Маскарад

Два долгих и счастливых года прожил наш герой в крепости Дар-Дароот. За это время он успел подрасти до своих полных шестнадцати лет, зримо изменившись лишь в росте и густоте шевелюры. Тело и кожа юноши оставались прежними: тонкими и нежными, не грубея под слоями пыли и грязи, ведь теперь парень мог один раз в неделю полностью обмываться, приводя себя в порядок. Поначалу Унаю не позволялось даже подниматься с нижних этажей замка, где он ежедневно подметал и мыл пол, протирал пыль и бегал по разным поручениям слуг. Так как юношу поставили под предводительство Кая, ему разрешалось отдыхать и иногда избегать своих обязанностей, но делал это он очень редко, стараясь всеми силами работать наравне с остальными. Правда некоторая физическая работа изматывала Уная настолько сильно, что парень, дрожа руками, старался её побыстрей закончить. Но дворецкий, внимательно наблюдавший за исполнение всех обязанностей своих подопечных, останавливал того, раньше отправляя к профессору. Да, юноша первый месяц или два послушно ходил к старику за два часа до ужина, где постоянно отвечал на вопросы, позволял себя трогать и изучать. Иногда господин Фрезит проводил некие эксперименты, в ходе которых просил что-то выпить, засунуть пальцы под маску и что-то ещё наподобие предыдущих просьб. Однажды пожилой бета пытался как-то контактировать с зеркалом и свечей в присутствии Уная, но быстро оставил эту идею. Зато спустя где-то полгода юноша всё чаще освобождался пораньше, и они сидели уже не два, а четыре часа. Каждый день Унай драил нижние этажи, стараясь не уступать в выдержке служкам, работающим в замке с самого детства. Порой приходилось стирать различные тряпки и вещи господ целыми днями. Руки, мягко говоря, к концу той процедуры не просто дрожали, а деревенели от боли. Казалось, с них сдирали всю кожу, из-за чего было больно дотрагиваться до подушки, на которую парень кое-как укладывался после тяжёлой работы. Унаю было тяжелее, ведь, несмотря на полное восстановление, на руках после пожара остались сморщенные шрамы, уродующие их обладателя. Юноша их очень смущался, от того и прятал за длинными рукавами, а то и вовсе за спиной. Кай не принуждал его к стирке, а, наоборот, освобождал, ведь бывали случаи, когда юнцы до крови протирали руки, за что получали подзатыльник от старших, ведь белье приходилось быстро перестирывать. За то время, что Унай проводил у профессора, он узнал кучу нового. За возможность себя исследовать, парень попросил старика научить его правильно разговаривать и читать. Господин Фрезит удивился, но похвалил выбор юноши, занявшись им в тот же день. То ли паренёк так хорошо усваивал материал, то ли пожилой бета затосковал по тем временам, когда мог давать кому-то знания, но их совместные посиделки затянулись на два года. И эти два года для Уная были самыми счастливыми, ибо именно тогда его научили не только читать и хорошо и слаженно разговаривать на двух языках, но ещё и писать, считать, философствовать и разбираться в звёздах и созвездиях. Дали краткие уроки географии, травоведения и политики, которые неожиданно затянули юношу с головой. Он с нетерпением ждал, когда профессор принесёт что-нибудь из библиотеки герцога, чтобы Унай смог быстро изучить карты, рукописи или иную литературу за короткие сроки. Парень учил и радовался, радовался, радовался… Некоторые пересекают океан и многие тысячи миль, чтобы попасть на лекцию в известный университет к выдающимся учёным и профессорам, отстёгивая за это колоссальные деньги, а у Уная была возможность получать те же знания абсолютно бесплатно. Тем более юноша и господин Фрезит с каждым днём всё теплее и теплее относились друг к другу, общаясь теперь не на обычные бытовые темы, как было ранее, а на более профессиональные. Бреннан интересовался мнением своего негласного ученика о политике разных земель, их менталитете, моральных устоях и принятых законах. В этих вопросах юноша оказался более чем компетентен, и за время обучения профессор отметил в нём быструю обучаемость, умение разбираться в проблемах и логически мыслить. Парню хорошо давались языки, и пожилой бета, помимо нагдалинского и кратангорского, дал ему базу на эонвинский и сайогримский языки. Также стоило отметить, что Унай великолепно показывал себя, как дипломат. Он умел договариваться не только с самим профессором, но и со слугами, заключенными, а позже и со стражей. Казалось бы, обычный юноша с тихим и мягким голосом, скромной манерой держаться и уж тем более неумением настаивать мог переубедить собеседника. Бред, да и только! И Бреннан не поверил, если бы лично не почувствовал на себе этого. Последние лучики заходящего солнца мягко ложились поверх жёлтых страниц фолианта, за которым сидел подуставший за день юноша. Он, скрючившись на маленьком стульчике и устремив всё своё внимание на исписанные чернилами листы, не замечал никого и ничего вокруг. Его не волновало, что вот-вот зайдёт дневное светило, погрузящее комнату в сумрак, из-за чего могло сильно пострадать зрение. Для него существовала лишь очередная безумно старая и умная книга, с которой он готов был провести в обнимку все дни напролёт. Но занимательное времяпрепровождение было нарушено негромким стуком в дверь. Унай перевёл на неё скорый взгляд, и услышал, как скрипнуло кресло в самом углу комнаты, в котором всегда располагался профессор. Подойдя к двери и переговорив со слугой, Бреннан взглянул на ученика, что теперь, отвлеквшись, глядел в ответ. На протяжении двух лет они уже выучили все действия наизусть. Стук — пара кратких слов — взгляд — закрытие книги — прощание — ужин. Но на этот раз всё было иначе, ибо герцог попросил прибыть не только профессора, но и самого Уная. Последний иногда случайно попадал на трапезы к Керсу, но никто не делал этого официально, как полагает высокопоставленному гостю. Но хозяин замка с недавнего времени узнал обо всех успехах юного подневольного и теперь желал видеть его на ужинах, обосновав свою прихоть следующими словами: «За два года он напитался вашими знаниями, профессор, и теперь я хочу лично общаться с вашим студентом.» Унай на эту новость лишь равнодушно пожал плечами, не видя в этой идее никакого подвоха, хотя всё ещё опасался герцога. Бывали моменты, когда, пересекаясь друг с другом, Керс начинал интересоваться его бытом, рассказывал какие-то короткие истории, делился своими мыслями по поводу повседневных дел, и Унай считал это нормальным. Он видел, как Его Светлость иногда общается со слугами, принимая этот факт за должное. Только вот с его учителем, пожилым бетой, что-то было не так. Старик был явно не рад таким новостям, но молчал, не позволяя юноше о чём-либо догадываться. Каждый новый день не был похож на предыдущий для Уная. Он открывал для себя новые знания и умения, жадно поглощая те и другие, стараясь безупречно всё запомнить и применить на практике. Иногда голоса в голове давали о себе знать, и юноша стремился найти им разумное объяснение, но все теории и предположения упирались в Библию или эзотерику. Но ни то, ни другое не вызывали у Уная авторитета, хотя профессор на эти вопросы молчал, и у юноши сложилось впечатление, что он всё же заинтересован, но старался это скрывать. Про голоса и некоторые другие свои странные положения парень не распространялся, сведя знающих об этом к минимуму, то есть, только к себе. Зато кошмары и непонятные сны увеличились. Почти каждую ночь Унай страдал от бессонницы, от которой неведомым образом спасала маленькая синяя ленточка, некогда найденная в лесу юношей при самом первом воспоминании. Парень боялся её порвать или испачкать, поэтому старался хранить в сухом и недоступном для других месте — под доской пола в комнате, в которой с недавних пор проживал. Да, комнатка была маленькой, но, по сравнению с каморкой и клеткой, безумно уютной и удобной. В ней Унай чувствовал себя в безопасности и большего ему для жизни не надо было. — Через несколько минут тебе принесут одежду, — проговорил профессор, усаживаясь на своё место и беря в руки книгу. Унай молча закрыл фолиант и, устало потерев переносицу, встал, обращая внимание на дверь, в которую вновь постучали. Но на этот раз юноша самостоятельно её открыл и, поблагодарив, принял вещи. — Профессор, вы не будете против, если я пройду к себе в комнату, а потом спущусь к вам и господину Кривию на ужин? — получив одобрение, парень, вновь поблагодарив, вышел, безошибочно направляясь в нужную сторону. За два года Унай успел выучить практически каждый уголок замка и за это мог благодарить Кая. Как оказалось, тайных ходов было настолько много, что, остановившись и прислушавшись в одном из них, можно услышать, как кто-то спешной походкой идёт по другому. Сперва юноше было тяжело разбираться в них, из-за чего часто путался и опаздывал, но никогда не плутал. Будто невидимая сила выводила его из лабиринтов, из-за чего дворецкий одобрительно качал головой и говорил, что парень не заметит, как осядет здесь. Пробежав по особо узкому проходу, Унай спустился в нижние этажи, туда, где находились комнаты слуг. Потайные ходы здесь были маленькими и узкими не от того, что в этом месте жила прислуга, а от того, что при переделке крепости в замок именно эта область претерпела разительные изменения. В попытке уместить на нижних этажах как можно больше комнат, правитель прошлых столетий максимально сжимал пространство. Господа не пользовались этими путями, порой даже не зная о их существовании. Профессор Фрезит впервые узнал о них год назад и очень сильно этому удивился, но так ни разу по ним и не прошёлся. Обычно Унаю нравилось по ним ходить, тем более, пользуясь ими, можно было иногда отдохнуть от работы, не боясь, что поймают и накажут. Аттиас уж точно не совался в потайные ходы, но иногда можно было наткнуться на Кая. Несмотря на то, что он был со всеми в хороших или нормальных отношениях, мужчина мог дать нагоняй за бездельничество. Уная, конечно, никогда не наказывали, но он всё равно старался сперва всё выполнить, а потом уже отдыхать. Юркнув в свою маленькую комнатку, парень спешно подошёл к деревянному сундучку, внутри которого покоились его скромное одеяние и несколько личных вещей. Да, шикарных одежд для вечернего раута не найдёшь, но парочку добротных рубах и штанов — запросто. Если бы Унаю даже и предоставили дорогое одеяние, он бы вряд ли когда-нибудь в него облачился, ведь больше всего на свете не любил привлекать к себе внимание, которое, как назло, следовало за ним по пятам. Надев удобную рубаху, которую ему ранее дали, юноша легонько закатал рукава, открывая пораженные огнём руки, ныне изуродованные безобразными шрамами, растянувшимися до локтей. Травма была сильной, и это чувствовалось в непослушных пальцах, слишком медленно функционировавших после ожога. Поначалу это казалось нормальным, но спустя несколько месяцев восстановления Унай забеспокоился. Обратившись к лекарю, он узнал, что так и должно быть после травмы и что руки более никогда не будут прежними. Но несмотря на то, что никому не было дела до конечностей юноши, тот всё равно прятал их, стесняясь. Теперь же, отправляясь на ужин к герцогу и профессору, было бы неприлично показываться с неподобранными рукавами. Поправив на себе одежду, Унай вышел из комнаты, направляясь в сторону столовой. Проходя мимо разномастных коридоров и дверей, до него иногда доносились разговоры служек и стражи. И темы были всегда одними и теми же: «Он мне нравится, но сам об этом не знает», «задолбала работа» и «вон, как семья N живёт, а почему мы так не можем». Но порой тема затрагивала внешность, и тогда Унай внимательно прислушивался. Ныне длинные волосы, мягкие телеса и томный взгляд были в моде. И это жутко расстраивало юношу, сравнивающего все эти параметры красоты с имеющимися. Несоответствие пугало и вгоняло в краску, вынуждая задумываться о собственной неполноценности. Было бы глупо полагать, что в свои шестнадцать Унай не задумывался о большой любви и сексе, прекрасно зная, чем занимаются служки и стражники под пологом ночи. Однажды парню даже удалось стать негласным наблюдателем парочки, решившей уединиться за конюшней. Увиденное бесстыдство взбудоражило покрасневшему юноше кровь, позже заставляя не одну ночь вспоминать ту картину до мельчайших деталей. Тит особо не занимался сексуальным воспитанием Уная, поведав тому, что связь между мужчиной и женщиной или же между альфой и омегой является вынужденной мерой для продолжения рода. Но тогда почему парочка так радовалась компании друг друга, явно наслаждаясь процессом? Юноша не мог ответить на этот вопрос, но чувствовал, что тоже был бы не против понежиться в чьих-то объятиях. Впервые у Уная течка пошла в пятнадцать лет, что, судя по недовольным суждениям профессора Фрезита, нормой не являлось. Причём сам процесс в шесть дней был абсолютно безболезненным, не принося ничего, помимо небольшого зуда и большого количества смазки. Парня не бросало в дрожь при виде альф и не выворачивало наизнанку от неудовлетворения. Унай сам себя не касался, считая это неправильным и чересчур пошлым занятием, но порой подмечал, что не прочь с кем-нибудь провести одну из своих течек. Правда вот отдаваться в руки грязных солдат не очень хотелось, поэтому юноша терпел свои неожиданные и острые желания. Унай шустро добрался до закрытой залы и уже собирался войти, как его негромко окликнули, вынуждая остановиться и обернуться. Как только он это сделал, перед его лицом появился камергер. Мысленно парень чертыхнулся, встречаясь с холодными и равнодушными глазами беты. Последний выглядел, как всегда, хорошо. Правда теперь на левой щеке Аттиаса красовался широкий шрам, уродующий своего обладателя. Унай не знал, откуда он появился у камергера, и никто не спешил ему рассказывать, так что парень только догадывался, из-за чего возникла травма, ведь та была нанесена ножом. Единственное, что знал парень, так это то, что и без того равнодушный и довольно недоброжелательно настроенный Аттиас обозлился. Порой было страшно на него смотреть, ибо с наступлением темноты, когда весь замок пользовал подсвечники и факелы, его лицо становилось особенно мрачным и злобным. И сейчас он выглядел не лучше, хотя последние лучи солнца ещё проникали через небольшие окна в помещение. Но Унай сделал вид, что ничего его не смущало. — На ужин спешишь, — совершенно непонятно — спрашивал он или утверждал. — Надеюсь, тебе не надо читать лекцию о том, как себя следует на нём вести? — Нет, господин Пленей, не надо. Господин Фрезит учил меня. Аттиас неприятно усмехнулся, но никак не прокомментировал это заявление, продолжая прямо смотреть на маску Уная. И во взгляде его смешался совершенно новый коктейль эмоций: насмешка, жалость, неверие, зависть, ненависть и толика печали. Теперь камергер не выглядел таким равнодушным, каким всегда стремился казаться, и Унай хотел что-то сказать, но промолчал, ощущая ненужность в данный момент каких-либо слов. Тем более из залы раздавался негромкий разговор ожидавшего парня герцога и профессора, и следовало бы поспешить. — Иди. — Глухо проговорил Аттиас, будто прочитав мысли юноши. Сам бета скрылся за первым же поворотом. «Не с проста всё это», — задумался Унай, проходя в залу. Камергер не разговаривал с ним почти два года, изредка обращаясь к нему дежурными приказами что-либо помыть или убрать. — А вот и ваш ученик, — украдкой улыбнулся Керс, кивая низко поклонившемуся Унаю. — Ты не опоздал, просто мы с профессором встретились раньше. Верно, господин Фрезит? Бреннан сдержанно кивнул, решая никак не комментировать «случайную» встречу, ведь герцог будто специально ждал его и явно разочаровался, что не застал в компании пожилого беты омегу. Профессор совершенно не хотел лезть кому бы то ни было в душу и анализировать положение дел. Тем более у господина Фрезита были свои проблемы. Ну, к примеру, за два года он хорошенько поднабрал веса и теперь с неудовольствием лицезрел в зеркале располневшие щёки и мясистую шею, которую извечно протирал своим белым платочком с вышивкой собственных инициалов. Зато герцог, в противовес профессору, стал ещё стройнее и, казалось, скинул не меньше трёх килограмм. Но то было не мудрено, ибо ел он, как птичка, предпочитая снеди больше выпивку. И сейчас, улыбаясь, держал в сильной руке кубок с вином, которое за два года Бреннан возненавидел. И дело было не в неприятном послевкусии или же головных болях и сонливости, а в невозможности пить что-либо другое. И это профессора сильно расстраивало. Унай по указке сел на отведенное ему место между господином Фрезитом и герцогом, прямо у середины стола. На глаза юноше тут же бросились несколько ваз с фруктами и одна бутылка вина. Мальчишка-подавальщик спешно налил напиток в кубок Уная, быстро скрываясь за его спиной. Парень поблагодарил и перевёл взгляд на Керса, что продолжал мягко улыбаться. — Профессор Бреннан Фрезит долгое время занимался с тобой. Скажи, многое ли ты усвоил? — Да, Ваша Светлость, я очень благодарен, что смог поучиться у такой выдающейся личности, как господин Фрезит, — слегка кивнул головой юноша под одобрительные взгляды обоих мужчин. — И мне не хотелось бы прерывать наши занятия, если вы не против, конечно. — До меня дошли слухи, что ты любишь читать, — продолжил Керс. — Моя библиотека с этого момента в твоём распоряжении. Можешь ходить в неё, когда пожелаешь. Секунда, и Унай, к глубочайшему изумлению профессора, поднял кубок первым и, сделав должную паузу, сказал тост: — За великодушного и благородного герцога Керса Алкина Кривия. Бреннану показалось, что от шока он уронит свой напиток, но, переведя взгляд от маски ученика к лицу властителя, понял, что последнему всё было по нраву. Даже послышался негромкий смешок, говорившей о приподнятом расположении духа мужчины, который, повторив жест, выпил вино до дна. — Вы явно постарались на славу, профессор! Помню запуганного мальчишку, который и пары слов связать не мог. Но Фрезит на это заявление отрицательно покачал головой — он его такому не учил. Читать, правильно вести себя за столом, внятно разговаривать и писать — да, но уж точно не говорить тосты и смело глядеть на господина, несмотря на наличие маски. Бреннан сам лишний раз старался не выделяться на ужинах и завтраках, беседуя с герцогом. Да, они частенько разговаривали на разные научные темы, также обсуждали политику, но за два года ни на миллиметр не стали друг к другу ближе, сохраняя деловые отношения. Через какое-то время принесли основные блюда, и тогда воцарилось молчание, явно успокаивающее профессора. Он ел и наслаждался пищей, но видел, как Керс заинтересованно поглядывал на Уная, явно желая с ним побеседовать. Бреннан бы позволил им это сделать, но только после того, как доест, ибо на пустой желудок спать не хотелось. — Знаете, что происходит на Юге и Западе, профессор? — внезапно задал вопрос герцог, пальцем оглаживая свой кубок. Поймав внимательный взгляд беты, он продолжил. — Они перекрыли все пути в Эонвин. Теперь ни въехать, ни выехать. — Как?! — округлил глаза бета, чувствуя смятение. — Почему? — В Ленбенсе началась гражданская война. Если ранее она не касалась других земель, то теперь давит на Эонвин и, неожиданно лично для меня, затрагивает Нагдалин. Унай напряг слух, явно заинтересовавшись этой темой. Зато профессору было не очень приятно это слушать. — Я слышал, что в Ленбенсе не всё так однозначно с наследниками, но не думал, что дело дойдёт до войны. А что же император Жадан? Как он допустил это? — Он при смерти, даже с кровати встать не может. Его время утекает с каждой минутой, и империя уже сейчас создаёт конфликт на почве будущего правителя. Официальных кандидатов, насколько я понял, два: принц Цирос и признанный бастард Ливий. О, вижу, что вы хотите сказать, профессор. Можно предположить, кому суждено взойти на трон, но не всё так просто. Дело в том, что Его Императорское Высочество является омегой, а бастард Его Императорского Величества — альфой. Народ бушует, как никогда. Скажете, можно было бы решить эту проблему замужеством, но принц отказывается, настаивает на собственноручном правлении, хотя жених с Востока готов. Единственное, что спасает Его Высочество от осуждения и нынешнего проигрыша, так это чистая кровь, за которой следуют толпы. У бастарда окружения поменьше будет раза так в два. — Да-а-а-а уж, ситуация… — протер лоб платком Фрезит, покачав головой. — Жалко Эонвин. — Мысленно бета безумно жалел такое положение дел не потому, что кому-то сочувствовал, а потому, что ныне не мог уехать из Нагдалина в ближайшее время, за которое уже думал ретироваться домой. Как оказалось, теперь это будет опасной затеей. — Наш правитель, Гадриан-Максимиан lll, поручил всем своим управленцам патрулировать земли и выискивать перебежчиков, и я, как послушный и верный короне феодал, обязан подчиниться. Так что теперь, возможно, я не всегда буду поспевать к ужину, но не беспокойтесь. Вас и вашего ученика обязательно вдоволь накормят в обычное для вас время. Бреннан поблагодарил герцога, и оставшееся время ужина прошло в тишине. Под конец же, когда бета с позволения встал и уже собирался откланяться, забрав Уная, Керс внезапно произнёс: — Идите, профессор, идите. Хочу поговорить с вашим учеником. Фрезит внимательно и недоверчиво взглянул на герцога, а потом глянул на Уная, что медленно кивнул учителю. Мальчишку оставлять одного не хотелось, но выбора не предоставлялось, и профессор вышел в сопровождении слуги из залы. Как только он это сделал, Керс, рассеянно улыбнувшись, подошёл к огромному окну, за которым уже давно царила непроглядная тьма, в гуще которой иногда мелькали огоньки факелов ночного патруля. Унай в это время развернулся и, глянув в сторону окна, обратил всё своё внимание в сторону загадочного гобелена, от вида которого в голове слышались тихие шепотки, не перерастающие в громкий шум, как было раньше. Иногда парень целенаправленно смотрел на него, дабы вызвать голоса и разобрать, о чём же они говорят, но каждый раз было не разобрать. И сейчас ничего не поменялось. — Знаешь, как много времени я потратил на нахождение ответов на многие вопросы, посвятив большую часть темам о жизни и смерти? Приглашал к себе профессоров и великих учёных, спрашивал у них, казалось бы, элементарные вещи, на которые они давали мне свои заученные ответы. Но, знаешь, никто из них не смотрел мне в глаза и не говорил всё прямо. Я вижу, тебе так же, как и мне, придётся потратить не одно десятилетие, чтобы докопаться до истины. Грустно это или весело, решать тебе, но мне хотелось бы помочь, ответить на то, до чего я сам дошёл. Спроси меня однажды, и я буду откровенен, как никогда. Керс продолжал смотреть, не разворачиваясь к Унаю, и тот сохранял тишину, молча глядя в спину мужчине. На самом деле у парня не было никаких вопросов к нему, но он принял последние слова к сведению и поклонился, несмотря на то, что его стараний не оценят. — Благодарю, Ваша Светлость, я буду знать, к кому могу теперь обратиться. Керс развернулся и внимательно глянул на юношу своим задумчивым взглядом. Не совсем понимая, как, но мужчина видел, будто ощущал на себе такой же внимательный взгляд паренька. Невозможно было разобрать лица за маской и уж тем более понять, какого цвета глаза, но герцог будто видел смутные очертания. Сморгнув, он избавивился от наваждения, которое иначе, как магией, невозможно было назвать. Верил ли Керс в магию и иные потусторонние силы? Ответ — да. До этого момента он с подобным сталкивался вскользь, ненароком где-то и что-то слыша и видя. Люди говорили много, но не всегда по делу, но порой и в их трёпе можно было разобрать истину. И если раньше у мужчины были ещё какие-то сомнения, то юноша с простым именем Унай развеял их, даже не догадываясь об этом. Герцог принюхался, только сейчас осознавая, что парень ничем не пах. Он был омегой, и это было всем ясно. И, в принципе, на этом знания заканчивались. Никто и никогда не видел его в течку и не вкушал чарующего аромата, но точно мог определить пол. Как, когда тот же Аттиас смахивал на омежку, но являлся бетой? Но с камергером всё было понятно, а с этим юнцом — совершенно нет. «Пользуется какими-то мазями и настойками, чтобы сбивать запах?» — думалось Керсу, но он отгонял от себя эту мысль. Если бы мальчишка подобным и пользовался, то его давно бы раскрыли. — Ты вслушивался сегодня о политике Ленбенса? Что на эту тему думаешь? Унай молчал, и герцог уже невольно пожалел, что спросил, но поразивший его ответ не заставил себя ждать: — Насколько я помню, по всему континенту правит жёсткий патриархат. Омеге не позволят стать императором, сколько бы за ним верного народа не собралось. Даже если принц убьёт своего сводного брата, ему не дадут жить спокойно и занять престол. Единственный выход — выйти замуж и править в тени старшего мужа, если тот окажется активным деятелем. — Что же, — улыбнулся Керс, — ты хорошо слушал урок политики, хотя не думаю, что профессор в ней разбирается должным образом. Тебе ведь нравится читать книги на эту тему, не так ли? — Получив кивок, мужчина продолжил: — В таком случае я всё чаще хочу с тобой обсуждать подобные вопросы. Унай не уследил за тем, как герцог подобрался к нему. Он в какое-то мимолётное мгновение оказался совсем близко. Так близко, что дыхание невольно сбилось, внизу живота слегка приятно потянуло, а губы приоткрылись в ожидании. Но, несмотря на ауру сильного альфы, парень не терял головы. Самой главной причиной было наличие у Керса гарема. Да, это не совсем верное название для группы фаворитов герцога, с которыми он иногда проводил время, но явно охлаждало пыл юноши. Тем более по меркам Его Высочества Унай уже перерос ту сладкую пору мальчиков, с которыми можно было наслаждаться всеми прелестями похоти и разврата. — Буду ждать тебя после завтрака в библиотеке, — наклонившись, негромко произнес Керс, опаляя щёку юноши горячим дыханием. От такого Унай, не имея сил что-либо сказать, лишь кивнул головой и поспешил ретироваться с разрешения властителя, дабы не выдать своих истинных эмоций, дающих отклик на то, что по праву считается запретным и интимным. Нет, конечно, нельзя было точно говорить об истинных намерениях герцога, но Унай, возвращаясь в комнату, начал вспоминать внимательные взгляды Керса. Самое неудачное в этой ситуации то, что юноша не знал, как реагировать. Нет, он продолжит общаться с ним, как со своим господином, но что сможет сделать, если разговор перерастет во что-то большее?