— Ты всё-таки пришла… — задумчиво, чуть удивленно протянул оборотень с черными, как воронье крыло волосами. Его глаза, обрамленные густыми, пушистыми ресницами, медленно открылись. В отличие от обращенных, его радужка выглядела вполне человеческой. До поры до времени, пока он не начинал перевоплощаться в волка. А глаза у него красивые… зелено-коричневого цвета. На первый взгляд и не скажешь, что он не человек. Оборотень потянулся к вазе, в которой лежала целая горка айвы — что-то вроде яблок, только очень кислые.
Сирена слегка заметно, но уверенно кивнула, искоса озираясь по сторонам. Об оборотнях ей приходилось лишь слышать, но самих их ни разу не видела. Но из того, что она знала, могла сделать единственный верный вывод: быть оборотнем — совершенно не весело. Сейчас, когда она сидела перед вожаком — матерым черным волком, являющимся оборотнем по рождению — то чувствовала нечто, что было похоже на страх. Оборотни жили на другом берегу острова, и, чтобы добраться туда, ей понадобились все свои силы. Не без помощи вампиров, но ей всё-таки удалось добраться до стаи. Аято и Субару, вызвавшиеся проводить Аманет, находились снаружи, под присмотром… или же лучше сказать, под стражей их нескольких обращенных. Но, честно говоря, до вампиров ей не было никакого дела. Она пришла сюда за ответами — и она получит их, во что бы то ни стало. «Логово» оборотней представляло собой вполне приличную, человеческую резиденцию. Многоэтажное здание, возвышающееся над всеми прочими, мало походило на пещеру волков. Скорей уж, оно напоминало какую-то компанию, которых в Японии, да и во всём остальном мире было предостаточно. Вполне уютный, рабочий кабинет, какой и должен быть у главного волка, без излишеств, плавно переходящий в роскошные апартаменты, в которых он и жил. Оборотни, что бы прокляты и, соответственно, ниже по рангу, жили на нижних этажах. Аманет не знала, что там, но могла предположить, что там полулюди, полуволки в дни новолуния сидят в клетках, а следит за всем, опять же, вожак стаи. Что странно, так это то, что простые смертные не видели этого знания, словно кто глаза отводил. Впрочем, может так оно и было, ибо не заметить здание высотой в двадцать шесть этажей — было бы весьма затруднительно.
— А вы, как вижу, ждали моего прихода, — сухо ответила девушка, отказываясь, от предложенных ей фруктов. Она завидовала вампирам и оборотням, которые могли есть человеческую еду, ведь у неё у самой она не переваривалась.
— От тебя за версту солью и водорослями тянет, — флегматично заметил вожак, откусывая от фрукта.
— Какой у вас прекрасный нюх! — с наигранным восторгом воскликнула сирена, всплеснув руками.
«Интересно, — подумала она, — сколько ему лет? Выглядит достаточно молодо, раз с вампирами они заключили союз только четыреста лет назад… Должно быть, ему уже приходилось воевать с Хайнцом за пищу». Девушка так увлеклась своими размышлениями, что и не сразу заметила, как наступила мертвая тишина. Вожак волков внимательно смотрел на неё из-под прикрытых глаз, и создалось впечатление, что ему, по большей части, всё равно. Будто его не интересует окружающий мир и окружающие его люди. Будто от не живет, а лишь существует. Как и она сама… Не вовремя, но она вспомнила слова Шу о том, что её происхождение намного ближе к оборотням, чем только можно представить. Сирена нервно мотнула головой, отгоняя от себя подобные мысли, которые теперь весьма навязчиво закрадывались обратно.
— Кстати, как вас зовут? — спросила она, чтобы хоть как-то прервать затянувшееся молчание.
— Шон Ренар, рыбка. Но можешь называть меня просто Волк, — и даже представляясь ей, он не проявил ни капли эмоций. Так говорят люди, которые либо смертельно устали, либо им просто очень скучно. Но может быть и то, и другое, а если хорошенько поискать, то найдется и третий вариант.
Тонкие брови сирены удивленно поползли наверх.
— Вы не местный?
— Как видишь, — оборотень сделал неопределенный жест рукой, и, как по волшебству, в его руках оказалась бутылка крепкого джина. Откупорив зубами пробку, сделал несколько глотков прямо из горлышка и, одобрительно причмокнув, спросил: — Что же ты, солянка, хочешь спросить?
Сирене уже приходилось слышать это прозвище из уст одного из волков, который приходил в особняк Сакамаки первым, и уже не обижалась. Оборотень, видимо, называл её солянкой из-за соленого, морского запаха, который исходит от неё. А вот вампирам досталось обозначение «медняки». Опять же, видимо из-за того, что потребляя человеческую кровь, они пропитались запахом железа и меди.
— А разве вы ответите честно? — улыбнувшись, Аманет склонила голову к плечу, как бы невзначай демонстрируя острые, как бритва зубы.
— Если задашь правильный вопрос, рыбка, — уклончиво отозвался вожак, зевая, откидываясь на спинку кресла. — И если понравится, то отвечу.
«Правильный вопрос? — сирена удивленно захлопала своими большими глазами. — Если я задам ему правильный вопрос, то получу ответы, а если же нет… Значит, всё, что мне нужно — просто спросить то, чего я действительно не знаю. Если он ответит на них, то можно считать, что и остальные вопросы нашли свои ответы».
— В таком случае, задам всего три вопроса, — подавшись вперед и вперив свой взгляд в лицо оборотня, спросила первый вопрос: — Кроме меня существуют ещё сирены, однако, я никого из них не встречала, почему?
— Потому что ты, как и многие другие до тебя, всего лишь часть эксперимента. Просто ты оказалась самым лучшим образцом.
Девушка побледнела, сглотнула, но приняла такой ответ.
— Хорошо, тогда следующий вопрос… — набрав в грудь побольше воздуха, она задала второй вопрос: — Эдвин был лишь пешкой, который пошел на мое убийство ради чего-то недостижимого, так неужели превращение в оборотня — высшая степень наказания?
Возможно, ей почудилось, но… На секунду сирена и в самом деле увидела, как уголки губ вожака тронула ободряющая улыбка. Хотя, скорее всего, это была лишь игра света.
— Считай, что он уже мертв.
Сирена кивнула, больше себе, чем ему. Ей не было жаль своего бывшего жениха. В принципе, таким, как она и не должно быть жаль. Эдвин должен был расплатиться за тот грех, что он совершил. Если бы он был чуть поумней, похрабрей и независим от чужого мнения, то, наверно, всё сложилось бы иначе. Хоть она и понимала, что таким, как Карл Хайнц не отказывают, но принять это и простить уже не могла. Возможно, его даже стоило бы поблагодарить за то, что лишил её большинства человеческий чувств, потому что сейчас она могла пережить это.
— Задавай свой третий вопрос, — великодушно разрешил оборотень, задумчиво разглядывая веточку айвы.
Аманет опустила голову. Её длинные волосы цвета морской волны упали на лицо, скрыв её хищную, предвкушающую улыбку.
— Как это прекратить?
Волк замер, точно не ожидая подобного вопроса. Веточка фрукта выпала из его рук, упав на пол. Но этот звук был подобен удару кувалды о бетонную плиту.
Спрашивается: что прекратить? Как прекратить подчиняться Хайнцу? Как прекратить свое существование? Как прекратить действие договора? Как прекратить всё, что происходит вокруг? Так что из этого нужно прекратить?
На секунду оборотень поднял глаза, глядя в неприлично счастливое лицо сирены. Поднял и вздрогнул, поняв одну вещь: Карл Хайнц создал чудовище. Казалось, что она смотрит даже не в душу, а ещё глубже. Её глаза лихорадочно светились слабым при свете ламп свете, выделившиеся скулы и появившаяся на них чешуя — абсолютно не радовали. А ещё эти острые, как у пираньи клыки, что не раз разрывали человеческую плоть…
Сработали мгновенные инстинкты двух хищников. Оборотень перевоплотился ещё в прыжке, превратившись в громадного черного волка, а сирена, едва не принявшая свою глубоководную форму, успела вцепиться обманчиво хрупкими пальцами в шею волка, распоров кожу длинные когтями. Будь на его месте любой из обращенных, то тот бы погиб на месте. Мощные челюсть клацнули буквально в сантиметре от лица Аманет. Удерживаемый крепкими руками морской дьяволицы, оборотень не мог достать её.
Грохот в кабинете привлек внимание тех, кто находился за его пределами. В дверь громко забарабанили, но ни открыть, ни сломать так и не смогли. Если вожак хотел, чтобы его не беспокоили, то значит, его не будут беспокоить, даже при таких условиях.
—С-с-спрашиваю в пос-с-следний разс-с, — прошипела сирена, крепкими пальцами сжимая мощную шею животного. — Как это прекратить? — казалось, ее немного и она сорвется на позорный визг. От её крика задрожали стекла шкафов и окон, хрустальный фужер покачнулся на столе и, опрокинувшись на бок, покатился к краю, где сорвался вниз.
— Верни свою душу, — сквозь зубы, не размыкая пасти, процедил оборотень.
Этого ответа для Аманет было более, чем достаточно. Пальцы ослабили хватку на шее волка, и тот, воспользовавшись шансом, метнулся вперед, намереваясь перегрызть сирене глотку. Не убьет, так хоть покупает. Резкий, штормовой порыв ветра распахнул окна, выбив стекла, и челюсти оборотня поймали лишь пустоту.
Недовольно тряхнув головой, сбрасывая с себя осколки, черный оборотень обиженно тявкнул и, отступив назад, совсем по-собачьи принялся чесать за ухом. Новый грохот в дверь свидетельствовал о том, что если вожак не подаст сигнал, то ему придется менять не только разрушенную мебель в кабинете, но и искать себе новых «проклятых». Выругавшись на своем истинном, волк крутанулся вокруг себя, принимая человеческий вид. Поднявшись с четверенек и смахнув стеклярус с плеч, громко велел войти. Оборотни ввалились вовнутрь вместе с вампирами, и вожак, хмыкнув, принялся раскатывать рукава рубашки.
— Сбежала ваша красотка, — возвращая голосу привычное равнодушие, мужчина пригладил рукой, растрепавшиеся во время обращения, волосы.
Аято и Субару замерли как вкопанные, не успев даже спросить о сирене. Переглянулись между собой, ведя мысленный диалог и, не прощаясь, покинули резиденцию оборотней. Шон Ренар облегченно выдохнул. За судьбу девчонки в ближайшее время волноваться явно не стоило, но… Но на сердце по-прежнему остался неприятный осадок, будто он нарочно подставил Аманет под удар. Жалко её, хорошая девочка. Была. Глаза оборотня на долю секунды приняли свой звериный вид, но почти сразу же стали человеческими. В любом случае, у него оставалось ещё одно дело, с которым нужно было разобраться.
***
Больно и непривычно осознавать, что ты постепенно начинаешь утрачивать свою человеческую форму, которую старательно поддерживала все эти века. Когда тело растекается словно пена на берегу, становится легче воздуха, а все внутренности горят огнем от нестерпимой боли. Впрочем, сиренам не престало чувствовать боль, мы слишком бездушны для этого. Сидя на краю утеса, болтала ногами над пропастью, глядя вдаль. Всё ждала, когда тучи рассеются, и я, наконец, смогу увидеть солнце. Ну и что, что нельзя? Имею право, Посейдон меня дери! Хоть в последний раз ощутить на своем теле солнечные лучи, почувствовать, как они греют, ласкают заледеневшую кожу и… сжигают её до костей. В особняк мне не хотелось возвращаться, да и смысл? С одной стороны — я уже давно мертва, поэтому для остальных сейчас я не больше, чем утопленница и нежить. А с другой стороны… Ну верну я свою душу, и что дальше?
— Годы наверстают своё, — ни к кому конкретно не обращаясь, прошептала я, прикрыв глаза.
Умру в любом случае, как ни крути. Возможно, ко мне вернулось слишком многое, но так же слишком много было утрачено. Опять же — моя внешность. Несмотря на все те поглощенные души, которых должно было хватить на несколько десятилетий, сохранять человеческую форму становилось всё трудней и трудней. Мне нужна была влюбленная душа, нужно было влюбленное сердце…
Со свистом выдохнула сквозь зубы и, стараясь более ни о чем не думать, открыла глаза. Я чувствовала боль, горечь, отчаяние, исходящие от этого места. Весь утес, начинающийся от конца леса и заканчивающийся где-то внизу, среди острых скал, был пропитан этим поганым чувством. Одиночество… О да, одиночество было знакомо мне не понаслышке. Теперь, когда большинство воспоминаний вернулось ко мне, я поняла одну вещь: всё то, что происходило со мной все эти годы — лишь плод моего воображения. Рядом, на морской глубине, где было темно и холодно, кроме меня и бессловесных рыб, не было никого, похожего на меня. Да и кто эта «я»? Больше не девушка из знатной семьи, не влюбленная невеста, даже не труп этой невесты…
«Всегда невеста и никогда жена», — кто сказал эти слова? Я сама или тот, кто знал обо мне?
Легкий ветер чуть приподнял подол белоснежного платья, которое при ближайшем рассмотрении оказалось подозрительно похоже на свадебное. Устроившись поудобней, случайно столкнула вниз несколько камней, которые, после своего долгого падения, с характерны звуком упали на каменные плиты. Вдовий утес… Сколько женщин покончили здесь с собой из-за тоски и горя? Видимо много, раз я до сих пор слышала их заупокойную песнь. Легко поднявшись, встала на самый край так, что одно малейшее дуновение ветерка, и я сорвусь вниз, точно осенний лист. Уже скоро… Серые облака уже начали расступаться, а через них начало пробиваться золотое свечение.
— Аманет! — вздрогнув, обернулась назад, хотя из-за этого чуть не оступилась.
Вампир стоял на краю леса, в тени векового леса, яростно сверкая кроваво-красными глазами, точно не решаясь пройти дальше. Почему?.. Ах да, солнечный свет… Он сжигает вампиров, оставляя лишь пепел. Его длинные белые пальцы, заканчивающиеся острыми когтями, нервно царапали толстую кору дерева, оставляя глубокие борозды.
— Аманет, дьявол тебя дери, живо подошла сюда! — зарычал он не хуже того оборотня.
Я же осталась стоять на месте, в довершении даже помотала головой. Не подойду, даже не проси. Возможно недавно, возможно давно… Не помню, в голове всё смешалось, но… Я больше не хотела бороться. Даже не зная ничего, я задавалась вопросом: «Зачем я живу?», а теперь, даже зная всю подноготную… Нет, больше не хочу лезть в это, мне хватает того, что я уже знаю, и мне больше неважно, ради каких целей меня предали, убили, а затем сослали в мир вечного одиночества. Нет, правда, не хочу. Я просто хочу уйти с миром, хочу отпустить все те века, прожитые во мгле, хочу умереть как… как человек, а не глубоководный монстр без чувств, жалости и сожаления. Конечно, сейчас мало чем похожа на человеческую женщину, но, по крайней мере, хочу ощутить себя, как она, поэтому нет, я не сдвинусь даже на миллиметр.
А затем я закричала. Просто не ожидала, что боль, причиненная солнечными лучами, будет настолько адской. Меня будто бы за раз проткнули сотней, раскаленных до красна, игл. Таких же острых, как и зубы хищных пираний. Всё закончилось в одночасье.
На секунду мне показалось, что я всё-таки умерла, до того оглушающей и невыносимой оказалась боль. Всё тело свело судорогой, парализовало и стало трудно дышать. Не желая ничего этого видеть, я закрыла глаза, надеясь хотя бы так спастись от боли. Дымка перед зажмуренными глазами стала кровавой, яркой настолько, что мне захотелось зажмуриться повторно, но затем всё стало черным-черно, будто надо мной нависла какая-то тень. Кровь глухо стучала в висках, и это был единственный звук, что я слышала первое время. А затем боль отхлынула, будто волна от причала, и я всё-таки рискнула приоткрыть один глаз. Впрочем, быстро об этом пожалела. Но, то ли силы так не вовремя покинули меня, то ли вампиру всё-таки удалось применить на мне некую потустороннюю магию, тело охватил паралич, поэтому я, с широко распахнутыми глазами, могла лишь слушать, слушать и ещё раз слушать… Нет, Шу, безусловно, говорил правильные вещи, о том, что я идиотка, раз решила покончить с жизнью столь радикальным методом и, о боже, даже с ним не посоветовалась, о том, что я наглая лгунья, не сдержавшая своего обещания, я вообще промолчу. Только, кажется, он забыл, что все его речи имели б больший эффект, будь я человеком. Поэтому, когда первые приступы его бешенства прошли, я, с трудом шевеля губами, спросила:
— А зачем? — кажется, Сакамаки опешил. Морщась, приподнялась на локтях, легонько отпихивая вампира в сторону. — Посмотри на меня, Шу, внимательно посмотри.
И он действительно посмотрел. Настолько пристально и внимательно, что мне показалось, будто прямо тут и сейчас покроюсь чешуей. Но тот взгляд, каким он глядел на меня… довел меня до бешенства.
***
Молодому вампиру не надо было обладать телепатией, чтобы понять, из-за чего так взбеленилась сирена. В мгновении ока её глаза приобрели форму идеально круга, без наличия век, зрачок вытянулся в тонкую ниточку, а радужка засветилась в тени леса, в котором они и оказались. Её изменившиеся пальцы с перепонками судорожно вцепились в предплечья Сакамаки, распоров кожу и пустив кровь. У Шу на лице не дрогнул ни единый мускул, ни одной эмоции не отразилось на его бледном, почти что мраморном лице. Он просто молча смотрел на девушку, терпеливо ожидая, когда метаморфозы закончатся. Казалось, его собственного бешенства должно было хватить сполна на двоих, но нет…
— Ну же! Что ты видиш-ш-шь? — шипела она, скаля зубы в жутковатом оскале.
Вампир чуть склонил голову к плечу, рука его, заключенная в крепкий захват, легко потянулась к её лицу, убирая локон волос, упавший ей на глаза.
— Я вижу девушку, — наконец, после минутного молчания, проговорил он. — Красивую, очаровательную и безумно одинокую девушку, — коснувшись своей прохладной ладонью её щеки, подушечкой большого пальца погладил её чешуйки.
Сирена вздрогнула, чтобы в ту же секунду рыкнуть:
— Посмотри хорошенько!
Невольно, но вампир быстро отстранился, заткнув ладонями уши, барабанные перепонки которые всё-таки не выдержали и лопнули. Сквозь белые пальцы Сакамаки заструилась бордовая кровь. Возможно, под водой её голос и звучал бы красиво, но здесь на суши, её голос был похож на голос разъяренной Калипсо, после десятков лет заточения.
Морщась, Шу резким движением притянул к себе морскую дьяволицу, распарывая тело об её острые гребни и плавники, и сжимая её в объятиях настолько крепко, чтобы она почувствовала и осознала. Аманет, чей облик уже мало походил на человеческий, замерла, чувствуя странное жжение, исходящее от вампира. Опустив глаза, сирена обнаружила, что на мраморно-белой коже вампира появились жутковатого вида красные волдыри, как от… ожогов? Недоуменно приоткрыв рот, вновь взглянула на молодого парня, наблюдая за его непроницаемым лицом. А ведь она и не поняла, что когда вышло солнце, то именно этот вампир, рискуя собственной шкурой, вытащил её из-под палящих лучей, которые должны были спалить обоих дотла. Рискуя собой… Холодные серо-голубые пальцы сирены с прозрачными перепонками легли на обгоревшую кожу Сакамаки, холодя её. Сперва кожа её рук начала светлеть, слизь, характерная лишь для глубоководных тварей, начала спадать, затем чешуя, покрывающая её лицо приобрела золотой оттенок, черты лица сгладились, и её голова больше не походила на обтянутый резиной череп. Приоткрытые губы налились кровью, а большие томные глаза прикрылись пушистыми ресницами.
Губы вампира тронула едва заметная улыбка, которая очень быстро исчезла, сменившись горькой, болезненной гримасой.
— Успокоилась? — вкрадчиво поинтересовался Шу, гладя сирену по голове, и, дождавшись слабого кивка с её стороны, прошептал: — Повторю ещё раз, для непонятливых… Я вижу перед собой не нечисть, не морскую дьяволицу, а красивую, привлекательную девушку, одинокую, холодную, но от этого не менее притягательную и соблазнительную, которая постоянно только и делает, что сводит меня с ума. Одинокое, несчастное, проклятое создание, которое отчаянно хочет выжить…
Аманет поджала губы, готовая то ли расплакаться, то ли ударить, не понятно.
— Всё куда сложней, чем мы думали, — прошептала она, обхватывая талию вампира руками. — Ты ведь уже знаешь?
Укачивая её, точно маленького ребенка, Шу потерся щекой о её мягкие волосы.
— Сперва, нам надо найти Хайнца и вытащить тебя из-под его влияния.
— Боишься, что уведет? — усмехнулась сирена, на что получила болезненный укус в плечо.
Прерывать трапезу вампира она не стала. Да и зачем, если знаешь наперед, что одному из вас все-таки суждено превратиться в пепел под палящими лучами солнца?
