Маскарад

Спустя неделю сильного ветра Бренанн, наконец, смог выбраться из комнаты и подняться на одну из башен замка, откуда открывался прекрасный вид практически на все земли Кривия. Здесь, на прочной каменной кладке, профессор, не высовывая носа из-под меховой накидки с проплешинами, смог в полной мере оценить величие Дар-Дароота. В такой крепости можно было переждать не одну войну, и что-то подсказывало профессору, что строение будет стоять долго хотя бы потому, что славится не только во всём Нагдалине, но и в других землях. Даже странно, что Гадриан-Максимиан не позарился на это великолепие. Вероятно, ему просто нужен человек, который следил бы за замком, пока сам король правил в Ронике, столице Нагдалина. Подняв голову к небу, Фрезит тяжело вздохнул, ещё лелея надежду увидеть хоть одну звёздочку на тёмном небе. Старик пробыл в Дар-Дарооте почти три года и ни разу, даже во время самых тёплых, по мнению местных жителей, дней, не смог разглядеть ни одного небесного светила. Профессор предполагал, что сам уже давно слаб на зрение и просил юношей- и девушек-слуг смотреть на небо, но те даже не знали, что такое звёзды. «Яркие, маленькие такие, — пытался тогда объяснить Бреннан, но те лишь качали головами. — Ох, уходите и оставьте меня одного». Он всё чаще задавался вопросом, почему север Нагдалина такой. Точнее, как природа превратила его в подобное место. Если бог и существует, то он явно не любит эти земли. Да и сам Фрезит подумывал скорее отсюда уехать, хотя бы в тот же Ленбенс. Там хотя бы не так холодно, но стоило профессору заикнуться о поездке, как Керс слишком резко и громко опустил кубок с вином на стол, явно ставя точку в этом разговоре. Профессор знал, чем вызвана такая реакция, ведь об Унае тоже шла речь, вернее, о том, чтобы он поехал со стариком, но герцог был против, несмотря на то, что мужчина с юношей отдалились друг от друга. Стоило Бреннану узнать, что его ученик спит с Керсом, как он готов был высказать герцогу всё, что о нём думал, но Унай отговорил его от этой безрассудной идеи, за что он тому был очень благодарен. Фрезиту с тех пор было неприятно смотреть на мужчину, хотя этикет не позволял публично показывать своё недовольство. Злость всё копилась и копилась, а потом что-то резко поменялось, и герцог всё реже захаживал к ученику профессора, предпочитая уединение. «Может, отошёл?» — подумал тогда Бреннан, а после узнал, что Керсом был кто-то захвачен и доставлен в совершенно другую темницу, не ту, в которой когда-то сидел Унай. Сколько бы старик не бился над тем, чтобы это узнать правду, никто ему не раскрывал военной тайны. Даже Унай, который явно что-то знал, молчал. Подойдя к краю, профессор взглянул вниз и тут же почувствовал, как у него закружилась голова. Схватившись за неё обеими руками, он сделал один шаг назад и внезапно ощутил чьи-то руки, схватившие его за предплечья. Подпрыгнув от страха, он резко обернулся, чтобы взглядом наткнуться на белую маску ученика. — Господи помилуй, Унай! У меня чуть сердце не разорвалось от ужаса! — Извините, профессор, вы так близко стояли к краю, да ещё и так опасно пошатнулись, что я испугался. Простите меня. — Ничего… Сам виноват, — покачал головой Бреннан и приобнял ученика за плечи. — А ты здесь как оказался? Я думал, ты изучаешь какую-то старую книгу с легендами. Да и вижу, ты всерьёз этим занялся. Что-то ищешь? Фрезит в обнимку с парнем прошли вдоль башни, остановившись у другого края, чтобы можно было любоваться горами. — На самом деле, да, профессор. Вы когда-то сказали мне, что, чтобы решить проблему, нужно смотреть в её корень, поэтому я и пытаюсь найти объяснение некоторым суевериям людей. — Каким, например? — глухо спросил Бреннан, почувствовал, как внутри что-то навострило ушки. Возможно, это был он сам. — Скажем, гадание по руке. Как бы это не звучало, но люди верят в это. Верят, что могут определять судьбу по линиям на ладони. Пока могу лишь предположить, что они пытаются всеми силами успокоить себя или своих близких, потому что боятся будущего и того, что оно сулит. Даже если магия гадания существует, им не дано узнать правду, а те, кто знают… наверное, никогда не скажут. — Откуда такие выводы? — подняв брови, подозрительно спросил профессор. — Легенды и сказки народов. — Благодари того, в кого веришь, потому что можешь подобное изучать в нетронутом церковью севере, в то время, как на других континентах и землях подобное чтиво уничтожалось инквизицией, — хмуро заключил Фрезит и отвернулся. Кто, как не профессор, знал всё о маразме церкви своего времени? Он лично видел, как всю литературу сжигали на главной площади вместе с еретиками — теми, кто не угодил инквизиции. Было больно смотреть на мучения людей, а ещё больнее — наблюдать, как древние фолианты предаются огню, как каждая страничка, пропитанная пылью и мудростью, чернеет и превращается в обугленные хрупкие конструкции, рушимые лёгким ветерком. Все библиотеки Эонвина были досконально осмотрены на наличие «запретной» литературы, и университетскую библиотеку в Врасцветне не обошли стороной, вытащив из неё всё самое ценное. Ещё два года, и Бреннан ушёл на заслуженный отдых, не имея никаких сил смотреть на церковные книги. Фрезит взглянул на Уная. Последний стоял и смотрел куда-то в сторону леса. Мальчик уже достаточно вырос, чтобы самому решать, куда ему идти дальше. Не то, чтобы профессор считал его уже своим сыном, но привязанность была сильной. Хотелось хорошего будущего для необычного парнишки. Тем более сам юноша глуп не был, а, значит, уже не пропадёт. Ему пока всего-ничего, а уже столько всего крутится вокруг него. Бреннан невольно усмехнулся: — Либо осветит и погаснет, либо осветит и будет гореть вечно. Унай в беспокойствии и непонимании взглянул на учителя. — Прошу прощения, профессор, я что-то пропустил? — Ничего, мой мальчик, ничего, — похлопав того по плечу, улыбнулся шире Фрезит. — Люди — это огонь. Когда-нибудь и ты это поймёшь. Парень промолчал, и на башне воцарилась тишина, нарушаемая завыванием ветра где-то высоко над головами; сколько облаков он не гонял, а светлое небо так и не виднелось. Спустя некоторое время к профессору и Унаю поднялся слуга и доложил, что герцог их обоих ждёт на ужин. Фрезит удивился, взглянув на горизонт, отчего же так рано, но служка только повёл плечами. «Вынуждение рано есть, чтобы позже голодать», — недовольно бурчал Бреннан под скрытую улыбку ученика. Несмотря на голод, царивший на Севере, стол герцога не обеднел. Конечно, порой пришлось ограничиться двумя или тремя блюдами, но не меньше. На столе ни каши из ржи и ячменя, ни лепёшек из овса и пива не наблюдалось — Керс не экономил на себе и гостях, а, наоборот, даже баловал. «Мне было бы достаточно и свинины с вином, но у меня есть вы», — смеясь, говорил мужчина. Он, казалось, действительно был рад гостям и ни разу не показал своего неудовольствия компании профессора, наоборот, постоянно терзая того вопросами о смысле бытия. Этот раз был тем самым исключением, когда на столе стояло буквально всё: и мясо разномастных сортов со всевозможными соусами, и несколько бутылок любимого герцогом вина, и пироги с разными начинками, и чаши с рагу и кашами. Даже овощи и фрукты нашлись. Удивительный запах вкусностей Унай учуял с профессором ещё в коридоре. Бреннану такой расклад мигом поднял настроение, и он уже позабыл о больной спине, чуть бы ладошки не потирая в предвкушении. Юноша тоже взбодрился и когда наравне с учителем вошёл в залу, немного опешил. За столом сидел не только герцог. Последний восседал на своём законном месте, но по правую и левую руки от него посередине сидели ещё четверо. Поначалу Унай их не узнавал, а потом память услужливо помогла, и парень различил в двоих справа вечно всего боящегося бургомистра и собранного казначея, а потом и слева — эти двое были при отчете о провизии. «Впервые такое», — никогда ранее не наблюдая подобного, подумал юноша и даже остановился вместе с профессором, ожидая, когда им покажут их места. Бреннана, к его удивлению, не посадили напротив Керса, как это обычно бывало, потому, что это место уже было занято. Унай только мгновение спустя, когда мальчишка-подавальщик под властной рукой герцога усадил его, узнал пленника. Рыжие грязные волосы были не очень осторожно убраны назад, а неопрятная дорогая одежда из чёрной от грязи рубашки и нелегкого плаща сверху были педантично подобрана так, чтобы ничего не мешало трапезе. Лицо и ладони принца при этом оставались чистыми. В одной руке он крепко держал столовый нож с гравировкой дома Кривиев, а в другой — край собственной тарелки. Суровый взгляд полководца, решившего умертвить всех пленников, был направлен в центр стола, туда, где стояло блюдо с целым поросёнком. Унай был уверен, что он смотрит на еду не с конкретной целью отужинать, а с целью создать видимость занятости и безразличия. Бреннан сперва не узнал принца, а потом, когда пригляделся к острым чертам и убийственному взгляду, охнул, схватившись за сердце. Герцог, смеясь, похлопал того по плечу. — Ну что вы, профессор! Не пугайтесь так! Лучше поприветствуйте нашего гостя. Мы ведь хотим, чтобы Его Высочеству у нас понравилось. Фрезит посмотрел на Керса, как на душевнобольного человека, и Унай согласился с подобными мыслями. Он ещё в самом начале предупреждал герцога, что к добру такой пленник не приведёт. Если раньше об императорском сыне знали только стражники, то теперь сплетни пойдут и в город, а там и до Роники с Гадрианом-Максимианом недалеко. Все расселись: Керс с Циросом во главе стола, друг напротив друга, а по правую руку от них двоих — Бреннан и Унай. Юношу посадили к принцу и он отчасти знал, почему, ведь именно ему удалось настроить контакт с гостем и, если что-то пойдет не так, то именно он попробует успокоить принца, ведь парень в маске действительно следил за ним. Цирос был крепким орешком и не обращал внимание на заинтересованные и недоуменные взгляды, колкие замечания герцога и собственный вид. Он ждал и, даже когда перед ним поставили суп из моллюсков, не шевельнулся, будто находился в императорском дворце на ужине. — Прошу внимания, — произнёс Керс, как только всем поставили суп. — Перед трапезой в Светлом Ленбенсе принято читать молитву. Так давайте же вместе выскажем нашему Отцу слова благодарности за этот ужин. — Мужчина сложил руки перед лицом и принялся за молитву, в ходе которой даже Цирос отложил нож, но как только тот закончил, вновь вцепился в него, хотя следовало браться за ложки. Руку для ножа Его Высочество всё же сменил, не расставаясь с тем ни на минуту. За столом повисла неловкая тишина, и никто не ел, кроме Керса, наблюдая за принцем. Тот, не поднимая взгляда на окружающих, всё же глянул на собственную тарелку с чашей супа. Унай очень внимательно за ним наблюдал и был единственным, кто заметил, как рука принца с ложкой, что зачерпнула немного жидкости, дрожала. Бесстрашный принц боялся, ждал подвоха, был готов защититься и кинуться на врагов, несмотря на стражу, дежурившую у дверей. Он очень медленно приблизил ложку с одной большой каплей супа к губам и, заставив себя последние раскрыть, попробовал блюдо. Вкус явно ему пришёлся по нраву, но принц, чуть отодвинув от себя чашу, демонстративно и некрасиво скривил губы, а потом взял кубок и, храбрясь от собственного злорадства, глотнул разбавленного вина. Горечь крепкого и сухого напитка не удовлетворила Цироса по-настоящему, и он вновь скривился, на этот раз изогнув изящные брови. Керс глотал оскорбления в свой адрес так же, как и делал это принц прежде. Разве что желваки играли на лице мужчины, и взгляд становился всё менее весёлым. Заметив, что Цирос более ни к чему не притрагивался, герцог нашёл силы добродушно улыбнуться: — Ваше Высочество, не стоит оценивать стол по двум яствам. Я ценю ваш выбор быть изящным и тонким омегой, но всё же вам предстоит ещё столько попробовать, ну, разве что вы не боитесь, что мы вас отравим. Керс попал в точку, и Цирос сперва побледнел, а потом и побагровел от ярости. Он, демонстративно подняв свободную руку, щёлкнул, и мальчишка-подавальщик подбежал со всех ног. Длинный палец указал на блюдо с поросёнком, и тот мигом поднёс его к принцу. Цирос тогда, перехватив нож, как бывалый охотник, разделывающий добычу, принялся отрезать от поросёнка крупную рульку под всеобщим вниманием. Переложив мясо к себе на тарелку, он, воткнув в него своё орудие, поднял на уровень губ и жадно вцепился крепкими зубами, совсем не по-королевски чавкая и глотая крупные куски. Цирос был голоден, а ещё сильнее — зол. Зол так, что не замечал ошарашенных взглядов и сока мяса, текущего по подбородку и шее на грудь, пачкая и без того грязную рубашку. Керс засмеялся, забавляясь этой ситуацией, Бреннан бледнел, опустошая кубок за кубком, гости дивились, принц продолжал бесстыдно вгрызаться в рульку, а Унай любовался. На тарелке юноши не было ни крошки, но еда интересовала его в самую последнюю очередь. Цирос, что сидел буквально в полметре от него, приковывал к себе его восхищённый и немного взволнованный взгляд. Парень боялся, что у того в какой-то момент не выдержат нервы, и свиная рулька сделает рокировку с герцогом, но дальнейшая трапеза выдалась спокойной. Цирос протер губы и подбородок, отставляя от себя тарелку с костью, и молча сидел, буравя взглядом Керса. Иногда он бросал ленивые и незаинтересованные взгляды на яства, задерживаясь на сухофруктах и фруктах, но не больше. Унай как-то решился взять сушёную дольку яблока, после чего принц потянулся к чаше с ними, не опасаясь подвоха. Под конец, когда герцог прекратил есть и его примеру последовали остальные, разрешился дальнейший устрой вечера, который совершенно не понравился Унаю. — Что же, благодарю вас за визит, — глянув на гостей, произнёс Керс, ловя боязливый кивок бургомистра. — Несмотря на вашу несговорчивость, мне было отрадно видеть вас. Отпускаю каждого в свободное плавание, но Его Императорское Высочество попрошу остаться и пройти со мной не в столь отдалённые места. К Циросу тут же подошли двое стражников, и тот, до последнего держа нож в руке, не желал никуда идти, пока Унай неуверенно не произнёс: — Всё в порядке, Ваше Высочество, вам ничего не угрожает. Тогда принц лишь фыркнул, но нож опустил и даже встал, молча направляясь с конвоем прочь. Унай молча наблюдал, как Цироса уводил, а потом, когда тот скрылся из залы, повернулся к герцогу, ловя его счастливую и одобрительную улыбку. Юноша медленно поднялся, слушая, как гости прощаются с хозяином и спешат на выход. Бреннан, кое-как справившись с шоком, хотел было возмутиться, но Керс только махнул рукой. — Не трудитесь поучать меня, профессор. Тогда старик доковылял до двери и, неодобрительно глянув на герцога, скрылся, оставляя в зале только мужчину и ученика. Унай же молчал, и Керс, медленно обогнув стол и подойдя к нему ближе, крепко прижал к себе, обнимая и чмокая в губы. — Ты — чудо. Надо почаще тебе это говорить. Унай не изменил позиции, не издавав ни звука. Что-то настораживало его, и когда герцог, разжав объятия, направился из залы, парень спросил: — Его Высочество вновь отведут в темницу? Керс, остановившись у двери, несколько секунд что-то обдумывал, а потом, улыбнувшись, произнёс: — Посмотрим на его поведение. Цирос настороженно осматривался, при этом не опуская головы. Путь до темницы он хорошо запомнил, но сейчас его вели совсем другой дорогой, да и ещё все эти странные маленькие ходы в самых неожиданных местах сбивали с толку. Когда его вывели на ковровую дорожку, лежащую в коридоре, в котором были уж слишком приличные стены и двери, принц начал что-то подозревать, но осознание пришло, когда его завели в одну из больших комнат, в которой его уже ожидали двое слуг. Тогда один из них, робея, произнёс: — Мы поможем… помыться и одеться. «Чёрт бы меня!..» — первая и последняя ненужная мысль в голове Цироса, прежде чем тот начал обдумывать свои дальнейшие действия, заключающиеся в собственном освобождении.