чтобы отказаться от этой чересчур смелой идеи. Отец и бабушка девчонки были убиты именно здесь… Если она так ненавидит всех терранов, трудно и представить, как она относится к карфагенянам. Поэтому я, предоставив Уддиф ее благоразумию, отправился совершать то, что раньше всегда делал и от чего за пять лет немного отвык. Мне даже не было стыдно, и за себя я ни капли не беспокоился. Меня куда больше волновало, чем сейчас занята Уддиф: не отрывает ли она кому-нибудь голову и не развязывает ли сейчас полномасштабную войну? С нее станется, своими непродуманными действиями она может добиться и не таких угрожающих результатов. Тот, кто говорил, что мафусаилам присущ здравый смысл, либо безбожно врал, либо мне попалась какая-то неправильная хозяйка. По-моему, Уддиф вообще наплевать, что она страшно рискует. Она даже не осознает реальных размеров опасности, которой подвергает себя, меня и хрупкий мир в отношениях Империи и Ватикана. Именно поэтому — ради призрачного шанса на мирное сосуществование двух рас — я и оставался тут, а совсем не потому, что я чувствовал какую-то ответственность за Уддиф либо желал с ней подружиться. В конце концов, она — вампир, гордо предпочитающий именовать себя мафусаилом, хотя это мало что меняет, и она сама же всех от себя отталкивает. Я служил ей всего три дня — и за этот недолгий срок успел натерпеться многого. Собственно, я чувствовал себя счастливым и свободным, когда легко шагал по раскалённым булыжникам знакомой мостовой и весело насвистывал, не ощущая над своей головой занесенного карающего кулака Уддиф. Хотя я почти шесть лет пробыл в разлуке с Карфагеном, мне все вспоминалось без проблем. Я дышал смутно знакомым, горячим и потным, воздухом, кругом меня царили невообразимая толчея и многоголосая сутолока — как всегда, короче говоря. По пути к книжной лавке, где, по старой моей памяти, должны были продаваться карты, я успел срезать несколько кошельков и вынуть серёжки из ушей молодой девушки, которой я помог перейти дорогу. Серьги, конечно, были перебором. Куда я их теперь дену? На миг меня одолела озорная мысль подарить серьги Уддиф, хотя уши у нее не были проколоты, и торжествующе дождаться немедленной, но страшной смерти. К счастью, мне хватило здравого смысла отказаться от этой идеи. Передо мной уже выросло здание книжной лавки: за это время оно обветшало до крайности — казалось, вот-вот рухнет. Однако внутри я застал прежнего владельца лавчонки, Кемаль-пашу, озабоченно пересчитывающего динары. Я любовно перебрал пальцами содержимое одного из украденных кошельков. Судя по звякающему внутри содержимому, я обчистил какого-то порядочного толстосума. Эй, да если так и дальше пойдет, нам с Уддиф не придётся идти в посольство и менять деньги, раскрывая своё инкогнито. Официально все терраны ненавидят вампиров, но работники посольства знали, что посланник Империи — это совсем иное дело. В политической сфере вампиры и люди существовали абсолютно обособленно, но в бизнесе имелись определенные исключения. Например, Империя поставляла во Внешний мир лекарства и техническое оборудование, обменивая их на поступающее из-за границы сырье и драгоценные металлы. Если бы мы объявили себя торговцами из Империи, нас не только не тронули бы, но еще и снабдили бы банкой геля, деньгами и особняком на возвышенности. Но это длилось бы недолго. Так как Уддиф сбежала из Империи, на диване её наверняка сочли сторонницей жесткой линии. Представители этой линии считали решение Императрицы наладить контакт с терранами неправильным шагом. Впрочем, Уддиф к ним и относилась — разве она не затем и приехала, чтобы сорвать переговоры? Кемаль-паша проворно сгреб динары в кучу и развел предо мной костлявые руки. — Что вам угодно, молодой господин? Я ухмыльнулся. Не этот ли человек выгонял меня метлой за порог, когда я приходил клянчить хотя бы одну булку или кривую монетку на пропитание! Время и богатая одежда, подаренная мне Уддиф (она швырнула мне мой новый костюм после разговора с капитаном и рыкнула: «Переоденься, от тебя жутко воняет!»), работали в мою пользу. Я гордо подбоченился и небрежно швырнул на старый прилавок звонкую россыпь золотых. — Э-э… карту города, — с максимальной уверенностью произнес я. — Полную новую карту Карфагена, и скорее. — Сейчас, сейчас, — Кемаль-паша суетливо извлек свернутую в рулон карту и протянул ее мне. — Пожалуйте, юноша… С картой в руках и тремя полными кошельками я вышел из лавки, весело насвистывая себе под нос. На самом деле я был не очень спокоен. Судя по наполовину засохшим цветочным гирляндам, увивавшим фонарные столбы, и обрывкам растрепанных приветственных плакатов, кардинал Сфорца уже прибыла в Карфаген. А где же еще останавливаться кардиналу, если не в посольстве Ватикана, в месте, куда я сам направлял девчонку, чтобы разменять деньги! Чёрт возьми! Я ускорил шаг, чертыхаясь про себя. Для себя самого я мчался с поразительной скоростью, по мнению Уддиф я, конечно, еле полз. Естественно, она уже выяснила, где находится Сфорца, за это время она могла успеть слетать в посольство, убить кардинала, уничтожить пол-Карфагена и вернуться на место с самым невинным выражением лица. Задыхаясь, я вылетел на пристань и замотался взглядом по сторонам. Шляпка Уддиф быстро попалась мне на глаза — и я облегченно вздохнул. Впрочем, уже через секунду я подавился воздухом. Уддиф спокойно стояла на том же самом месте, где я ее оставил, и вдавливала каблуком в щебень голову потрепанного загорелого мужчины в размотавшейся чалме. Из-под губы у Уддиф выползали отточенные клыки. Я бросился к ним сквозь толпу, паникуя. Почему никого в толпе не волнует появление вампира? — Госпожа! Госпожа! — кричал я, расталкивая прохожих. Наконец, я оказался вблизи от Уддиф и перепуганного носильщика. — Ты, грязная сволочь, — шипела Уддиф с ненавистью, наклоняясь к мужчине и шире раскрывая рот. — Ты считаешь, ты, жалкий терран, что можешь протягивать ко мне свои грязные лапы?! — Госпожа! Госпожа! Госпожа Уддиф, остановитесь! Наконец-то я настиг их и повис у Уддиф на руке. Она злобно оглянулась на меня, однако отшвыривать в сторону не стала. — Чего тебе? — Госпожа Уддиф, Вы не у себя на родине! Люди смотрят! Сбившиеся чуть поодаль в кучку пучеглазые карфагенские беспризорники с интересом и страхом глядели на нас троих. Уддиф задрала кверху губу, еще больше обнажив клыки, и недовольно хмыкнула лежащему носильщику: — Пошел вон. В этот раз я тебя пить не стану, но увидимся снова — пощады не жди. — Я… Я понял, госпожа… — испуганно забормотал носильщик. Уддиф убрала с его головы ногу, и он, поспешно подхватившись, убежал в один из извилистых темных проулков. Я сердито воззрился на изумительно спокойную Уддиф и поинтересовался сдавленным шепотом: — Вы с ума сошли? Вас же могли увидеть! — Он пытался обокрасть меня, аристократа Империи! — огрызнулась Уддиф. Чуть помедлив, она обиженно добавила: — И я уже двенадцать часов ничего не пила. — Я давал Вам чай, — глупо заметил я, и девица вцепилась в мой воротник, неистово сверкая глазами. — Ты что, принимаешь меня за свою жалкую соплеменницу? Мне немедленно нужна Aqua Vitae! А еще я должна отправиться в посольство! Проводи меня, терран! — Послушай, госпожа, — с легким налетом развязности сообщил я, — если мы туда пойдем, сыщикам из Империи будет проще простого нас найти. — А ты предлагаешь мне ночевать на улице? — взъелась она. Ее лицо сделалось заметно бледнее. — Успокойся, терран, даже для лучших следователей нужно будет время, чтобы нас обнаружить. Дней пяти-шести нам хватит. — Хватит на что, госпожа? Уддиф впервые показалась мне удивленной и чуть-чуть задумавшейся. Она поправила выбившийся из-под шляпы светлый локон и повела плечами. — Вообще не знаю, — пробормотала она, — на то, чтобы всем отомстить! — она с ненавистью стиснула кулак и опять оскалилась. Мне казалось, что ее клыки прибавляют в длине буквально на моих глазах. — Я обязательно их всех найду! Найду и покараю… Почесывая нос, я горестно глядел вдаль, на туманные светлые тени карфагенских особняков.|||
А эта девица в посольстве, Роберта, хоть и терранка, а все же сообразительная! По крайней мере, мозгов у нее явно больше, чем у моего кетуды. Этот бестолковый идиот до сих пор озабоченно возился на кухне, смешивая для меня напиток. Из-за жажды я сделалась намного злее, мне казалось, я готова выпить досуха первого же попавшегося террана. Собственно, это было главной причиной, по которой я не подпускала парня к себе. Во-первых, без него я в Карфагене и дня не протяну, а во-вторых… во-вторых, я в жизни еще никого не убивала и не имела понятия, как это следует делать. Что тут, я представить себе не могла, с какой стороны нужно подходить к террану, чтобы вгрызться в его шею правильно! Как же я тогда собиралась совершить в Карфагене массовое убийство? Меня сейчас не хватало даже на то, чтобы подняться с кровати. Благодаря стараниям Роберты мы сумели получить один из пустующих особняков по соседству с памятной мне фиктивной конторой «Эссенталь», вдобавок, я смогла выяснить, где остановились Раду и Ион. Подливая мне все больше крепкой Aqua Vitae, Роберта пыталась выяснить цель нашего прибытия. Естественно, тут что-то крылось! Я повторила нашу с кетудой легенду: мы — группа эксцентричных дворян-негоциантов, распространяющая лекарственные препараты.Чуть поразмыслив, я добавила, что Раду давно влюблён в карфагенскую жительницу и намерен жениться на ней, оставшись здесь, так как браки и любовные отношения между двумя расами запрещены в Империи (тут я скроила физиономию, полную скорби). Прости меня, товарищ! Но благодаря этому Роберта оставила меня в покое и выпустила из своего кабинета в коридор, где меня давно ожидал кетуда. Непривычный климат изнуряюще действовал на меня, я постоянно хотела пить и чувствовала себя слабой, как терран… Мне даже подумать толком не удавалось. А между тем это следовало бы сделать. Раду и Ион прибыли парой дней раньше меня, Катерина Сфорца тоже находилась совсем рядом. Не исключено, что мои товарищи уже предприняли попытку встретиться с кардиналом. Я горько стиснула губы и, пошатываясь от усталости, умудрилась встать. И к кому их только послали! К этой «Стальной леди», наводящей ужас даже на своих темных соплеменников и дурманящей им мозг ложными идеями церкви! Откуда нам знать, не были ли попытки Катерины установить контакт всего лишь тщательно продуманной ловушкой? От терранов и не такого можно ожидать! Я постаралась себя успокоить. Ее Величество всеведуща. Она не могла не предвидеть подобного развития событий, стало быть, кардинал действительно желает с нами подружиться. Хотя для меня это скорее плохо! Ведь я в любом случае собиралась сорвать встречу! Значит, этим я и займусь, что там ни было бы у Катерины на уме на самом деле. Кетуда вошел без стука, торжественно снимая в руках поднос с напитком и тарелку какой-то непонятной серой бурды. Времени скандалить у меня не было, поэтому я, не замечая кетуду, поскорее смела с подноса все и заткнула за пояс кинжал. На улицах Карфагена висела глубокая ночь. — Ты остаёшься здесь, — холодно сказала я мальчику, — и не вздумай никуда уходить без меня. Пока меня не будет, ты должен выстирать мою одежду и приготовить ужин. Не забудь также наточить мой меч и взбить подушки. — Слушаюсь, — спокойно ответил мальчик, и я, раскрыв окно настежь, изящно спикировала на остывающую землю.|V
Я шагала прочь от своего временного жилища, перестукивая каблуками по сухой почве. Карфаген погрузился в сон, но мне, мафусаилу, именно в это время сделалось легче ориентироваться на совершенно незнакомом пространстве, двигаться и вообще дышать. Если верить словам Роберты, которая мне теперь уже и не нравилась, Раду Бальфон и Ион Фортуна, посланники Императрицы и мои родственники, остановились в неэпически огромном особняке неподалёку от моего обиталища — фиктивной торговой конторе Baul Maritime. Я ненадолго остановилась и втянула в себя воздух, расправляя легкие. Всё в этом мире было для меня новым и незнакомым. Я здесь видела совсем не то, что привыкла видеть дома, в Империи. Вместо стройных аккуратных домиков мне встречались какие-то несуразные, неуклюжие развалюхи, по улицам бродили до черноты загорелые мужчины с темными глазами, закутанные в странного вида тряпки — бедуины, позвякивали упряжки верблюдов, которых тут использовали в качестве ездовых и вьючных животных, как в Империи — лошадей. Вокруг простирались безжизненные серые пески пустыни, нигде не слышалось знакомого говора, не виделось знакомых одежд. С неба мне сияли две напротив друг друга стоящие луны: первая — та, что была всегда, и вторая — появившаяся после Армагеддона, которую тупые терраны прозвали вампирской, хотя и мы понятия не имели, откуда эта луна взялась. «Хочу домой!» Эта простая мысль поразила меня, и я даже ненадолго остановилась, вздрагивая всем телом. И вовсе не собиралась я плакать… В конце концов, мне никто не приказывал покидать Империю, в отличие от Раду и Иона, я могла хоть сейчас развернуться и броситься домой, где меня, конечно, посадят надолго в тюрьму или вообще убьют. Куда ни глянь, куда ни плюнь — тупик. Мне некуда отступать. В глазах всего государства я — предательница. Жалкая предательница. «Соберись, Уддиф. Кто-то же должен это сделать!» Я стиснула кулаки и резко оторвалась от земли. С помощью ускорения я легко миновала кованые ворота, перепрыгнула через изгородь и остановилась только на террасе у закрытых окон. И то я остановилась только из-за того, что меня задержали. К моей шее тихо прижали узкий нож и угрожающе прошипели на ухо: — А теперь говори, кто ты и что здесь делаешь. За спиной у меня резко запахло крепким табаком. Совершенно ошарашенная, я пробормотала: — Раду, отпусти меня… — Уддиф? — в голосе Раду отобразились изумление и какое-то странное облегчение, как будто он был счастлив, что увидел здесь не того, кого ждал. — Откуда ты здесь?! Освобожденная от угрожающего ножа, я тут же повернулась к Раду и схватила его за тонкое запястье. — Я приплыла сегодня утром. — Зачем?! — Раду глядел на меня недоверчиво. — Я хотела… Не суть важно, — я сжала губы в узкую нитку, — главное, что я здесь. Я очень беспокоилась за вас, Раду… А еще я собиралась провалить их ответственное задание. Это мы заметим в скобках. Бледное напряженное лицо Раду несколько разгладилось, и он осторожно разжал мои пальцы, цеплявшиеся за его рукав. — Ты должна вернуться домой, Уддиф. Пока еще… — Поздно, — я безнадежно отмахнулась, — я всего лишь предательница. Его скулы дрогнули, и он отвернулся от меня. — Что с Ионом? — поинтересовалась я. — Где он? Я хочу его увидеть, — и я сделала наглый шаг к окнам. Раду поймал меня за рукав. — Нет, Уддиф. Его сейчас нельзя беспокоить, он очень пострадал от терранов, — ресницы Раду горько дрогнули. — Они напали на него? Напали?! — ахнула я и требовательно дернула Раду за другую руку. — Как это произошло, как такое могло случиться? Они же обещали! Раду хмуро сдвинул брови и прикусил губу. Он казался серьёзно озабоченным. — Меня там не было, — сказал он, отводя взгляд. — Посланником был назначен именно Ион, я всего лишь его ассистент. Я не предполагал, что там может произойти такое. Ион говорил, что незадолго до его прибытия в посольстве был убит программист Пьетро Борромини, арестованный в этот же день. Мафусаил, совершивший убийство, сбежал, — между бровями Раду все отчетливее делалась видна резкая вертикальная складка. — И Иона терраны приняли за этого мафусаила. Какой-то механический охранник стал палить по нему серебряными пулями. Я поежилась. — Ему очень повезло, — взгляд Раду, проходивший выше моего плеча, был полон туманной скорби, — еще чуть-чуть — и пуля попала бы прямо в сердце. У нас, мафусаилов, тоже есть свои уязвимые места, хорошо известные таким живодерам, как АХ или Vineam Domini, иначе — Святая Инквизиция, подчиняющаяся другому влиятельному политику Ватикана, кардиналу Медичи, сводному старшему брату Катерины Сфорца и ее злейшему врагу. Если нанести необратимые повреждения мозгу, сердцу либо шейным позвонкам мафусаила, да еще и серебряным предметом, то этот мафусаил больше не встанет. Я поспешно спросила: — Ты высосал яд? — Сразу же, как только нашел его, — ответил Раду. — Хотя бациллы в его крови начинают восстанавливаться, пока он слаб, как терран. Отвернувшись от ночной панорамы Карфагена, Раду поманил меня за собой, и мы тихо проскользнули внутрь дома через небольшую застекленную дверь на террасе. Мы расположились на кухне. Раду налил себе и мне по стакану Aqua Vitae и раздвинул шторы. Сквозь широкое окно нам хорошо было видно темно-синее небо и напряженные лица друг друга. Раду усиленно принялся жевать новую порцию табака. Для нас, мафусаилов, табак был безвреден, Раду просто нравился его вкус. А вот меня табачный запах начинал раздражать. — Наверняка всё это — дело рук сторонников жесткой линии, — сказала я. — Может быть, Раду, вам стоит вернуться домой? Ведь, раз ваши враги взялись за дело, они не успокоятся, пока не добьются своего. Если вы погибнете, то начнется война. Гораздо лучше возвратиться в Империю, прежде чем кто-то пострадал еще сильнее. «Скажи «да»! Пожалуйста, Раду, согласись! Не заставляй меня вмешиваться!» Раду усталыми глазами поглядел на меня и вздохнул. — Я сам хотел бы вернуться, Уддиф, но Ион отказывается сдаваться после первой попытки. Он хочет встретиться с терранами еще раз. Я резко стукнула по столу задрожавшим кулаком. — Да это же полный идиотизм, Раду! Это самоубийство! Разве не понятно, что преимущество на стороне ваших врагов? Иона принимают за преступника, который хотел убить кардинала… Если за Вами пришлют инквизиторов, он даже убежать и спрятаться не сможет! Надо возвращаться! В глазах Раду проскочила яркая серебряная искра, и он грустно покачал головой. — Ты права, Уддиф, но пойми и Иона… Не оправдать доверие Ее Величества… — Может быть, я смогу встретиться с кардиналом вместо вас? — Нет, нет, — резко суровея, сказал Раду. — Вот кого туда точно не стоит отправлять… — Почему?! Ты мне не доверяешь?! — злобно скалясь, спросила я. — Считаешь меня девчонкой?! Малявкой?.. — Дело совсем не в этом, Уддиф! — воскликнул Раду, с усилием заталкивая меня на прежнее место. — Посланником выбрали именно Иона, и он не отступится от своего задания, сама знаешь. — Я могла бы хоть охранять его, — пробурчала я. — Для начала кто-то должен охранять тебя, — поддразнил меня Раду и уже серьёзно добавил: — Не волнуйся. В этот раз я прослежу за ним. — Поверю на слово, — горько отозвалась я, снова отворачиваясь к окну. Как коротки летние ночи в Карфагене! Небо уже начинало бледнеть на востоке. — Послушай, Уддиф, — вдруг сказал Раду за моей спиной, — ты же должна понимать и сторонников жесткой линии. — Терраны — наши враги, — отстраненно пробормотала я, — и, получается, Её Величество совершает ужасную ошибку… — Кто может знать, что последует за нашими переговорами? — глаза Раду неожиданно заблестели в воодушевлении. — Скорее всего, новая война, ведь терраны постоянно лгут. Так не лучше ли и вовсе не иметь с ними дел? — в его голосе звучало отчаяние. — Ты прав, но… но… Я не могла придумать ни одного стоящего возражения потому, что Раду, на мой взгляд, говорил абсолютно справедливые вещи. И… и он говорил о том, что я сама намеревалась совершить. — Если Ее Величество отдала приказ, значит, иных вариантов, кроме подчинения, у вас нет. А вот я… — я прикусила губу, боясь сказать лишнее. Раду у меня за спиной задал вполне очевидный вопрос: — А ты, Уддиф? — А я попытаюсь начать жизнь заново в мире терранов. Сам понимаешь, что я не очень хочу угодить в подземелье. Я прикусила губу, съёжилась, словно точка, но это мне не помогло. Я порывисто обернулась и протянула к Раду руки. Несколько мгновений он похлопывал меня по спине, как это он делал еще давно, когда мне бывало плохо. В это короткое счастливое время я потерянно хлюпала носом — а потом высвободилась, с усилием оторвав голову от его плеча. Я сама во всем виновата. Я не хотела срывать миссию своих друзей, но… разве у меня теперь был другой выход? Я обязана была отомстить. Ведь именно этого момента я ждала три долгих года.\/
Я стоял на кухне, в сомнениях глядя на нож, спокойно лежащий в моей ладони. Стакан, над которым я сейчас покачивался, был еще совершенно пуст, равно как и флакончики с сывороткой для моей госпожи. Если её не напоить, она превратится в монстра. Хотя вчера я, даже испытывая к ней глубокую симпатию, не смог бы назвать ее иначе. Она пришла на рассвете нового дня совершенно разбитой и, кажется, даже ничего не понимающей толком. Лицо ее было залито кровью, с клыков падали алые капли. По дороге она горько плакала, а, едва оказавшись на пороге, упала и свернулась в дрожащий клубок. Я поспешно подбежал к ней и бросился на колени рядом, брезгливо трогая за плечо. Уддиф посмотрела на меня тупыми глазами. — Я… Я убийца, кровопийца, — захлебываясь слезами, сообщила она. — Простите меня, Ваше Величество!.. — Госпожа, вставайте, вставайте скорее, — настаивал я и за руку поднимал Уддиф с пола. — Вас никто не видел? — Простите, простите, Ваше Величество!.. — шептала девочка, безумными глазами снуя по сторонам. — Лишение крови… Амстердам… Мемлинг… граф Загребский… Ваше Величество, прошу Вас… Меня никто не видел… Я всех убила, всех!.. Я с усилием поднял трясущуюся Уддиф с пола и отвел к ней в спальню, где она повалилась на постель и тут же забилась в угол, размазывая кровь убитых терранов по своему лицу. Весь день я сидел с ней, пока она тихо плакала и просила прощения то у Её Величества, то у Иона, то у Раду. Когда начало смеркаться, Уддиф несколько оживилась и незамедлительно выгнала меня. С низко опущенной головой она бродила по дому, беспрестанно мыла лицо и руки, боязливо приникала к окну и тут же сползала вниз по стене. Наверное, она опасалась прибытия стражей Империи или карфагенской полиции. Я, выходя на базар за продуктами, краем уха слышал, что на кардинала Сфорца совершалось покушение, что возле конторы «Эссенталь» были лишены крови пятнадцать терранов, а в посольстве выпили досуха арестованного программиста Пьетро Борромини. Следы от клыков на шее Борромини не совпадали со следами на телах убитых на улице, что меня обеспокоило. Значит, помимо Уддиф, в Карфагене действует еще один вампир, знающий о прибытии посланников и не желающий, чтобы их миссия завершилась успешно. Поговаривали также, что вампир, пробравшийся в посольство, был ифритом, но я предпочитал квалифицировать такие толки как пустые слухи. Ифриты были не только очень редкой, но также и крайне опасной разновидностью вампиров. Они были способны, раскрывая потовые железы на ладонях, создавать уничтожающие огненные шары. Сам механизм действия мне был неясен, но я боялся спрашивать об этом Уддиф. Когда она была такой тихой и печальной, я испытывал куда больший ужас, чем когда она кричала на меня и топала ногами. Мне даже делалось её жаль. Конечно же, жалости она, кровопийца, не заслуживала, но я не мог думать о ней как о чудовище. Мне сразу же вспомнилось, насколько жалкой и несчастной она выглядела, когда сидела в углу кровати и рыдала, уронив голову на колени. Решено. Я хорошенько прицелился, прижал подпрыгивающий в руке нож к своему теплому пальцу и зажмурился. Через мгновение нож с лязгом выпал из ладони, а тело быстро прошила короткая сердитая боль. С шипением я остановил дрожащую кисть над стаканом. Капли темной крови весело шлепались с ногтя в незамутненную воду, постепенно приобретающую багровый оттенок. Наконец, я здоровой рукой схватил со стола заготовленный пластырь и ловко насадил его на палец. Я молод и здоров, так что моя кровь, разведённая в воде, не причинит Уддиф вреда. Я со вздохом оглянулся на закрытую дверь, за которой сидела она. Может быть, Уддиф сообразит, что её вчерашний поступок был проявлением чистейшей глупости? Да нет, вряд ли… Дверь тихо приоткрылась, и Уддиф неуклюже, будто утка, с виновато опущенной головой, вошла на кухню. Её глаза пристально изучали пол. — Я… Я хочу пить… — чуть хриплым голосом сказала она тихо и облизнула губы. — Пожалуйста, — неожиданно добавила она, — мне нужно много Aqua Vitae. Я косо взглянул на неё и молча стал размешивать необходимые пол-ложки сахара в стакане с раствором собственной крови. Сегодняшний день выдался самым жарким за всё время, что мы пробыли в Карфагене. Уддиф ещё немного помялась и добавила: — Эй, парень… если что, то мне стыдно! — её слова зазвучали как вызов. Упавшим голосом Уддиф продолжила: — Я такая дура… из-за того, что я натворила, Раду и Иону в жизни не дадут встретиться с кардиналом Сфорца. — Она горестно вздохнула. — Сходи, купи билет на первый же корабль, что отправляется в Империю. Я должна вернуться домой и понести наказание за то, что содеяла здесь. Слова Уддиф звучали вполне искренне, но я ей не поверил. Крепко стиснув стакан со своей кровью, я злобно бросил ей в лицо: — С каких пор ты вдруг стала думать иначе? У Уддиф заметно порозовели щеки — но, как я понял, вовсе не оттого, что я обратился к ней столь фамильярно. Она выглядела так, как будто ей дали пощечину. — Я выпила маленького террана. Совсем маленького, — сказала она с тяжелым вздохом. — Не знаю, что на меня нашло, мне хотелось ещё и ещё крови. Он отбивался и звал свою мать… Если я не убила её там же, наверное, в мире появился ещё один терран, для которого уничтожить всех мафусаилов — это цель жизни. Я зло прошипел: — Но этот мальчик уже не встанет. И четырнадцать других людей — тоже… — Именно поэтому я возвращаюсь, — гордо сказала Уддиф, — чтобы принять свою смерть. На это я ничего не сумел сказать. Уддиф раздвинула занавески и пристально начала изучать посольство, на которое отсюда открывался отличный вид. — Говорят, инквизиторы должны прибыть через два дня, — сказал я, тоже кинув быстрый взгляд на посольство. — Они считают, что жертвой того преступника должна была стать кардинал. — Расскажи мне об этом подробнее, — попросила она, не снимая со шпилей посольства неприятного острого взгляда. — Ты думаешь иначе? — Ну, тот преступник не мог настолько ошибиться в выборе места, — сказал я, — программист сидел в тюремной камере, а кардинал находилась на приёме парой этажей выше. Получается, ему зачем-то нужно было убить именно Борромини. Если бы мы знали, за что его посадили, догадаться было бы намного легче. Я думаю… в это дело замешан кто-то, кто знал о прибытии в город посланника, — тут я стал говорить намного осторожнее, боясь, как бы Уддиф не восприняла мои слова неправильно и не набросилась на меня. Но она спокойно стояла у окна и пила Aqua Vitae, так что я продолжал: — Госпожа, судя по тому, насколько были шокированы жители Медины, подобного тут давно не происходило. Не может такого быть, чтобы агрессивные мафусаилы Карфагена оживились именно сейчас. — В Карфаген прибыла Сфорца… — с какой-то умоляющей детской ноткой в голосе сказала Уддиф, и я неумолимо отрезал: — Её Высокопреосвященство здесь уже давно, однако этот преступник пробрался в посольство как раз в тот вечер, когда должны были явиться Ваши друзья. Уддиф отняла стакан от своих чуть порозовевших губ и отрывисто сказала: — Ты умеешь говорить на языке Империи. Обращайся ко мне на нём. — Да, госпожа, — промолвил я на имперском, и Уддиф поинтересовалась: — Как описывают того мафусаила, что убил программиста? Мне слышалось, он был ифритом? — голос Уддиф напряженно звенел. — Это так и есть, — чуть озадаченно ответил я, — Пьетро Борромини сгорел уже мертвым, в одно мгновение, и агент АХ, что пытался задержать ифрита, пострадал от его огненных шаров. — А что насчет мафусаила, пытавшегося встретиться с кардиналом? О нём ничего не говорят? Я покачал головой: — Нет. Если посланник и попал к кардиналу… — Он был там! — сурово отрезала Уддиф. — Значит, кардинал предпочла этого не афишировать, — осторожно предположил я. — Не забывайте о Медичи, госпожа. Он не хочет договариваться с Империей, и если подтвердится, что кардинал Сфорца вела какие-то тайные переговоры, он немедленно этим воспользуется, чтобы лишить её постов и власти. Уддиф, сверкая глазами, повернулась ко мне и со звоном отставила совершенно пустой стакан на подоконник, искрившийся от солнечного света. — Возьми все свои кинжалы, — сказала она и нехорошо прищурилась. В её глазах кипела ярость. — Мы идем к посланнику домой. — Это еще зачем?.. — У меня есть пара вопросов к Раду, — прорычала девица и словно для меня прибавила бешеным голосом: — К барону Луксорскому!VI
— Раду ифрит, — цедила девица, резко стуча каблуками по глухой выжженной земле. — Согласись, что нападение в посольстве слишком хорошо совпало по времени. Невозможно спланировать всё настолько четко, если не знать, что Ион должен был встретиться с кардиналом именно в этот час. И Раду сам говорил мне, что в тот день Ион отправился на переговоры один. Так неужели же за этим что-то кроется?! — она немного сбавила шаг, а затем вовсе остановилась. — Раду… — потерянно пробормотала она. — Я просто не верю в это! Такого не может быть! Мы всю жизнь были друзьями! Мы трое… неужели же он предал Иона? Предал всех нас?! — Уддиф злобно кусала губы. — Зачем?.. — Если Вы не верите в это, зачем мы тогда… — Если он ни при чём, его нужно предупредить, — сказала Уддиф не слишком уверенным голосом. — Ион и Раду должны быть готовы к тому, что скоро тут объявится Бюро Инквизиции. — А если он к этому причастен? Что тогда? — спросил я, и Уддиф злобно огрызнулась: — Это невозможно! Я тоже ифрит, — в доказательство этого она разожгла над ладонью светло-голубой шарик, — только на этом основании нельзя обвинять меня в том, что я хотела убить кардинала. Но против Раду… — и она опять умолкла, напряженно размышляя о чем-то. — Вообще-то ифриты очень редко среди нас встречаются. Почти так же редко, как и феи. — Феи? — изумленно переспросил я. — В школе кетуда нам об этом не рассказывали… — Естественно, — фыркнула Уддиф, — у вас, терранов, шансы попасть к настоящей фее в услужение фактически нулевые. Это мафусаилы, способные прогонять воздух через вторые легкие на спине и летать. Правда, по всем остальным параметрам они намного уступают даже самому обычному мафусаилу. Я не знаю ни одной феи и знакома с единственным ифритом — это уже должно наводить на определенные мысли, правда? — она резко замотала головой. — Ну вот, мы и пришли. Мы стояли перед воротами огромного особняка, окружённого толстой стеной. Палящее солнце больно било мне в глаза, Уддиф озабоченно растирала по коже новый слой УФ-геля. — Ну и как мы туда попадем? — не скрывая в своем голосе скептицизма, спросил я. Особняк казался мне неприступной крепостью. — Попадем, не ной, — осадила меня Уддиф. — Давай руку и держись крепче. — Э-э… что? Что? — ахнул я в изумлении. — Ты совсем оглох либо отупел? — рявкнула она, показывая клыки, и её тёплая рука скользнула в мою разгорячённую ладонь. — А теперь держись! Я машинально сомкнул пальцы так крепко, как только мог, и в этот же миг Уддиф, резко оттолкнувшись от каменной мостовой, взмыла в небо. Вокруг меня закружились цветные пятна. Девица неслась на ускорении, и я захлёбывался воздухом. Мне казалось, меня вот-вот стошнит. Хорошо, что площадка вокруг особняка была абсолютно безлюдна, хотя, думаю, после вчерашних происшествий жителей Карфагена не удивили бы ни летящая по воздуху девица, ни льющиеся с неба потоки рвоты. Мы приземлились на террасе. Я всё еще пытался перевести дух, у меня бешено билось сердце. Девица брезгливо оттолкнула меня и шагнула к застеклённым дверям. — Ион? Раду? Вот дура! Она шла ловить Раду как изменника, теперь же, словно забыв обо всех сделанных нами выводах, она бродила по террасе и непозволительно громко кричала. Естественно, что ей ответили — ответил тот самый молодой человек, Раду, с которым Уддиф ездила на диван и которого мы сейчас подозревали в связях с террористами. — Уддиф, ты что тут делаешь? На улице белый день! Раду опасливо поглядывал на нас, неохотно высовывая укрытую тканью голову из-под навеса. Уддиф бесстрашно подошла к нему. — Раду, всё нормально, я воспользовалась гелем. Надолго его не хватит, правда, — она озабоченно почесала руку. — Вам надо уходить. Скоро прибудут инквизиторы, их очень взволновало то происшествие в посольстве. Ты что-нибудь ещё об этом слышал? — и она резко вонзила в Раду подозрительный взгляд. Так как лицо его полностью скрывала ткань, ни я, ни девица не могли угадать, что он сейчас чувствует. Голова в чалме чуть качнулась. — Нет. Я боюсь выходить в город и оставлять Иона одного. — А я слышала, — голос Уддиф снизошел до угрожающего шепота, все её тело напряглось. — Я знаю, что Борромини выпил и сжег ифрит, и что Ион понятия не имел, за какие грехи его пытались прикончить терраны! Что случилось дальше, я понял плохо. Раду вдруг выскользнул из темноты дома, девица хрипло закричала — и баночка со спасительным гелем ухнула с террасы в море. Раду уже стоял позади нее, прижимая к ее горлу длинные когти, чалма размоталась и ползла вниз с его головы. Однако кожа Раду не желала загораться. — Ты всё это время придуривался! — бешено заорала Уддиф. — Значит, ты всех и предал! — Что я могу ещё поделать, Уддиф, — в голосе Раду звучала горечь, — Её Величество не должна вести переговоры с терранами. Я обязан был исправить её ошибку. Уддиф задрожала в его руках. — Если посланника Империи убьют терраны, Её Величеству не останется другого выхода, кроме как начать войну. Если кардинал Ватикана погибнет от рук имперского аристократа, этого будет достаточно, чтобы терраны снова ополчились на нас. Мы изменим мир огнем! Igne natura revonatur integra, — добавил он, с трудом облизнув пересохшие губы. Я окаменел ровно на том месте, на которое упал, когда Раду на ускорении промчался мимо. Против своей воли я пролепетал: — Так ты… Ты из Розенкрейцеров? — Угадал, — с усилием улыбнулся Раду и обратился к Уддиф: — У тебя довольно сообразительный слуга. — Какие Розенкрейцеры? Что за чушь ты сейчас мелешь?! — провизжала Уддиф. — Раду! Зачем, зачем ты нас предал? — Ты такая же, как и я, — отвечал Раду с улыбкой, хотя его лицо было мученически искажено, — ведь те пятнадцать выпитых терранов — это твоих рук дело? — Я… Я… — Уддиф вдруг выгнулась дугой и завопила: — Ион! Спасайся, товарищ! — Бесполезно, — холодно сказал Раду, и его губы плотно сжались. — Он тебя не услышит, Уддиф. Я не хотел делать это, но… Мне показалось, или его рука, сжимавшая запястье Уддиф, дрогнула? — Но я не могу ничего изменить. Я всего лишь жалкий предатель, и я не буду больше оправдываться. Прощай, Уддиф! Ладони Раду вспыхнули синим пламенем, и Уддиф закричала от боли. Площадку переполнил запах горящей плоти. Я вскочил и метнул в Раду кинжал, что не принесло никакой пользы. Вампир, по-прежнему сжимая руки беспомощной Уддиф, растворился в воздухе. Возник он уже за моей спиной — и решительно отшвырнул меня к балюстраде. Все моё тело превратилось в один комок боли. Мне казалось, я слепну. Шатаясь, я улёгся животом на холодные перила — и медленно соскользнул вниз. Плеск морских волн сопровождал меня, пока я погружался в пучину, и Уддиф кричала полным слез голосом моё имя. Спустя мгновение я услышал ещё всплеск — а потом моё сознание отключилось. \/II Море шумело в моих ушах. Солёные брызги щекотали шею, теплая рука держала в своей мои пальцы. — Вот тут и начинаются терранские земли, — сказал Ион, вздыхая. — Жалко, что больше я не смогу выбираться из-под купола, как раньше. — Там совсем не интересно, — сказала я, — там одни опасности. Ты же слышал, что папу и бабушку… — Слышал, — ресницы Иона горестно сомкнулись. Сзади нас чуть слышно прошелестели шаги. Раду присел рядом с нами, усиленно бодрясь. Мне так нужно было быть сильной в эту минуту! Аристократы Империи не плачут на людях. Аристократы Империи с достоинством переносят все удары судьбы. Мои друзья были сильными и верными, и в их присутствии я не имела права заплакать. — Уддиф, когда-нибудь ты им за это отплатишь, — убежденно промолвил Раду. — Я знаю… — я глубоко вздохнула и потянулась и за его рукой. — Спасибо, что вы рядом со мной. Я люблю вас, товарищи… Мечтам моего детства пришёл конец… Я боялась разомкнуть глаза. Вдруг я увижу снова холодное, будто чужое, лицо Раду над своей головой? Этого мафусаила я не знала… Словно бы моего, доброго и преданного Раду, неожиданно заменили этим жестоким чудовищем. Мне было трудно дышать: что-то больно сдавливало грудь. Но глаз я по-прежнему не открывала: никакие чудеса реального мира не затмили бы сейчас недавнего прошлого. Мне показалось, или рука Раду дрожала, когда он стискивал мое запястье горящей ладонью? И почему у него так странно шевелились губы: не хотел ли он сказать иное, не то, что говорил тогда? Какое это имело значение… Раду предал нас, но и я… и я поступила точно так же. Что произойдёт, когда сюда заявятся Vineam Domini? Я не знаю… Мое тело погружалось под воду, и соленое море вторгалось в мои уши, ноздри, пыталось залить веки. Война… и я участвовала в приготовлениях к ней, играла на руку каким-то Розенкрейцерам, о которых говорил мой кетуда… Какой же тупой, непроходимо тупой я себя чувствовала! А Её Величество… Её Величество ведь ничего об этом не знает… Не знает, что Раду предал нас, продался каким-то Розенкрейцерам… И Ион… мой друг, мой товарищ, мой родственник… он тоже… Собрав все силы в кулак, я рванулась к поверхности воды. Не для себя, для других… Меня прибило к противоположному берегу, откуда белые особняки на возвышенности просматривались совсем плохо. Кругом расстилались кривые улочки, приземистые дома. Я находилась вблизи Медины — торговых кварталов Карфагена. Но… Но где мой кетуда? Я в панике огляделась. Я точно помню, как Раду вышвырнул его с террасы… а потом… потом Раду, кажется, так сильно стиснул мои плечи пылающими ладонями, что я потеряла сознание. Во всяком случае, я не помню, как оказалась в воде и был ли мой кетуда рядом тогда. Последнее, что я видела — искаженное лицо предателя над своей головой. Чем было это лицо искажено? Конечно же, злобной кровожадностью — какие ещё чувства он мог испытывать ко мне? Мне горько было признавать, что Хал, этот мерзкий слабый терран, попытался меня спасти… Он всегда был рядом, хотя и знал, что именно я выпила тех пятнадцать человек у здания торговой конторы «Эссенталь». — Хал? Где ты?! — вопила я, рассекая волны. — Хал! У меня немыслимо болели руки. Я чувствовала себя выжатой, уничтоженной. Ожоги на руках до сих пор не затянулись и затянуться не могли, ведь я ещё не пила Aqua Vitae. И что же мне делать? Когда взойдёт солнце, я сгорю заживо. Без Хала я ничего не смогу. — Хал! Ну где же ты? Он лежал, раскинув руки, на песчаной косе в сотне метров от меня. Голова его была запрокинута, руки опутаны водорослями. Но он дышал, и ресницы его чуть заметно трепетали. Я схватила его за холодные влажные руки. — Хал, вставай! — потребовала я. — Нужно спасти Иона! Раду и его убьет… Парень чуть разлепил веки и мутно поглядел на меня. Очевидно, он вообще не понимал, что я ему говорю. Но у меня совсем не было времени ждать, когда он очнется. Я бесцеремонно затрясла его за облепленный тиной и речной грязью воротник рубашки. — Поднимайся, терран! — пройти моей воли голос у меня звучал визгливо и уродливо. — Скоро взойдёт солнце!.. Хал раскрыл глаза чуточку шире. Я отпустила его воротник и отстранилась. Меня снова накрыли горестные мысли. Если Раду, мой старинный друг и товарищ, смог всех кругом предать и послать на верную гибель, то какое дело до моей жизни и смерти может быть этому наглому террану, не видевшему от меня ничего, кроме тычков, попреков и грубых приказов? Конечно же, ему было глубоко на меня наплевать. Да он будет только рад, если я поскорее умру, ведь тогда он сумеет найти себе нового хозяина, более сносного, чем я. Халу, возможно, и наплевать, но мне умирать пока нельзя. Лишь я одна знаю, что Раду — предатель и член какого-то странного Ордена Розенкрейцеров, и только я могу спасти Иона. Как только это будет сделано — я добровольно сдамся в руки любого имперского сыщика, даже если это окажется крикливая и нетерпимая госпожа Астороше Асран, маркиза Киевская. Я поднялась с вязкого липкого берега и поплелась по первому же проулку, какой мне попался на глаза. Кетуду я безжалостно оставляла позади. Он терран, от солнечного света он не умрёт, а я сейчас не в том положении, чтобы суметь позаботиться о нём. — Госпожа! — закричал он мне вслед. — Госпожа Уддиф, Вы не туда идёте! — Тебе откуда об этом знать? — сердито спросила я, не оборачиваясь. — Ну, у меня есть карта, госпожа, — нагло заметил парень, и его голос приблизился ко мне. — А ещё я вырос на помойках Карфагена. Совершенно ошарашенная, я недоуменно уставилась в его грязное бледное лицо. Он покопался в затылке и изобразил на губах некое подобие бодрой улыбки, которая в сочетании с его измученным видом производила устрашающее впечатление. — Ты жил в Карфагене и не сказал мне об этом?! — я яростно вонзила когти в его воротник. — Да ты издеваешься, терран?! — Если бы Вы узнали раньше, Вы бы меня убили, — спокойно сказал терран, ничуть не напугавшись. — Но теперь же Вы этого не сделаете? Я выпустила его воротник и сдержанно кивнула. Ответить ему у меня не хватало сил: ради этого пришлось бы переступить через остатки своей дворянской гордости. Парень расцвёл и уверенно зашагал в другой проулок, находившийся по левую руку от выбранного мною и ничем не отличающегося от других таких же проулков. — Ни о чем не волнуйтесь и идите за мной, госпожа, — с лукавой улыбкой предложил он. — Эти места я знаю, как свои пять пальцев. Придерживая обожжённую левую руку, я поторопилась следом. Конечно, я не могла сейчас попасть в особняки на возвышенности, и от этого мне начинало казаться, что я тоже предательница. Но, если поразмыслить трезво, лучше уж пока мне остаться в живых, ведь пробраться назад под палящим солнцем Карфагена, не имея ни геля, ни плотной длинной ткани, у меня вообще нет шансов. Поэтому я семенила следом за своим кетудой, понятия не имея, куда мы движемся и будет ли там безопаснее, чем здесь.\/III
Раду ещё недолго постоял на террасе, вглядываясь в морские глубины, поглотившие Уддиф и её кетуду. Ему хотелось бы надеяться, что Уддиф жива… падение с такой высоты вряд ли убило бы мафусаила. У парня было намного меньше шансов спастись, но его судьба Раду и не беспокоила. Ему было неуютно с самим собой рядом. Ему не верилось, что секунду назад он хладнокровно убил Уддиф. Уддиф, его товарищ, родственница, к которой он всегда относился как к младшей сестре — она, скорее всего, погибла, и он никогда не увидит её рядом больше. Хуже всего было то, что она умерла, зная, кто он на самом деле. Убийца, предатель… Раду отвернулся от моря и поспешно скрылся внутри дома. Из глубин комнат его позвал слабый голос Иона. — Раду, что там такое? Мне показалось… — Ничего особенного, — с едва заметной дрожью в голосе ответил Раду, — я уронил графин. Не волнуйся, там никого нет. «Правильно. Тебе нужно бояться меня, Ион». Что теперь можно было изменить? Он уже пошёл по этому пути, и отступить он не мог. Раду тоскливо выглянул в затемненное окно — словно назло, там, на улице, оказалась терраса, с которой он сбросил Уддиф и мальчишку. «Прости меня, товарищ. Ты должна была это понять…» За белоснежными перилами террасы беспечно рокотали переливчатые синие волны моря.