У тебя сильные крылья

Лель ничего не спрашивал, и Белову нечего было ему ответить. Они сидели на диване: Лель забрался с ногами, положил подбородок на колени, сцепил руки на лодыжках — белых хрупких лодыжках с тонкими золотистыми волосками. Белов их, наверное, ладонью обхватит. Он мог бы… обвить пальцами, сильно, до синяков, потянуть на себя, сжать зубами нежную кожу… Дьявол! Лель не расслаблялся, сидел напряженной нервной птицей, смотрел в телевизор, но Белов чувствовал, что пацан отслеживает каждое его движение. Он вроде и раньше так делал, если не смотрел прямо, — а он всегда смотрел прямо: то следил вот так, украдкой, как будто… — Тебя били? Лель продолжал следить за происходящим на экране. — Кто? — Белов добавил в голос угрозы, веса, словно проходясь ладонью по чужой холке. Лель вжал голову в плечи. — Родители? Пацан отрицательно мотнул головой. — В школе? Лель повернул к нему голову, посмотрел — прямо глаза в глаза своей застывшей прозрачной лазурью, полной…. не страха, нет — принятия. — Сдачи дать можешь? Лель иронично хмыкнул, глаза насмешливо блеснули. Ну что за бесячий пацан, а? — Действительно, — Белов хмыкнул в ответ. — Куда тебе. А по части бега что? Как говорит наш обэжэшник, если можно съебать — нужно съебать. На лице Леля появилось сомнение. — Ясно. Размер обуви у тебя какой? Лелю подошли его старые кроссы – и нахера мать их хранит – тютелька в тютельку, только шнурки потуже завязать – и вполне можно ходить или… — Бегать, — сказал Белов в непонимающие глаза. — Начнем с завтрашнего дня. Ну и в целом по физухе тебя погоняю. А то тощий, без слез не взглянешь. Лель протянул руку ладонью вверх, и Белов без вопросов сунул ему свой телефон. «Зачем?» — Чтоб сбежать мог, когда доебутся. А до тебя с такими глазищами доебутся точно. Да и вообще, для здоровья полезно. Адреналин там, эндорфины. Тебе лишним не будет. «Вам надо поговорить», – сказал Гера. И конечно, Гера был прав. Белову нужно было знать про родителей его, про флейту, про побои. Про этот неудавшийся суицид, в конце концов. Он бы спросил, но что, если Лель начнет спрашивать в ответ? Что, если Лель спросит: и что теперь? И что теперь с нами? Между нами. Что? Белов опустился на корточки и запустил руки в отросшие волосы, сжал пальцы. Ничего между нами, ничего, ничего… Я падаю, падаю, тону в тебе… Но между нами ничего не может быть и не будет. Мне это не нужно. Он сможет так ответить? Что он будет делать, если после этого Лель захочет уйти? Он почувствовал, как Лель сел напротив него, тонкие пальцы легли поверх его, погладили, потянули на себя. Белов отпустил волосы и поднял лицо. Лель смотрел прямо и спокойно, как и всегда, и ничего не спрашивал. — До магазина сходим? В холодильнике шаром покати. Лель кивнул. Кстати, бегал Лель неплохо, шустренько так, но совершенно не технично. «Удирал от стаи», — с глухой злобой подумал Белов, пока смотрел на тонкую спину перед собой. Злоба помогала ему: отрезвляла, возвращала с мыслей о капельках пота на тонкой шее к вопросам более насущным. Разминка. Давай, не отлынивая, потянешь что-нибудь, кто потом с тобой возиться будет? Техника. Расслабь, расслабь лодыжки. Дыши пока, как получается, не отвлекайся. Медленнее, а то сдохнешь через пятьсот метров. Безопасность. Подальше, подальше от дороги, от машин — не дай бог, я так действительно чокнусь. Лель сдох на втором километре, на третьем показал Белову фак и демонстративно лег спиной на асфальт. Белов присел рядом. — А нехер было торопиться, я же сказал медленнее… Лель посмотрел на него сверкающими, на солнце особенно прозрачными глазами. Раскрасневшийся, с прилипшими ко лбу рыжими прядками, этими губами своими… — Пошли, — Белов протянул ему руку. — До турников пешком дойдем. После тренировки Лель страдальчески лежал на диване и смотрел на Белова прямо и осуждающе. — Бесполезно пялиться, — невозмутимо сообщил ему Белов, не отрывая взгляда от смартфона. В интернетах советовали новичкам чередовать бег с ходьбой и заниматься не каждый день. Ну, допустим. Хотя сам Белов в свое время именно каждый день и выбирался, наворачивал круги по парку, сбрасывал злость. Ну он и до бега по спорту был, в баскетбол с парнями играли, футбол, опять же, а что с этого взять. Белов все-таки поднял взгляд на феечку – тот злобно щурился — восхитительно.  — Завтра можешь отдыхать, один побегу. Лель аж щеки надул от возмущения. Нет, ну кто его поймет вообще. В общем, побежал Лель и на следующий день, и на следующий. И даже в силовые пытался, которые Белов ему давал, с удовольствием наблюдая, как напрягается все тонкое тело в попытке отжаться или подтянуться на турнике — на турнике он его еще и страховал, так что к удовольствию поглазеть прибавлялось удовольствие полапать. Полапать было приятно. Но больше необходимого Белов его не трогал. Не наклонялся слишком близко, не протискивался мимо, прижимаясь телом, не трогал нежные щеки. Смотрел, как дергается кадык, когда Лель опрокидывает в себя полбутылки воды после пробежки, как вздымается грудь под мокрой тканью его, Белова, футболки, как судорожно приоткрываются розовые губы в попытках схватить побольше воздуха. Феечка был красивый настолько, что даже равнодушного к красоте Белова пробирало до позвонков. Он это понимал. Белов не трогал Леля, но точно знал, что рано или поздно сорвется. И просто считал дни. День первый. День второй. День третий. День… Гера снова жал на кнопку звонка с утра пораньше, как последняя паскудина. Лель вышел из гостиной и сонно хлопал глазами — они легли-то пару часов назад, снова полуночничали: Лель играл, Белов смотрел на него. Он мог бы бесконечно на него смотреть. — Проще тебе запасные ключи выдать, — проворчал он, запуская белобрысого друга в коридор. — Ты не настолько глуп. Идешь? — Ты только за этим приехал? — Одевайся. Белов кивнул. Горло перехватило горьким спазмом — смесь боли и благодарности. Он быстро натянул на себя спортивки с футболкой, подошел к Лелю — ты спи, я туда и обратно. Ехали молча. Обычно энергичный говорливый Гера тихо сидел под боком, опирался плечом о плечо и смотрел куда-то в сторону. Белов чувствовал тепло его кожи. Цветы — огромную охапку пионов — брали у знакомой бабушки. Она-то их не узнала, виделись раз в год. Потом шли вдоль аккуратных могил: Белов смотрел под ноги, Гера смотрел на Белова. Остановился потом, когда подошли к нужной ограде. — Я тебя тут подожду. Белов кивнул. Когда возвращались — Гера так же молча брел рядом — Белов сказал: — Я из-за этого не могу. — Я знаю. Он, правда, не мог. Не с... С Катей было просто: обыденно и приятно. Катя легко велась на неискреннюю ласку, не зажималась и не гнушалась поработать сама. Потом лежала на его груди, выводила на коже узоры тонким пальчиком и не лезла с разговорами по душам. Она могла бы спросить: куда ты пропал? Почему ты игнорировал меня целую неделю? Ты думаешь, что явился ко мне с цветами, и я буду делать вид, что все нормально? — У Лизы день рождения на следующей неделе. Ей родители квартиру оставляют. Пойдем? Белов расслабленно перебирал ее волосы – тяжёлые черные локоны, сейчас немного влажные у корней. — Конечно, — он поцеловал ее в висок, и она в ответ ласково потерлась щекой о его грудь. — Подарок нужно купить. Выберешь сама? Оставлю тебе деньги. Или сходим вместе по магазинам. — Мы с мамой завтра в ТЦ все равно, присмотрю что-нибудь. Может, на выходных в кино? — Предки на выходных возвращаются, пока не знаю, как пойдет. С Катей было обыденно и приятно, от близости с ней не заходилось сердце и не тянуло мерзко под ребрами. Рядом с ней его злость не затихала, но и не плескалась у самого горла. Не хотелось злиться, не хотелось драться, не хотелось бежать. Рядом с ней вообще ничего не хотелось. — Мне нужно уладить пару дел перед их возвращением, — сказал он, чуть прикрывая глаза. Под веками полыхнуло тепло-рыжим. — Так что эти пару дней тоже не сможем увидеться. — Что-то серьезное? — Ерунда. Не переживай. — Ладно. Я, кстати, со следующей недели к репетитору пойду по английскому. — Только июнь ведь. — Родители считают, что в самый раз. Марина с нового года уже занимается, но у нее вообще плохо с языком было. — Тоже верно. Родители хотели, чтобы он шел на юриста. У них вообще династия была вся право-защитно-охранительная. У отца была своя юридическая фирма, так что вопрос о стажировке и работе решался на раз-два. Белов с родителями не спорил. Ему было все равно, где учиться, не так уж он и интересовался программированием, чтобы вставать в позу и рисковать грозящей стабильностью. Хобби, ничего больше. А так отучится, получит долю в отцовской компании, будет носить костюмы, ходить с Катей на важные мероприятия. Если он женится на Кате, не придется ничего менять в своей жизни. Ничего не придется менять в своем будущем. Они поселятся в квартире, которую родители подарят им на свадьбу, он будет готовить ей завтраки, пока она будет краситься и укладывать волосы, а она ему ужины — он всегда будет задерживаться, обсуждая важные вопросы с клиентом или трахая симпатичную малознакомую девочку. Это будет именно та жизнь, которую он планировал. Это будет… Так будет лучше. — А хочешь, сегодня в кино сходим? Катя приподняла голову. — Правда? — Ну, если на этой неделе больше не увидимся, — он чуть пожал плечами. — Только я понятия не имею, что там идет сейчас. Да мне и все равно, сама знаешь. Катя улыбнулась. Ему было приятно, когда она улыбалась, — от ее улыбки не сжималось сердце и не перехватывало дыхание. Когда она улыбалась, он верил, что у них — у него и у нее — все хорошо. Все как надо. Она может улыбаться так ему всю жизнь. Он будет приносить ей букеты цветов по праздникам, после очередной измены и просто так — она любит розы и эустомы. Будет водить ее в рестораны — с годами все дороже, восхищаться новой прической или новыми туфлями. Она будет улыбаться в ответ, и он никогда даже не задумается о том, что когда-нибудь она захочет шагнуть под поезд. А если захочет, это его не убьет. Его ничего не убьет. Под веками снова полыхнуло тепло-рыжим.