Маскарад

После тяжёлой дороги Цирос был вне себя от усталости. Ещё в карете он понял, что больше всего на свете не хочет с кем-либо разговаривать. По пути ему наскучили комментарии переводчика по поводу всего, что попадалось им по дороге. Принц, конечно, давно посещал Сайогрим, но хорошо знал язык и местные обычаи, а переводчик об этом был явно не осведомлён и старался максимально разъяснить каждую мелочь, вводя Цироса в хмурое настроение. Единственный, кто не беспокоил, так это дипломат. Мужчина средних лет спокойненько себе сидел, редко что-то говоря, и наслаждался поездкой, игнорируя всё и вся. С таким компаньоном принц, может быть, и чувствовал себя хорошо, но судьба явно решила наказать рыжеволосого, подсунув свинью. По приезду в Играс, Цирос спешно со всеми поздоровался и молча помолился, умоляя невидимое божество скорее закончить церемонию и отправить его мыться и спать, но и тут над ними подшутили. Он был безумно счастлив вновь встретиться со своей двоюродной бабкой, приходящейся тётей его отцу и сестрой бабушки принца. Вот, кого парень действительно был рад видеть, но долго довольствоваться не позволили, наконец, отправив в покои в самый неподходящий момент. В Сайогриме, в отличии от Ленбенса, не принято проявлять неподчинение со стороны «младших», коим Цирос и являлся на данный момент. К младшим относили всех, кто был по статусу ниже того, кто им повелевал. Солдат никогда не заставит дипломата слушаться, зато с лёгкостью мог приказать мелкому торговцу и, если тот не подчинится, а причина слушаться была, понесёт наказание. Вроде бы, ничего нового, так везде, но в Сайогриме за неповиновение могут и отрубить голову. Так служке, что мыл полы у одного знатного господина, отрубили руку по плечо за то, что тот вовремя не поднёс воды. Циросу, конечно, ничего не отрежут, но отношения могут испортиться. Стоит сказать, что сопровождали к императору принца родственники, потому что только они по правилам могут встречать и провожать в Сайогриме. Если в этих Землях ты приезжаешь к семье, но никто из родных в доме или во дворце не может тебя встретить, то приходится либо ждать их — обязательно снаружи — возвращения, либо ехать домой. Слуги не могут впускать даже брата господина без его присутствия, если тот жил от него отдельно, имея свой дом и свою прислугу. Такое отношение связано с тем, что родственники могут частенько быть друг с другом в нейтральных или плохих отношениях. В Сайогриме нет сплочённости в семье, и каждый живёт, как хочет, находясь под одной крышей. Улыбки при встрече и счастливое выражение лиц — это необязательная традиция. Вот сейчас среди улыбающихся и спокойных родственников, которые по дороге пришли к своему равнодушно-нейтральному настроению, Цирос узнал двух дядей, коими были ещё молодые, примерно, старше парня лет на пять-шесть, альфы, тоже наследные принцы, не столь далёкие от трона, но явно на него не претендующие. Хирам являлся старшим братом, отчего самым серьёзным и молчаливым. Он бросал на Цироса показно равнодушные взгляды, пытаясь всеми силами скрыть свой интерес, и держался слишком свободно. Рыжеволосому он импанировал больше всего, и принц порой задумывался, что стоит хоть иногда отправлять ему письма, чтобы поддерживать хорошие отношения. Дива же явлся младшим братом и довольно радушно встречал родственника издалека, улыбаясь ему и пропуская вперёд. Он Циросу никогда особо не нравился, и молодой человек старался лишний раз на него не обращать внимание. Сейчас, преодолевая самые живописные места во дворце, в котором никогда напоказ не выставлялась мощь в виде вооруженных воинов, укрытых за углами и полотнами, принц всё более и более вкушал значимость грядущего события. Рядом шли родственники, которые, возможно, и хотели с ним поговорить, но по этикету молчали, и в этом не было ничего удивительного, ведь в Ленбенсе господствовала практически та же самая политика. — Мой солнечный принц, — едва улыбнулась двоюродная бабка, которую Цирос всегда называл тётей, — готов ли ты? — Последние слова были сказаны немного взволнованным голосом. Они остановились у огромных позолоченных дверей, по бокам от которых разместились расписные горшки, наполненные песком и камушками, а в них самих росли несколько замысловатых прутьев с крупными сероватыми листьями, напоминающими серебряные пластины. Такие интересные растения были характерны только для южных земель, в особенности, для Сайогрима. Цирос только кивнул, принимая улыбку тёти, и весь подобрался. Когда двери открылись, и они вошли в залу, он был неизменно холоден и собран. Взглядом ястреба принц неспешно осмотрел помещение и каждого человека в нём, подмечая, как мало охраны, даже скрытой. Видимо, никто не воспринимал молодого человека, как угрозу. Он на такую беспечность только зло усмехнулся в голове и тут же перевёл взгляд к трону, на котором восседал император. Краем глаза Цирос заметил, как вошли ещё несколько человек, что привели людей принца, среди которых был и Унай. Последний, казалось, был невозмутим и спокоен, ведь никто в Сайогриме не смотрел на него странно. Дело было в том, что маски носили, как правило, личные телохранители высокопоставленных людей. По сути, Унай всю дорогу мог находиться подле принца, чтобы никто из родственников или наёмников не попытались убить Цироса, но юноша, не зная этого, позволил себя увести. — Принц, — после того, как молодого человека представили, произнёс император, — мы долго ждали вас. С вами всё в порядке? Цирос, как и все, поклонился и поднял голову, принимаясь рассматривать мужчину. Императору на вид было лет пятьдесят или шестьдесят, а его исцарапанное шрамами и морщинами лицо и вовсе говорило о более преклонном возрасте. Коргтхим — принц не стал слушать полное его имя, ибо оно было для него безразлично — являлся первым сыном Великого Императора Кардалога — второго мужа бабушки Цироса — от первого брака и имел право быть единственным правителем Сайогрима, несмотря на наличие множества братьев. Мужчина выглядел угрюмым и каким-то уставшим, от чего принц Ленбенса поклонился ещё раз, подчёркнуто не обращая внимание на рядом стоящего с троном молодого человека, что так восторженно рассматривал гостя. — Прошу прощения, что заставили вас ждать, Император, в дороге было много несчастных случаев, из-за чего к вам прибыл лишь мой небольшой отряд, вместо войска. — Что же произошло? Это правда, что вас пленили? — Всё верно, я находился в крепости Дар-Дароот не менее двух сезонов, но это стоило того, чтобы попасть сюда, — Цирос услышал, как родственники с вельможами заохали, возмущаясь ситуации и что-то между собой обговаривая, но понял, что это довольно тревожный звоночек. Что-то определённо было не так. — Мне ещё донесли, что армия Ленбенса напала на ту крепость и, вызволив вас, убила герцога, что вас пленил. Так ли это? Цирос глубоко вздохнул, закрыв глаза. Принц предполагал, что всё могло так сложиться, но надеялся на лучшее, тем более именно он был жертвой, а не Кривий, поэтому всё должно было сойти с рук, но что-то шло не так. — Да. Коргтхим пожевал губы, обдумывая что-то, и довольно строго произнёс: — Вы знаете, как Сайогрим относится к Ленбенсу, и вы являетесь нашим дорогим родственником, но, к сожалению, наш ответ не может зависеть только от родственных уз. Мне донесли, что Гадриан-Максимиан lll в гневе — его феодала умертвили и даже не похоронили со всеми почестями, присущими герцогу и принцу. Вы удивлены? — заметив недоверчиво-пораженный взгляд Цироса, произнёс император. — Он являлся одним из наследных принцев Сахарных островов. Его отец, нынешний там управитель, желает устроить суд и обращается за этим к владыке Севера. Гадриан-Максимиан в данную секунду разбирается с вашим отцом, который, как мы знаем, сейчас очень болен. Вы, как будущий император Ленбенса, возьмёте эту ответственность на себя, но я не могу отпустить своего сына на землю, в которой посеится конфликт. — Я этого не допущу, — твёрдо ответил Цирос, но Коргтхим поднял ладонь, призывая к тишине. — Поздно. Мне скорбно отказывать, но принц Калли не возьмёт вас в мужья, хотя я нахожу вас очень мужественным и порядочным омегой, истинным сыном своего отца и внуком Траяны. Цирос внутренне упал. Слыша, как вокруг начинается нешуточный спор между вельможами и родственниками, он просто стоял и смотрел на Коргтхима, не веря ушам. Осознание того, что он весь путь проделал зря, медленно, как мёд, растекалось и овладевало им полностью вкупе с нарастающей яростью. Он даже слышал, как Элехей что-то говорил, пытаясь обратиться к одному из братьев императора. Повернувшись в сторону своих людей, Цирос безошибочно нашёл Уная, вперив в него свой ошалелый взгляд. Тот тоже смотрел на принца, но было непонятно, что сейчас он чувствует. Всё бы так и продолжилось, если бы не вмешавшийся наследник сайогримского престола, буквально встрепенувшегося и поднявшего раскрытую ладонь: — Мой отец, Император! Я протестую вашим словам! Очередная волна негодования от вельмож, но на этот раз Цирос не обратил на них внимания, превращаясь во весь слух, дабы внимать дальнейшим словам принца: — Я желаю взять в мужья наследника престола Ленбенса и уехать с ним к другой Земле. — Ты знаешь, кто я? — тут же насупился Коргтхим, медленно вставая, неотрывно глядя на сына. — Как смеешь говорить так дерзко со своим императором и отцом? — Мой повелитель, — смиренно поклонился принц, но вновь перевёл взгляд на всё более заинтересованного принца Ленбенса, — я люблю вас и уважаю, но его я люблю не меньше! Разрешите выйти замуж! Казалось, даже птицы, услышавшие его, замолкли и в недоумении ждали, чем всё разрешится. Цирос получил поддержку оттуда, откуда ждал меньше всего. Нет, конечно, желание стать императором Ленбенса было сильно, но не до той степени, чтобы ссориться с владыкой Сайогрима, собственным отцом. Калли был довольно щупленьким альфой, которому недавно исполнилось семнадцать, и ростом почти равнялся со своим навязанным женихом, но всё равно на дюйм ниже; чёрные волосы с тёмными глазами и оливковой кожей; неуверенная, но всё равно открытая и добродушная улыбка; и — о, если бы можно было видеть — обожающий и безумно любящий взгляд, от которого Циросу стало немного неудобно. Они были знакомы лично от силы полчаса, а тот смотрел так, будто омега ему уже четверых сыновей родил. — Пусть все отлучаться до завтрашнего утра, — приказал Коргтхим, и Цирос без задней мысли хотел было двинуться в сторону Уная и Элехея, но двоюродная бабка мягко схватила за локоток: — Мой солнечный принц, не сейчас, идём за мной. И молодой человек послушался, игнорируя остальные взгляды. Когда они выходили, все молча провожали их, позволяя уединиться спустя некоторое время. Цирос тогда подумал, что тётя поведёт их в его покои, но она, к удивлению, вновь взяла принца за локоток и отвела в совершенно другое место, которое являлось большой комнатой со множеством книжных шкафов, образовавших подобие полукруга от двери, стол посередине, на котором лежали какие-то бумаги, и несколько рядов стульев. Помещение было с феноменально высоким потолком, включающим множество больших окон, через которые было видно затемнённое небо. — Архивная? Зачем ты меня сюда привела? — Цирос подошёл к столу и поворошил бумаги. — Здесь знающие? — Я велела им немного погулять и вернуться, когда мы кончим. Старушка принялась скоро зажигать свечи у самой стены, где чернилами почти что от самого потолка тянулось вниз огромное разветвленное нечто, похожее на гроздь винограда, с маленькими надписями разной длинны. В них Цирос безошибочно узнал семейное древо. Подойдя к нему ближе, он насмешливо выгнул бровь, взглянув на родственницу: — У нас пополнение? — Ещё нет, но я буду его ждать от тебя, хотя сейчас мы не об этом должны говорить. Посмотри сюда — вот твоя бабка Траяна и её первый муж Август; вот же их дети — Жадан и Ассандр, и их дети — вы, что поистине благородная голубая кровь, коей днём с огнём не сыщешь. Наши предки гордились бы нами, особенно тобой, Лучик, — старушка нежно коснулась щеки принца. — Нет более храброго и сильного омеги, как ты. Даже Коргтхим это подметил. — К чему вся эта патетика? — немного недовольно спросил Цирос, отнимая от себя руку тёти. — Я уже выучился, что ничего просто так не говорится. — У тебя есть брат… — Нет! Нет… — моментально отреагировал парень, будто ждал этого момента. — И речи быть не может! -…и я обязана его внести сюда, — она подошла ближе к древу и указала на пустое место. — Он наследник, сын твоего отца, у нас нет выбора. — Старушка молча наблюдала, как Цирос зло принялся пинать стол ногой. — Его нужно сюда занести, даже если ему осталось всего-ничего жить. Она медленно приблизилась к обозленному парню, что тяжело сел на один из стульев и прикрыл ладонью глаза, и, осторожно взяв его руки, принялась целовать. — Знаю, как для тебя тяжела эта тема, но — говорю по большому секрету — мне приказал занести имя этого бастарда именно Коргтхим. Не знаю, как наша дальнейшая судьба сложится, но уже много проблем с твоим замужеством. Калли достойный юноша, но очень… романтичный, что ли? Ранимый, как омега. Вы создаёте друг с другом такой контраст… Я не знаю, как будет дальше. Может, было бы лучше попросить руки Дивы? Принц показно скривил губы и, будто нес на себе мешки с камнями, встал, ещё раз взглянув на генеалогическое древо, бросил: — Рисуй и пиши, что хочешь, мне всё равно. Когда ублюдок умрёт, о нём никто и не вспомнит, не посмотрев сюда. А насчёт дяди — это грех, да и не нравится он, мне по душе больше юный принц. Скажи мне только насчёт Гадриана-Максимиана. Всё уж так серьёзно? — Насколько я осведомлена — да, но не спеши выпадать в осадок, мой дорогой. Тебя силой держали в Дар-Дарооте, и это будет учитываться при разбирательствах. Твой отец посылал кого-то в Ронику разобраться? — Конечно! Но, видишь ли, никто не последовал этому указу, отправившись сразу за мной. Даже предупреждения о нападении не было, да ещё и с телом этого ублюдка плохо вышло. Эти разбирательства могут испортить всё, понимаешь? — Ты не виноват, что тебя пленили и все твои чувства к герцогу были отрицательными. Скажи мне, он тронул тебя? — старушка осторожно коснулась щеки Цироса, но тот отвернулся. — Какой кошмар! Я… — Она принялась метаться по комнате загнанной ланью. — Я бы… убила. Убила его. Задушила подушкой, лентой для волос или же собственными руками, — не знаю, — но не отпустила бы живым! Эти твои седые волосы его рук дело? В какой-то момент старушка остановилась и закрыла ладонями лицо, ссутулившись. Цирос молча глядел, а потом встал, подходы к родственнице и обнимая её. Она же, всхлипнув, повернулась к нему и обняла в ответ, осторожно гладя молодого человека по волосам. — Бедная моя кровиночка… Этот дьявол силой брал тебя, пока мы здесь распивали чаи, и никто даже не вздрогнул. Была бы тут Траяна… Цирос устало усмехнулся, ибо перед его глазами возникла картина из прошлого, в которой бабушка, узнав, что внука как-то обидели родители, не дав тому желаемого, устроила самый настоящий скандал со всеми вытекающими последствиями в виде бойкота и поездки принца в Сайогрим, где его долго баловали, пытаясь успокоить. Засиживание до поздна, шалости с придворными или над ними и исполнение всех желаний — вот, что запомнилось ему в жизни с бабушкой. Правда не стоило полагать, что Траяна только гладила Цироса по головке, она умела и хорошенько наказать, и пристыдить, что бывало, но очень редко. Один её грозный взгляд был бесценен, а манеры… Казалось, эта в юности красивая женщина полностью состояла из императорского величия, ума и гордости. «Была бы она здесь, обязательно пошлёпала бы мне по ладонями», — скуксился Цирос, помня, как бабушка всегда разгадывала его истинные мотивы и поступки. Лгать ей было бесполезно, поэтому только с ней принц всегда был предельно откровенен. — Ладно, позови лучше знающих. Мне нужно обговорить с ними некоторые вопросы, — отстранился он, подходя к одному из книжных шкафов. Говорить тёте о ранее сломанной руке он не стал, так как та, и так обвиняя себя в произошедшем, могла вообще впасть в депрессию. Цирос слышал, как тётя неуверенно помялась, явно желая что-то сказать, но молча обернулась и тихо вышла, оставляя принца в абсолютной тишине. Уная вывели на улицу, где ему в окружении воинов и нескольких пленников, среди которых был и господин Старкат, приходилось ждать маркиза. Последний всё никак не освобождался, растягивая время пребывания ожидающих под ослепительным солнцем, а позже и вовсе выяснилось, что он не выйдет. Юноша уже хотели куда-то определить, но на горизонте вовремя появился Рави, заявивший, что возьмёт над «благородным господином» контроль, и почему-то это заявление убедило всех оставить Уная в покое. — Позвольте нам оставить и господина лекаря с нами. За ним должны прийти, — уже позже говорил он, и все трое направились в сторону сада, где на скамейках и у фонтанов уже кто-то отдыхал. — Вот, это можно есть, — снимал Рави с деревьев тёмные плоды сливы и протягивал собеседникам. Благодаря за заботу, Унай принимал фрукты и протирал их рукавом. Протянув руку в перчатке с плодами лекарю и получив в ответ лёгкое покачивание головой, парень призадумался, а потом обратился к солдату: — Равен, прошу прощения, но не найдётся ли для нас немного воды? В горле так и сохнет. Юноша тут же закивал головой и пообещав скорое возвращение, удалился, а Унай, оставшись с господином Старкатом наедине, тихо произнёс, глядя на то, как две птички, сидящие на дереве, задорно щебечут: — Извините за беспокойство, но как вы себя чувствуете? — Плохо. Дальше последовала долгая пауза, которую Унай не собирался никаким образом прерывать. Он даже уже было подумал, что никакого дальнейшего диалога не будет, но мужчина внезапно заговорил: — Керс тоже меня когда-то к себе пригласил и некоторое время беседовал, пока я не удалился в лабораторию и попросил не беспокоить. Позже он предложил работать лекарем, и мне ничего не осталось, как согласиться. Поначалу всё было нормально, но позже всё как-то резко поменялось: голод, болезни, да ещё и молоденькие мальчики, которых нужно было проверять на вшивость. Меня постоянно отвлекали от дел, связанных с экспериментами по созданию лекарства. Видишь ли, чуму считают эпидемией прошлого, но даже сейчас она активно терроризирует некоторые земли. Где-то в восточной части она до сих пор бушует во всю. Если я найду способ её побороть, то спасу тысячи жизней и стану знаменитым. Я думал до последнего, что буду заниматься своими делами и когда-нибудь добьюсь желаемого, но после нападения на Дар-Дароот что-то поменялось во мне. Руки опускаются, хотя я и пытаюсь продолжать работать. Множество убитых даже не от болезни, а по чей-то прихоти… Никогда не думал, что подобное будет меня волновать после вида стольких смертей, но всё те люди были для меня довольно близки. Ты видел, как погиб Кай? Унай невидимо вздрогнул, чувствуя, как задрожали руки. Слёзы сами выступили наружу, медленно увлажняя щёки. Многие смерти были тяжелы, но эта являлся одной из самых переживаемых. Сил хватило только на то, чтобы отрицательно покачать головой и отвернуться, хотя лица за маской всё равно никто бы не смог разглядеть. — Мне его жаль. Мы хорошо ладили, хоть он чаще всего был каким-то закрытым и скованным. По крайней мере, мы навсегда его запомнили в лучшем свете, как и всех остальных. Остаётся только жить дальше. Наша жизнь ещё продолжается — я это понял по пути сюда и после пережитой ночи в той деревне. Парень вновь обернулся, и язык уже почти повернулся для рассказа о необычайной влюбленности Кая, но вовремя был прикушен. Свои мучения Унай мог вынести, а чужие — ни за что. Вместо признания он только кивнул и произнёс: — Вы правы. Нужно жить дальше. Вас скоро встретят? — Да, думаю, да, — лекарь встал. — Не знаю, как сложится твоя судьба, но если будет возможность, дай о себе знать — напиши мне или моей сестре, я скажу тебе, где она живёт. Что же, кажется это за мной. — Он глянул на идущего в их сторону солдата с каким-то слугой. — Даже если не за мной, всё равно попрощаемся. Мужчина протянул руку Унаю, помогая тому встать, и несмело расставил руки, желая легко обнять юношу, но тот сам рванул в объятия, крепко прижимаясь. — Спасибо, — через мгновение произнёс Унай, а позже раздался голос солдата, просящего Старката последовать за ним, так как пришли родственники лекаря. Проводив взглядом мужчин, парень тяжело оперся о сливовое дерево и медленно сполз по стволу вниз, к земле, садясь прямо на траву. Подняв голову, он рассматривал голубое небо и плывущие по нему белоснежные облака; одно из них напомнило ему профиль будто бы какого-то незнакомца, чьи волосы почти что касались другого облака — уточки. Унай невольно улыбнулся, но внимательнее взглянул на второе облако. Нет, это была не милая и безобидная птица, а самый настоящий нож. — Какая забавная уточка, — раздался чей-то голос поблизости. Унай повернул к его обладателю голову и заметил уже немолодого полного мужчину, что, улыбаясь, задрал голову к небу. — Удивительно, какие сюрпризы природа нам выдаёт. Юноша вновь взглянул на облака. Действительно — утка, и поблизости нет никакого ножа и незнакомого профиля, а лишь огромное облако. Унай вновь взглянул на мужчину. Последний был одет как-то странно: белая и лёгкая мантия, широкие рукава которой буквально закрывали всю руку, доходя до фалангов пальцев, а подол — до пяток. Но мужчину, видимо, это не смущало, даже наоборот — он чувствовал себя просто превосходно. От него исходила сила, которой Унай никогда не ощущал, и которая манила, подобно мощному магниту. Юноше тяжело давался каждый вдох, ибо, казалось, даже воздух был напитан неосязаемой мощью. Парень закрыл глаза, пытаясь перевести дыхание. — Как ты себя чувствуешь? — почти тут же рядом оказался мужчина, который очень осторожно коснулся лица Уная, беря его в свои ладони, как самый настоящий бриллиант, и повернул к себе. Юноша раскрыл глаза и встретился с самым нежным и взволнованным взглядом в своей жизни. Такого не было даже у Тита, который относился к парню, как к сыну. — Болит голова? — Мужчина стал сосредоточенным. Он провёл рукой по голове Уная, касаясь его кучерявых волос, и если у юноши и была бы какая-то боль, то мигом бы прошла. — Лучше? Парень нашёл силы кивнуть, и мужчина тихо рассмеялся, не спеша убирать руки. Незнакомец смотрел на лицо Уная, и создавалось такое впечатление, будто маски юноши для него вовсе не существовало, но парень не мог знать наверняка, поэтому уже открыл рот, чтобы спросить, как заметил негодующее выражение лица мужчины, который перевёл взгляд поверх головы Уная. — Хорошо, мы ещё встретимся, — дружелюбный и ласковый голос стал резким и поистине каким-то старческим. Незнакомец нехотя отпустил парня и, встав, ушёл прочь, скрываясь за деревьями. Оказывается, вернулся Рави, которому поручили привести Уная во дворец. Юноша на приказ отреагировал спокойно, без лишних вопросов вставая с места, но не переставая глазами искать пожилого мужчину. К сожалению, незнакомца и след простыл. — Что-то есть случиться? — спрашивал паренёк на эонвинском, отмечая, как Унай заинтересованно водит взглядом по саду. — Что-то потеряно? — Да, тут был… Не успел юноша закончить мысль, как из глубины сада послышался вскрик и сдавленный писк. Солдаты тотчас кинулись в сторону небольшой поляны, на которой, беспокойно топчась и громко вздыхая, столпились люди; они чуть бы на руки не бросились подлетевшим патрульным, оглушая их своими непрерывными просьбами о помощи. Унай, к своему сожалению, припозднился, немного потерявшись в пространстве, а когда появился на месте, чье-то тело уже приподнимали, чтобы утащить прочь. Прежде чем несчастного, как позже понял юноша, знающего убрали, он увидел его лицо, узнавая в нём того мужчину, что подходил буквально несколько минут назад. — Рави, — позвал тихо Унай, слушая незнакомые голоса окруживших поляну людей, — что случилось? — Что-то с одним из знающих — он не дышит, — уже на сайогримском отвечал тот, немного волнуясь. — Лучше пойдёмте скорее во дворец. На удивление, Уная расположили далеко не как слугу, выделив отдельную комнату с застеленной чистыми простынями кроватью у самого окна, пуфом и шкафом. Последний, к сожалению, остался пустовать в то время, когда юноша, стараясь держаться от ладно приготовленной постели подальше, со всеми доступными удобствами разместился на пуфе. — Благородный господин, — раздался стук, и в комнату протиснулась девочка лет десяти, разбудившая на минуту закрывшего глаза Уная, — вас к себе зовёт принц Тиннертен. Юноша несколько секунд задумчиво смотрел на жавшуюся к выходу девчушку, пока её слова, наконец, не достигли его сонного сознания. Он молча поднялся и, пронаблюдав, как посыльная скрывается за дверью, поплёлся за ней, подмечая, что за окном уже стемнело, и мимолётное прикрытие глаз его жестоко подвело, как минимум, часа на три. — Сюда, благородный господин, — подозвала девочка спустя неопределённое количество времени, когда они уже успели поплутать по тёмным коридорам дворца. — Здесь. — Она указала на дверь рядом, и Унай, улыбнувшись, поблагодарил, кивнув головой. Малышка моментально удрала по своим делам, унося с собой единственный источник света — маленькую свечку, которую берегла ладонями от сквозняков. Проводив ту взглядом, Унай постучался и, получив одобрение в виде «войдите», прошёл внутрь, прикрывая за собой дверь. В большой комнате оказалось темно, и лишь только в одном из углов тлела крошечная лампада. — Ваше Высочество? — негромко, будто боясь разбудить, позвал Унай, и в темноте, явно на том месте, где находилась кровать, показалось шевеление. Протянутая к лампаде длинная лучина тоненько зажглась и переместилась к другому углу, попутно оживляя на своём пути небольшие свечи, расставленные по всему периметру постели. Остолбенев, Унай наблюдал за сим действием, с волнением замечая, как комнату заполняет свет, а едва прикрытое простынёй тело, явно принадлежащее Циросу, соблазнительно выгибается. Когда же все лампады и свечи были зажжены, принц медленно приблизил к себе конец горящей лучины и, не отводя желающего взгляда от гостя, потушил, обхватив её губами. У Уная в этот момент руки дрогнули от испуга то ли за сохранность здоровья Цироса, то ли за сохранность собственного здоровья. — Ну и чего ты там встал? — развязано поинтересовался рыжеволосый, скидывая с себя простыню. — Присоединяйся ко мне.