У тебя сильные крылья

— Это было странно! — выдохнула Чаки, когда они снова оказались в машине. — Мне срочно нужно выпить. Поехали в бар прямо сейчас. — А машина? — Игорь пристегнулся. Он тоже чувствовал, что не прочь опрокинуть в себя чего-нибудь алкогольного. — Тогда брошу возле вашего дома, заберу потом, когда повезу Леля на репетицию. А из бара на такси. Слушай, я сказала твоей маме, что мы живем вместе. Я растерялась, не знала, что еще сказать. Наплела ей, будто мы с тобой познакомились еще до того, как ты ушел из дома. Боюсь, теперь она думает, что это мое плохое влияние во всем виновато. — Не переживай, все нормально, — Игорь хмыкнул. — Влюбленный во взбалмошную девушку сын всяко лучше, чем сын, влюбленный в парня. Чаки придушенно икнула. — Ты это сказал. влюбленный в парня — Я это сказал. — Думаю, тебе надо выпить. Они так и сделали. Бросили машину во дворе и двинули в бар, даже не стали в квартиру заходить. Игорь был не против, он хотел видеть Леля, но сейчас он бы предпочел этого не делать. Если уж он взялся признавать свои чувства, то, пожалуй, стоит узнать больше информации. Думаю, он все еще любит того ублюдка, своего бывшего. Чаки заказала бутылку виски себе и бутылку колы Игорю. Официант мельком глянул ее паспорт, подозрительно сощурил глаза на Игоря, но придираться не стал. И когда Чаки щедрой рукой подливала виски в его стакан, тоже никак не реагировал. — Рассказывай, — сказал Игорь после того, как они скоро расправились с одной третью бутылки. — Ох, — отозвалась Чаки. — Его звали… Женя, что ли, я точно не помню. Обычно я предпочитаю определение «этот ублюдок». Я не имела удовольствие быть ему представленной, иначе я бы расцарапала ему лицо, и Леля бы это расстроило. — Он плохо с ним обращался? — Он заделал ребенка какой-то девахе и бросил Леля. И… Лель этого не перенес, в общем… — Это из-за этого он… — У Леля дерьма в жизни хватало, — Чаки опрокинула в себя виски. — Ты вообще ничего не знаешь? Игорь помотал головой. В груди нарастало какое-то чувство, какая-то неясная тревога, понимание, что вот сейчас происходит что-то, после чего дороги назад не будет. Он должен решить, окончательно и бесповоротно, он и так позволял себе метаться слишком долго. Пора взрослеть. — Его родители развелись, когда ему было семь. И почти сразу заимели свои семьи. Леля отдали дедушке. Я... Если честно я не знаю подробностей. Но дедушка умер, а Лель потерял голос. И если раньше родители вбрасывали в него деньги, потому что он подавал большие надежды, то больной и бесперспективный ребенок оказался им не нужен. Они отдали его в интернат, откуда он несколько раз сбегал. И каждый раз им названивали то из интерната, то из полиции, мешая счастливой семейной жизни. В итоге Лель оказался там, где он сейчас. Это квартира дедушки, он оставил ее внуку по завещанию. Помнится, папаша Леля был этому не рад. В общем, Юля как раз притащил Леля на репетицию, мы только-только начали группу создавать, а Лель, я тебе уже говорила, очень талантливый мальчик. И он так старался. Было видно, что ему это все не по душе, но он все равно старался. Может, как раз ради этого своего… Юля попросил, чтобы я заезжала за Лелем на репетиции. Мне даже ключ от квартиры дали, чтобы, если тот решит затихориться, я могла пинками его выгнать. А мне только дай возможность попинать кого-нибудь. Ну мы с Лелем и стали понемногу общаться. И про этого своего он иногда рассказывал. Писал так коротенько, лишь бы я отстала. Он прям светился, когда речь о нем заходила. А однажды я приехала, а он весь в слезах. Рассказал это все. Про беременную деваху. Красивая, говорил. Кольцом перед ним махала. Какого черта этот ублюдок на разговор бабу свою притащил, я так и не поняла. Чаки прям вся завелась, окунаясь в воспоминания. Игорь замер, слушая ее, не понимая, что делать с накатившим на него вихрем эмоций. Все то темное и злое, что сидело в нем, вдруг разрослось и вырвалось, смешалось с чем-то еще и теперь трепало изнутри, почти разламывая кости. Игорь в жизни не испытывал столько всего за раз. Он был уверен, что вообще не способен на такие сильные эмоции, а теперь боялся открыть рот и вообще пошевелиться, так его скручивало пугающим и незнакомым. — Вообще, я думала, что Лель это стойко перенес. Поплакал, да. Рассказал даже больше, чем обычно. Я не все поняла, конечно. Мы оба тогда еще язык жестов плохо знали. А писать он не мог, пальцы дрожали. Но потом успокоился, даже на репетиции ездил. Не улыбался больше, но в целом… — Чаки замолкла. Стиснула стакан так, что побелели костяшки пальцев. — Я однажды приехала раньше, чем обычно, на работе пораньше освободилась. Тортик взяла, думала, чаю попьем. Думала, странный мальчонка, конечно, но ситуация-то понятная, все мы там были… — она снова замолчала. Ее голос стал каким-то тусклым. — Он дверь не открывал. Я не особо переживала, знаешь, была уверена, что он ревет там или просто заныкался и никого не хочет видеть. Так что я своим ключом открыла. И нашла его. Это я его нашла тогда. Тупо повезло. Игорь сидел оглушенный. Чаки подняла на него сухие пронзительно глаза. — Игорь, он проблемный. Очень. Так что ты, пожалуйста, точно реши, нужно оно тебе или нет. У него сердце стучало в самом горле. Сочащаяся кровь из алых порезов. Светлая улыбка на розовых губах. Звонкий колокольчик над ухом, мелодия флейты в ночи, белый шоколад и прогулки по парку. — Я уже решил. Он был зол, пьян и решителен. Когда Лель открыл дверь, Игорь сделал резкий шаг вперед и обнял его. Зарылся лицом в волосы, чувствуя, как напрягается и почти сразу расслабляется тело под его руками. — Поехали на море, а? — сказал Игорь, трогая пальцами тонкие лопатки. — Ты же хочешь на море, я знаю. Лель выбрался из объятий, взял его за руку и потянул в комнату. Игорь послушно пошел следом, на ходу сбрасывая обувь. Также послушно сел на диван. Запястья Леля были открыты, и Игорь поднял руки и осторожно прикоснулся к шрамам. Лель вздрогнул. Он был в одной из тех футболок, которые были ему чуть велики, и Игорь подумал, что это могли быть футболки его бывшего. Наверняка это были они, потому что Лель никогда не взял бы себе ничего подобного. И вот откуда у него был тот свитер, который носил Игорь. — Чаки мне рассказала, — признался он, и Лель снова вздрогнул. Переступил с ноги на ногу и резко отошел к окну. — Я хочу поговорить, — сказал Игорь. — Но не сейчас. Не так… Но ты поговоришь со мной, правда? Пожалуйста. Лель кивнул. — Спасибо, — Игорь пьяно улыбнулся и забрался под одеяло. — Я только посплю и все. Когда он проснулся, в комнате уже поселились предрассветные сумерки. Прохладный воздух тянулся из распахнутого настежь окна. На табуретке рядом с дивном стоял стакан воды. Игорь несколько мгновений сверлил его взглядом. Пить не хотелось. Спать не хотелось тоже. Голова была ясная, будто не было бутылки виски и оглушающего вихря эмоций. — Опять не спишь, — сипло сказал он. Лель не вздрогнул. Продолжал сидеть на подоконнике, укутанный в плед так, что только рыжая макушка виднелась. Смотрел на улицу. Игорь сел в постели. — Хочешь, я почитаю тебе? Лель весь сжался, втянул голову в плечи, натянул плед выше. Он был весь такой маленький трогательный комок страхов и проблем, что у Игоря все внутри сжалось от накатившей нежности. — Эй, ты же не будешь теперь от меня прятаться? Комок замер, зашевелился, и Лель наконец повернулся к Игорю лицом. В сумерках его огромные прозрачные глаза казались совсем темными и еще сильнее выделялись на бледном узком лице. — Все хорошо. Если ты не хочешь рассказывать, не надо. Если не хочешь, чтобы я спрашивал, я не буду. Ты только не бойся меня. Он никогда так не говорил, так вкрадчиво, так отчаянно желая быть услышанным. Понятым. Принятым. Сердце оглушительно стучало в самом горле от охватившего волнения, почти страха. Лель ведь такой… кто знает, что он выкинет. Закроется, замкнется, попросит съехать. Игорь не готов съезжать сейчас, только не тогда, когда все для себя решил. Когда, кажется, наконец-то себя понял. Лель какое-то время всматривался в лицо Игоря и, видимо, что-то в нем углядел. Потому что тяжело вздохнул, невесело усмехнулся и, наконец, слез с подоконника. Все еще кутаясь в плед, прошел на кухню, и Игорь услышал, как тот возится с их ковшом для чая. Это было хорошо. Привычно, уютно и почти не тревожно. Игорь встал, порылся в шкафу, выгребая домашний шмот, и быстренько слинял в ванную. Ему хватило пяти минут, чтобы нырнуть под холодные струи воды, окончательно прийти в себя и вернуться в комнату приличным человеком. Лель внимательно рассматривал книжную полку. Игорь не стал его тревожить, пошел на кухню следить за водой. Та уже почти кипела, он как раз успел притащить в комнату жестяную банку с печеньем и пристроить лампу прямо над диваном. Чай наводил уже Лель, выбранную книгу осторожно положил на край дивана, потом, когда принес две кружки, снова взял и прижал к груди. Забрался на диван, сразу отодвигаясь к стене, поджал губы, разглядывая Игоря. Взял в руки телефон. «Что ты хочешь спросить?» Игорь взял в руки печенье. — Чаки рассказала про твоего парня. Что ты из-за него вены резал. — Лель не отвел глаза. — Ты его все еще любишь? «Да». Это не больно. Нет. — Хоть он и подонок? «Ты ничего о нем не знаешь». — А мне кажется, я знаю достаточно. Лель вздохнул. Посмотрел на него мягко, как на нашкодившего ребенка, и грустно. Он совсем не злился, ни на своего бывшего за то, что бросил, ни на Игоря за его слова. — Ты мне нравишься. Лель скользнул растерянным взглядом по комнате и закусил губу. — Ты знал. И Чаки знала. «Догадывался». — Знал, — Игорь горько усмехнулся. — У меня нет шансов, да? Лель едва заметно мотнул головой. — Из-за него? «Я его люблю». — Он бросил тебя. «Он умер». Игорь вздрогнул. Мурашки холодной волной прошли по спине. — Чаки не говорила. Лель вздохнул. Его огромные глаза были совершенно сухие. «Она не знает. Никто не знает». Игорь взял печенье и затолкал его себе в рот. Горло словно удавкой сдавило и глотать было так больно, словно у него во рту горсть шурупов. Также больно было где-то в желудке. — Ты из-за этого вены резал, — наконец смог сказать он. — Ну, конечно, у меня нет шансов. Невозможно на равных соревноваться с покойником. Лицо Леля исказили боль и вина, его вообще легко было читать, так что и слов не нужно. Игорь грустно улыбнулся. — Ну что ты, не надо, — он протянул руку и потрепал его по макушке. Волосы под ладонью были немного жесткие. — Спасибо, что рассказал. Почитаем? Лель опустил глаза вниз, словно совсем забыл, что все еще прижимает книгу к груди. Медленно кивнул. — Давай сюда, — Игорь взял том в руки – он оказался легче, чем выглядел. — Чай пей. И печенье тоже жуй, небось, опять не ел. По глазам вижу, что не ел, вон, один нос торчит, давай, давай. Завтра мяса сделаем, — Лель удивленно на него воззрился. Игорь хмыкнул. — Что? Думал, я тут сырость разведу? Истерику устрою? Соберу вещи и уйду? А я вот не уйду, понял? Устраивайся, давай. Игорь увидел, что между страницами заложена закладка, и открыл книгу на этом месте. — Первый снег пал на Муми-дол хмурым утром. Он подкрался, густой и безмолвный, и за несколько часов выбелил всю долину. Муми-тролль стоял на крыльце, смотрел, как зима пеленает землю в свой белый саван, и думал спокойно: «Вечером мы погрузимся в спячку». Ведь все муми-тролли делают так в ноябре (и, по правде сказать, это очень разумно, если кто не любит холода и темноты). Он закрыл дверь, неслышным шагом подошел к маме и сказал: «Идет снег». Лель отмер и осторожно потянулся за печеньем.