Цветы распускаются во мраке

Утро. Влажно-серые тучи накрыли маленький город. С каждым днем зима была все ближе, ее обжигающее дыхание уже чувствовалось на щеках, будто она была в миллиметре от лица. Самая мрачная и тоскливая пора - ноябрь. От багрово-золотистого покрова ранней осени не осталось и следа, все листья и остальные осенние украшения давно сгнили, превратившись в мерзкую кашу под ногами, которая застилала каждою улочку замерзшего, тухлого города. Сегодняшний день не отличался от предыдущих ни на каплю — все тот же надоедающий звук дождя, разбивающегося о металлический подоконник, те же стены, те же люди. Алюминиевый звон, стоявший от небесных слез, порядком поднадоел. В детстве мама часто говорила мне, что это ангелы плачут. Я всегда спрашивала ее — "Мамочка, от чего они плачут?", а она отвечала, что люди злы по отношению к ним, все чаще они выбирают дьявола. Чушь. Теперь я точно знаю, что никакие это не слезы, а простой дождь. Загляните в учебник природоведения, если все еще не знаете про его образование. Я не верю ни в ангелов, ни в демонов. Где все они, когда я задыхаюсь от собственной беспомощности? Их нет. Каждый день все шло по какому-то точному плану, о котором, казалось, знали все вокруг, кроме меня. Малейшее отступление от правил — и ты будешь жестоко наказан очередной злой шуткой, издевкой, а то порой и оглушающим ударом кулака, от которого на языке ощущался леденящий вкус крови, а потускневшие глаза с каждым ударом становились еще на оттенок бледнее. Но вся соль в том, что с каждым моментом ты, вроде, и должен чувствовать все меньше, твоя боль должна начать притупляться, а чувства, присущие человеческой душе, внезапно будут поглощены непонятной сырой темнотой внутри, но это не относится ко мне. У меня все было с точностью наоборот. С каждым смешком или неаккуратной шуткой в моем сердце разжигался огонь, медленно заполняющий каждую артерию, каждую вену, каждый капилляр, заставляя биться тело в ужасных конвульсиях морального бессилия. Я ничего не могу сделать. Школу ненавидят за огромное количество домашних заданий, за сложные контрольные с идиотскими вопросами, за ничего не понимающих учителей, которые порой только отбивают желание учиться. Но это все полнейший бред по сравнению с ненавистью окружающих только за то, что ты вообще существуешь. Я устала от такого отношения к себе, но с каждым днем становится только хуже. Каждое утро я хочу начать с чистого листа, но завершение дня всегда одно и то же. Слезы, боль, отчаяние. Возможно, когда-то к ним добавится и смерть. Этим утром, подойдя к зеркалу, я увидела все то же бледное лицо с двумя серо-зелеными глазенками. Фу, я так себя не люблю. Ключичные кости выпирали так, словно норовили прорезать мне эту несчастную футболку. Темные шоколадно-пепельные волосы небрежно рассыпались по всему лицу, напоминая о "прекрасной" ночи, которую я провела на пару с бессонницей. Ну за что мне такой высокий рост? Сто семьдесят семь сантиметров. Очередной повод для новой клички - "кобыла", "лошадь", "дылда". Ненавижу. Каждое утро я начинаю с ритуала по саморазрушению, критикую каждый свой сантиметр, после чего настроение становится еще в несколько раз хуже. Я — мазохист? Возможно.

***

Дойдя до "Ада на Земле", который в простонародье называют школой, я мысленно трижды попросила кого-то о том, чтобы сегодня было что-то по-другому, чтобы хоть малейшая деталь изменилась. Я делаю так каждое утро, без исключения. Кого я прошу? Не знаю. Может карму, может судьбу, а может природу-матушку. По-детски надеясь на то, что кого-то сегодня жестко покарают, кого-то по воле судьбы сошлют куда-нибудь подальше, а кого-то внезапно смоет появившееся из неоткуда цунами, ну, или же унесет торнадо. Очень зря. — О, Жирная Мэри приперлась, — Марк громко заржал, при этом тыча в меня своим кривым противным пальцем. Компания таких же тупоголовых ублюдков, как и он, безусловно последовала его примеру. — Отвали, Никитин, — я решительно направилась прочь, дабы не нарваться на неприятности с самого утра. Какое-то странное ощущение на цыпочках закралось ко мне в голову, словно невзначай пробуждая тревогу, так мирно спящую в недрах моей души. Что-то и впрямь было по-другому. Глупо прозвучит, но атмосфера была какая-то...накаленная, что ли. Где-то под ребрами начало неприятно покалывать от волнения, которое, видимо, пробудилось на пару с тревогой. Стоп, Маша, успокойся. Войдя в класс, я окончательно убедилась в том, что здесь что-то серьезное затевается. Вместо привычной болтовни девочек-королев о моде, мальчиках и сексе, я застала оживленное обсуждение какого-то плана, который, как я ненароком услышала, они называли "EXILE", что в переводе, вроде, означало изгнание. Когда, наконец, они меня заметили, все с невинными лицами медленно разошлись и уселись за свои парты. Я постоянно ловила на себе неоднозначные, порой даже противоречивые взгляды. В глазах некоторых отчетливо читалось какое-то тоскливое сожаление, а у других — наоборот, какое-то черное коварство, требование хлеба и зрелищ. Не школа, а Колизей, не класс, а гладиаторские бои. И я явно проигравшая. Ну, так что, палец вверх или палец вниз? — Эй, Миронова, — ко мне на парту завалилась туша, которая пафосно зовет себя Анастейша. — Как твои дела, м-м? — ее скрипучий голос царапал мои слуховые рецепторы. Как можно совместить все раздражающие меня вещи в одном человеке? Ее внешность, ее характер, ее голос, да даже ее запах — все это приводило меня в какой-то животный ужас, я готова была накинуться на нее и перегрызть ее голосовые связки, чтобы больше никогда не слышать этого режущего пищания. — Нормально, — я не особо хотела церемониться с Настей, это никогда не приводило ни к чему хорошему. — Что это ты сегодня такая красивая? —что? Что она несет. — Губы вон блеском накрасила, ресницы тушью намазюкала. О! Неужели волосы расчесала? — весь класс залился злым смехом, словно бесы, окружившие бедную пленницу. — Я всегда расчесываю волосы и привожу себя в порядок, — ну и зачем я это говорю? Почему я не могу просто помолчать? — Ой, правда? Что же, тогда тебе не составит труда сделать это еще раз, — она наигранно улыбнулась, резким движением переворачивая кружку, которую она все это время так бережно держала в своих детских ладошках. Горячий чай из кружки вылился прямо мне на голову, обжигая нежную кожу. Волосы были все в сладкой жидкости, которая больше походила на сироп. Сколько сахара она туда кладет? Из груди вырвался сдавленный хрип, вызванный то ли неожиданностью, то ли простой человеческой беспомощностью. Мне было больно, я еле сдерживала себя в руках, чтобы не выбить этой ненормальной все ее неестественно белые зубы. Но, самым разумным решением мне показалось просто покинуть это несчастное помещение и пойти домой. Под громкий смех бесов, я направилась к двери, но не тут-то было. Чудаковатый одноклассник Коля подбежал к выхду из этого злосчастного класса, заслонив его своим коренастым телом. Я обессиленно выдохнула, предвкушая ужасное. Слезы заполняли мои глаза, но я не давала этим предателям выкатиться наружу. Я должна показать, что я сильная, что я способна защитить себя. Хотя бы раз в жизни. — Что вам надо? — голос предательски дрогнул, отчего все начали смеяться. — Что нам надо? Чтобы ты свалила отсюда, жирная, — я зажмурилась. То ли от того, что эти слова так неприятно резали прямо по больному сердцу, то ли от того, что просто не хотелось видеть отвратительную рожу этой ненормальной Насти. — Я никуда не уйду, — с губ сорвался едва слышный сдавленный шепот. Страх обвил мою шею своими липкими щупальцами, заставляя все отчаяннее хватать воздух потрескавшимися от сухости губами. Я боюсь их всех. Боюсь до кружащего голову безумия, до ужаса, медленно распространяющегося от самых кончиков пальцев по всему телу, до хруста в тонких костях и сковывающей движения тянущей боли в мышцах. — Тогда мы тебя заставим, милая, — Настя медленно начала подходить ко мне, при этом мило улыбаясь, но улыбка эта была больше похожа на улыбку сумасшедшего убийцы, но никак не на улыбку семнадцатилетней милой девушки. Я невольно попятилась назад, желая просто провалиться под землю, раствориться, исчезнуть. Почувствовав сзади чье-то напряженное тело, я резко отпрыгнула от него, попав прямо в когти этой идиотки. Хотя, наверное, эта перспектива радовала меня больше, чем быть вплотную прижатой к Коле. Настя разразилась каким-то злобным смехом, который заставил меня почему-то зажмуриться. — Анастейша! Давай! Как в нашем плане! — вот о каком плане они говорили. Об изгнании меня из их голодных игр? Я первая вылетевшая? Наверное, это даже к лучшему. Липкая тревога затягивала меня в свою паутину. Я чувствовала, что что-то происходит, но боялась открыть глаза. В какой-то момент меня кто-то резко притянул за волосы, а потом послышался непонятный звук...ножниц!? Я резко распахнула глаза, увидев темную прядь своих волос в руках у Насти. На секунду у меня закончились все слова, которые могли бы передать мои эмоции, а в голове был какой-то пульсирующий звон. "Ударь ее" — пустота была внезапно нарушена непонятным хриплым голосом, который звучал так тихо, что я просто сослалась на то, что мне всего лишь показалось. Но невесть откуда появившаяся волна смелости накрыла меня с головой, заставляя почему-то замахнуться рукой на Настю. — Анастейша! — кто-то из толпы истерично завопил так громко, что вся моя уверенность в секунду рассеялась, оставляя за собой лишь жалкие клочки страха. Мою руку кто-то схватил так крепко, что я не могла даже шевельнуть ей. В следующую же секунду она была вывернута в неестественную позу, издав при этом кошмарный хруст. Все тело пронзила жгучая боль, а сердце колотилось так бешено, что казалось, все слышали этот постоянный стук. — Мы что, ей руку сломали? — в глазах девочки, сидящей в углу, я увидела страх, увидела даже какой-то намек на жалость. Она действительно боялась за меня, но не могла помочь. Правильно, нечего рисковать собой из-за изгоя. Я повернула покрасневшее лицо в сторону сумасшедшей. Жуткая кровавая улыбка снова разрезала ее, казалось, милое личико. Хрупкая Настя подняла свою ножку, а потом со всего размаху пнула мне прямо в живот. Воздуха стало катастрофически не хватать, мое обессиленное тело как-то по-глупому смешно упало на холодный кафель этого зловещего класса. Я хватала воздух рваными вздохами, а он будто сжигал мне легкие, опаляя каждую клеточку. Слезы мокрыми дорожками предательски покатились по щекам, и я вновь признала сама для себя, что я всего лишь ничтожество, о котором никто и никогда не будет беспокоиться. Звонок Мое спасение. Все быстро расселись по местам, а я, пользуясь моментом, из последних сил поднялась с ледяного пола, который, казалось, успел заморозить половину моего тела, и побежала к туалету. На меня оглядывались все ученики, кто-то даже пытался меня остановить и помочь, кто-то бежал следом, а кто-то просто стоял, как столб, то ли от шока, то ли от безразличия. Я добежала до уборной. Закрыв за собой дверь, я со всхлипами опустилась на пол, который, к слову, здесь был не настолько холодным, как в классе. Стирая рукавом то слезы, то кровь из лопнувшей губы, которую я по привычке кусала от волнения, я мысленно прокручивала картинки недавних событий. Рука невыносимо болела, наверное, от вывиха, живот тоже помнил наиприятнейшую встречу с ногой, но все это казалось такой мелочью по сравнению с тем, что просто вырывалось из грудной клетки. Душа. Она болела так сильно, что хотелось умереть прямо здесь, сидя на полу в школьной уборной, хотелось покончить со всем этим прямо сейчас. Мне не хотелось расстраивать маму и идти домой, ведь она свято верит в то, что у меня самые лучшие одноклассники, которые любят меня, как сестру. Да, именно, как сестру. Наверное, мама, которой действительно есть дело до своей дочери, давно бы уже заметила все это. Я не раз приходила домой в испачканной одежде, с порванным портфелем, да с банально испорченным настроением, в конце концов. Но она ни разу не заметила ничего странного, ссылаясь на то, что это всего лишь моя неряшливость. Ах, как же я мечтала, чтобы что-то изменилось, чтобы произошло какое-то отклонение от рутины. Просила каждое утро невесть кого о чуде, вымаливала даже почти, стоя на коленях. Домечталась. Как говорят, будь осторожен со своими желаниями. Сама виновата. Зачем я вообще появилась на этом никчемном свете? Мне здесь места нет. Я чужая, чужая для каждого. Я чужая для своей мамы, так как не могу сказать ей ни единого секрета, ведь каждое слово, которое я ей говорю, она просто пропускает мимо ушей. Чужая для одноклассников, ведь они ненавидят меня, как когда-то апостолы возненавидели Иуду за предательство Христа. Но я никого не придавала. Я чужая для себя, ведь я не знаю, кто я такая, не знаю, что будет дальше, не знаю, реальность все это или очередной ночной кошмар. Я так запуталась во всем этом. Аккуратно поднявшись с пола, я облокотилась руками на подоконник, устремив свой взгляд куда-то на улицу, где беззаботно играли первоклашки. Наверное, у них урок физкультуры. Счастливые лица детей заставляли меня плакать еще больше. А что, если кто-то из этих маленьких комочков счастья однажды окажется на моем месте и будет вот так вот вытирать то слезы, то кровь рукавом своей рубашки? Ни за что. Я не хочу, чтобы чья-либо жизнь была настолько же сломанной и никчемной, как моя собственная. Хотя, я, наверное, слишком сильно сейчас драматизирую. Внезапно я почувствовала непонятно откуда взявшееся человеческое тепло, будто сзади кто-то стоял, практически упираясь мне в спину. Сердце забилось сильнее, но оборачиваться не было ни смелости, ни сил. Я просто продолжала стоять лицом к окну, но мысли о маленьких детях сменились мыслями о том, что сзади меня находится живой человек, а слезы перестали капать из остекленевших от страха глаз. Казалось, я уже могла чувствовать чье-то ровное дыхание, обжигающее кожу своим жаром. И вдруг чьи-то тонкие горячие пальцы скользнули по моей талии, небрежно перебирая ткань рубашки. Дыхание оборвалось, все тело оцепенело от страха. — Мэри...они не стоят твоих слез, — кто-то проговорил мне эти слова невероятно чарующим хриплым голосом. Все тело вмиг оказалось расслабленным, этот "кто-то" будто управлял мной, подчинял меня ему одними лишь словами, словно какой-то гипнотизер. Сердце с каждой секундой ускоряло свой ритм, словно пытаясь предупредить меня о том, что с секунды на секунду я просто провалюсь под землю от страха. Сжав все силы в кулак, я резко обернулась, столкнувшись с парой желтовато-зеленых, каких-то даже пугающих своей мертвенностью, глаз. Они медленно изучали каждый миллиметр моего изломанного тела, скользя по каждой царапинке, по каждому шраму, проникая в самое сердце израненной души. Передо мной стоял совершенно неизвестный мне молодой человек. Платиновые волосы его были слегка взъерошены, что придавало ему какого-то особенного шарма. Он заинтересованно продолжал вглядываться в меня, слегка склонив голову на бок. Несмотря на то, что я достаточно высокая, этот человек, если он, конечно, являлся им, был заметно выше меня, что заставляло чувствовать себя еще более незащищенной. — К-к-кто в-вы? — голос никак не хотел подчиняться мне, дрожа так, что я с трудом могла разобрать, что же именно я произнесла вслух. — Мое имя — Асмодей. И я пришел тебе помочь, — что? Помочь? Кто он такой? Откуда он знает мое имя? Так много вопросов и ни единого ответа. Его горячие ладони все так же обвивали мою талию, заставляя чувствовать себя очень неловко, а сверкающие глаза продолжали убаюкивающе смотреть прямиком в мои. Он был на удивление спокойным, не задавал ни одного вопроса, будто и так все уже давно знал. Его рука, медленно поднимаясь с талии, скользнула по моему плечу, а оттуда словно невзначай соскользнула прямиком к искусанным губам. Мое тело инстинктивно затряслось, ощущая такую непозволительную близость незнакомого человека. — Ну-у же, милая, тебе не стоит меня бояться... — его голос звучал так мягко, протяжно, сладко. Он приблизился максимально близко ко мне, отчего дыхание мое окончательно сбилось, а паника решила взять контроль над всей ситуацией. — Откуда вы меня знаете? — голос звучал все тише, напоминая больше сбитый шепот. — Я демон, один из сильнейших, кстати, — он самодовольно улыбнулся, словно ожидая моей реакции на его слова. Демон. Это просто бред, очередная глупая шутка какого-то дружка Никитина. Я осторожно взглянула ему в глаза, чуть сильнее вжавшись в подоконник, словно стараясь избежать телесного контакта, и в этот момент все тело охватил какой-то холодный пот. Его глаза действительно не были человеческими, у людей не бывает таких ярких желто-зеленых, каких-то змеиных даже, глаз. — Бывают, но я — не человек, — смех заполнил маленькую комнату, отражаясь от стен, сразу, как только демон увидел мои расширившиеся от испуга и непонимания глаза. Он только что буквально проник в мое сознание, прочитав, наверное, все мои мысли, включая, наверняка, и самые сокровенные. — Вы что, мысли читаете? — Асмодей провел горячим пальцем по моим губам, отчего кровоточившая ранка в момент затянулась, оставляя на губах какое-то холодное, словно мятное, покалывание. — Это далеко не все, что я умею, солнышко, — и в этот момент он настолько близко приблизился ко мне, что в нос сразу же ударил запах ментола, исходящий от его тела, как-то сладко дурманящий сознание. — Я хочу предложить тебе сделку. — Что? Сделку? — сердце уже устало предупреждать меня об опасности, а посему, видимо, решило просто обратится в бегство, пытаясь сейчас прорвать все преграды, бешено как-то стуча. — Именно. Я даю тебе все, что ты только пожелаешь, — демон, наконец, решил, видимо, меня не смущать, убрав руки и, словно задумавшись, облокотившись на стенку. — Ну, а ты мне — свою душу. Я потеряла дар речи. Это он сейчас серьезно? Сделка с дьяволом? Я вот так вот жила в сущем аду четыре года, изо дня в день проходя через какое-то чистилище, а затем снова падая на самое дно ада, а теперь ко мне собственной персоной является демон, предлагая мне, можно сказать, бесплатный билет в реальный ад в одну сторону. Заключив сделку с демоном, я сразу же, вероятно, отправлюсь в ад, круг так на девятый. — Ты и так попадешь в ад, — демон все так же продолжал подпирать стенку, и именно в этот момент, уставившись на него, я поняла одну очень глупую вещь. Он божественно красив. Эти платиновые волосы, так небрежно лежащие, постоянно лезущие ему в глаза, эти горящие пламенем глаза, эти до одури правильные черты лица и, несомненно, это крепкое, идеально сложенное, тело. И щеки сразу же залились румянцем от одних только мыслей обо всем этом. Не в том месте. Не в то время. — За что? Демон слегка прищурился, а затем медленно подошел почти вплотную ко мне, вызывая у моего тела ответную реакцию, заставляя вжаться в подоконник так, что позвонки уже болели от постоянного напряжения. Он аккуратно взял мою руку, закатывая уже далеко не белый рукав рубашки. С секунду демон изучающе смотрел на шрамы, так небрежно оставленные холодным лезвием обычного кухонного ножа в очередном порыве самоненависти. — За твои шрамы на руках, — Асмодей оторвался от шрамов, снова переводя взгляд на меня, и глаза его в этот момент почему-то показались слегка синеватыми, словно в этот желто-зеленый коктейль кто-то по ошибке капнул каплю синей краски. Он ждал ответа. А я глупо уставилась в его глаза, пытаясь понять, кажется мне все это сейчас, или нет. Передо мной стоял невесть откуда появившийся парень, на вид точно не старше двадцати двух лет, заявляющий, что он демон из самого настоящего ада. — Если Вы демон, то... — мой голос дрогнул. — То демон чего? — в голову почему-то закралась слабая надежда на то, что он может оказаться добрым демоном, который, например, просто помогает отчаявшимся душам. Асмодей усмехнулся, выпуская мою руку из своей, а затем, сделав шаг назад, гордо как-то вздернул подбородок к верху. Его глаза слегка сверкнули, поглотив в себе тот самый синий отблеск, заставляя меня даже подумать, что мне всего лишь показалось. — Я — демон разрушения, ненависти, мести, а также демон вожделения, блуда, ревности, — мои глаза снова поползли на лоб, а рот непроизвольно открылся, словно готовясь к тому, что в него вот-вот залетит какая-то отчаявшаяся муха. — Мило, — единственное, что я смогла из себя выдавить. — Ну, так что? — демон снова сократил то расстояние, которое сам увеличил пару минут назад. Его рука аккуратно скользнула по моей, отчего по телу пробежали мурашки, а руку свело какой-то несильной, но достаточно болезненной судорогой. Настя постаралась. — За что они тебя так? — он провел ладонью по моей больной руке, будто забирая все ощущения на себя. Боли больше не ощущалось, а по руке лишь снова прошелся прятный ментоловый холодок. —Ты не заслуживаешь этого, милая... — он пытался сейчас надавить на все мои слабости, подчиняя, заставляя вставать на колени и вымаливать у него милосердия, вымаливать пощады. И запах его так не к стати в нос ударил. Мята. Так успокаивает и расслабляет, заставляет следовать каждому указанию, верить каждому слову. Я была такой слабой, а он имел власть над всеми. И почему-то мимолетная глупая мысль пронеслась в голове, что он изменит все. И именно эта секундная слабость заставила произнести меня фразу, изменившую мою жизнь навсегда. — Я согласна. Демон ехидно усмехнулся, соскользнув рукой к моей ладони и переплетая пальцы. В одно мгновение мы оказались в непонятном темном помещении, стены которого были сделаны из серого мрамора, а освещение исходило только от оранжевых, слегка потрескивающих, свечей. Посреди комнаты стояла кровать с черным бархатным покрывалом, поверхность которого была настолько ровной, что даже самый заядлый перфекционист, наверное, начал бы кусать локти от этого вида, а на этом самом покрывале лежала непонятная свернутая бумажка, перевязанная лентой какого-то кроваво-алого цвета. Асмодей решительно направился прямо к ней и, буквально разорвав ленту, развернул сверток, обращая свой взгляд на меня. — Ну, девочка моя, чего же ты желаешь? — желто-зеленые глаза внезапно стали хищно-красными, а добрая когда-то улыбка переменилась на злорадную ухмылку. Внутри что-то неприятно кольнуло, а мой разум истерично метался, вопя во все горло сигналы тревоги. Выхода уже нет?