Курильщик. Пробуждение
27 марта 2018 г. в 21:06
Есть такой маленький промежуток между сном и полным пробуждением, когда уже начав просыпаться и ощущать себя реальным, еще частично находишься там — во сне, в его особой атмосфере. И особенно это здорово, когда сон приятный. Мой сон был как раз такой. Мне снился двор и ребята, мой пес — золотистый ретривер, вынюхивающий что-то в траве, младшая сестра в песочнице с малышами и мама чуть поодаль с соседками, обсуждающая скидки в магазине за углом. Во сне я знал, что мы лишь на минутку задержались во дворе, в ожидании отца, которому нужно было закончить работу. А так мы всей семьей собрались прогуляться. Во дворе все было свое. И скрипучие качели, и деревянная скамейка на обратной стороне которой я года два назад выцарапал свое имя. Время от времени я ложился на скамейку животом, и, поднырнув под нее, проверял, все ли там в порядке — и все всегда было в порядке. Даже когда по весне скамейку красили, никому в голову не приходило закрашивать столь сложно доступные места. Я улыбнулся, прислушиваясь к звукам двора, и удивился тишине. Обычно во дворе было шумно: оживленно болтали мамаши малышей, сами козявки постоянно что-то делили между собой, мы с ребятами, само собой, вносили свою лепту, обсуждая игры, строя планы или рассекая на великах вокруг площадки. Сейчас же все было тихо. И еще раз окинув взглядом двор и застывших неподвижно его обитателей, так, словно кто-то нажал на кнопку «пауза», я почувствовал, как образовавшись где-то в животе, непонятная тревога стремительными кругами расползается по всему телу. И в тот момент, когда она тошнотой подкатилась к моему горлу, я окончательно проснулся и оказался в четвертой. В следующее мгновение я уже покрылся холодным потом, вспомнив все.
Убийство. В Доме произошло У.б.и.й.с.т.в.о. Самое настоящее. Не такое, как бывает в игрушке в дорогом смартфоне, когда даже уничтожив гадкого босса, можно начать игру сначала. А настоящее. Убийство живого человека или даже двух.
Курильщик открыл глаза и уставился в потолок. Ему невыносимо захотелось заплакать, но слезы застряли где-то настолько глубоко, что выманить их наружу одним лишь желанием не получалось. Тишина в четвертой также была непривычной: не бубнил никогда не замолкающий проигрыватель, не бурлила на плитке Македонского вода, не болтал во сне неугомонный Табаки, Толстый в своей коробке не причмокивал и даже Лорд не чертыхался. Четвертая глухо молчала. И если первое время постоянный шум в комнате причинял одни лишь неудобства, то сейчас Курильщик бы многое отдал за возможность поблуждать в витиеватых сказаниях Табаки, по душам поговорить с Черным или послушать отдающие безумием Шляпника песни Волка. Волк! Курильщик вспомнил, что когда он пулей вылетел из спортивного зала, парень с седой челкой оставался на полу в лужах крови. Он боязливо поднял глаза вверх, туда, где было оборудовано логово Серого и, различив под тонким одеялом худую фигуру, испытал облегчение — хотя бы его не оставили умирать на зеленом полу вместе с Помпеем.
И мысль эта словно открыла внутренние шлюзы его души и слезы ручьем полились по щекам. В тот день, который бессознательное заботливо преподнесло ему во сне, остановив события на точке радости, они действительно отправились на прогулку всей семьей. Отец за рулем их красного автомобиля, мама рядом с ним, и они с сестрой и псом на заднем сидении. А потом резкий скрип тормозов, суета и калейдоскоп сменяющихся картинок. Первое время после аварии ему снились эти картинки, но после память аккуратно постирала их. Сегодня остались лишь смутные образы и почти забытые звуки, крики и наконец… тишина. В этой тишине отец вытягивал его, замершего и недвижимого, из машины, оставляя в залитом кровью салоне красного автомобиля раздавленных маму и сестренку.
Вся череда последующих событий слились для него в единое ощущение беспомощности перед происходящим. Больница, недвижимые ноги, похороны матери и сестры, ненавистная коляска, запах крепкого алкоголя от отца, пес, поначалу пытавшийся расшевелить его своими прыжками и призывами побегать, а после смирившийся и замерший у его кровати. Беспомощность перед реальностью — единственное, что объединяло их троих некоторое время, но после развело в разные стороны. Отца в пьянство, его в Дом, пса в приют.
Но если та страшная авария была нелепой случайностью, страшным стечением обстоятельств, то случившееся вчера было осознанным решением и выбором всех тех, с кем еще совсем недавно он чувствовал высшую степень единения, того единого организма — большого, многоногого и многорукого, болтливого и теплого, чьей рукой, костью или глазами он был готов стать, не задумываясь.
Курильщик прикрыл глаза руками, словно это могло остановить поток слез и смерч мыслей. Как мог он быть столь наивным и верить в какие-то игры и маскировки вожаков, если во главе всего этого стоял безумец Слепой. Парень, приносящий на себе клещей и клопов в любое время года. Тот, чей рот постоянно измазан какой-то грязью и от свитера пахнет травой и гнилью.
Реальность все ярче раскрывалась перед Курильщиком. Сфинкс! Сфинкс, вчера чуть не разорвавший его в душевой, когда он отказался от одежды Слепого. Сфинкс вовсе не терпеливый гуру, а садист и извращенец, издевавшийся над Лордом. А сам Лорд? Придурок, выбивший ему зуб просто потому что он, Курильщик, не рассчитал угол поворота. Забавный болтун Табаки — безумец! Курильщик вспомнил, как мрачно и почти с удовольствием вихрастый мальчишка в фенечках отчеканил: «Убивают», — и был прав. Тут убивают.
Мозг Курильщика бешено работал, пытаясь найти хотя бы кого-нибудь, на кого можно опереться в этом безумии. Черный? А разве не он ночью вошел весь перемазанный кровью, с бесчувственным телом на руках? Уже проваливаясь в лихорадочный сон, Курильщик видел сквозь туман, как он подмигнул Маку, присвистнув и, очевидно, призывая его к пособничеству в очередном извращении.
Курильщик с трудом справлялся с волнами тошноты, но, возможно, именно эта реакция тела запустила и в его мыслях новые линии. Ему как никогда захотелось быть не беспомощным телом в руках отца, врача или Директора этого проклятого Дома, а равно и всех придурков, кто считает, что может безнаказанно выбить ему зуб или поставить фингал, напугать или обездвижить. Ничего не изменилось вокруг, но дерзкий фазан, которого не так уж и давно, по сравнению со всей историей Дома, Сфинкс разглядел в нелепом коляснике и нарек Курильщиком, почувствовал, что может остановить эту безумную силу.
— Я не буду молчать! Я не имею права молчать. Они все безумцы! Они раздавлены своими травмами, своей болью, своим одиночеством. Они не могут просить о помощи, потому что не понимают, как она нужна им. Они разучились задавать вопросы. Они, но не я!
Курильщик чувствует, как быстро сохнут слезы на его щеках, как из самого центра живота начинают разворачиваться круги решительности и отваги. Он даже сам удивлен тому, что происходит. Так давно он не чувствовал этой волны уверенности в себе — мальчишеского, пацанского апломба, когда, стоя на самой высокой горе района, машешь руками пацанам внизу, и игнорируя временную остановку сердца, отчаянно отталкиваешься от земли и катишься вниз сквозь колючки и заросли, подскакивая на камнях.
— Я остановлю это безумие. Они больше никого не убьют. Я не позволю этому случиться, — мысль Курильщика ясна и прозрачна. Слезы больше не текут по его щекам, а сердце постепенно успокаивается и начинает работать в нормальном ритме. Курильщик сползает с подушек и, приняв горизонтальное положение, закрывает глаза. Решение принято, а значит, можно еще немного вздремнуть. Теперь уже спокойно.