***
Рейстлин вышел к главному входу в Вайретскую Башню Высшего Волшебства. Липкий страх окутывал его разум, в голове то и дело скользила одна мысль - вдруг не успел... Он остановился у входа, вспоминая, как несколько лет назад близнец вынес его самого из этой Башни буквально на руках, как Рейстлин был готов попрощаться с жизнью и как ужас потерять любимого брата плескался в глазах исполина. Это место проклято, оно причинило столько боли Рейстлину, и продолжает причинять... - Поторопись, Маджере, ты почти опоздал. Рейстлин отогнал неприятные воспоминания, вглядываясь в темноту дверного проёма - он знал её голос, это она, его сообщница, что так любезно впустила Рейстлина в Вайрет и скоро, так же, как Даламар и он сам, будет объявлена врагом. Он бесшумно прошмыгнул в приоткрытые створки. Ладонна вцепилась в предплечье и поволокла его в темноте вверх, на потайные лестницы. Рейстлин безоговорочно последовал за ней. Они поднимались в гнетущем молчании, прячась в тенях и отступах стен древней Башни от редких прохожих в разномастных мантиях. Затем он шепнул: - Как он? - Умирает... - Старик... - Он обрёк Даламара на страшную гибель. Ладонна повернулась и с болью посмотрела в золотые глаза. - Он запер его в Темницах. О, Рейстлин, у меня нет сил смотреть на его мучения. Я приносила ему яд. Кто-то шаркнул ногами вдали коридорного пролёта. Ладонна быстро втолкнула Рейстлина в тёмный отвес в стене и прижалась к нему, но глаз не опустила. - Я приносила ему яд, чтобы прекратить его мучения. О, моё сердце разрывалось. Он не принял ни еды, ни воды. - Ты молодец, что нашла способ со мной связаться. Я только не понимаю, зачем? Его шёпот был ещё тише, но волшебница прекрасно его расслышала. - Я не чудовище, Рейстлин. Эльф не заслужил ни секунды этих страданий. И, если изгнание станет наказанием за моё милосердие, так тому и быть. - Как бы тебя не казнили, Ладонна. Старик безумен. Её глаза сверкнули в темноте и она, удостоверившись, что проход свободен, снова поволокла Рейстлина наверх. Не далее, чем через четверть часа, они вошли в светлое помещение, подёрнутое прозрачной дымкой. Воздух будто бы стал плотнее и Рейстлин с Ладонной тяжело задышали. Потолок был исписан рунами и заклинаниями, в стенах искусно вырезаны изображения Венценосного Паладайна и его прекрасного сына, Солинари. Туман был настолько плотным, что маг не сразу разглядел, куда его повела Ладонна. Она безошибочно выбрала дальнюю камеру с серебряными толстыми решётками и подвела к ней Рейстлина. Это была единственная занятая Темница. Все прочие были белы и светлы, они сверкали до рези в глазах, будто это не тюрьма, а Храм. За гранью решётки, у которой остановился чародей, он увидел то, от чего кровь застыла в его жилах, а глаза непроизвольно расширились, отказываясь верить. Белоснежные пол и стены были заляпаны кровью, рвотой и нечистотами, на самих решётках были видны засохшие следы человеческой кожи и мяса, а в дальнем углу, скорчившись, лежало обнажённое тело. Скелет, обтянутый гниющей плотью. До боли знакомые глаза смотрели на Рейстлина из-под опущенных век, синие губы дрожали, а на измождённом лице отражено бесконечное страдание. Да, без сомнений, то был его возлюбленный Даламар. Ненависть к Главе Конклава вспыхнула в душе мага, и Рейстлин, схватившись за металлические прутья, пожелал рассеять его колдовство. Светлая магия тут же впилась в ладони чародея, обжигая до мяса. Скривившись, Рейстлин приказал себе терпеть, он сосредоточился и прошептал заклинание. Решётка быстро сдалась. Краем уха он услышал, как за главной дверью раздаются крики. Ладонна в страхе обернулась к Рейстлину. - Беги, Ладонна, быстро! Она бросила последний взгляд на скрывшуюся в Темнице чёрную мантию и скользнула в потайной коридор. Она сделала всё, что смогла. Рейстлин прижал дрожащего в ознобе Даламара к груди и выволок его из Темницы. Послышался облегченный стон и Рейстлин, крепче прижимая к себе расслабленное тело, бросил свои последние магические силы на телепортацию. В последний миг он увидел, как дверь распахнулась и искажённое злобой лицо Пар-Салиана буравило то место, где только что находились беглецы.***
Лёгкие раздирал приступ сухого кашля. Чародей упал на колени и выпустил свою ношу из рук, голова Даламара глухо стукнулась о каменный пол Башни. Прокашлявшись, вытерев рот тыльной стороной ладони и не обратив внимания на кровь, выступившую на губах, он сгрёб Даламара в объятия и прислушался к биению сердца. Ледяной, словно труп. Тело начало разлагаться, будучи ещё живым - неровный, замедленный стук сердца заверил, что Рейстлин-таки успел... Пять свежих отметин на груди вскрылись и закровоточили. Крепко прижав к себе своего ученика, Рейстлин раскачивался в стороны, всхлипывал, зарывался лицом в грязную, спутанную копну когда-то шелковистых волос, целовал шею и ухо эльфа и шептал, что теперь всё позади, что теперь осталось лишь поправиться, что никто больше не причинит ему вреда. В груди заклокотало, кашель вновь сотряс тщедушного мага. Не выпуская Даламара из объятий, Рейстлин дождался, когда приступ отпустит его и, подхватив Даламара на руки, бережно уложил его на свою постель. Эльфа нужно спасать, но за что хвататься? Он умирает от ран, от проклятья и от голода. Что делать в первую очередь? Как снять тёмное проклятие? Рейстлин ни за что не смог бы этого сделать, хоть и был его создателем. Он смог остановить губительную силу светлого колдовства Пар-Салиана, но в этот раз некому уравнять силы, разве что... Среди осколков разбитого оборудования, Рейстлин нашёл пергамент и перья. Здесь, на этом столе, он положил начало всему этому кошмару, что грозился вылиться в трагедию, если Рейстлин не поторопится. Быстро нацарапав послание Элистану, Верховному жрецу Паладайна и просто своему старому товарищу, чародей взмахом руки отправил просьбу явиться в Башню. Не дожидаясь ответа, а он знал, был уверен, что Элистан не откажет, Рейстлин раздобыл в завалах комнаты пузатую бутыль с вонючей вязкой жидкостью. Дрожащими руками он вылил на Даламара половину бутыля и беспорядочно растёр по всему телу, по струпьям, царапинам и отметинам его собственной пятерни. Царапины зажили буквально на глазах, струпья затянулись и перестали гноиться, а кровотечение из отметин прекратилось. Рейстлин знал, что это временно. Но это уже что-то. Удостоверившись, что Даламар в относительном порядке, он накрыл обнажённое тело лёгким покрывалом и стал заваривать себе отвар. Дрожь распространилась по всему телу - чародей не мог наскрести даже крохи магии, чтобы заварить себе кипяток. Разозлившись, Рейстлин запустил чашку с холодной водой в стену и она немедленно разлетелась на осколки, оставляя после себя зловещий растекающийся след. Из оцепенения его вывел хрип, доносящийся с постели. Отбросив мысли о собственной беспомощности в такой неподходящий час, Рейстлин быстро подошёл к Даламару и погладил его по щеке. Эльф приоткрыл глаза, вцепился костлявыми пальцами ворот мантии и прохрипел: - Шалафи... И завалился набок. Тело забилось в судорогах, горло сжималось от рвотных позывов, но на губах лишь выступил желудочный сок. Это значит, что за последние четыре-пять дней эльф не съел ни крохи. - Тише, тише, - Рейстлин прижимал Даламара к груди, поддерживал его голову и шептал, что всё закончилось, что теперь всё будет по-другому, осталось потерпеть совсем чуть-чуть... Эльф быстро успокоился и впал в беспамятство. В эту минуту маг почувствовал гостей, что только что вступили в пределы Шойкановой Рощи. Минимум, двое. Элистан шёл не один. Стараясь не думать, кто мог бы быть вторым визитёром, Рейстлин приказал Стражу следить за учеником и сам отправился навстречу жрецу.***
- Ты хочешь сказать, что Глава Конклава пытался убить твоего ученика? Элистан стоял у постели и внимательно наблюдал за аккуратными действиями своей любимицы, жрицы Крисании, которую он привёл с собой на случай, если понадобится помощь. Она обрабатывала каждую рану и непрестанно молилась Паладайну. - Это я пытался убить своего ученика. А потом и Пар-Салиан, - Рейстлин устало вздохнул и опустился в кресло, прикрывая глаза и расслабляясь. - То есть, вы оба пытались его убить? Чем он умудрился так не угодить вам обоим? Рейстлин открыл глаза и молча смотрел на Элистана, всем видом демонстрируя нежелание объяснять сложившуюся ситуацию. Элистан тоже молчал, вопросительно глядя на чародея. Рейстлин сдался. - Он предал меня, был шпионом Пар-Салиана. А потом предал его, когда... Он замолчал. - Ты наказал его за предательство. А потом Пар-Салиан сделал то же самое. - Ты невероятно догадлив, - едко заметил Рейстлин. Элистан и бровью не повёл, зато Крисания кинула неодобрительный взгляд на чародея и сразу же вернулась к своему прежнему занятию. - Люди так недальновидны, вспыльчивы... - Элистан многозначительно посмотрел на Крисанию и продолжил, - я могу снять твоё проклятье, хоть меня и печалит сам факт того, что ты его применил. Такой поступок характеризует тебя как жестокого, злобного человека, мой дорогой друг. Но как ты собрался выхаживать эльфа? Тебе самому нужна нянька, и не надо на меня так смотреть, я говорю, как есть. Рейстлин скривился и, в доказательство слов Элистана, зашёлся новым приступом сухого кашля, отплёвываясь кровью. - Довольно нравоучений, - шелестел Рейстлин, протирая губы рукавом мантии. Элистан нахмурился, подошёл к глиняной чашке и зажёг лампадку под горшком с водой. Дождавшись кипения и подняв с пола мешочек с травами он взглянул на чародея. Получив в ответ кивок, жрец сыпанул горсть трав в кипящую воду. - Я оставлю Крисанию, она позаботится о тебе и об эльфе первое время. Хотя бы до завтра, пока ты не восстановишь свои силы, - он передал отвар в дрожащие руки и одарил чародея взглядом, не терпящим возражений. Рейстлин снова безмолвно кивнул и припал губами к горшку. Все чашки он перебил о стены. Когда на Палантас опустилась ночь, Рейстлин, проводил Элистана и разместил Крисанию в соседних покоях. Они условились, что жрица останется в стенах Башни до завтрашнего обеда. Даламар больше не приходил в себя, мерно вздымающаяся грудь и расслабленное лицо говорили о здоровом, исцеляющем сне. Проклятье было снято, раны обработаны и туго перевязаны. Все позади. Рейстлин откинулся на подушки рядом с Даламаром и долго вглядывался в очертания его профиля. Даже сейчас, измождённый, худой и грязный, эльф был прекрасен. Его лицо не покрывалось так быстро морщинами, кожа не обвисала не рассыпалась в прах. Что скажет ему Даламар, когда придёт в себя? Захочет ли остаться в стенах Башни, рядом с Рейстлином, после того, как он всё разрушил? После того, как... Рейстлин даже в мыслях не мог озвучить своего поступка. Он громко сглотнул. После того как изнасиловал Даламара. Ты ведь не впервой расплачиваешься за знания своим телом. Как он мог такое сказать? Рейстлин зажмурился от гадкого чувства отвращения к себе. Он любит эльфа, в этом нет сомнений. И теперь, когда дрова наломаны, всё, что Рейстлин мог сделать - окружить Даламара заботой, выходить его и надеяться, что Даламар найдёт в себе силы простить своего насильника и принять его обратно. *** Крисания сняла повязки и проверила общее состояние эльфа. Рейстлин ревниво следил за каждым движением жрицы, готовый уличить её в недобросовестности или отвращении, когда она осматривала Даламара. Лёгкий румянец покрыл её щеки при виде обнажённого мужчины, и это результат исключительной невинности и стыдливости, что присущи любой юной деве, не говоря уж о жрице Светоносного Бога. Удостоверившись, плоть больше не гниет и эльф будет жить, она больше не видела смысла оставаться в Башне. - В поварне стоит большая кастрюля с куриным бульоном. Она шла за Рейстлином к выходу из Башни и перечисляла последние рекомендации, хоть и абсолютно ненужные, по мнению самого Рейстлина. - Он слишком долго голодал, не давай ему пока что ничего, что придётся переваривать. Ослабленный организм отторгнет такую пищу. Она говорила надменно, ясно давая понять, что чародей ей абсолютно не нравится и она лишь выполняет свой долг. - Вымой его. Лечебные мази, которые мы вчера нанесли... - Уж без тебя догадаюсь, что и как делать, - Рейстлин грубо перебил её, бросая злой взгляд через плечо. Крисания сердито хмыкнула и, обогнав его на выходе, сказала напоследок: - Я к тому, что мази, которые мы вчера нанесли на его тело, будут вызывать зуд. Так что вымой его немедленно. Можешь не провожать. Она резко развернулась и пошла в сторону Рощи. Рейстлин окликнул её. - Постой! Жрица остановилась и грозно взглянула на него снизу вверх. Чародей бесшумно подошёл к ней, положил горячие руки на плечи и сухо поцеловал её в лоб. - Теперь можешь идти. И спасибо за помощь. Он скрылся в дверях, не дождавшись ответа. Через мгновение он почувствовал постороннего в Шойкановой Роще - жрица отправилась в храм. Не утруждая себя лестницей, маг перенёсся в свои покои. Первое, что ему предстоит сделать - перенести Даламара в его комнаты, ибо покои Рейстлина в разгромленном состоянии и небезопасны для ослабленного тела юного эльфа.***
Восхитительное ощущение горячей воды, окутывающей с головы до пят, буквально вынудило Даламара прийти в себя. Глаза нещадно болели и он не спешил их открывать. Он боялся, что если откроет их, снова увидит белые стены своей тюрьмы. Ласковые руки блуждали по шее, груди и плечам, чувство покоя и умиротворения привели душу эльфа в такой восторг, что он было подумал, что всё-таки умер и теперь плывёт по Реке Душ туда, откуда не возвращаются. Но разве есть в Реке Душ ароматное мыло и лавандовое масло, которые ему эти самые руки сейчас втирают в кожу головы и волосы? Не думая ни о чём, эльф отдался на волю чувственным прикосновениям. Ловкие пальцы ополоснули волосы и, пропав на мгновение, вернулись с куском мыла. Вот они ласково прошлись по груди, намылили подмышки и спустились в промежность. Мыло блуждало по внутренней части бёдер, по мошонке и расслабленному члену, а потом юркнуло между ягодиц. Рука вновь покинула его и вернулась уже без мыла. Тонкие пальцы ласкали Даламара, смывали мыло с органа и кружили вокруг ануса. Это не было похоже на домогательство, Даламар сам всегда так мылся, уделяя должное внимание гениталиям. Но всё-таки движения не были механическими, будто человек, что так бережно омывал Даламара, купал его в своих заботе и ласке, стараясь передать свои самые нежные чувства. Пожалуй, Даламар чувствовал себя любимым этими руками. Боясь спугнуть видение, Даламар сглотнул и сухость сдавила глотку, доводя до судороги. Он захрипел. Руки тотчас покинули его тело, а губ коснулась холодная чаша с вожделенной влагой. Не веря своему счастью, Даламар жадно глотнул и закашлялся. - Тише, не спеши, не спеши... Вот так. Чаша вернулась и Даламар маленькими глотками выпил предложенное до дна. Судорога отпустила и только после он, с трудом, разлепил глаза. Он лежал на ступеньках в купели, полной горячей воды и ароматной пены. Его учитель сидел с ним рядом, его рука покоилась на груди Даламара, а уголки губ тронула едва заметная улыбка. - Ты здорово меня испугал, Даламар. В какой-то момент мне подумалось, что ты умрёшь. Даламар тяжело сглотнул, опустил глаза и прошептал: - Я отчаянно жаждал смерти, Господин Маджере. От такого официального обращения Рейстлин скривился. - Не шалафи? - Я больше не смею тебя так называть. - Ты больше не хочешь меня так называть? Даламар часто заморгал, из уголков его раскосых глаз скатились тонкие ручейки слез. Изможденное лицо перекосило от отвращения. - Разве могу я называть тебя так? Эльфы вкладывают в это слово слишком глубокий смысл. Господин, хозяин, учитель. Я предал тебя, и не имею права... Рейстлин остановил надломленные стенания ученика, прижав пальцы к дрожащим губам. - Мы обсудим это позже. Ещё большой вопрос, кто из нас на что имеет право. Сейчас тебе нужно набраться сил. Жестом, не терпящим возражений, он подал руку Даламару, придерживая его за талию. Даламар подчинился. Он поднялся, но слабость в теле дала о себе знать и ноги подкосились. Он вцепился в плечи Рейстлина, а маг, в свою очередь, крепко обнял эльфа. Когда дыхание восстановилось, Даламар вдруг понял, что стоит совершенно нагой. Рейстлин только что купал его. Он трогал его в промежности и даже между ягодиц. Но самое главное – Рейстлин ухаживал за ним, а не убил его, как следовало бы. Он ласкал его, успокаивал, и смотрел так ласково, что Даламар был готов забыть все – унижения, боль, насилие, все, лишь бы Рейстлин не отводил взгляда и улыбнулся ему еще хоть раз. Даламар не верил, что это возможно. Он в Башне, в объятиях своего Господина, и абсолютно точно он прощен. Кровь прилила к лицу, эльф вспыхнул и про себя взмолился, чтобы провалиться в Бездну немедленно. Сам Рейстлин стоял в мокрых штанах, прилипших к его худым ногам. Не таким худым, как ноги самого Даламара. Припомнив, что происходило с ним в последний месяц, он вдруг осознал, что должен довольно паршиво выглядеть. Кости ломило, будто он сгорал от лихорадки, но струпья больше не гнили и скорее походили на множество глубоких ожогов. Заживающих ожогов. Шелест голоса Рейстлина вывел его из оцепенения. - Давай, нужно сделать всего несколько шагов назад. Даламар послушно попятился и Рейстлин зацепил рукой что-то позади него. Тут же на тело накинули мягкое полотно и укутали в него, словно дитя. Эльф перехватил руку своего Господина и несмело заглянул в жуткие золотистые глаза. - Я не знаю, как ответить тебе на твою доброту, на твою щедрость и прощение. Рейстлин нахмурился и опустил взгляд. Молча он повел Даламара в покои. Эльф ступал неуверенно, сжимаясь в покрывале, но можно с уверенностью сказать, что угроза смерти миновала. Несколько суток они почти не разговаривали. Маг отпаивал больного бульоном, как советовала Крисания, часами листал дюжину ветхих книг, намешивал ингредиенты и варил все новые и новые мази, которые тут же наносились на раны эльфа. Рейстлин поселился в покоях Даламара, покидая его ночью и непременно возвращаясь перед рассветом. Он расположил небольшой лабораторный набор на столе у изголовья кровати, и уклончиво переводил тему разговора, если Даламар спрашивал, почему Рейстлин не пользуется лабораторным оборудованием в своих покоях. Несколько раз Даламар пытался развить разговор о том, что между ними произошло, но Рейстлин или игнорировал его, или отвечал невпопад, что-то вроде: - Как ты считаешь, если я добавлю корень златоцветника, предварительно прокипятив его, он потеряет свое свойство к обеззараживанию? Ты должен знать, ты же учился в Доме Мистиков! - Я не об этом спросил, Рейстлин. Пожалуйста, поговори со мной. - Видимо, ты и правда ничему толковому там не научился. Спустя мгновение Даламар отвечал. - Нет, Господин, корень не потеряет свойство к обеззараживанию, но выделит слизь, что сделает его непригодным к нанесению на открытые раны. Рейстлин недовольно хмурился и вновь погружался в книги. Маг все больше закрывался от Даламара, реже ловил его взгляд, а если они пересекались глазами – Рейстлин спешно отворачивался. Он больше не прикасался к Даламару, не гладил его по волосам и скулам, остались лишь необходимые прикосновения – сменить повязки, или помочь искупаться. При этом Рейстлин старался выглядеть максимально отстранённым, но руки его все еще были нежными, а когда он думал, что Даламар его не видит, лицо мага искажали душевная боль и сожаление. Тем временем раны оставались влажными и жутко чесались, но Даламар молча сносил все эксперименты Рейстлина и не роптал. Гниение его плоти прекратилось, а от проклятия шалафи остались лишь пять безобразных шрамов. Лихорадка почти сошла на нет, иногда возвращаясь ранним утром, но шалафи всегда был рядом и облегчал страдания. Рейстлин делал что мог, и Даламар учился быть благодарным.