Маскарад

Целый день потратив на помощь лекарю, Унай, наконец освободившись, собрал необходимые лекарства, взял полмешка лепёшек и полбутыли воды, не забыв навешать себе на плечи несколько тряпок и покрывал. Сегодня был тот самый день, когда он спускался в общую темницу со своей крошечной гуманитарной миссией. Еле преодолев путь до лестницы, по которой кое-как сумел спуститься, юноша выдохнул, видя, как к нему подходит Манфи. Последний частенько помогал парню стащить принесенное и раздать заключённым. И в этот раз было то же самое. Солдат с улыбкой встретил парня: — Унай, ты как раз вовремя. Всё трупы вынесли, и было бы неплохо помочь тем, кто остался. Юноша презрительно усмехнулся, но кивнул, делясь своей ношей. Он уже привык к подобным «хорошим» новостям за то всё время, что потратил на хождение в темницу. Поначалу Унай делал замечания солдату, ранее не то, чтобы совершенно не помогавшем, а даже не пускавшем парня к заключённым, не понимая, зачем тот им собирается помогать, но со временем перестал. Да и Манфи изменился: из равнодушного и чёрствого охранника получился благодетель. Солдат сам стал проявлять инициативу, одергивать своих напарников за лишние слова или действия и помогать таскающему мешки с провизией юноше. Унай радовался, но до конца не понимал, что вынудило того поменять своё отношение к миру, а потом всё встало на свои места, ведь среди заключённых была одна невысокая девушка, частенько прячущуяся за спинами других и боящаяся даже слово сказать. Она страшилась принимать еду и воду, не говоря уже о покрывалах, а потом, пронаблюдав за народными помощниками, доверилась. И Манфи очень хотелось ей понравится, показать, каким хорошим он мог быть. Конечно, о серьёзных отношениях рано говорить, но между этими двумя явно что-то складывалось. И это «что-то» было определённо на руку Унаю. Пройдя к камерам, парень тут же со всех сторон услышал своё имя, произнесенное разными голосами. Заключённые ждали его, молились за него и ему самому. Ранее дьявол превратился чуть бы не в посланника божьего. Но юноша не спешил от всех этих людей принимать слова благодарности — они ему были не нужны от тех, кто ранее его оскорблял, ни во что не ставил и называл уродом. Так же парень знал, что не все они были ангелами. Более всего те, кто готов за свободу мать родную предать. Именно поэтому Унай раздавал еду и воду с покрывалами и тряпками, а потом шёл к Сило и голубоглазому старику, с которыми ему было спокойно. — Я так и знал, что ты придёшь, — украдкой улыбнулся светловолосый блондин, чья коса стала со временем только длиннее. На лице сероглазого была одна мука — в последнее время он часто болел, оттого «Кот» — именно так его окрестил Унай — выглядел неважно. — Некоторые говорят, что ты, как бог: спускаешься, всем помогаешь, а потом вновь уходишь по своим божественным делам. Скажи-ка, какие у тебя там «божественные дела»? — Ну, я много книг читаю. Хочешь, и тебе что-то прочту, — парень протирал лицо Сило мокрой тряпочкой, наблюдая, как тот медленно откусывает хлеб. — Мне не нравится твоё состояние. Я поговорил с лекарем и узнал, что тебе нужно больше есть и отдыхать. — Моя тётка говаривала, что когда лекарь не знает, как лечить, всегда говорит, что нужно больше спать и есть, — усмехнулся омега, а потом перехватил руку Уная с тряпкой. — Да что я тебе, маленький? Сам справлюсь. — Не сомневаюсь, — не стал возражать юноша. — Но господин Старкат знает, что говорит, поверь мне на слова. Именно поэтому ты будешь чаще есть и спать. — Он обвёл темницу и заметил сильную перемену. — Где Крэг, Дони и Мелисса? — Их вынесли сегодня утром вперёд ногами. Даже не верится. Возможно, скоро и со мной так же поступят. — Не говори лишнего — не поступят. Я не дам с тобой такое сотворить, — Унай покачал головой и, заметив усмешку в глазах Сило, поспешил перевести взгляд. Впервые парень сомневался, что сможет уберечь друга от таких напастей, как голод, болезнь и смерть. Встав, Унай огляделся и, к своему удивлению и ужасу, не обнаружил в клетке неподалёку голубоглазого старика, с которым заговорил первее, чем с остальными. Ни его, ни следов — ничего. Обернувшись к Сило, юноша чуть испугано произнёс: — А где дедушка? — Кто? — Дедушка. Ну, который там сидел, в углу всегда. С голубыми светлыми глазами такими. Сило посмотрел так, что Унаю невольно показалось, будто на него глядели, как на умалишённого голодранца, бегающего по улице и зовущего свою давно умершую собаку. Парень даже готов был возмутиться, но его прервали: — Не знаю даже, что сказать. Ты такой хороший, Унай, что мне стыдно тебе такое говорить. — Что именно? — Просто когда ты попал сюда, то тут же начал странно себя вести, и все, дело ясное, принялись придумывать тебе разные имена. Я подумал, что это у тебя из-за того, что тебя Керс бил там, обижал… Потом ты начал говорить, приходить, помогать нам и ставить вон туда, — Сило кивнул в сторону угла другой клетки, где обычно сидел старик, — миску с водой и хлебом. Её лакомили потом, ну, когда ты уходил, а так… Да что я мямлю?! Ты сам с собой болтал! Унай удивлённо покосился на омегу, переводя взгляд от него к углу и обратно. Парень сумасшедшим не был, и показаться ему такое не могло, как бы он сильно не напрягался. Может, это просто дружеская шутка? Хотя глаза Сило смотрели серьёзно и даже как-то виновато. — Хочешь сказать, старика там никогда не было? — вновь уточнил Унай, встречая жалостливый взгляд друга и его покачивание головой. Парень призадумался. В последнее время в голове было легко: ни голосов, ни боли. Раньше же история была другой, и если тот старик всё это время был видением Уная, то как он, интересно, выглядел со стороны? Просто подходил к клетке, разговаривал сам с собой и ставил еду, а потом переключался на Сило и остальных? Даже после такого его считали божьим посланником? Парень всё больше не понимал эту жизнь с её моральными устоями. «Старик так натурально говорил… Нет, это точно не видение. Или я сошёл с ума и вылечился? Тогда это всё объясняет.» — Унай решил больше не поднимать эту тему, не обговаривая её с Сило. Он просто накормил друга, дал несколько тряпок и, пообещав зайти на днях, ушёл. После помощи господину Старкату Кай ходил сам не свой. Только после того, как его удалось потрясти и хорошенько разговорить, тот рассказал, что случилось. — Стою я, смотрю, как он трупам животы вспарывает, и тут в меня струя какая-то прозрачная бьёт, заливая подбородок, шею и грудь. Прямо из мертвяка, понимаешь? Я давай кричать, жмуриться и закрывать лицо ладонями, а господин Старкат подходит и так нежно берёт меня за руки, смотрит в глаза, и тут я понимаю, что вот он, наш момент! Смотрю на него, чуть поднимаю голову, чтобы поцеловать, он укладывает свою крепкую ладонь мне на затылок… А потом с силой поворачивает и плюхает почти по пояс в бочку с ледяной водой! И, прекратив меня топить, сказал, что мертвечина может быть заразной, и нужно обезопаситься, представляешь? После этого я ещё несколько часов помогал ему, ну, после ушёл к себе. Но, думаю, сам виноват, раз согласился на подобное. А ты что скажешь, Унай? Парень откровенно веселился, но старался не показывать этого. Потерев подбородок и многозначительно хмыкнув, он, наконец, произнёс: — Думаю ваша история любви будет насыщенной и весёлой. — Ой, да ну тебя! — покачав головой, бета едва тронул плечо юноши, улыбаясь. — Я-то всё выдержу — себя знаю. Только вот будет ли эта история со счастливым концом? Ладно, неважно. Расскажи лучше, как у тебя дела с герцогом? Ты ему что-то наговорил в тот раз, верно? После этого вы не разговаривали? — Качание головой. — Я удивлён, что тебя не бросили в темницу и не прописали парочку ударов плёткой. Видимо, любит он тебя. Других он всегда наказывал. Унай молчал. Он уже давно думал прийти и извиниться перед Керсом, но не мог себя пересилить. Юноша постоянно вспоминал ту расправу над людоедами и свою маленькую деревушку. Парню понадобилось время, чтобы осознать, что же произошло. Это был переворот чистой воды, по сути несущий в себе только хорошее, ведь Унаю не нужно теперь насильно жить с неумным Боэтом и питаться одним зёрнышком в день, при этом с утра до ночи непрерывно работая. Юноша не мог представить ту жизнь теперь. От мысли, что его нынешнее всего лишь сон, становилось жутко, а значит, настоящее намного лучше прошлого, и Керса нужно было за это благодарить. Но почему же так больно? Возможно, дело в людях, которых всегда было безумно жалко. Эти заблудшие души, которым никто не объяснил, как нужно себя вести, не дал денег обжиться на первое время, не поддержал в переломный момент жизни. Как можно было просто взять и избавиться от них всех? Возможно, среди этой толпы были те, кто уже почти искупил свои грехи или мечтал это сделать, те, кто просто кормил свою семью, не имея представления, как иначе им помочь. Было жалко и Керса. Он не был виновен, что таким стал и вынужден быть по сей день. Унай его жалел и за это злился на самого себя. В последнее время герцог редко появлялся на глаза профессору или юноше. Он частенько сидел у себя, ссылаясь на важные дела, пропускал трапезы и ездил до ночи в патрулях. Когда Унай захотел с ним поговорить, тот отмахнулся и сказал, что зла не держит, совершенно забыв про наказание. Казалось бы, не напомни ему об этой истории, и он ни за что бы не вспомнил. Сам мужчина стал скрытен и молчалив. Раньше он подолгу пропадал в библиотеке, беседовал со всеми, размышлял о смысле бытия, а теперь замкнулся. Иногда брал книги, но уходил к себе в покои, закрываясь на все возможные замки. И Унай впервые понял, что беспокоится. Волнуется о здоровье герцога и любовника по совместительству. Он вспомнил, что тот после их ссоры срочно уезжал проверять границы, а после них приехал, и всё это началось. Конечно, ручаться за эту информацию Унай не мог, но что-то ему подсказывало, что всё так и случилось. Не зная, к кому обратиться, юноша направился к профессору. Тот, сидя у себя с какой-то работой собственного сочинения, с кем-то негромко беседовал, и когда Унай постучался, спрашивая разрешения, мило произнёс: — Проходи, мой мальчик. Парень вошёл и тут же столкнулся со взглядом камергера. Аттиас сидел напротив Бреннана в удобном кресле и, забросив ногу на ногу, покачивал последней. Вся его поза выражала крайнюю степень расслабленности. Даже приход Уная этому не помешал. — Ну, садись-садись, — Фрезит завозился, освобождая рядом с собой место для ученика, убирая различные книги. — Мы как раз говорили о юных дарованиях науки. Ты очень кстати. «Сколько в его голосе благоговения», — подумал Унай, присаживаясь рядом с профессором и переводя взгляд на камергера. — Не хочешь поехать со мной в Эонвин и поступить в университет, как только откроют дороги? Я лично буду рекомендовать тебя всем преподавателям. Профессор сделал очень щедрое предложение. От такого отказаться было бы большой глупостью, с тем условием, что рекомендовать в университет его будут, как способного ученика, несмотря на свою половую принадлежность и уродство в виде маски. Унай знал, что обучаться дают право только бетам и альфам. Омегам в подобных заведениях уж точно делать нечего, а значит, нужно будет применить все свои знания и умения и, если не получится, убедить профессоров, переодеться бетой, ведь запаха у Уная всё равно не было. Обучение в университете давало множество возможностей, о которых парень и не смел мечтать. Он уже даже знал, в какую отрасль мог углубиться. — Это большая честь, господин Фрезит. Если у меня будет такой шанс, я его не упущу. — Хорошая мысль, — неожиданно подал голос Аттиас, — и хорошие возможности. Вы очень удачливы, Унай. Профессор рассказал мне о ваших способностях — это даже не удача, а талант. «На «Вы», значит?» — юноша молча кивнул, а потом вежливо поблагодарил, принимая правила игры. — Надеюсь, вы сделаете правильный выбор. В столь юном возрасте нужно думать о дальнейшей жизни. Когда, если не сейчас, складывать собственную старость? Только от вас зависит, как вы её проведёте. Но что я вам объясняю? Вы и без меня это прекрасно знаете, ведь так? А вы… очень талантливый и умелый молодой человек с определенными навыками, столь дорого ценящимися в обществе благородных господ. — Благодарю. Мне, право, неловко слушать одни похвалы в свой адрес. Как я уже выразился ранее, я не откажусь от столь щедрого предложения профессора. Он сделал и продолжает делать для меня многое, поэтому я ему безмерно благодарен. Надеюсь, что когда-нибудь смогу с ним расплатиться, а с вами… я хотел поговорить наедине, если вы, профессор, позволите мне такую наглость. Бреннан, казалось, совершенно не оскорбился. Он только дал добро и вернулся к своим чтивам, позволяя Унаю выйти в сопровождении камергера, которого просьба поразила. Смену настроения парень заметил по его блеснувшим глазам. Он явно не ожидал такого поворота событий, но пошёл, возможно, ведомый интересом. — Слушаю, — безэмоционально бросил Аттиас, убрав руки за спину, стоило им только притаиться в тёмном уголке. — Я хотел с вами поговорить про Его Светлость, — не успел Уная до конца озвучить свою мысль, как в глазах камергера блеснуло злорадство, а его губы дрогнули от сдерживаемой усмешки. Такая реакция знатно охладила пыл парня, но не погасила. — Я не могу быть уверенным, что с ним в последнее время всё в порядке. Может, вы что-то за замечали? — Мне кажется, всё предельно хорошо, — покачал головой Аттиас, легонько улыбаясь. Он выглядел таким счастливым, что Унаю стало не по себе. В голове закралась единственная мысль — «почему ему так весело». — Вы, наверное, что-то путаете. Парень невольно сжал кулаки, закусив нижнюю губу. Нужно было вывести бету на чистую воду, но совершенно непонятен принцип дальнейших действий. Усугубляло положение их давняя неприязнь. Сам Унай ничего не чувствовал по отношению к камергеру, зато тот явно не радовался в замке присутствию чужака в маске. — Нет, не путаю, — парень решил упрямо преследовать цель, даже если разговор скатится до скандала. — Его Светлость вернулся после патруля у северного побережья и изменился. Мне кажется, он что-то там увидел или… — Или кого-то, — закончил мысль Аттиас и, после секундного молчания Уная, не смог скрыть улыбки. — Да-а-а, я знаю этот взгляд, малыш. Такой же был когда-то и у меня. Теперь ты понимаешь? Или действительно думал, что Керс будет вечно тебе верен? Он подобен грязной и ветреной шлюхе, меняющей партнёров, как перчатки; маленькому и избалованому ребёнку, кому родители постоянно покупают игрушки. Появилась новая, а прежняя оказалась старой. Так обычно всё и бывает, мой мальчик. Никакой ты не талантливый, а просто везучий, но даже тебе не удалось приструнить его! Аттиас срывался, и Унай боялся, что тот мог вот-вот его ударить, отчего делал неуверенные и маленькие шажки назад, увеличивая расстояние. Когда камергер закончил, то очень тяжело дышал и смотрел с нескрываемой ненавистью. Спустя пару секунд он понял, что наговорил лишнего и тут же взял себя в руки, вновь равнодушно взирая на собеседника. — Поезжай-ка вместе с профессором подальше отсюда, пока Керс озабочен делами нового подопечного. Это так, дружеский совет… — Что за подопечный? — проигнорировав всё остальное, спросил Унай, чувствуя зарождающуюся тревогу. Аттиас наградил его таким презрительным и злым взглядом, из-за чего парень невольно поежился. Приблизившись к юноше, бета негромко, но отчётливо произнёс: — Не твоё собачье дело, мальчик. Будь добр, не лезь, если ещё хочешь поехать и посмотреть другие земли, а то здесь люди голодают, совсем забывают про мораль, стоит только перед их носами потрусить куском свежего мяса. Намёк был прозрачен и ясен, и Унай молча уступил дорогу Аттиасу, когда тот пожелал вернулся к профессору, но сам юноша, получив информацию, не собирался идти к Фрезиту. Появилось только одно желание — отправиться к герцогу и попросить у того объяснений. Конечно, рассчитывать на то, что ему хоть что-то скажут, было бессмысленно, но не безвариантно. В принципе, всё пока шло так, как и рассчитывал Унай. По заверениям охраны Керс был в своих покоях, и парень, поблагодарив тех, постучался. Мужчина разрешил войти не сразу, возможно, чем-то занимаясь, и когда Унай зашёл, понял, что тот просто стоял у окна, смотря куда-то на улицу. В комнате царил беспорядок, и это было ещё мягко сказано: разбросанная мебель, будто её швырял из угла в угол какой-то зверь, порваная одежда, вырванные листы из книг и нетронутые подносы с едой. Определённо, с герцогом было не всё в порядке, и это пугало юношу. Он, не решаясь вновь отвлечь господина, смотрел ему в спину, ожидая чего угодно, даже внезапно летящего в его сторону ножа. Но Керс, на удивление, повёл себя обыкновенно: — Здравствуй, Унай. Что-то я совсем позабыл о тебе — непорядок. Всё хорошо? — Да, Ваша Светлость, обо мне не беспокойтесь. Меня, откровенно говоря, заботило ваше состояние. Как вы себя чувствуете? Если я могу чем-то помочь, только скажите. И тишина. Унай к ней привык при разговоре с герцогом. Порой мужчина мог крепко задуматься над каким-то вопросом и не отвечать продолжительное время. Сейчас же, когда парень ставил под сомнение здоровье своего господина, он был готов дожидаться ответа хоть несколько часов. — Ты хороший человек, Унай, — внезапно произнёс Керс, не оборачиваясь. — Кому-либо другому я бы ответил, что абсолютно здоров и зол, но тебе не могу врать. У меня проблемы, которые никак не могут разрешиться. Мне не по себе от мысли, что я не могу ничего сделать. Беспомощность — штука неприятная. Я не знаю, что делать, и прошу твоего совета. Подскажи мне, как поступить. Унай с готовностью шагнул вперёд и в ту же секунду наткнулся на просящий взгляд герцога, в котором было столько боли и отчаяния, что парень невольно отшатнулся. Он ещё никогда не видел мужчину в таком состоянии. Юноше понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к его тёмным мешкам под глазами Керса и бледному лицу. — Я помогу вам всем, чем смогу, не переживайте. Герцог задумчиво смотрел на Уная, а потом в его глазах будто мелькнуло что-то, и выражение лица мужчины поменялось. Появилась какая-то надежда, смешанная с неверием и восторженностью. Он легонько улыбнулся и положил ладони на плечи юноши. — И поможешь. Я знаю, поможешь. Ты же неплохо ладишь с заключенными, верно? Я знаю, что ладишь, — не давая тому ответить, продолжил Керс. — Тебя вообще люди слушаются. Сейчас мне нужна эта твоя способность. Нужно наладить контакт с одним интересным молодым человеком. Ладони на плечах Уная легонько сжались, и парень перевёл взгляд на одну из рук герцога. На правом запястье у мужчины красовалась свежая рана, оставленная… зубами? Юноша перевёл ошарашенный взгляд на Керса, а тот отмахнулся: — Не обращай внимание — это всё моя поспешность виновата. Не надо было к нему лезть во второй день после знакомства. Идём, я тебе объясню всё по дороге. Керс, накинув себе на плечи камзол, приобнял Уная и повёл по длинным коридорам, в сердце Дар-Дароота. Они шли довольно долго, и герцог по пути давал указания встречавшимся слугам. На просьбы парня хоть что-то объяснить, мужчина говорил, что расскажет всё на месте, и Унай только поспевал за его широким шагом. Когда они достигли арки, ведущей в тюрьму, в которую проводили капитана Молона, юноша немного замедлился, но тут же поспешил за уже скрывшимся Керсом. Спускаться пришлось долго, благо многочисленные факелы освещали скользкие каменные ступени, на которых Унай всё боялся поскользнуться и упасть. Парень кожей чувствовал ледяное дыхание, идущее из самых глубин подземелья. Здесь было намного холоднее, чем наверху, поэтому Унай, боясь заболеть, хотя ещё ни разу не болел, плотнее кутался в свой плащ. Стоило им спуститься, как юноша не смог сдержать восторженного вздоха. Перед ним открылась целая пещера, оснащённая по всем правилам архитектуры минувших столетий. Огромные каменные столбы, казалось, держали на себе весь потолок, и стоило Унаю на них засмотреться, как от герцога последовало объяснение: — Это поддержка и охрана тюрьмы. Если кто-то попытается отсюда сбежать, их можно здесь замуровать, обвалив выход, и выбраться уже никто не сможет. Далее следовали несколько помещений с камерами. Всего заключённых было от силы трое, включая того, к кому вели сейчас Уная. Здесь было довольно чисто и тихо, отчего можно было слышать собственное эхо. — Если хочешь пообщаться с заключённым «ты-на-ты», закрывай у поста дверь, и звук не проникнет в другие помещения, но тебе это я делать запрещаю, по крайней мере, когда я рядом, — вновь пояснил герцог, замедляя шаг на третьем помещении. — Он там, в четвертой зале слева. — Кто «он»? — не выдержал Унай, когда ему под руку один из слуг сунул корзину со снедью. Приглядевшись, юноша заметил на дне кусочки копчёной сельди, белый хлеб и кувшин с водой. Рядышком лежали какие-то платочки и мази, обычно применяющиеся при физических травмах. Он перевёл взгляд на Керса и тот, воодушевленно улыбнувшись, наконец, пояснил: — Его Императорское Высочество Цирос Флориан Август Тиннертен, первый наследный принц Ленбенса и четвёртый наследный принц Эонвина, сын Жадана Альбина Августа Тиннертена, действующего императора Ленбенса, князь северо-западных островов Даугур и Роз’орт и восточных земель с Брист-Оку до Даст-аб-Анашид. Последние владения были ему подарком на двенадцатилетие от его бабушки — истинной сайогримки, а острова — приданным от папы-омеги, если забыть, что принц будущий правитель Ленбенса. Да, я изучил его вдоль и поперек. Не думал, что когда-нибудь так углублюсь в историю. От всей этой информации у Уная, казалось, глаза на лоб полезли. Парень даже не мог подобрать слов, чтобы описать сложившуюся ситуацию. Здесь, в Дар-Дарооте, в её подземельях, была заключена столь важная фигура, как будущий император совершенно другой страны. Эта информация была военной тайной и самым настоящим золотом. Узнай о ней кто-то из других правителей и безапелляционно потребует принца к себе. Возможно, его уже хватились с поисками, а Керс, явно не понимая столь серьезной ситуации, кажется, совершенно не беспокоился, а, наоборот, радовался жизнью. И парень впервые не знал, когда бить тревогу. По-хорошему уже прямо сейчас стоило Его Высочество кому-то передать, а не устраивать весь этот цирк. По мысленным подсчётам Уная, принца держали здесь уже чуть больше недели. — Ваша Светлость, — неуверенно начал парень, обдумывая каждое слово, — вам не кажется, что это не лучшая идея? Я имею ввиду держать Его Императорское Высочество здесь. Его начнут искать, а когда поймут, что он в Дар-Дарооте, попробуют вызволить. Не проще ли передать его в руки короля, пока не поздно? Унай неожиданно наткнулся на злой и полный негодования взгляд герцога, к в этот момент действительно выглядевший, как избалованный ребенок, которому отказывали в покупке игрушек и сладостей. — Я позвал тебя не для этих лишних и расточительных бесед. Обо всём я сам позабочусь, а ты постарайся сделать вот, что… Он ни с кем не хочет идти на контакт, совершенно не ест, хотя прошло почти четыре дня с того момента, как он что-то съел, и только злобно смотрит, как дикий зверёк. Может даже укусить… — Керс, будто по команде, погладил правое запястье. — Если попытается броситься, прутья тебя защитят, но ты всё равно к нему слишком близко не подходи и не наклоняйся. Не удивлюсь, если эта кошечка попробует перегрызть тебе горло в попытке выбраться. Если что, я буду здесь, у поста, за всем наблюдать. Позови меня или охрану, если посчитаешь нужным, а так он полностью в твоём распоряжении. Попытайся его успокоить, покормить и убедить, что в Дар-Дарооте ему ничего не угрожает. Унай, коротко кивнув, покрепче ухватился за корзину и двинулся внутрь залы, медленно, будто нехотя приближаясь к одной из камер. Как и говорил Керс, заключённый располагался слева. Он лежал на хлипкой кровати, отвернувшись от прутьев и совершенно не двигался. В сумерках подземелья его было тяжело рассмотреть, и Унай подошёл ближе, почти уперевшись лбом в решётку, чтобы тут же разучиться дышать. На старой и пыльной постели, видавшей лучшие времена, лежал ОН — венец творения природы, самое прекрасное, что когда-либо видел Унай. Молодой человек, не намного старше самого парня, вытянулся почти во всю длину своего небольшого и чуть худощавого тела, будто специально давая возможность себя рассмотреть с такого ракурса. Невысокий, но и не низкий юноша с длинными ногами и шеей. Его изящные и тонкие руки покоились рядом с вытянутым, как натянутая струна, телом, сверкая острыми локоточками. Белая, точнее, неестественно белоснежная и матовая кожа поглащала свет факелов, как тьма, не давая ни единого отблеска. Но вишенкой на торте были его рыжие, шелковистые и длинные волосы, волнами лежащие на подушке и свисающие почти до самого пола, явно доходя своему хозяину до пояса. В них хотелось запустить руку, подолгу перебирая каждую прядку, несмотря на их ныне потрёпанный и далеко несвежий вид. Унай уверен, что если их помыть и расчесать, они будут блестеть и переливаться ярче солнца. Теперь парень всё больше понимал Керса в его желаниях. Если все они и были игрушками герцога, то эта была самой дорогой, самой желанной, самой мастерски сделанной и самой прекрасной игрушкой из всех. Таким чудом хотелось обладать. От мысли, что до него можно дотронуться, Унай ощутил прилив крови в чреслах — подобного поворота он явно не ожидал. Осторожно поставив корзину у клетки, юноша, немного погодя, произнёс, собравшись, стараясь говорить без запинок: — Ваше Высочество, извините за беспокойство, но не могли бы вы встать и отобедать? Принц даже не пошевелился. Унай подождал немного, глядя на рыжий затылок гостя, и повторил, но уже чуть громче: — Ваше Высочество, извините! Вы себя хорошо чувствуете? Вновь тишина, но теперь Унай прислушался к молодому человеку, понимая, что тот не сопит, а значит, не спит. Тут уже развивалось два варианта: либо он просто не хотел отзываться, либо у него проблемы. Насчёт последнего Унай был не уверен, но лично не мог проверить, а позвать кого-то — означало отлучиться от принца на неопределенное время. А вдруг парня больше к нему не пустят, и он даже не увидит лица этого ангела? Помедлив с вызовом помощи, Унай присел у самой решётки, облокотившись об неё плечом, но при этом не сводя с фигуры гостя взгляда. — Возможно, вы просто не хотите беседовать с кем-либо. Я понимаю, ведь вы испуганы и огорчены. На вашем месте я бы вообще в угол забился и ни с кем не разговаривал. Вы молодец — держитесь, но это сейчас не нужно. Вам бы поесть и выяснить, куда вы попали, договориться с нашим господином, поторговаться, — эти слова были сказаны тихо, почти шёпотом, — а не это всё. Молчание было ему ответом, и Унай, ещё немного посидев, выложил из корзины всю снедь и тряпки с мазями, переложив всё это через решётку, и с тяжёлым вздохом встал. — Я ещё приду к вам, Ваше Высочество, не беспокойтесь и отдыхайте. Всего доброго. С этими словами Унай с пустой корзиной направился к посту, туда, где его ждал Керс с солдатами. Стоило ему только показаться перед ними, как герцог схватил его за плечи и, лихорадочно глядя на маску, затараторил: — Ну как? Вы поговорили? Он поел? Всё нормально прошло? Что-то спрашивал? Обо мне говорили? — Ваша Светлость, тише, — устало махнул рукой Унай. — Я даже не умудрился его к себе повернуть. Он лежит и молчит. Никак не реагирует на присутствие посторонних и их слова. — Вот как? — зло уточнил Керс, сощурившись. — Я сейчас пойду и покажу ему, с кем он имеет дело, — в тот же миг запоёт! — Нет! Ни в коем случае! Возможно, он этого только и добивается — вывести вас или нас на эмоции. С ним нужно осторожно, постепенно. Он начнёт отвечать, но не сразу. Ах, да, принц здесь уже как неделю, но ведь что-то он ел, когда ему приносили, верно? Значит, не только лежит и молчит. Я уверен — придёт наше время, а сейчас лучше потерпеть. Керс ещё возражал, пытаясь ринуться к Циросу, но быстро сдался под уговорами Уная. Мальчишка говорил умные вещи, и его следовало послушать, хотя мужчина ждал от парня большего, когда отправлял к принцу. Верно, последний выжидает момента, когда можно напасть, когда сам Керс не выдержит и вновь явится к нему. Да, во второй день он зашёл к Циросу и чуть было не лишился руки, как ему показалось, желая погладить того по бледной и гладкой щеке, но Его Императорское Высочество, придерживаясь явно другого мнения, настолько крепко вцепился в герцога, что у того запястье всю неделю ныло и кровоточило. Тогда-то Керс и встретился с ним взглядом — таким жестоким и яростным. Создавалось впечатление, будто принц уже оттяпал у герцога руку, готовясь вцепиться во что-то ещё. Такой пыл возбуждал и бесил одновременно. Мужчина не знал, чего ему больше хотелось: до крови ударить парня или повалить спиной на каменный пол и трахать без остановок. Прежде чем они все вышли из темницы, Керс всё же подошёл к клетке Цироса. Последний никак не реагировал, как, впрочем, и всегда, но сейчас герцогу не его шевеления нужны были. — Я заставлю Твою Императорскую задницу подмахивать мне — хочешь ты того или нет, понял? Принц не ответил, и Керс, громко хмыкнув, развернулся и направился к выходу, не видя, как тот с силой сжал длинными пальцами край подушки, представляя, что это шея ненавистного герцога, которому рано или поздно придёт конец.