Маскарад

Два дня пути после спуска с горы были для Уная просто сказкой. Он ходил и восхищался всем: густыми деревьями и кустами, запахом хвои, голубым небом, относительной теплотой климата, хотя всё ещё было холодно, и, конечно же, попадающимся им на пути цветам. Голубенькие маленькие цветочки привлекли всё внимание юноши, но он, к удивлению Цироса, не трогал их, а лишь разглядывал с разных ракурсов. И то ли они, то ли ещё что-то напомнило ему о своей вещи, которую он доверил принцу во время бегства из проклятой деревни. Сразу стоило сказать, что Его Высочество, поначалу забыв о ленточке, потом вспомнил, но отдавать не спешил и старался никак не напоминать об этом Унаю, но тот сам подошёл и, извиняясь, тактично попросил назад. Как бы Цирос этого не хотел, он всё равно засунул руку за пазуху и достал вещицу, но прежде чем отдать, больно схватил парня да плечо, сжимая последнее своими длинными пальцами, и наклонился к нему немного, негромко спрашивая: — Заколдованная безделушка? — Вовсе нет, Ваше Высочество, просто память, — ровно произнёс Унай, полностью уверенный в своих словах. Что-что, но на свете были вещи, в которых юноша разбирался, и эта ленточка была одной из них. — О ком? — Вернее выразиться — о чём. О моём детстве, Ваше Высочество. Будущий император медленно отпустил, но по его лицу Унай понял, что ему не поверили. Юноша и не стремился получить одобрение или же похвалу со стороны Цироса, наоборот, стараясь как можно меньше попадаться ему на глаза. За те два дня, что они были в пути, на принца напал демон подозрения, ибо он постоянно нервно оглядывался, с недоверием смотрел на воинов и непременно ругал проводника, который завёл их в ту проклятую деревню. Чем ближе они становились к Сайогриму, тем сильнее Цирос нервничал, постоянно третируя господина Старката за то, что тот якобы плохо лечит господина Камрингера, старался что-то ненароком спросить у Уная по поводу Керса. Но юноша в маске, хоть и довольно много знал, не считал нужным делиться этим с принцем. Да и чем, собственно, тут делиться? Герцог от политики в Нагдалине был далёк, иногда получал приглашения в Ронику к какому-нибудь вельможе или в замок на бал, но всегда тактично отказывался, предпочитая сидеть в Дар-Дарооте. Жизнь была скучной рутиной, разбавляемой долгими разговорами и философскими размышлениями. В крепости не было досуга, разве что сам себе не придумаешь занятие. Так Унай помогал заключённым, разговаривал с профессором, подолгу читал в библиотеке и, когда Керс звал, шёл к нему, где они чаще беседовали, нежели чем занимались непристойностями. Парень, которому буквально несколько часов назад выделили красивую, по его собственному мнению, лошадь цвета каштана с чёрной гривой, бережно поглаживал животное. Солдат, передавший её, назвал раскрас красно-коричневым, из-за чего кобылу называли Вишенкой. Унай порой вспоминал своего Крепыша, на котором иногда выезжал на прогулку с Керсом, и лишь тяжело вздыхал. В те моменты он и представить себе не мог, что всё обернётся таким образом. «Кем мы были друг для друга?» — порой спрашивал себя юноша, вспоминая герцога. Нет, Унай не был из того числа людей, которые драматизируют и выдумывают воздушные замки. Для него всё было относительно чётко. Он знал, что является временным фаворитом, неким увлечением, которое можно в любой момент сменить. Эту теорию доказало появление Цироса, и дальнейшее развитие событий. Юноша видел своё будущее только рядом с Фрезитом. Будучи никем, он смог обучиться у профессора в отставке и получить немыслимые для себя знания. Кем бы он сейчас был, если бы однажды не выбрал путь просветления? Слугой? Ненужной игрушкой на одну ночь? Мёртвым и безымянным трупом в крепости Дар-Дароот? Но даже с багажом знаний и некоторыми умениями, Унай не мог похвастаться своим положением, ибо являлся омегой, коим в этом мире никто власть в руки не собирался давать. Всё, по сути, зависило исключительно от альф и бет, хотя уже многие омеги и женщины брали бразды в свои руки. Цирос был тому живым доказательством. Сам же юноша в маске к своей сущности относился спокойно, потому что больше походил на бету, да и омега был из него странный: течка раз в год и то дня на два без боли и невиданного желания срочно сношаться, запах почти отсутствовал, а если кем-то и ощущался, то очень слабо. Тот «счастливчик» говорил, что Унай пахнет чем-то непонятным и странным, но не сладким или же противным. Господин Фрезит никогда не принюхивался, даже во время своих экспериментов ничего не услышал, а Керс всегда говорил, что запах парня напоминает ему дни, когда его учили грамоте. Он так и не объяснил, почему. Нет, Унай не был с герцогом просто любовниками, их связывало нечто большее, нежели чем просто постель. Кривий был одиноким человеком, ищущим тех, кто мог бы заполнить пустоту не только в замке, но и внутри него. Знания, за которые он так рьяно цеплялся, лишь усугубляли положение, постоянно вынуждая в чём-то сомневаться, и отвлекали на поиски ответов на возникающие вопросы. Бреннан Фрезит не мог всего объяснить, но многое знал, оттого был так интересен, став постоянным собеседником герцога. Позже и Унай присоединился к разговорам, став мужчине довольно близким человеком. С Керсом было приятно и занятно общаться, и юноша никогда бы не подумал, что всё может оборваться в определённый момент. Проезжая чащу, были слышны многочисленные птичьи пения, от красоты которых захватывало дух. Унай никогда не севере такого не слышал, ибо все птицы, жившие на нём, лишь каркали или одиноко кричали где-то в небесах. Здесь же, среди прочей красоты, ощущался необыкновенный лесной запах, от которого можно было получить моральное удовлетворение. Погода в этих местах была мягкая: не жаркая и не холодная, с лёгкими и короткими дождями, а также свежим ветерком. Парень бы и сам не против остаться тут жить, но помимо этих мыслей его заботили те, в которых маги и колдуны переезжали сюда, и среди местных можно было с лёгкостью кого-нибудь подобного встретить. Сколько бы Унай не хотел с ними даже просто поговорить, он бы всё равно не отпросился на час из отряда, хотя действительно пытался. «Вы говорили, здесь живут те, кто обладает магией, но осознанно отказался от неё. Могу ли я хотя бы на два часа — максимум — отпроситься у вас и встретиться с кем-то?» — вопрошал юноша у принца, но тот, упрямо поджав губы, сухо бросил «нет». Унай не стал настаивать и спрашивать, почему именно такой ответ, чтобы лишний раз не раздражать будущего правителя. Вечером четвертого дня их путешествия после спуска с горы, они остановились на ночлег на опушке леса, граничащей с полевой местностью. Последняя была практически границей с Сайогримом, и их остановка на нейтральной территории была конечной. Дальше, если верить очнувшемуся маркизу, их встретят и проводят до столицы, но даже после таких новостей Цирос не успокаивался и даже успел сорваться на парочку солдат, накричав из-за ерунды: те без должного поклона всем корпусом, ограничились кивком, передавая ему еду, а чуть позже кто-то игриво пропел *стишок, после которого Его Высочество аж покраснел от гнева. В конечном итоге всё закончилось истерикой, где виноват был каждый. Отказавшись есть, принц на повышенных тонах начал говорить о своём разочаровании в этом походе, выплёскивая весь гнев. Он нарочито пару раз изобразил скорбь, а после этого яростно спросил, подскочив: — Кому вы служите? То ли сам вопрос, то ли угрожающая интонация в голосе Цироса смутили воинов, но те молчали, боясь как-то неправильно ответить своему повелителю. Унай не хотел вмешиваться в эту разборку, зная, что его слово ничего не значило, а если и значило, то точно не могло помочь. Положение спас вставший на ноги Элехей. Не совсем здоровый, небритый уже которые сутки, бледный и заметно похудевший он всё равно выглядел достойно. Он встал и своим громким голосом, как обычно, произнёс: — Мы служим императорской семье рода Тиннертен, в которую не входят ублюдки типа Ливия! Солдаты поддержали его дружным хором, и Цирос заметно расслабился, но до конца не успокоился. Так и не притронувшись к еде, он в одиночестве отправился глубже в лес. Унай лишь проводил его взглядом, но желание есть отпало само собой, и парень тоже встал, через некоторое время последовав за принцем. Тот обнаружился относительно быстро сидящим на повалившемся дереве спиной к лагерю. Юноша в маске остановился в нескольких метрах от него, ожидая, и тот действительно заговорил первым: — Мой отец правил всего пятнадцать лет, при этом три года его во всём наставляла мать, моя бабушка, и я помню, как ему и папе на головы надевали короны. Бабушка умерла, когда мне было девять, а папа — в мои тринадцать, и до того времени всё было хорошо. После настали непростые времена для всех нас. Отец всегда любил меня, и у меня никогда и мысли не было его сдвинуть с трона, но что-то поменялось, понимаешь? Я всё чаще задумывался о власти, мечтал, что настанет то время, когда придёт моё правление. Ты бы видел, как переливаются при свете сапфиры на короне старшего правителя. Такое чудо должно рано или поздно стать моим. — Ваш отец болен, вы… — начал Унай, но Цирос его резко перебил: — Нет. Он случайно застудился на охоте или не на ней — неважно. Приехал, как обычно, и в этот же день лег с жаром. Болезнь набирает силу, и с каждым днём императору всё хуже. Отец мучается уже полтора года, и у меня появлялись мысли облегчить ему эту боль. Я бы сделал всё быстро и незаметно, он даже не понял бы ничего, как и другие, но не смог. Принц замолчал, и Унай медленно подошёл ближе, желая увидеть его лицо. Он чуть обошёл и встал рядом, глядя на его профиль, но вместо заплаканого или же скорбного выражения лица Цироса, видел глубокую задумчивость. — Не смогли, потому что любите его? Цирос повернул голову в сторону парня и зло усмехнулся, медленно покачав головой. Потом перевёл взгляд в сторону, смотря как-то печально, и, наконец, ответил: — Потому что в нынешнем положении это невыгодно. Мы торопимся не потому, что холодно или у кого-то болит задница от долгой езды, а потому, что мне срочно нужно выйти замуж за одного из сайогримских наследников. Чем быстрее, тем лучше, ведь тогда, когда мы вернёмся в Ленбенс, я стану полноправным правителем, перекрыв дорогу к власти бастарду моего отца, которого тот признал в самый последний момент, и про которого я сам узнал полтора года назад. После такого поступка не пытаться его убить просто невозможно! Унай понял Цироса, несмотря на неприкрытую жесткость в его словах. Парень сам не знал, как бы поступил, если бы оказался в шкуре принца-омеги, вынужденного уступить своему брату-бастарду трон только потому, что отец в какой-то момент изменил своему супругу и спустя столько лет объявил о наличии сына-альфы, которому пророчил стать императором. Люди так устроены, что вечные зависть и желание найти подвох стали их характерными чертами. Сомнение же — это нормально, но не в той форме, в которой оно преподносится. Унай не был судьёй и становиться им никому не советовал, поэтому молчал. — Вам холодно? — взволнованно поинтересовался парень, видя, как Цирос заметно задрожал, опустив голову. — Может, мне стоит отвести вас к огню? Не услышав ответа, Унай подошёл ближе и присел на корточки, пытаясь заглянуть принцу в лицо, но тот закрыл его ладонями, продолжая дрожать всем телом. — Ваше Высочество, позвольте вам помочь, прошу, — юноша неуверенно коснулся его руки, медленно убирая от лица. Вместо слёз он увидел раскрасневшуюся кожу с выступающими капельками пота на лбу. — Прикажете позвать к вам господина Старката? Парень хотел было встать, чтобы отправиться за лекарем, но ему не дали этого сделать, резко схватив за штанину. Не успел Унай и рта открыть, как Цирос рывком встал и, обхватив его руками за шею, повалил прямо на мох, что рос между поваленным деревом и камнем. Юноша не очень удобно упал на спину, некоторое время пытаясь прийти в себя и понять, что произошло в то время, как принц принялся иступленно выцеловывать его шею. — Мне нужен не лекарь, — удобнее усевшись на бёдрах Уная, улыбнулся Цирос, спешно расстёгивая плащ, — а ты. — Теперь его пальцы принялись за плащ парня, но последний, всё же сориентировавшись, выставил вперёд руки, которые тут же были разведены. — О-о-о, я такое люблю. — Неожиданно мурлыкнул принц и наклонился, чтобы в эту же секунду приняться зубами расправляться с застёжками юноши. — Ваше Высочество… — тяжело выдохнул Унай, когда тот оголил шею и медленно лизнул его по кадыку, — что вы делаете? Это неправильно. — Голос дрожал, и парень благодарил всех богов, что сейчас его лицо скрыто, и Цирос не видит всего его смущения. — Пожалуйста… Принц, совершенно не слушая, продолжил разоблачаться и делать то же самое со своей жертвой. Он чуть сдвинулся назад и поднял сорочку Уная, страстно целуя его горячий живот. Тот вновь хотел было запротестовать, как Цирос рывком дёрнул его штаны вниз. — Ваше Высочество, я буду кричать, — предупредил Унай, тщетно пытаясь сохранить ровный голос и отползти. — Кричи, но я хочу, чтобы ты меня трогал, — Цирос взял парня за запястье и принялся водить его ладонями себе по груди и талии сквозь рубаху, позже запуская их под неё. Унай ощущал каждую косточку ладно сложенного принца, его тепло и запах, но всё равно пытался остановить весь этот процесс, хотя собственная плоть гнусно предала в самый неподходящий момент — когда Его Высочество коснулся паха. — Я знаю, что ты меня хочешь. — Жеманно улыбнулся он, ненавязчиво проведя ладонью по естеству парня, как бы играясь с ним. — Так давай же поможем друг другу. — Нас увидят, и вас осудят, а вам ещё к жениху ехать, — сделал последнюю попытку юноша. — Никто не посмеет сюда пойти — Элехей за этим проследит, он не глупый мальчик. Да и кто поверит какому-то там солдату? Унай сдался, расслабившись, и позволил себя трогать и целовать. Он позже пытался ещё остановить Цироса, но вновь опустил руки, даже радуясь этому. Рыжеволосый ему нравился давно, но парень даже представить не мог, что когда-нибудь предоставится возможность лично убедиться в гладкости его кожи и шелковистости волос. Принц оказался опытным и пылким любовником. Он ни разу не смутился и свободно распоряжался телом партнёра, как своим собственным, не чувствуя неудобства даже из-за того, что они оба являлись омегами. Собственно, последний факт и стал причиной абсолютного равноправия между партнёрами, несмотря на то, что Цирос брал на себя ведущую роль, как более просветлённый. Унай обратил внимание, что у принца началась предварительная течка, в ходе которой желание не меньше, и старался изо всех сил помочь, прекрасно понимая, что никогда не сможет заменить омеге альфу. И даже тогда, когда вспотевший и горячий Цирос в последний раз поцеловал парня в маску, прежде чем бурно кончить и завалиться рядом от усталости, юноша знал, что является всего лишь игрушкой в руках очередного всесильного правителя. Ласки и поцелуи никогда не воспринимались им всерьез так же, как и слова. Сегодня они говорят, что заведут с тобой семью, а завтра уже танцуют с другим. Так было с Керсом, но на того Унай никогда из-за этого не обижался, потому что относился к нему, скорее, как к другу. А с Циросом всё было иначе, ведь он Унаю нравился, и отпускать его к кому-то было сложнее. Юноша в маске медленно приподнялся на локтях, глядя на умиротворённое лицо рыжеволосого. Совсем скоро он выйдет замуж за принца из Сайогрима, станет императором Ленбенса и совсем позабудет о существовании безликого черноволосого изгоя, коим Унай всегда себя считал. Парень давно знал о собственном безобразии в виде маски на лице, но если раньше спокойно уживался с такими мыслями, то теперь искренне не понимал, как ему это удавалось. Осторожно коснувшись щеки спящего Цироса, Унай одернул свою руку, которая тоже была безобразна из-за шрамов от огня. Мысли о — мягко говоря — несовершенстве всё более и более волновали его и вынуждали сравнивать себя с другими омегами, которым всё же повезло с внешностью. Унай продал бы всё, если бы что-то имел, чтобы стать красавцем и завоевать сердце принца. Он бы каждый день по несколько часов мучался в агонии, но был бы желанным и любимым и, возможно, имел детей. Раньше даже мыслей подобных не было, а сейчас… Сейчас парень поддался эмоциям, ощутив ласку от понравившегося человека. Но позиции Унай не менял и продолжал со скрипом и слезами понимать собственный статус. Со стороны таким, как он, давно придумали название — «шлюха». А как же ещё можно назвать того, кто бесплатно отдаётся по первому зову? Никто не посмотрит и не послушает, что Унай был против, наоборот, припишет, что именно он совратил принца и вынудил с собой переспать. «Да, какому-то там солдату, возможно, и не поверят, что вы спали со мной, а целому отряду — определённо. Вы очиститесь, став императором, а меня выгонят на улицу, туда, где мне будет единственное применение — бордель, — думал парень, неотрывно глядя на лицо принца. — Вы станете великим, благодаря своим талантам и наследству, а я — бродягой, извечно мучающимся от головной боли и вшей.» — Он не обратил внимание, как прослезился от собственных мыслей. Горячие слёзы медленно потекли по щекам и подбородку, но юноша не спешил их вытирать. Какой смысл, если появятся новые? Утром следующего дня отряд быстро собрался и направился в сторону границы, которую пересекли буквально за два часа. Цирос самодовольно улыбался, предвкушая приезд в столицу, а воины заметно расслабились, чувствуя, что осталось сделать последний рывок до цели. Элехей шёл на поправку и, хотя ему и предписано было ещё лежать, уже самостоятельно ехал на коне, отдавая приказы. Всё шло своим чередом и было таким радужным, что на фоне повеселивших путников Унай смотрелся белой вороной. Юноша не поднимал глаз от гривы коня и земли, стараясь не видеть довольные лица солдатов и одно чересчур уверенное — Цироса. Последний причём пытался разговорить парня, но тот только качал головой и односложно отвечал, стараясь поскорее закончить диалог. Принц ещё попытался что-то сделать, но потом махнул рукой и уехал вперёд, оставив юношу позади. Ни бескрайние поля с необычными жёлтыми цветами на выгоревшей оранжевой и зелёной траве, ни тёплая погода с ласковым ветерком не могли заставить Уная улыбнуться. Он был в печали и глубоких раздумьях после случившегося. Ещё тогда, когда они с Циросом вернулись, парень слышал тихие переговоры и шёпотки в свою сторону, прекрасно понимая, что все всё знают. Юноша не был зависим от общественного мнения, научившись переживать подобные моменты, но даже он чувствовал смущение и страх после случившегося. А ещё головную боль. Как только они пересекли границу, Унай отдалённо услышал какой-то гул в голове, а позже привычное неудобство. Если раньше можно было расслышать какие-то определенные слова, то теперь всё вновь смешалось. На одной из остановок стало настолько невыносимо, что Унай, встав на колени, схватился за голову и согнулся к земле, не произнося ни звука. Он тихо переживал приступ, ожидая, когда боль пройдёт. И вот, гул потихоньку затихал, и парень, успокаиваясь, ощутил, как кто-то придерживает его за плечо, при этом не вынуждая спешить и разгибаться. Подняв взгляд, юноша с удивлением обнаружил рядом лорда Камрингера. Тот выглядел немного обеспокоенно, но далеко не растерянно. — Милорд? — боль стала терпимее, превратившись из острой в тянущую. — Вы что-то хотели? — Давно у тебя такие приступы? Как часто? — Где-то четыре года, думаю. Иногда вообще нет неделями, а порой каждый день по разу. Парень встал и взглянул на маркиза, что тоже поднялся и теперь задумчиво покусывал нижнюю губу. Мужчине стало намного лучше, он даже выглядел свежее и, конечно, тут же принялся всем распоряжаться. Унаю он нравился. Элехей никогда не вызывал у юноши антипатии, но сам парень чувствовал с его стороны осторожность и недоверие и не мог за это винить. Он и сам ко всем с настороженностью относится, а тут такой персонаж в маске. — Кто ты такой? Если считаешь, что можешь притвориться и дальше водить нас вокруг пальца, то ошибаешься. Тебя выведут на чистую воду **сайогримские знающие, так что лучше сразу признавайся, пока есть возможность избежать наказания. — Мне нечего скрывать, Милорд, я сам жду, когда скажут, кем я являюсь на самом деле, — ровно ответил Унай, глядя прямо на маркиза. Последний недоверчиво глянул на юношу и, прежде чем удалиться, бросил: — Не знаю, что ты за разновидность нечисти, но держись от Его Высочества подальше, если маска дорога. Унай проводил маркиза взглядом и осел, устраиваясь удобнее на земле. Он был бы и рад не иметь с Циросом никаких дел, но один только взгляд принца заставлял сердце парня биться чаще. Юноша ни минуты не сомневался, когда бежал в темницу Дар-Дароот, силился быстрее добраться до Цироса в проклятой деревне и сейчас бы незамедлительно бросился помогать. Да, тот инцидент в лесу был явно лишним для спокойствия обоих, но принцу требовалась помощь, а Унаю хоть капля ласки от этого прекрасного существа. Они получили, что хотели, но теперь будут хлебать все последствия. Юноша честно стремился сохранить дистанцию и лишний раз не попадаться на глаза Циросу, но тот, наоборот, находил парня и ластился. Унай несколько раз вновь попытался припугнуть его оглаской и даже их неравенством, но тому, казалось, в уши воды налили. Рыжеволосый обнимал порывисто и неожиданно, а целовал страстно и жарко, норовясь затащить в какие-нибудь кусты. Говорить «нет» было бесполезно, вечно бегать — накладно, а позволять себя трогать значило сдаться. Унай не хотел ограничивать своё общение с принцем, но не мог не понимать, каково будет разочарование, когда Цирос его бросит. Именно поэтому парень предпочитал компанию господина Старката или же маркиза, с которым молча ехал рядом. При Милорде Его Высочество всё же держался и не приставал. Удивительно даже, что такой гордый и хмурый принц может быть столь навязчив и страстен. — Чего ты боишься? — однажды спросил он, недовольно глядя на то, как Унай отворачивается, ранее змеёй вывернувшись из объятий. — Привязаться, — абсолютно честно ответил парень. — Ничего страшного, — сделал ещё одну попытку сблизиться принц, но юноша вновь дёрнулся, едва раздражаясь. — Нет, не стоит привязываться кролику к ястребу. Цирос опешил, отступая от парня так, что тот спокойно отошёл и направился к своей лошади. Принц проводил его удивлённым и задумчивым взглядом. Он ни разу не думал о подобном, хотя сравнение было чертовски верным, но при дворе в Ленбенсе никто и никогда подобным не болел. Дворяне, имей они такую возможность, платили бы, чтобы их дети или они сами попадали в постель к будущему императору. Никто не находил в любовных утехах ничего постыдного и неправильного. Что уже говорить про низший класс, у которых дополнительная порция супа была успехом? Загонять себя с мыслями о каких-то неравенствах — глупо. По крайней мере, Цирос всегда будет так думать. Безразлично пожав плечами, принц направился к своему коню. Совсем скоро они прибудут в столицу, а там уже не будет времени развлекаться, ведь от него потребуют двойную ответственность, если, конечно, он вовсе не захочет превратиться в марионетку мужа и совета. Элехей говорил, что их встретят и проводят до столицы. Так всё и оказалось. Вооружённый отряд с большой каретой ждал за пять дней до города, поражая своей помпезностью уставших от дороги путников. Их встретили со всеми церемониями: торжественно поклонились, произнесли речь о дальнейших защите и благополучии и тут же напоили древесным соком. Принца посадили в карету, и он под надзором капитана отряда, переводчика, который только мешался, и дипломата уже не выходил на контакт со своими людьми. Унай предпочёл остаться, как обычно, в стороне, что у него хорошо получилось, ведь воины Сайогрима совершенно не обращали внимание на его маску, будто так всегда и должно быть. Это немало удивило юношу, но он предпочёл промолчать и не спрашивать ни о чём нервного Элехея. Маркиз заметно беспокоился о принце, потому что его самого поначалу не подпускали к нему. Нет, его не выталкивали и не посылали, а просто учтиво переводили тему или просили подождать. Подобное поведение и Уная начало беспокоить, и в какой-то момент, когда они всё же остановились на несколько часов отдыха, юноша подошёл к маркизу: — Милорд, что происходит? Почему нам не позволяют общаться с Его Высочеством? Было видно, как Элехей себя пересиливает, явно решая, отвечать или не отвечать на вопрос, но всё же поддержал диалог: — Знать везде одинаковая, и не стоит удивляться обыкновенным нормам её поведения. Мы ещё даже не во дворце. Живи, как жил. Юноша проводил фигуру маркиза долгим взглядом. Легко было сказать, а вот сделать… Унай искренне пытался равнодушно повести плечами и заняться своими делами, но каждый раз отвлекался на карету с принцем, беспокоясь за его физическое и духовное самочувствие. Даже ночью, когда особо бдительные капитан и переводчик спали, юноше не удавалось связаться с Циросом, хотя и тот не пытался пойти на контакт. Только раз он выглянул, чтобы осмотреть свой отряд и наткнуться взглядом на Элехея и Уная, а потом вновь скрылся и до столицы не показывался. Погода в Сайогриме была намного теплее, нежели чем на нейтральной земле. Здесь, в первую очередь, хоть и был свежий ветерок, но он был тёплым и сухим, деревья тонкими и небольшими, а трава насыщенно зелёной. Но чем ближе они были к столице, тем темнее становились краски, и теплее климат. На небе же бегали маленькие белые облачка, и порой по вечерам лил дождь, но такой лёгкий, что волосы с одеждой за два часа высыхали у огня. Деревни, которые они проезжали днём, почти пустовали, так как все отправлялись в поле работать. Местные, стоит отметить, очень радостно встречали карету и непременно, бросая все дела, бежали на поклон, а также протягивали руки солдатам для рукопожатия. Некоторые в ответ тянули руки, а кто-то предпочитал их игнорировать. Когда Унаю в первый раз протянули широко раскрытую ладонь, он немного не понял и пожал плечами, посчитав, что крестьяне просят денег, которых у юноши, разумеется, не было, но позже ему рассказал господин Старкат, что они все тут так здороваются, выражая своё уважение и признательность. Конечно, аристократы подобным образом друг друга здесь не приветствовали, но обычные жители и мелкие дворяне — запросто, и это Унаю понравилось. Они пару раз останавливались у речек с голубой водой и небольшими водопадами, раскладываясь под высокими деревьями с малиновыми цветочками и оранжевыми крупными плодами, которых нельзя было много есть, так как мог разболеться желудок. Обо всём этом им поведал один из солдатов сайогримского отряда, — улыбчивый парень лет семнадцати, — частенько хвастающися службой у императора. Унаю тяжело давался местный язык ещё при обучении, но он понимал отдельные слова, тем более тот солдат всё норовился говорить на эонвинском, что у него получалось, но плохо. Парень назвал себя Рави и всё просил кликать себя Равеном, как бы его звали в Ленбенсе. — Здесь красиво. Если хотите что-то знать, разговаривайте со мной, — улыбался солдат. — Я живу тут с шести лет. Мои родственники из Кратангора. Парень продолжал что-то рассказывать о себе, а Унай, зацепившись за его слова о родственниках, задумался и, когда предоставилась возможность, спросил: — Вы из Кратангора? Говорите на их языке? — Мой отец — да, — охотно ответил тот, приблизившись. — А я — плохо. — Он развёл руками, скорчив печальную мордашку. — Пожалуйста, расскажите мне о Кратангоре. У Рави на этих словах загорелись глаза. Он втянул побольше воздуха и принялся взахлёб рассказывать о южной земле на сайогримском языке, из-за чего Унай его плохо понимал и частенько просил уточнить какое-либо слово или предложение. Но из того, что он понял, мог составить краткую картину Кратангора. Он находился южнее, за Эонвином и Сайогримом, и имел с ними непосредственные границы, с других сторон имея доступ к морю и бескрайнему океану. На севере были пески и частые бури, а на юге — тропическая погода. Люди там ходили в закрытых до глаз одеждах и презирали чрезмерную любовь к богатствам, благодаря чему даже знатные личности жили в халупах, которых почти наполовину заметало в пески на севере, с — максимум — тремя комнатами. Кратангор является закрытой территорией, и просто так туда невозможно было попасть, если ты, конечно, не доказывал, что имеешь очень близких родственников в ней, или же являешься «почётным гостем», которого приглашали правитель или высокопоставленные личности, имеющие на подобное право. Об этих землях есть много сказок и легенд, среди которых бытует мнение, что все люди из Кратангора имеют магический дар, использование которого за пределами дома будет опасен. — А вы похожи на кратангорца, — вдруг сказал Рави, — черноволосый, темнокожий. — Он демонстративно глянул на шею Уная, как бы убеждаясь, что у того кожа смуглая. — Ну, истинный кратангорец! — Я и говорю на их языке, — подыграл юноша, заговорив на чистом кратангорском, подвергая солдата в восторженный шок. С тех пор Рави с раболепием глядел на Уная, называя его своим господином, и бесконечно расспрашивал о Кратангоре, но тот его быстро огорошил новостью, что совершено ничего не знает. Приняв подобный ответ за какой-то необычайный секрет, парень не прекратил носиться за юношей, пытаясь в чём-то сослужить. Инт-Ган-Ранамас — это, скорее, звучало, как какое-нибудь проклятие из сказки для детей, нежели название столицы Востока. Они въехали в неё после полудня, заставая один из пиков активности местных жителей. Их вновь встречали с поклонами и рукопожатиями, но на этот раз никто не мог достать до ехавших, так как по приказу императора отряд сопровождали дополнительно выделенные воины, присоединившиеся при въезде в город и окружившие карету и гостей принца. Унай из-за этого только мельком мог осмотреть прелести столицы. Инт-Ган-Ранамас сокращённо называли Играсом, и славился он, в первую очередь, своим бесподобно огромным рынком, на котором торговали всем, чем только можно было. Торговая площадь располагалась на центральной улице, по которой ехала карета с Циросом, и простиралась вплоть до въезда в город. Продажей занимались все: старики, взрослые и дети, уже умеющие ловко заманивать к себе потенциальных покупателей. Унай с разочарованием глядел, как воины сторонят торгошей и горожан, чтобы те не мешались, из-за чего закрывался обзор на происходящее, но всё это стало неважным, когда они подъехали к главной площади ближе, и показался дворец. Невысокое, но обширное строение, занимающее львиную долю пространства города, выглядело прекрасно: высокие белокаменные стены с золотыми воротами, выходящими практически на площадь и рынок, а внутри — сад с необычно низкими и пышными деревьями. Унай был приятно удивлен, но не поражен, считая, что Дар-Дароот был намного величественнее. Даже когда они въехали внутрь, он не поменял своего мнения, без особого восторга рассматривая зелёные насаждения и маленькие фонтаны, больше похожие на искусственно сооруженные речушки с водопадами. Подъехав ближе к дворцу, Унай заметил, что из него, выстраиваясь в небольшую группу, вышли прилично и даже шикарно одетые люди, в коих он узнал императорскую семью. Они все выглядели довольными и счастливыми, и парню безумно захотелось увидеть в данный момент лицо Цироса, который долго не выходил из кареты даже тогда, когда, помимо переводчика и капитана, к нему подошёл подать руку кто-то из семьи. Только спустя длительное время принц вышел и, даже не взглянув в сторону своих людей, направился к незнакомым Унаю людям, чтобы тут же выслушать массу восторженных приветствий и с каждым хоть легонько, но обняться. Самой последней из семьи вышла старушка лет шестидесяти с очень сморщенным лицом. Она, ласково глядя на Цироса и улыбаясь, развела руки, и в них чуть бы не упал тут же подоспевший принц. Он так крепко её обнимал, что со стороны могло показаться, что омега её просто задушит, но старушка спустя некоторое время совершенно спокойно взяла Цироса ладонями за лицо и произнесла: — Добро пожаловать, Лучик.