Ради чего ты живешь? (Неприкасаемая 2)

      Стальные цепи сковывали её тело, невыносимо стягивая его и принося жуткий дискомфорт. Миюки слегка поелозила, пытаясь найти более удобную позу. Не вышло. Цепи и кандалы слишком мешали. Девушка не знала, где она сейчас. Она знала, что это тюрьма, но её точное местонахождение неизвестно. Хотя, вполне вероятно Миябэ в той супер-пупер колонии для эсперов, только под землей. Полиция знатно позаботилось о её камере. Вся она обделана деревом. Оно не являлся проводником для электричества. Так что, за счёт способности брюнетка не выберется отсюда. Хотя, мафиози и не особо-то хотела. Идеально место для размышлений, не так ли?       Миюки не могла говорить, что-то ей мешало открыть рот и произнести хоть слово. Из-за этого даже дышать было трудно. Камера была большая и сухая. Ну, это же дерево. От воды оно гниет. Камера одиночная и вокруг сплошная тишина. Поговорить не с кем. Либо из эсперов здесь только она одна, либо всех перевели в другой отдел. Подальше от хакерши.       Девушка усмехнулась в мыслях. Всё. Она в той бездонной пропасти, куда дорога была ей заказана ещё с семи лет. Миябэ хотелось не то плакать, не то смеяться. Неужели брюнетка уже сходит с ума? Странно, что с ней не провели весь судебный процесс. Они уже собрали все улики? А что насчёт чистосердечного? Миюки бы с удовольствием рассказала о всём, что её отца заставлял делать Достоевский. Она бы всё, что знала о этом демоне слила. До любого нюанса. В Японии запрещен смертный приговор? А жаль. Мафиози бы с замиранием сердца посмотрела, как голова Фёдора отсекается от его шеи, или как тушка этой крысы покачивается на петле. Если бы не чёртова фигня, Миябэ слегка посмеялась.       Тут послышалось, что кто-то открывает дверь. Через минуту послышались шаги, а затем щелчок. И что-то падает у ног девушки, позволяя ей глубоко вдохнуть ртом. А перед ней садится ненаглядный Дзено. — Здравствуй, Миюки Миябэ. Освоилась? Камера-то специально для тебя была сделана, — мило улыбаясь, проговорил ищейка.  — Я уже заметила, спасибо. Люблю деревянную мебель, — её голос слегка осипший и приглушённый. Сколько она спала и сколько не говорила?  — Ты здесь уже две недели. Не надоело?  — Я большую часть этого срока спала. Так что, ещё не успела освоиться, — язвительно проговорила девушка, усмехаясь.  — Ты проспала лишь три дня. Остальные одиннадцать ты провела в таком положении. Неужели ничего не затекло?  — Не успело.  — Послушай, Миюки. Мы же все знаем, что ты не должна здесь сидеть, а если и должна, то не всю жизнь. Давай, ты расскажешь нам всем правду и мы тебя отпустим?  — Я уже рассказала правду. Я убила 143 одаренных и состояла в «Крысах мертвого дома.»  — С восьми лет? — недоверчиво спросил Дзено.  — Да, Достоевскому всё равно на возраст своих людей. Главное, чтобы от них была польза…  — А что насчёт твоего отца? А Миюки? Ни одна улика не указывает на тебя, большую их часть мы можем отнести к твоему отцу. К тому же хочу тебе напомнить, именно Иори Миябэ — твой отец, проводил эксперименты над эсперами. Хочешь сказать, что он долго-долго пытал эсперов, а потом почти мертвых отдавал тебе восьмилетней на расправу?  — Что-то типа того, — улыбнулась Миюки.       Это напрасно. Все старания Дзено напрасны. Девушка не выдаст отца. Не выдаст никого, кроме Достоевского. Она будет готова к смерти, но она не готова потерять отца. Одного-то же Миябэ уже потеряла…