Маскарад

Хочешь всё знать — бегай, не засиживаясь, — именно это для себя уяснил Унай, проживая там, где практически каждую минуту что-то, да происходило. Дар-Дароот напоминал в последнее время большой улей, в котором у каждой пчёлки были свои проблемы и обязанности. К их числу парень себя уже перестал не причислять, хотя с ним приключений давненько не было. К добру это или к худу — каждый решает сам. Очередное утро в замке, и уже на нижних этажах слышен шум и гам, да ещё такого размаха, что даже Унай со своей дальней комнатки услышал. Поспешив одеться, он, взглянув на свои растрёпанные волосы, поспешил выйти, на ходу пытаясь их пригладить. Мимо него проносились служки, перешептываясь между собой. «Да что у них там происходит?» — терзался Унай, ускорив шаг. Спустившись к нижним этажам, туда, где находились конюшни и отхожие места, парень заметил толпу слуг и солдат, а в самом центре — камергера и капитана. Аттиас, скрестив руки на груди, равнодушно и немного раздражительно смотрел на капитана, и Унай вспомнил, что его звали Налимом. Он был молодым бетой с приятными чертами лица и крепким, хоть и не столь крупным, телом. По сравнению со своими солдатами, в число которых в основном входили альфы, капитан выглядел мальчишкой. Да и что тут говорить, если он был младше камергера лет на пять-семь? Унай, кладя ладони на плечи слуг и солдат, осторожно протискивался через них вперёд, краем глаза замечая, что вместе с ним с другой стороны движется ещё одна фигура. Когда парень почти достиг эпицентра всеобщего внимания, в середину вышел Кай. Он не стал встрявать, встав за спиной камергера, ведь тот, собственно, и был его начальником, которого дворецкий безукоризненно слушал. Унай знал, что у Кая хорошие отношения с Аттиасом, они даже считались добрыми приятелями. Когда парень спросил у дворецкого, как они смогли подружиться, тот ответил, что бета с равнодушными глазами не такой плохой человек, каким хочет казаться, что он даже как-то спас Кая, когда на того чуть было не упали балки на кухне. После этого они частенько беседовали и даже проводили некоторое время вместе. — Я повторяю ещё раз — мы не подчиняемся ни тебе, ни твоим шавкам. Наш властелин — Его Светлость Керс Алкин Кривий! — говорил Налим, и соладтня под его началом одобрительно загомонила. — Пусть он придёт и приказывает нам. — Избавь меня от своего праведного гнева, мальчишка. Я не желаю более слушать тебя. — Я прямо сейчас пойду и доложу обо всём Его Светлости. — Иди, — зрачки камергера опасно сузились. — Иди-иди и попробуй дойти. — Заметив, как рука капитана тронула рукоятку меча, бета ощерился. — Ну давай, щенок, попытай удачу — бросься в самое пекло. Оскорбившись, Налим вынул меч и устремил его остриё прямо в сторону сердца ухмыляющегося Аттиаса, что поднял руки, полностью открываясь для соперника. Тогда из-за спины вынырнул Кай, загораживая собой камергера. — Что здесь происходит?! Немедленно прекрати, пока я не позвал Его Светлость! — Я этого и добиваюсь, — не подчинившись, говорил Налим, зло глядя на Аттиаса. Унай не слушал дальнейших разбирательств, ведь те всё равно ничего не решат, а наоборот, сподвигнут на настоящий бой между слугами и солдатами, которые были явно на разных сторонах баррикад. Парень, не став томить, чуть вышел вперёд, зная, что одним только своим появлением привлекает всеобщее внимание. Спор тут же прекратился, и Унай, поймав тишину, сказал: — Опустите свой меч, капитан, силой здесь ничего не решить. Если хотите действительно чего-то добиться, идите лично к герцогу Кривию, но прежде несколько раз подумайте и вспомните, чьими устами говорит Его Светлость, когда хочет донести до вас свои приказы. Проверьте слова господина Пленея, но более не смейте поднимать шум и тревожить воинов и прислугу — у них и без того дел достаточно, верно, господин главный дворецкий? Кай кивнул и перевёл взгляд на смутившегося капитана, который, чуть помедлив, всё же убрал меч и, не говоря ни слова, широким шагом направился к лестнице, не обращая внимание на расступавшуюся перед ним толпу. Служки и солдатня пороптали на столь скорое и неинтересное разрешение конфликта и принялись расходиться. Когда на этаже остались только камергер, дворецкий и Унай, Кай принялся осматривать Аттиаса, смахивая с плеч того невидимую пыль. — Ей-богу, что у вас произошло? Он тебя не тронул, пока нас не было? Ты весь какой-то потрёпанный. Если этот мальчишка посмел хоть мизинцем коснуться тебя, я разнесу им всю казарму! — Прекрати, — осадил того Аттиас, пряча за спиной руки. Унай в последний момент заметил, что те дрожали то ли от страха, то ли от волнения. — Лучше иди и последи за служками на кухне. Если они вновь что-то попытаются своровать, руби им руки тесаком, не думая. А ты… — взгляд вперился в юношу в маске, — иди подтирать зад Его Императорскому Высочеству. — Не похоже на слова благодарности, но хорошо. — Я не собирался тебя благодарить за то, что и сам говорил этому идиоту. Кто же знал, что такого, как ты, он слушает больше, нежели такого, как… — Капитан Молон согласился бы с вами, в отличии от капитана Налима, я понял, — перебив, проговорил Унай, не желая слушать новую порцию оскорблений. — И, если вы не против, мне придётся удалиться. Его Светлость поручил проведать Его Высочество. — Да, лучше иди скорее, — поторопил Кай, встревоженно глядя то на парня, то на мужчину. Унай, кивнув, поспешил скрыться в потайных ходах крепости, двигаясь в сторону отдельной тюрьмы. Его походы к ней стали настолько обыденными, что стража уже молча пропускала юношу к принцу, позволяя тому находиться с тем неограниченное количество времени. Иногда парень встречал у клетки или неподалеку от неё Керса. Герцог, не оставляя попыток пообщаться с Циросом и получить от него хоть какую-то реакцию, злился, кричал и угрожал, но послушно не трогал, как ему и советовал Унай. Что-что, а Его Светлость верил словам своего подопечного в маске, зная, что, если ослушается, обязательно натворит неприятностей из-за собственной несдержанности. А Его Высочество умел капать на нервы… Каждый день на протяжении недели Унай спускался к принцу, принося еду, воду, одежду и лекарства, пытался разговорить и договориться, но «рыжая бестия» — одно из прозвищ от герцога — молчал, даже не удостаивая негласного собеседника взглядом. Так и получилось, что парень ни разу не видел лица Цироса. Керсу в этом плане повезло больше: он успел его хорошенько разглядеть ещё во время захвата, привезти, облапав, даже перекинуться незначительными колкими фразами. Герцог утверждал, что принц бешен и дик в своём гневе и обычном неудовольствии, но Унай не спешил тому верить. На месте Его Высочества каждый будет недоволен своим положением пленника, тем более подземелья темницы были холодными, хоть и не мокрыми, и у него было основание злиться. Унай сидел по полчаса каждого дня у принца и говорил, рассказывая тому о холоде, звёздах и разных растениях. Однажды в непонятном порыве он сравнил Цироса с цветком лилейника, за что, как показалось парню, был награждён еле слышным хмыканьем. Парень не знал, о чём мог бы поговорить с членом императорской семьи, особенно когда было так важно чего лишнего не взболтнуть и не подставить герцога, но позже, поняв, что отвечать и задавать вопросы ему не будут, осмелел и решил рассказать о том, чему был обучен. Унай догадывался, что принц и сам знает всё это, но безумно надеялся, что тот ответит, попытается исправить или дополнить рассказ. В том, что Его Высочество слушает, не стоило сомневаться — это было видно невооружённым глазом. Цирос напряжённо лежал на постели в одной позе — вытянутые и чуть подогнутые ноги и подложенные под подушку руки. Он не спал, когда рядом кто-то был, и этот раз не был исключением. Унай, спустившись в темницу, неторопливо прошёл до четвертой залы, по пути здороваясь со всеми охранниками, даже с теми, кто ему никогда не отвечал, и, наконец, достиг последнего поста, у которого дежурили трое довольно неприятных личностей. Парень не любил судить людей по внешности, но не мог не отметить, что у троицы схожи были как, образы, так и их гаденькие характеры. — Добрый день, — вежливо поздоровался Унай, глядя на стражу, что ранее о чём-то увлеченно трепалась, а теперь затихла. — Как я понимаю, Его Высочеству уже принесли все необходимое? — Ага. — Бросил здоровый и жирный, как боров, охранник, ограничившись только этим ответом. Но Унаю и этого было достаточно, благодаря чему он прошёл в сторону клетки, в которой ютился принц. Ничего не поменялось с их последней встречи, в ходе которой Цирос точно так же лежал спиной к собеседнику и молчал. Унай, как обычно, присел рядом с клеткой и заговорил первым: — Здравствуйте, Ваше Высочество. Как вы себя сегодня чувствуете? Не мёрзнете? — обеспокоенно оглядев множество одеял и накидок, вопросил тот. — Если что, только скажите. Нам не хотелось бы, чтобы вы заболели. Вновь молчание, и Унай устроился поудобнее, облокачиваясь на решётку, совершенно не беспокоясь, что принц может подскочить и ухватить его. — О чём вам сегодня рассказать? Хотите немного народных историй севера? Слышали легенду о проклятии Нагдалина, точнее, конкретно об этих землях. Так вот… Унай рассказывал довольно долго, как ему показалось, начиная с ссоры божеств между собой и заканчивая жизнью одного из королей, чей замок по легендам ушёл под землю. Парень не особо верил в эту историю, но ему нравилось слушать нечто подобное. Сразу появлялись какие-то надежды и предположения. Хотелось найти запрятанные тайники, разгадать великие тайны, над которыми бились целые народы, и быть в чём-то первооткрывателем. Когда же рассказ был закончен, парень, взглянув на спину принца, покачал головой, но совершенно не разочаровался. Он в последнее время и не надеялся на какую-либо ответную реакцию — Его Высочество был крепким орешком. Юноша оглядел поднос, стоящий у клетки, на котором лежали два куска хлеба, каша и молоко. Ни к чему принц, как и ожидалось, не прикоснулся. Цирос вообще ел очень мало, много слушал, а ещё наблюдал. Да, Унай знал, что когда прощался и разворачивался, медленно идя в сторону поста, его провожает чужой взгляд. Сперва был большой соблазн обернуться, но парень мысленно отговаривал себя от этой идеи. Его Высочество должен почувствовать себя в его компании спокойно и расслабленно, чтобы они, наконец, смогли нормально поговорить. — Хорошо. Не буду мешать вам дальше отдыхать, — Унай встал, собираясь уходить. — Всего вам… — Но не успел он договорить, как правый висок пронзила резкая боль. От неё захотелось застонать в голос, но парень лишь сжал зубы и медленно опустился на колени. Как же давно его не мучали эти боли и голоса, и вот опять всё повторялось. Хотелось расцарапать лицо и голову, добраться до мозга и хорошенько разворошить его, чтобы больше никогда не испытывать мучений. — Боже… — Только в такие моменты люди вспоминают бога и истово молятся, надеясь, что хотя бы он им поможет. Но боль ушла так же внезапно, как и появилась, оставляя после себя неприятный след, после которого будто нечто внутри головы ныло и тянуло некоторое время. Обычно что-то случалось после подобных приступов, но на этот раз ни голосов, ни происшествий не наблюдалось. Тяжело дыша, Унай, держась за голову, поднялся и глянул вглубь клетки, уже подсознательно понимая, что что-то изменилось. И перемена действительно была — принц смотрел прямо на него. Знаете, как оно бывает, когда смотришь впервые на совершенно незнакомого человека? Этот момент, длящийся всего-ничего, определяет всё: нравится тебе этот человек или нет. Так вот то же самое было и с Унаем. Он смотрел на лицо Цироса и понимал, что тот ему совершенно не нравится. Образ ангела, созданный юношей в голове, вмиг улетучился в небытие. Возможно, это случилось из-за собственных неведомых воображений и предположений, как на самом деле должен был выглядеть принц, но факт оставался фактом — принц ему не нравился. Нет, внешне он был привлекателен, такого человека уж точно не смешать с толпой — будет выделяться белым пятном. Здесь было, на что посмотреть: вытянутое лицо с широко открытым лбом, изогнутые тонкие брови, узкий, прямой и чуть длинноватый острый нос, широкая линия рта с будто вечно плотно сжатыми тонкими губами, резкие скулы и острый подбородок. Но самым выразительным элементом его внешности были тёмно-карие глаза, кажущиеся чёрными. Они, мягко говоря, создавали неповторимый контраст в дуэте с бледной кожей, на которой не наблюдалось ни следа веснушек или каких-либо иных пигментных пятен. Унай полностью разогнулся, не отрывая взгляда от принца, на лице которого губы были искривлены в недовольстве; прямой, внимательный и острый взгляд хищной птицы полон раздражения. Парень не знал, как себя повести, поэтому просто молча поклонился и немного отошёл назад, а когда вновь поднял голову, чтобы посмотреть на Цироса, выражение лица последнего поменялся на презрительно-печальный, и тишину озарил чужой и чуть хриплый голос от долгого молчания пленника: — Смеешь хитрить? За такое наказывают розгами. Несмотря на то, что его голос звучал ладно, в интонации прослушивались запинки. Его Высочество явно не знал, как правильно можно было обратиться к Унаю. Он, конечно, мог в любой момент назвать парня слугой или рабом, но не делал этого из каких-то собственных соображений. — Нет, Ваше Высочество, — вновь поклонился юноша. — Я бы не посмел вводить вас в заблуждение. У меня давно уже эти резкие боли в голове, и я, к сожалению, не могу с ними ничего поделать. Принц недоверчиво сощурил глаза, а потом, явно пересиливая что-то внутри себя, нехотя сказал: — Пей липовый чай с мятой два раза на дню или вдыхай с среднюю фалангу пальца растертый в порошок чёрный камень, если, конечно, в вашем северном бараке найдётся маг. — Извините, что? — немного заторможенно произнёс Унай. — Маг? И вы имеете ввиду того, кто действительно владеет магией? Но Цирос не собирался отвечать, лишь молча свесив колени с постели. Он еле отодвинул от себя все одеяла, которыми был до этого накрыт, и хотел уже было встать, но остановился, задумавшись. Переведя взгляд на Уная, принц произнёс: — Хочу пить. Парень было засуетился, по привычке желая отыскать у себя под рукой корзинку и отнести её Его Высочеству, но заметил, что возле клетки уже стоял кувшин с молоком и маленьким кубком. Тогда юноша замер и вновь поймал раздраженный и даже злой взгляд, полный нетерпения. Унай, возможно, и был наивным простаком, но уж точно не дураком. Почему-то только сейчас он увидел, как напряжён принц, как его чуть подогнутые в коленях ноги уже были направлены носками в сторону клетки. Руки же, крепко упирающиеся в постель, в любой момент были готовы резко оттолкнуться и подбросить своего хозяина вперёд. К таким уловкам Унай привык ещё с детства. Мальчишки из Северного края и то были изобретательнее, но Цироса в его положении парень понять мог. Быть может, кто-то действительно бы повёлся. Не попробуешь — не узнаешь. — Всё прямо у клетки — подойдите и налейте, — ровно произнёс Унай и вновь встретил волну негодования от принца, хотя уже через секунду тот, казалось, одобрительно кивнул головой, поднимаясь. Цирос ростом оказался немного выше Уная, хотя тому, по плану, должно быть около двадцати одного года в то время, как самому юноше в маске — около семнадцати или восемнадцати. Принцу можно было дать около пяти с половиной футов с его-то комплекцией… Чуть худощавый и миниатюрный, который, казалось, становился только меньше от своего заключения. Локти и коленные чашечки, туго обтянутые штанами, острые и по очертаниям резкие, как и все остальные конечности. Складывалось такое впечатление, будто его высекли из камня — до того тело казалось точёным. Но эта излишняя выразительность как притягивала, так и претила взгляду. Кому будет приятно в нынешнее время смотреть на худощавого юношу-омегу? Да, даже дураку понятно, к какому полу относился принц. От него пахло приятно — терпко и нежно*, будто Унай вкушал аромат неизведанного и прекрасного цветка. Его Высочество в это время медленно подошёл к решётке, не спуская с парня напротив внимательного взгляда и, осторожно присев, будто боясь испачкаться, взял кувшин, начиная наливать в маленький кубок молоко. То ли вид питья ему не понравился, то ли запах, но принц, покрутив кубок, недовольно отбросил его, пачкая пол залы белой жидкостью. Унай заметил, с какой яростью принц смотрел то на него, то на разлитое молоко**. — Как смеет твой герцог так дерзко насмехаться надо мной? — Цирос шипел, как потревоженная за хвост змея, не сводя с юноши злобного и пронзительного взгляда карих глаз. — Надо мной — будущим императором Ленбенса и земель Сайогрима! Если он считает, что эта клетка остановит меня, то большего глупца я в жизни не встречал! Пусть спустится сюда и сразится со мной, как настоящий альфа! Пусть докажет, что он не подлый трус! Унай молчал, не совсем понимая, чем вызван гнев у Его Высочества, принц же, ещё некоторое время побуравив парня взглядом, вернулся к постели и улёгся на неё, кутаясь в одеяла. «С такими темпами вообще в скелет превратится», — подумал Унай, взглянув на нетронутый хлеб. — Я передам Его Светлости ваши пожелания. Могу ли я для вас ещё что-то сделать? Поймав грубый, оценивающий взгляд принца, Унай смутился, невольно стараясь скрестить руки и будто прикрыться, но Цирос только пренебрежительно хмыкнул: — Оставь меня. Тогда парень молча поклонился и направился к выходу. Внутри него всё бушевало от мысли, что наконец-то был настроен контакт. Все его попытки заговорить с Его Высочеством оказались небесполезными. Со временем Цирос привыкнет к юноше — никуда не денется, но Унай теперь не знал, как разговаривать с принцем. Если раньше беседовал только он, зная, что его всё равно не перебьют и не исправят, то теперь очень сомневался, что Его Высочеству захочется беседовать о травах, в которых, видимо, и сам неплохо разбирался. «Он говорил о маге. Если это обращение значит то, о чём я думаю, можно было бы задать этому чародею парочку вопросов», — Унай битый час стоял в зале, где Керс беседовал сперва с прислугой, потом с дворянами, с солдатами… Казалось, конца и края этому не было. Парень, погрузившись в собственные мысли, не слушал всех этих бессмысленных для него разговоров, иногда вздрагивая, когда герцог бил кулаком по столу или поднимал голос. Унай ещё не успел рассказать Керсу о разговоре с Его Высочеством и его решительном настрое, поэтому думал, как было бы лучше преподнести эту информацию, ибо мужчина слишком резко воспринимал все недовольства принца на свой счёт. Цирос частенько отказывался от еды, злобно зыркал на герцога, а, главное, молчал. И все эти выходки играли только против него самого. Унай вновь погрузился в собственные думы, но поднял голову, когда в залу прошёл другой человек и заговорил голосом Кая. Встретившись взглядом с другом, парень низко кивнул ему головой и поймал скромную и быструю полуулыбку, не позволяя большего при герцоге. Керс, в свою очередь, не возбранял подобное, даже радовался, что у его подопечного есть, с кем пообщаться, пока он сам занят, но мог серьёзно зыркнуть, переводя весёлый настрой к делу. — Ваша Светлость, вот подробный отчёт из кухни. Закупка мяса и пшена… И опять начались монотонные разговоры. В первое время Унаю нравилось всё это слушать и прокручивать в голове, представляя, как он сам бы поступил в таких ситуациях, но после стольких дней и часов практически одного и того же, хотелось лезть на стенку. Если кому-то покажется, что управлять замком, слугами и землями — это весело, то Унаю есть, чем его огорчить. Лично он бы отказался от столь щедрого подарка, особенно на северных границах, где ничего не росло, кроме редких и колючих кустарников с мелкими ягодками и крошечной травкой, практически постоянно укрытой снегом. Надежда оставалась только на скот, но и он не спасал. -… да и столб на входе пора заменить, а то его уже всего обгрызли, — закончил свой отчёт Кай, скрестив руки у паха. Герцог лишь недовольно повёл бровью, не радуясь нынешним делам. — Мои люди голодают? — Да, особенно заключённые. — Ну, на их счёт не стоит беспокоиться, ибо как говорит Аттиас грешникам: «На всё воля божья», — Керс принялся разминать шею рукой. — Нужно было раньше о заключённых подумать… А то только хлеб на них переводим. Что же, — он встал и потянулся, — пришло время экономить. Кай, пригласи ко мне нашего камергера. Дворецкий низко поклонился и ускакал прочь, оставив в зале только герцога и его молчаливого фаворита, что, замерев на месте, что-то силился сказать. Керс в это время подошёл к серебряному кувшину с вином и, налив себе немного в кубок, без слов качнул его, предлагая парню, но тот лишь покачал головой и всё же решился: — Вы говорили про заключённых в общей темнице… Я хотел бы вас кое о чём попросить. — Как дела у Его Императорского Высочества? — внезапно спросил тот с явным намёком, и Унай не стал скрывать деталей: — Недоволен. Бросил кубок с молоком на пол и попросил поединка. — С молоком? — нахмурился мужчина, а потом зло фыркнул. — Следовало бы отлупить слуг за такое, хотя… Принц, видимо, не только мне напоминает капризного ребёнка. А поединок… Я не буду биться с омегой, особенно с таким, как он. — Керс вновь сел, и на его лице появилась улыбка. — Я не ошибся в тебе, Унай. Ты — моё маленькое чудо. Продолжай с ним беседовать, чтобы позже он смог поговорить со мной так же, как и с тобой. Так что ты хотел там насчёт заключённых? Юноша кратко рассказал, что в темнице сидит один из его хороших друзей, а именно Сило. Бывшего фаворита герцог быстро вспомнил и засомневался в правильности выпускать того на свободу, но быстро отклонил идею оставить омегу, видя, как у Уная от беспокойства подрагивают пальцы. Пришлось согласиться с мальчишкой и пообещать его другу волю хотя бы потому, что парень единстаенный, кто сможет помочь мужчине с принцем. Унай не успел обрадоваться, как в залу вошёл камергер. Он выглядел замотавшимся и неотдохнувшим, из-за чего под глазами красовались темные мешки. Парень не стал здороваться с Аттиасом, видя раздражение в глазах беты, и молча вышел, не желая более слушать о проблемах земель герцога. «Циросу нужно что-то поесть в ближайшее время. Может, лично проконтролировать сбор для его трапезы?» — задумчивый Унай резко остановился и, круто развернувшись, направился на кухню, надеясь там отыскать Кая или лично поговорить с поварами.