Маскарад

**(!!!) Следующим днём была грандиозная подготовка к свадьбе с поздним отправлением в Ленбенс женихов. Император провозгласил, что не позволит Циросу и Калли уезжать хотя бы не обвенчаными перед народом Сайогрима. С этим и порешали, начав быструю подготовку, которая обычно занимает недели, месяцы, порой захватывая время и в год, чтобы дождаться, когда самые дальноживущие гости увидят письма и ответят, успев также приехать. Однако эта свадьба была оговорена подготовкой в один день, чтобы на следующий день они уже стали законными супругами на Востоке и тут же смогли отправиться в дорогу. Цирос объяснил, что ключевую церемонию они проведут уже в Ленбенсе, куда и пригласят остальных гостей, а пока будет достаточно и этого, чтобы на Западе можно было предъявить какие-никакие права. — Ты такой красивый, мальчик мой, едва ли кто-то сможет сравниться с тобой завтра. Надеюсь увидеть тебя на коронации во Фрассии, — улыбалась двоюродная бабушка, сидя в кресле и попивая из золотого кубка вино, наблюдая, как под фигуру Цироса ушивали тёмно-зеленое платье с бежевыми вставками у краёв талии, как рукава крепили лентами, пришивая шёлковые накладки с жемчужинами. Всё это выглядело броско, если не забывать, что сам наряд был расшит золотом в замысловатые узоры крупных цветов. Последним штрихом должен был стать тюрбан и закреплённый на него платок, что будет скрывать лицо своего обладателя. Принцу даже позволили выбрать цвет ткани, на подносах предоставив тёмно-зеленого и бежевого цветов. Он выбрал первую, после чего многометровым полотном принялись осторожно обматывать голову Цироса, предварительно завязав волосы в косу, высоко закрепив её, дабы те не спадали вниз. — Ты будто и не рад. — Продолжала говорить женщина, отставив кубок, смотря на сосредоточенное лицо омеги. — Улыбнись, расслабься, пока можешь. О, и не забудьте украшения. — Это она уже сказала слугам, что, понятливо кивнув, принесли стоящие неподалёку сундучки, раскрывая их. — В этом и проблема, у меня ощущение, что я хороню нечто важное, — на этом моменте одна из портних ахнула, усерднее поправляя одежды принца, проверяя, не подвернулась ли штанина, а если и нет, то просто чтобы пригладить приятную на ощупь ткань, лишний раз стараясь услужить. На такое поведение рыжеволосый давно не обращал внимание, однако здесь еле сдержался, чтобы не пнуть служку ногой. В это время другие служки принялись надевать на него украшения: расписные, золотые браслеты, ожерелье с гранатом, попутно примеряя серьги с теми же камнями к ушам Его Высочества, однако уши у последнего были не проколоты, так что возникла небольшая проблема. — Такое бывает, когда расстаешься со свободной жизнью и становишься замужним или женатым человеком. Не думала, что именно я буду собирать тебя под венец. Твой папа слишком рано погиб, а больше из женщин и омег ближе не было. Некоторые служки, проникаясь историей «сиротки», что вот-вот готовилась к свадьбе, всплакнули, вытирая скупые и не очень слёзы, кивая, соглашаясь со словами уважаемой госпожи. Они с новой силой принялись крутиться вокруг безэмоционально настроенного принца, апатично смотрящего в одну точку, теперь тихо переговариваясь. Одна оказалась особенно смелой и жалостливой, начав уже разговаривать вслух, особенно обращаясь к Циросу. — Вы очень хорошо выглядите, господин. Ваше Высочество всем нравится во дворе, на вашей свадьбе звёзды не будут так сиять, как вы. Калли очень хороший жених, — остальные служки закивали, поддакивая. — Такой прилежный и ласковый альфа, он будет уважать и нежно любить своего почтенного супруга. Знали бы вы суровые устои восточных семей, поняли, о чём я твержу. Наши мужья бьют нас почём зря, а вам Его Высочество ноги готов целовать, лепестками жасмина обкладывать. Как ни странно, Цирос не пришёл в бешенство и даже не поднял руку на наглую, старую портниху, что продолжила подшивать его наряд, наоборот — его взгляд загорелся, а на губах появилась усмешка. Принц самодовольно улыбнулся и потянулся на радость служкам и бабушки, будто приходя в себя после глубокого сна. Взглянув на себя в зеркало, самодовольства на его лице стало больше, и, убедившись, что с нарядом покончено, а тюрбан повязали, молодой человек подошёл к своему отражению ближе, покрутившись. — О, я знаю, — хитро улыбаясь и подмигивая себе, произнёс он. Остальные были так озабочены переменой настроения принца, что даже не поняли смысла его слов, лишь ненавязчивую песню, которую внезапно замурлыкал Цирос. К концу вечера было понятно, что сделать следовало ещё кучу всего, зато костюмы обоих супругов были готовы, поэтому в то время, как портные могли прилечь после тяжёлого рабочего дня, вся остальная прислуга явно спать не собиралась вместе с императорской семьёй, которая контролировала подготовку. Унай, как и многие гости, которым было позволено спокойно прогуливаться по территории дворца и ничего не делать, наблюдал за ними, вспоминая, как и сам бегал в служках, выполняя грязную работу. Конечно, было это не вчера, поэтому многие дела давно позабылись, однако юноша невольно подмечал все недочёты и ошибки прислуги. Это отупляло, но не настолько, насколько бесцельное шатание по садам, питьё и разговоры о погоде. Всеми этими делами была занята знать с утра до вечера, причём эти занятия не доставляли им ни единого беспокойства. Казалось, задавая друг другу одни и те же вопросы изо дня в день, они находили совершенно нормальным отвечать уже заготовленными репликами. Унай от этого голову терял, поэтому стремился найти кого-то, с кем можно было просто поговорить, без соблюдений придворного этикета и всех этих ужимок. Элехей, к несчастью, был занят сборами, все слуги не засиживались на месте более пяти минут, а Цироса забрали для той же самой подготовки к свадьбе. Как к этому относился сам Унай? Спокойно. Он знал, что рано или поздно это произойдет, ни на что не надеялся и даже не ревновал. Почти. — Чертовщина… — хлопнув ладонью по каменным перилам, выругался юноша. Никогда он ещё так себя не обманывал, как в этом случае. Да, эта свадьба его волновала не меньше, чем остальных, в чем-то даже больше. Юноша не испытывал ненависти или злобы к Калли, будущему мужу Цироса, однако некое подобие зависти тут было. Зависть, что сам Унай не родился тем, кто смог бы выйти замуж за будущего правителя Ленбенса. Если бы предоставилась возможность уехать с принцем куда-то в самую удалённую часть Земли, чтобы навечно остаться там и наслаждаться любовью друг друга, парень ни секунду бы не колебался, однако едва ли Цирос разделил бы его желания. Рыжеволосый омега был эгоистичным властолюбцем, любящим и умеющим манипулировать, управлять и захватывать. Унай так и представил, как его коварный возлюбленный восходит на вершины трупов, что он до этого положил во имя своим стремлениям, и самодовольно улыбается, точно зная, что умного омегу, которому полагается мало власти в современном обществе, едва ли что-то остановит. «Ты лишь игрушка», — то ли себе, то ли принцу сайогрима произнёс мысленно эти слова Унай. Он считал в этом деле не рассчитывать на хороший конец, о котором грезят влюблённые и недумающие. Решив не задерживаться долго на одном месте, юноша в маске спустился в сады, где до этого провожал Старката, где повстречал странного человека, которого, как понял он, позже нашли мёртвым. Что-то здесь было подозрительным, хотя бы вспомнить покушение на принца. Унай полагал, что это как-то связано между собой, однако семья императора здесь не особо отличалась дружелюбием, хоть и пыталась таковой показаться. Забредя к большому деревянному зданию, пристройке у дворцу, молодой человек заметил людей в белых балахонах. Они то заходили, то выходили из постройки, осторожно посматривая на Уная, будто стараясь игнорировать его. В это время юноша активнее принялся продвигаться в сторону здания, необъяснимым образом желая попасть внутрь. Сторонние взгляды становились настороженнее с каждым шагом парня и когда он подошёл совсем близко к нему, поднявшись на середину ступеней, его окликнули, конечно, на сайогримском языке: — Кто вы? Унай обернулся на невысокого старичка, что с некоторой опаской посматривал на юношу, и, на удивление остальных, поклонился. — Извините, я не местный и плохо понимаю на сайогримском, только на эонвинском и немного на кратангорском. — По тебе это видно, чужак, но с языком Кратангора ты меня удивил, — на эонвинском продолжил старец, подходя к юноше ближе. — Откуда ты? Прибыл с принцем Ленбенса? — Унай кивнул. — Не удивительно, что ты тут ничего не знаешь — никакого уважения к старцам и местности. — Прошу прощения, — не стал противиться юноша, вновь поклонившись. — Но мне интересно, что здесь находится, вы не подскажите? — Архивная и библиотека. Вижу даже сквозь маску, как загорелись твои глаза, но даже не думай об этом. Охранникам и посторонним людям, а уж тем более гостям, не позволено даже приближаться к этому зданию, так что иди отсюда и даже забудь сюда дорогу. Унай ничего не сказал, лишь отступив назад на несколько шагов. За ним наблюдали, как за заключённым, будто тот в любой момент мог вырваться и пойти против запрета, побежав в библиотеку. Это заставило юношу почувствовать то же самое, что он чувствовал в Северном краю, когда его пришли искать люди Кривия: досаду, стыд и грусть. Он и не был кем-то значимым, чтобы к нему как-то по-особому относились, но осадок остался. Унай предпочёл отступить, храня некое подобие странных чувств в себе, характеризуя, как обиду на случившееся. Весь день он держал это в себе, пока поздной ночью к нему в комнатку вновь не постучались. «Если это та девочка, я скажу ей уходить», — решил юноша, лёжа в темноте на не самой удобной кровати. Он не стал зажигать свечу, что стояла у него на столике, просто подойдя к двери и спросив, кто там. — Откройте, господин, вас вновь зовёт к себе Его Высочество, — раздался юный голосок всё той же девчонки. — Уходи, скажи ему, что не дозвалась меня, — взволнованно прошептал Унай, уж никак не желая сейчас видеть принца перед самой его свадьбой. — Пощадите, добрый господин, меня же розгами побьют, — почти не соврала девочка, однако не в первый раз она уже подобным образом давила на жалость и это ощущалось, но Унай вновь поддался, не зная, что именно его вынудило одеться и выйти, чтобы последовать за служкой: жалость к той или же желание увидеть принца. Девочка вновь привела к той двери, за которой спал Цирос, и оставила в одиночестве, предполагая, что Унай тут же зайдет в покои, однако молодой человек не спешил. Вместо этого он встал у неё, собираясь с мыслями, готовясь увидеть то же, что он видел парой днями назад. Как он и обещал, теперь Унай не сможет сбежать без разрешения. Негромко постучав три раза, юноша без лишних слов открыл двери, заглядывая внутрь, тут же проходя в большие покои. Цирос нашёлся сидячим на кровати, обращённым лицом в сторону окна. Когда Унай вошёл, он повернул к нему голову и слегка улыбнулся, вновь возвращаясь к разглядыванию чего-то за пределами комнаты, лишь только похлопав по кровати рядом. Юноша в маске понял всё без лишних объяснений и молча приземлился рядом, тоже обращая свой взор к окну, однако понять, что именно там разглядывал Цирос было едва возможно, так как на улице стояла беспросветная ночь, лишённая лунного света. — Уже сегодня утром я стану законным супругом того альфы, а потом, будто чтобы добить, будет церемония в Ленбенсе. Как ты на это смотришь? Унай разглядывал комнату, в которой практически не было свободного места, потому что всё пространство занимали то какие-то сундуки с вещами, то костюмы, то безделушки и прочее-прочее-прочее нагромождение. Он не спешил отвечать, специально оттягивая этот разговор, однако, заметив, что теперь взгляд принца был прикован к нему, пожал плечами, произнеся: — А чего вы ожидали? Это женитьба нужна вашему трону, не так ли? Вы так стремились скорее сюда прибыть ради этого, а теперь спрашиваете меня, что я думаю на этот счёт. Наверное, ничего, потому что знал, что так всё и сложится. Когда меня выдавали замуж, я… — Что?! — вскочил с места Цирос. На его лице был целый спектр эмоций: от удивления до злости. — Когда? За кого?! — Успокойтесь, это было давно, до того, как я попал к господину Кривию, меня так и не выдали, кстати. Странно, что я не рассказывал вам эту историю, но чуть не в этом. Это долгая история, но закончилась она, наверное, хорошо, ведь я здесь, а они… там, — Унай замолчал, подумав о том, где именно все те люди в посёлке, в котором он рос. Они же все мертвы, мертвы без шанса возродиться. Мертвы, лишённые своих желаний и стремлений. Мертвы, чтобы стать ориентиром в мире мёртвых. Мертвы, чтобы быть наказанными за свои грехи. Мертвы, чтобы быть вечным упоминанием о случившемся. Унай пришёл в себя резко. Он лежал на чужой кровати — это сразу чувствовалось, так как та была мягкой — и смотрел вперёд, точнее вверх, на потолок, если бы его не загораживала чужая голова, чьё обеспокоенное лицо было направлено прямо к лицу юноши. Тело же его содрогалось и когда он совершенно пришёл в себя, понял, что чужое лицо принадлежало Циросу, а он сам, обхватив Уная за плечи, тряс его, сидя сверху, видимо, пытаясь привести в чувство. Не поняв за маской, очнулся ли юноша, принц продолжал свои действия, пытаясь дозваться несчастного, однако Унай простонал, повернув голову в бок, после чего рыжеволосый омега остановился. — Что с тобой произошло? Ты рассказывал мне что-то про своё замужество и тут начал нести какой-то бред, а потом и вовсе завалился на пол. Это приступ? Унай ничего не ответил, пока ещё не сумев даже рта открыть, чтобы что-то произнести, однако начал потихоньку подниматься. Цирос отсел, позволяя тому это сделать, продолжая наблюдать со стороны, слыша и видя, как тяжело пытается тот отдышаться, как потихоньку начинал самостоятельно двигаться, как прочистил горло, прокашляв, как тяжело садится, сгорбившись, пытаясь сконцентрироваться. Это был сильный приступ, конечно, не самый грандиозный, который случался с Унаем раньше, но сильный, ибо потеря сознания была нехилым звоночком. — Я, наверное, должен полежать, извините, — он уже хотел встать и уйти к себе в комнату, дабы прилечь на кровать в одиночестве и прийти в себя, однако цепкие пальцы принца поймали его за щиколотку, не позволяя сделать ни шагу. — Так лежи, что тебя не устраивает? — потянув любовника за ногу, он почти вернул его в первоначальное положение, укладывая на подушки. Унай опешил, однако поддался, позволяя себя уложить. Он всё ещё чертовски плохо себя чувствовал и каждое движение вместе с поворотом головы отзывались рвотными позывами от головокружения. Однако так спокойно и приятно было лежать на мягкой постели, глядя в потолок, чувствуя, как на ноги поддувает прохладный ветерок, исходящий от открытого окна. Идиллию нарушило стороннее движение, от которого юноша вздрогнул, а потом прикосновение и тяжесть на груди. Унай перевёл взгляд ниже и понял, что Цирос, про существование которого он уже успешно позабыл, лёг совсем рядом, уложив голову у сердца любовника, попутно запуская руку ему под рубаху, бездумно ощупывая и поглаживая живот. Парень подождал немного, ожидая, что Его Высочество начнёт говорить, однако, не дождавшись даже усталого вздоха, положил ладонь на затылок принца, принявшись осторожно поглаживать рыжие волосы, уделяя особое внимание прядям с белыми корнями. — Этот сукин сын думает, что сможет мной управлять, — заговорил Цирос, прижимаясь и легонько ластясь к груди Уная. — Договаривается со мной о том же, о чём договаривался с моим отцом, только с более жёсткими условиями, а теперь хочет пойти войной на Эонвин, коим одним из наследников я являюсь, чтобы захапать все территории себе, отдав мне Нагдалин с его промерзлой, чёртовой землёй. — Унай продолжал поглаживать принца по затылку, однако на сей раз его руку тот отнял и приложил тыльной стороной к собственным губам. — Идиот искренне полагает, что через своего сына-ублюдка будет управлять Ленбенсом. И то ему эту стратегию кто-то подсказал! Иначе бы едва ли меня кто-то в первую же ночь рискнул тронуть. Кажется, крыса моя двоюродная бабка, не зря она сегодня так активно меня пыталась вывести на разговор о замужестве. Ты такой красивый сегодня, мальчик мой. — Цирос попытался передразнить голос старой женщины, однако все равно тот получился излишне писклявым и неприятным. — Я так хочу попасть на твою коронацию, жаль, что кроме меня тебя никто не соберёт на свадьбу… Черт бы тебя побрал! Да стоит мне плюнуть, старая ты кобыла, как меня будут собирать все омеги и женщины континента, заглядывая в рот и говоря шёпотом, чтобы лишний раз меня не разозлить. Унай без лишних слов дотронулся указательным и средним пальцами до своих губ, а потом осторожно коснулся ими губ Цироса. Последний, кажется, сперва опешил, а потом и вовсе раздраконился, резко повернув голову в сторону любовника. Его злой и возмущённый взгляд не сулил ничего хорошего. — Да как ты смеешь прерывать речи своего принца?! Юноша в маске без лишних слов повторил жест, проникая пальцами под свою завесу таинственности, а потом вновь пытаясь коснуться губ Цироса, но тот уже отбил руку, только потом услышав пояснение: — Этой мой поцелуй вам. Будущий император серьёзно посмотрел на маску Уная и, кажется, совсем расслабился, вновь укладывая голову на его грудь, но теперь не сводя взгляда с любовника. — Я уж было подумал, что ты меня хотел заткнуть. Не делай так больше, иначе я и пальцы могу приказать тебе отрубить. Унай улыбнулся, промолчав, ведь не говорить же ему, что он отчасти именно это и хотел сделать, а также почувствовать нежность тёплых губ возлюбленного. Ему не хотелось слушать все эти интриги, что творилось между правителями территорий. Единственное, чем, наверное, он хотел бы заниматься, так это обниматься и ласкаться с любимым, а также продолжать своё обучение, пусть и в одиночном ключе. Профессор Фрезит научил его учиться, теперь всё ложилось на плечи бывшего ученика. — Ваше Высочество, вам нужно выспаться перед завтрашним днём. Едва ли вам позволят во время свадьбы отдохнуть. Тем более отправление в Ленбенс под ночь. — Я отдыхаю, а ты помолчи, — махнул рукой Цирос и Унай от этого тихо засмеялся, но послушно умолк. Юноша уж думал, что сейчас вновь начнутся приставания и ужимки, но принц молча глядел в высокий потолок, сложив руки на груди. Они так лежали долгое время, скорее, не один час, когда Унай обнял его, слушая тихое дыхание возлюбленного и чувствуя его равномерно бьющееся сердце. Его тёмные глаза превратились в настоящие омуты, однако парень не стал в них лишний раз заглядывать, дабы не отвлекать от раздумий принца. Только под утро Унай, казалось, убедившись, что Его Высочество крепко заснул, осторожно подвинулся, подложил под голову того подушки и кое-как сумел выскользнуть из покоев, неспешно и плотно прикрыв за собой дверь. Цирос открыл глаза, как только юноша в маске вышел, бездумно глядя перед собой. Через полтора часа слуги придут его будить, даже не представляя, что всю ночь принц даже не задремал, так что ложиться спать было уже бесполезным занятием. Следовало лишний раз проверить свою подготовку к походу, а дела свадьбы он полностью доверил императору, потому что едва был заинтересован в этой церемонии, в отличии от него, двора и народа. Унай, вернувшись в покои, лёг в постель, закрывая глаза, так как всю ночь просидел рядом с принцем и боялся побеспокоить его сон. Да ещё и эта их скрытность. Он был уверен на все сто, что весь дворец шепчется об их связи и даже самый незаинтересованный аристократ, да и простолюдин, уже знал, что Цирос зачастил приглашать к себе своего телохранителя в маске по вечерам. Принцу Ленбенса, казалось, всё равно на это сплетни, о принце Сайогрима Унай знал мало, но всё равно старался сохранить их конфиденциальность. Юноша только привел мысли в порядок, когда к нему довольно грубо постучались и велели собираться к свадьбе, предоставив какой-то даже наряд. Взяв из рук слуги безразмерный наряд оранжевого цвета с непонятными узорами, он покрутил его, не понимая, как в него одеваться, но молчаливый, темнокожий бета едва цокнул языком, высказывая недовольство, а потом жестами предложил юноше раздеться, после чего только обернул этой тканью с ног до головы практически, повязав всё поясом. Унай дал понять, что его подобное не устраивает, и снял с головы псевдокапюшон, закутав красивой, оранжевой тканью с жёлтыми и красными полосами шею. — Благодарю, — улыбнулся юноша, но неразговорчивый слуга лишь неприветливо поднял вверх то ли в усмешке, то ли в сомнении правый уголок рта, выходя. Унай сел на свою кровать, уставившись на приоткрытую дверь. Никто из слуг, шныряющих по коридору, не спешил звать его на церемонию, а, как понял юноша, Цироса ещё наряжали, так что спешка в том, чтобы облачиться самому, была не очень ему понятна. Разве что они подготовили всех гостей заранее, дабы те не смели задерживать женихов и императорскую семью. На церемонию юношу позвали неожиданно и довольно мило: молодой омега, что тоже работал служкой, но, кажется, совершенно не в этом крыле, со стуком в приоткрытую дверь просунул голову в комнатушку и, углядев в ней белую маску, чей обладатель поднял голову на звук, мягко улыбнулся, сказав лишь короткое «пора, господин». Ноги и руки Уная непроизвольно затряслись, когда он поднялся, наблюдая за тем, как слуга скрывается в коридоре. Когда он вышел, тот всё ещё стоял рядом с дверью и, указав рукой вперёд, попросил идти прямо по коридору и спускаться по лестнице вниз. Выйдя к общему залу, Унай наконец-то смог сориентироваться, куда идти дальше, так как гости и некоторые служки шли в схожем направлении. Первые оживлённо переговариваясь, красуясь перед друг другом своими нарядами и обсуждая грядущее событие, а последние всё ещё вели активную подготовку. Знакомых лиц юноша не видел, из-за чего сильно нервничал, ощущая себя не в своей тарелке, однако смог-таки прибиться хвостом к каким-то вельможам, следуя за ними в зал церемонии. Коридоры там были узкими и не очень удобными, чего не скажешь о коридорах Дар-Дароота, и из-за этого Унай постоянно боялся кого-то зацепить, но слуги не просто обходили, а будто обтекали их, не позволяя себе оплошности. Наконец, добравшись до зала церемонии, Унай столкнулся с новой проблемой — ему негде было сесть. Все приглашённые на свадьбу гости имели удобные подушечки, на которых могли со всем комфортом разместиться, те, у которых были проблемы со здоровьем или им просто так пожелалось, сидели на стульях и креслах. Юноша помялся и принялся искать глазами слуг, но ни один даже не обратил на него внимание или сделал вид, что не обратил, оставляя Уная краснеть от собственной беспомощности в окружении совершенно незнакомых людей. На него уже даже начали обращать внимание, переговариваясь, и молодой человек всё более и более смущался, порываясь и вовсе уйти, однако среди общего шума, раздался чёткий голос со стороны: — Унай! Этого зова было более чем достаточно, чтобы юноша обернулся и встретился глазами с зовущим. С величайшим облегчением узнав в нём маркиза Камрингера, Унай скорее кинулся в его сторону. Элехей без лишних стеснений подозвал слугу и попросил ещё подушку, когда молодой человек приблизился. — Вы мой спаситель, — слишком искренне и слишком громко признался юноша, садясь от командира по правую руку, замечая, что солдат, что ранее сидел на том месте, подвинулся, позволяя Унаю сесть. Элехей хотел что-то ответить, однако лишь махнул рукой, когда раздался звук гонга и все гости в зале встали, приветствуя императора. Коргтхим величественно прошёл, занимая свой трон, у которого его уже ждали сыновья и дочь. Следом за ним вышел местный священник — именно так его назвал мысленно Унай. И только следом, со звуком ещё одного удара в гонг появились и женихи. Калли, как и подобает альфе, придерживал младшего, будущего супруга под руку, однако не столь навязчиво, как это обычно бывало на севере или же западе, а лишь условно — тремя пальцами одной руки за локоток, в соответствии со старыми правилами. Он выглядел счастливым в этот момент, будто свадьба, что будет длиться всего-ничего из-за спешки, была самым лучшим моментом в его короткой жизни. Юный, невинный, пышущий здоровьем и любовью Калли выглядел просто отлично. По одобрительным вздохам и переговорам, Унай понял, что при дворце его любили и, видимо, не очень радовались, что он станет супругом Цироса — угрюмого и молчаливого принца, чьё лицо было спрятано под ткань платка, но все его движения, вся его суть давала понять истинное отношение ко всей этой процессии наследника Ленбенса. Но сколько Цирос был пугающим и мрачным, столько и загадочным, желанным, неповторимым. Унай невольно представил, как держит за локоток принца, ловя на себе восторженные взгляды гостей, как медленно подводит к алтарю, ожидая, когда будущий супруг поправит шикарное одеяние и поднимется по небольшому порогу, как, опустив голову, покорно уставится под ноги священнослужителю, как опустится на колени, склоняя голову перед ликом незнакомых божеств, что изображались на ярких полотнах, несколько раз вздрогнет, будто спокойствие его души что-то тревожит, и, наконец-то встав, повернёт голову к своему жениху. Звонкий голос связывающего узы брака императорской семьи старика, что ранее гласил нечто на незнакомом языке, умолк. Унай очнулся, как ото сна, ощутив на плече чужую руку. Повернув голову, он заметил, как Элехей оперевшись на него, вытянулся вперёд, будто стараясь что-то лучше увидеть впереди. Юноша в маске не обратил на это внимание, больше беспокоясь о том, как успешно пропустил большую часть церемонии, паря где-то в своих мечтах. Он даже не заметил, когда женихи дошли до алтаря и все сели. Однако сейчас, придя в себя, юноша вновь перевёл взгляд, но уже осознанный, на женихов, что вот-вот станут мужьями. В это время Калли, счастливо улыбаясь, потянулся руками к голове Цироса, дабы снять с него скрывающую лицо ткань. Унай мог видеть только лицо альфы, так как омега был повернут к нему спиной, поэтому не мог точно сказать под общим ахом, что было лучше: видеть изменения Цироса или же удивлённо-ошарашенный взгляд Калли. Кто-то попросил обеспокоенных гостей вести себя спокойно и не волноваться из-за «небольшой проблемы», однако поднялся ропот и даже гул. Император что-то громогласно произнёс и часть голосов умолкла. — Что?.. — не успел Унай завершить свою мысль, чувствуя, как тело рядом сидящего маркиза напрягается, как Цирос обернулся в их сторону, точно находя среди множества гостей белую маску юноши. Молодой человек оцепенел, глядя в безэмоциональные глаза принца. Бешеный голос императора раздался со своего места, чей обладатель почувствовал, как от шока слуги не соблюдают его указаний. Однако этого Унай уже не видел, заметив, как шея равнодушно глядящего на него Цироса вся была измазана кровью, что стекала под одежду, оставляя на тёмно-зеленом одеянии багровый, мокрый след с одного и второго края. Кровь начала течь из-под тюрбана, заливая лицо, из-под рукавов, окропляя ладони и пальцы, медленно стекая на пол, и из глаз крупными, тёмными слезами. — Унай, — позвал его знакомый голос справа, который юноша упорно не узнавал. — Унай. — Настойчиво повторил он, когда Цирос вновь обернулся к своему жениху, а посторонний человек подошёл к ним. — Унай! — Громким шёпотом позвали его, на сей раз коснувшись плеча и легонько дёрнув. Все в окружении встали, кроме самого парня в маске, которого кто-то безуспешно поднимал на ноги. Унай же не мог понять, что происходит и почему все так спокойны. Люди вокруг начали низко и монотонно кланяться новоявленным супругам по несколько раз, а юноша, забыв, как дышать, глядя на почти полностью окровавленного принца, ощутил, как тело расслабляется, а затылок встречается с грубой поверхностью пола, прежде чем погасить сознание. — Опять твой обморок. Знаешь, это начинает потихоньку надоедать, — Унай чувствовал, как тонкие пальцы осторожно гладят его по волосам, перебирая отдельные пряди и проводя подушечками по коже раззадорившейся и страдальческой головы, что буквально разрывалась от боли. Он застонал, повернув голову в бок и утыкаясь маской в чью-то нижнюю часть живота. Место, в котором юноша и его спаситель находились, мерно покачивалось, иногда подпрыгивая на отдельных кочках. Унай поднял взгляд на верх, встречая лицо Цироса, что склонился над ним, как над ребёнком, гладя по голове, шее и плечам. — Ваше Высочество? — молодой человек выпрямился, резко сев, из-за чего голова разболелась только в разы сильнее. — Что вы тут делаете? Ваши глаза, лицо, руки… — Он опустил взгляд на последние, но на них не было и следа крови, как и на других частях тела, в том числе и лица. — Кровь. Я видел на вас кровь. — А, это… Так вот из-за чего ты приступ поймал, мой нежный птенчик? — пальцами Цирос коснулся мочки правого уха, в котором всё ещё была серьга, как, собственно, и в левом, но именно в правом был едва видный след засохшей крови. — Чтобы надеть украшения, эти сволочные слуги прямо перед самым выходом продырявили мне оба уха шилом. Конечно — пошла кровь! — Возмущённо закончил он, кажется, вспомнив о недавних событиях. В доказательство на свадебном наряде принца на плече был багровый след, но совсем маленький, не такой, каким видел его Унай ранее. — Лучше поспи ещё, мой милый, эту первую брачную ночь я проведу здесь, с тобой. — И сам облокотился, уложив голову на плечо юноши. *** Так уж завелось, что победители пишут историю, и с этим не поспоришь. Книги, приукрашенные писарями по просьбе тех самых «победителей», пестрили необыкновенными фактами о возникновении мира и всех землях Центрального континента, делящегося на отдельные властвующие точки: Нагдалин — север, Эонвин — юг, Ленбенс — запад, Сайогрим — восток, Кратангор — юго-восток, Сахарные острова — северо-запад и ещё парочка совсем крошечных, чуть описанных в книгах, земель на юго-западе и на северо-востоке. Все они имели свои истоки и необыкновенные истории возникновения. Ленбенс, к примеру, раньше исключительно принадлежал Эонвину и так, собственно, назывался, но со временем обрёл независимость за счёт деления императором между своими двумя сыновьями-альфами. Даже несмотря на различие между теперь уже двумя Землями, общими у них остались язык и родственные связи между главенствующими семьями. Цирос Тиннертен был четвёртым наследным принцем на престол Эонвина, что подтверждало данную теорию, хотя и не совсем объясняло столь близкую связь, ведь деление земель произошло ещё несколько столетий назад, а родственная связь на данный момент была слишком близка. «Кровосмешение», — пометил для себя Унай, делая тоненький очерк в специально выделенной ему книжечке. У Нагдалина была яркая и слишком фантастическая история, начинающая свои истоки с древних разгневанных богов, что наслали на эти земли вечный холод; великанов, пожирающих неугодных королей; колдунов, заманивающих к себе детей и их родителей, чтобы — естественно — сожрать и костей не оставить; заколдованных принцев и принцесс, жаждущих избавительного от чар поцелуя, но больше — никак иначе — свежего мясца заблудшего к ним в лапы путников. Да, Нагдалин умел очаровывать таинством своих земель. Впечатление, остающиеся от этих мест, неизгладимы. — Демон из Дар-Дароот, — прочёл юноша очередную главу. — Да было это в тысяча первом году при правлении Глода Великого, жившего в замке Дар-Дароот и правившего мирно и светло… У Глода Великого никогда не было проблем с людьми и землями, ибо любил он порядок и делил всё справедливо между собой и ниже стоящими. Молился по восемь раз на день, омывался редко, — раз в год, может, реже, — принимал к себе гостей, любил пышные пиршества. Ел много, но в меру, пил больше, но без помутнений рассудка. Жил в одиночестве, желал найти мужа или жену из южных земель, на примете была даже одна принцесса из Эонвина, но всё изменилось, когда к нему на пиршество пожаловал бард с волшебным голосом. Танцевал и заливался соловьём прекрасный юноша, очаровывая Глода красотой и энергией. Король не мог сопротивляться, поэтому немедленно призвал барда к себе в покои. Никто не знал их долгого разговора, но видели, как юноша с самодовольной улыбкой выходил из покоев монарха, как скалился слугам и страже, желая раз и навсегда покинуть стены замка. Но Глод, весь красный от злости и волнения, испуганный и дрожащий, вылетел за бардом следом и, схватив, поволок в темницу Дар-Дароот, — в то время она была одна, та, что в подземелье. Запер Глод юношу в темнице и обозвал демоном. Люди, что были свидетелями сего, видели, как бард посинел и превратился в рогатого дьявола. Унай не стал дальше читать, примерно зная, что-то были лишь выдумки впечатлительного народа. Да, была доля правды в этой истории, возможно, Глод действительно нарвался на демона и как-то сумел заманить его в темницу, но уж точно не мог потащить за собой, если, конечно, бард не был самым обыкновенным человеком. Глубоко вздохнув и потерев переносицу, парень в маске осмотрел своё убежище: маленькая карета, предназначенная только для двух. Унай помещался в ней только в один бок, так как всё остальное пространство занимали книги и некоторые вещи принца. Цирос так знатно снабдился в Играсе, что решил все своим старые вещи, которые остались после набега в проклятой деревне, оставить юноше. Последний особо этой затее рад не был, но перечить не стал, хотя очень этого хотел. К удивлению Унай, принц приказал сложить из архива и библиотеки ему некоторые книги и записи. Юноша в маске со стеснением и некоторой внутренней злорадностью представил, как те люди, что не пускали его внутрь того здания, прогоняя, опешили от приказа Цироса. «Научиться говорить «нет», — продолжал помечать для себя Унай, но уже на отдельном листке, выделенном для собственных мыслей и домыслов. «Правая рука, — подумал он, осторожно выглядывая из своей повозки, но, к сожалению, пейзаж леса загородили несколько едущих рядом всадников, поэтому Унай со вздохом откинулся назад, закрывая окошко шторкой. — Определённо, теперь тяжело будет отвязаться от его высочества.» Планы по навещению профессора Фрезита и поездки в Кратангор опять откладывались, и Унай постоянно уговаривал себя, что ненадолго, но сам себе не верил. Цирос, после того, как признал его правой рукой и своим ближайшим защитником, явно не отпустит его от себя. Повесив на юношу столько обязанностей, принц пообещал, что позволит Унаю иногда выезжать, куда и к кому ему захочется, но сделал намёк, что ненадолго и с условием возвращения. Намёк был подкреплён подмигиванием, но, теперь зная вспыльчивый характер Цироса и его гневную реакцию, Унай сомневался, что в случае непослушания, всё обойдётся этим невинным жестом. Юноша мог не согласиться и потребовать свободы, особенно сейчас, когда они так недалеко находились от Кратангора, и он мог с лёгкостью отправиться туда. То, что его пропустят, Унай будто точно знал, отчего-то совсем не беспокоясь по этому поводу. Правда вот Цирос, хоть и отошедший от своей обиды, несмотря на некоторые недовольные взгляды, сравнимые разве что с детской обидой на не купленные игрушки, всё равно мог взорваться. «Записывать важные события для хронологии», — пометил уже в книгу Унай, беря на себя ответственность писаря. Его никто в это дело не благословлял, но он для себя решил этим заняться. Ему хотелось как можно подробнее донести до следующих поколений характеры будущих императоров, их правление и события в Ленбенсе и во всём мире. Хоть эта книга и будет написана на кратангорском, так как Унай всё ещё неважно разбирался во всех остальных языках, даже в эонвинском, она уже будет нести в себе правду, ну, а потом до неё доберутся руки более грамотных писарей, что смогут перевести её на другие языки и распространить по всему миру. «Принц и ещё непризнанный в Фрассии император Ленбенса Калли был излишне мягок и слеп к своему супругу.» Альфа поражал не только Уная, но и остальных приближенных, которые более-менее хорошо знали обстановку, своей беспечностью и наивностью. Он позволял Циросу всё, глядел на него преданно и нежно, не лез с поцелуями и приставаниями, считая своего мужа слишком непорочным и нежным для подобного. Калли дал клятву, что тронет его, как только они заключат повторный брак в Ленбенсе и возлягут в одну постель. При этом говорил он всё это настолько воодушевлённо и серьёзно, что стыдно стало от этого только Унаю и ничуть — самому Циросу. Последний, казалось, упивался вседозволенностью и везением. Ещё бы — отхватить мужа-альфу, который слеп при видении на оба глаза, отчасти глух, но глуп, и исключительно инфантилен. «Власть, признание, могущество и независимость полностью принадлежат мне и только мне!» — смеялся Цирос в компании Уная, которого в последнее время излишне часто звал к себе, а Калли и не против, не видя в препровождении двух омег вместе ничего плохого. Причём Цирос настолько обнаглел, что уже при собственном муже приглашал Уная к себе в карету, так как ехали будущие императоры порознь. Глядя в такие моменты на Калли, парень в маске искреннее недоумевал, как тот может не понимать; пытался несколько раз поймать взгляд восточного принца, прочесть в нём знание происходящего и принятие или же какую-то свою выгоду, но видел лишь безграничную наивность и добродушие, и от этого становилось ещё горше, в первую очередь, по отношению к себе. — Пожалуйста, давайте хотя бы из уважения к вашему мужу будем делать всё, как раньше, скрыто. Я не могу глядеть на него, когда он, видя нас, только улыбается, свято полагая, что мы лишь друзья и охранник с господином. Это просто невыносимо! — шёпотом жаловался Унай, украдкой поглядывая на стоящего к ним спиной Калли, гладящего лошадь. В тот самый момент Цирос настойчиво лапал парня ниже спины. — Он так глуп, что дальше своего носа не видит. А двое омег — это же так невинно и… сексуально, — мурлыкнув, похабно улыбался принц, не прекращая своих действий. Унай только сокрушительно качал головой, но более не пытался помешать Циросу, к своему уже давно не удивлению, чувствуя, что хочет этого, рад. Рад, что, несмотря на новый статус, принц возвращается к нему, ревнует, зовёт к себе, рассказывает какие-то новости и факты из жизни, смешанные с увлекательными историями. Рад, что Циросу нравится его вьющиеся чёрные волосы, которые он подолгу нюхал и перебирал, несовершенное тело со шрамами на безобразных руках. Принц Ленбенса был так нежен в последнее время и так тянулся к скрытым под маской губам Уная, что последний даже несколько раз рыдал навзрыд, злясь на чёртову преграду, себя и весь мир. «Никогда не отпускает своего, — писал в книге юноша, вспоминая отголоски собственника во всём, что делал или говорил Цирос. — Упрям в действиях и решениях до того, что не хочет никого слушать. Излишне самоуверен и эгоистичен. Прекрасный дьявол.» «Одно слово — люблю», — дописал уже в своём листке Унай, справляясь с потоком мыслей, тревожащих сердце. Порой сознаться в собственных слабостях намного сложнее, чем это может показаться со стороны. Но когда барьер преодолён, и храбрость одерживает верх, выводя на чистую воду, прежде всего, самого себя, становится невообразимым образом легко. Унай ещё давно понял, что проникся к принцу далеко не братскими чувствами, но пытался отгонять от себя эти мысли, полагать, что это наваждение пройдёт, как болезнь. И вот, настало время, когда он принял себя и свои чувства. Несмотря на лёгкость, он всё равно ощущал тяжесть, боясь потерять, боясь привязаться до такой степени, что не сможет уйти или отпустить. Хотя он уже знал, что просто так покинуть Цироса не может, и это чувство было сравнимо с желанной клеткой, приносящей боль. Они ехали долго, но уже по прямой, через Эонвин. С Нагдалином отношения лопнули, подобно струнам лютни — громко и противно. Всё это медленно, но верно перерастало в грядущую войну. Цирос, на котором, собственно, как показывают наблюдения Уная, будет лежать эта ответственность, отказывался пока комментировать свои дальнейшие действия, ограничиваясь ответами по поводу приезда в Ленбенс и решения проблем со своим братом-альфой. Сейчас, в дороге, по сути, было спокойнее и беспечнее всего, так как здесь они много проводили времени вместе и особо не думали о грядущих проблемах. Точнее, Унай не думал, так как ещё не проникся грядущими императорскими делами, а во взгляде Цироса проскакивали и волнения, и грозность, и решимость, и даже отчуждённость. Он, как никто другой, прекрасно понимал, что его ждёт по приезду в Ленбенс, где на его хрупкие, но крепкие плечи возложат все вселенские проблемы. Унай, видя, в каком состоянии порой бывает принц, пытался его приободрить, пытаясь вывести на какой-нибудь отвлекающий от дел занимательный разговор. Порой получалось, а порой — нет. Юноша помнил, как прошёл последний день их беззаботного времяпрепровождения друг с другом. Они вновь тронулись после ночной стоянки в путь довольно рано и в пути буквально досыпали беспокойные часы. Уная сморило удивительным образом быстро, и он проспал где-то до полудня, пока не был пробуждён бестактным проникновением в карету. Не совсем понимая, что произошло, юноша дёрнулся, но тут же был пойман в крепкие объятия принца, на которого снизошла нежность с самого утра. Ещё не до конца проснувшийся Цирос пришёл досыпать в компании Уная, забираясь прямо на него и укладываясь таким образом, чтобы они валетом лежали в объятиях друг друга. Парень в маске ещё чуть-чуть поворочился и, устроившись поудобнее, замер, глядя в умиротворённое лицо любимого, обнявшего чужие ноги и устроившего голову на их коленях. Унай прикрыл глаза и вновь заснул, но проснулся от лёгких прикосновений к своему телу: чьи-то пальцы настойчиво пробирались под рубашку и гладили грудь и живот. Юноша глубоко вздохнул и открыл глаза, тут же поймав взглядом перевернувшегося Цироса и положившего голову на грудь Уная. Ещё не проснувшись до конца, он легонько поглаживал любовника под умиротворённое покачивание кареты. — Ваше Высочество, — тихо позвал Унай того, — вы ещё будете спать или уже встаёте? — Угу. Парень вновь вздохнул, но не рискнул дёрнуться, чтобы не скинуть с себя принца и ненароком не покалечить. Протянув руку к небольшому сундучку, Унай достал несколько листков и принялся читать, погружаясь в очередную увлекательную историю, но уже Ленбенса. Несмотря на относительно недалёкое отделение от Эонвина, он уже имел свои легенды и сказания. — Правда, что ваш дед-альфа был любовником своего троюродного брата, императора Эонвина? — спустя некоторое время полюбопытствовал Унай. — Правда, — ограничился Цирос, обняв любовника за талию, предпочтя доспать своё. — Это явно была любовь, раз император объявил род Тиннертенов официальной наследной ветвью на престол Эонвина. — Так было с самого начала. Историю, что ли, не читал? — Значит, если все наследники погибнут или откажутся от престола, вы станете императором Эонвина и Ленбенса? И что, объедините земли, как было раньше, или оставите всё, как есть? Не тратя сил на ответ, Цирос, подняв голову, раздражительно взглянул на листы и резко выдернул их из рук Уная, чтобы в ту же секунду сильно сжать и откинуть в другой угол кареты, вновь удобно устраиваясь на груди парня. Молчание и тихий цокот копыт лошадей стражников. — Это был оригинал, — произнёс тихо Унай, — из записей сайогримского летописца. Зачем вы так? — Мне наскучило это слушать, а ты всё не утихомиришься! Сейчас пешим ходом пойдёшь! — Это моя карета, — осторожно улыбнулся парень, наблюдая за тем, как принц недовольно хмурится, открывая глаза, и некоторое время молчит, сосредоточенно глядя перед собой. Заметив появившийся боевой настрой принца, Унай улыбнулся шире, с нетерпением ожидая грядущую тираду. — Вот как? Ты, верно, забыл, с кем беседуешь. Здесь всё моё: земли, лошади, кареты, вещи и люди, включая тебя. Я приказываю молчать, а ты исполняешь! Ну! — Молчу, — не прекращая улыбаться, произнёс юноша, осторожно запуская пальцы во взъерошенную, огненно-рыжую шевелюру, хотя последняя таковой уже давно не была. Может, полгода и больше назад Цироса и можно было назвать рыжеволосым, сейчас же его с лёгкостью могли кликать седым, ибо в некоторых местах корни и новые волоски были белыми. Цирос хмыкнул и, отвернувшись, лёг, но через несколько минут, явно не сумев опять заснуть, произнёс еле слышно: — Скоро мы прибудем в Фрассию. Там у меня не будет времени просто так лежать и смотреть в потолок. Унай молча продолжал гладить принца по голове, перебирая локоны. — Ты даже представить себе не можешь, что из себя представляет обыденность императорского двора. Если сможешь с кем-то подружиться — ладно, но всегда помни, что только один из десяти людей может общаться с тобой, не требуя ничего взамен. Когда приедем, держись подле меня или же Элехея, ему я доверяю даже больше, чем себе. Найди занятие — тебе же нравилось читать и изучать — и не мешай никому. Цирос замолк, и Унай, приложив к своим губам указательный и средний пальцы, через мгновение перенёс их к губам принца. Тот тут же повернул голову с непониманием и небольшим недоверием глядя на белую маску. — Мой поцелуй вам, — пояснил Унай, улыбнувшись и повторив своё действие. Взгляд принца тут же потерял настороженность, обретя глубокую задумчивость. — Откуда на твоём лице появилась эта маска? Не может быть такого, что ты ничего не помнишь. Я приказываю — отвечай. — Мне жаль, — покачав головой, произнёс юноша, — но если бы я знал, я бы обязательно вас обо всём осведомил. Мне самому приходится каждый день задавать себе одни и те же вопросы. — Ты маг, — утвердительно произнёс Цирос, глядя в чёрные запятые заместо глаз. — Или прорицатель, не меньше. — Чем они отличаются? — Первый умеет всё, а второй только предсказывает будущее. И раз ты предвидел зло, значит, ты прорицатель, но развеял иллюзию, значит, маг «без короны». Унай вопросительно извинился, и Цирос, будто этого и ожидая, продолжил: — Знаешь ли ты, что мой отец с бабушкой терпеть не могли чародеев, ведунов, знахарей и прорицателей? Они устраивали всяческие гонения, чтобы те ни в коем случае не оборудовали себе гнёздышко в Ленбенсе. Получалось у них — скажу сразу — отменно: люди, имеющие хоть мизерный талант к чарованию, либо горели на кострах, либо бежали на нейтральные земли; одну такую мы проезжали, направляясь в сторону Сайогрима. Там живут некоторые из тех, кто предпочёл спокойную жизнь всевозможным гонениям, но, как ты уже, наверно, догадался, не все готовы были отказаться от дара. Да, львиную долю магов уничтожили в Ленбенсе и даже в Нагдалине с Эонвином, и остались самые опасные и сильные колдуны и колдуньи, получившие дар посредством сильной крови рода и долгих и изнуряющих тренировок. Вычислить одарённого магией не так уж и легко, особенно тех, кто имел с ней дело многие сотни лет. Я лично знал одного очень способного колдуна. Но о чём это я? Отец болен, и ситуация немного меняется, потому что всеми делами на данный момент распоряжается верхушка правящих домов, которым на некоторое время было доверенно решать за императора. Некогда скрывающие не только талант, но даже лицо люди вновь вылезают из нор, пытаясь показать, что они не вредят, а помогают. Даже в нашем замке появился один старик, способный предсказывать будущее. Я про себя называю его колдуном, на самом деле он не способен пойти на всё то, на что идёшь ты. Именно поэтому я хочу добиться от тебя объяснений. Ты можешь быть полезен не только самому себе, но и Ленбенсу, полезен мне. А называю я тебя магом «без короны», потому что все, кто имеет значительный талант, подвергаются контролю со стороны более старших колдунов, назначая юному неофиту учителя. Когда последний передал все необходимые знания ученику, проверил его и заявил, что тот готов, назначается испытание, а позже — при успешном проходе — коронация в маги. Так как ты ещё птенец в этом деле, буду называть тебя некоронованным принцем чародеев. — Ну спасибо, Ваше Высочество. — Пожалуйста, мой принц, — хитро улыбнулся Цирос и приблизился, целуя Уная в шею. — Ничего, познакомишься со стариком, а потом займёшь его место, когда я стану императором. Унай не ответил, нервно дёрнув уголки губ в улыбке. — Ваше Высочество! — раздался незнакомый голос, а следом — настойчивый стук в дверцы кареты. Цирос, закатив глаза, перелез через Уная и открыл, высовывая голову с растрёпанными волосами наружу. Зло зыркнув на стражника, он кивнул, позволяя тому продолжить после поклона. — Капитан Камрингер желает вам доложить о результатах проверки нашими разведчиками дальнейшего пути. — Так пусть подойдёт и доложит, — в голосе Цироса послышались рычащие нотки. — Он передал вам послание. Вот дословно: «Я не желаю идти, тем более к чужой карете, и говорить о серьёзных вещах с несерьёзным будущим императором». — Что?! В мгновение ока принц сильнее распахнул дверь и резко ударил солдата ногой в голову, отчего тот, не удержавшись на ногах, упал на спину, звездой распластавшись на земле. Унай ахнул и попытался схватить Цироса за плечо, но будущий император, не обращая ни на кого внимание, резво выпрыгнул из кареты и громогласно приказал, указывая на лежачего: — Отрубить голову! Солдаты, что до этого ехали на конях и весело переговаривались, вмиг притихли и поджали головы, затормозив лошадей. Никто из них не отправился исполнять приказ, боясь попасть под раздачу, и только один выбежал по первому зову и, грубо подхватив бедолагу, что до сих пор пытался прийти в себя, под голову, потащил за вереницу отдельно едущих повозок с вещами, припасами и оружием. Калли, что до этого всё ещё спал, вышел из кареты в одних спальных штанах и нарядной, лёгкой и бордовой рубахе из дамаста с серебряными вшитыми нитями, которую впопыхах надел нитками наружу. — Где мой меч?! — крикнул Цирос, и кто-то из слуг скорее принёс оружие, завёрнутое в ткань. Как только рука крепко обхватила рукоять Клыка, принц, спросив, где Элехей, спешно двинулся к нему, не обращая внимание на удивлённые возгласы мужа. Последний, проводив взглядом разъярённого Цироса, нашёл глазами Уная, тоже вышедшего из кареты, и двинулся к нему. — Вы случайно не знаете, что произошло? Он с самого утра зол, как дьявол! — озабоченно произнёс Калли. — Не беспокойтесь, — легонько покачал головой Унай, не отрывая глаз от удаляющейся спины Цироса. — С ним иногда подобное случается. Он быстро остывает, достаточно только его слушаться, вот и всё. Найдя коня Элехея, но не заметив его самого в седле, принц выразительно свистнул и шлёпнул лошадь по бедру, отчего та, лягнув, ломанула вперёд, остановившись неподалёку. Как по волшебству спустя мгновение показался задумчивый Элехей, в руках которого были несколько свёрнутых бумаг. Цирос, не предупреждая, замахнулся и почти ткнул мечом Камрингера в живот, но тот в последний момент отпрыгнул в сторону. Второй удар должен был прийти в левое бедро, но вновь мужчине позволили уйти. — Хватит, — безэмоционально произнёс Элехей и тут же резко присел, избегая смертельного удара в основание шеи. — Нужно поговорить. — Надо было по-хорошему со мной разговаривать, когда я наслаждался поездкой, а не сейчас, когда мне недостаточно просто покалечить тебя за дерзость, — ещё один выпад, и Клык царапнул ремень Камрингера, отчего последний мигом схватился за штаны, чтобы те не съехали, роняя на землю бумаги. — Восторг! — Торжественно произнёс Цирос на сайогримском, используя слово по назначению так же, когда воины, отрезав врагу голову, хвалились этим перед своими товарищами. — А это ещё что? — Грубо вопросил он, поднимая бумаги и отставляя меч. — Подземные пути? — Да, — немного раздражённо подтвердил Элехея, раздасованный потерей кожаного ремня. — Есть серьёзная проблема, с которой столкнулись разведчики. Из-за конфликта с Нагдалином, совет сомневается, что вам стоит появляться в Ленбенсе, особенно в Фрассии. Всё больше людей поддерживает Ливия, и, скорее всего, скоро он сядет на трон. Так говорит глава совета. — Сука, падаль, шваль, отходное ведро моей покойной бабки! Его посадили туда не для того, чтобы он открывал свой грязный, мерзкий рот, которым он обсуживает чернь за медяк! Я рисковал всем, а эта жирная гнида берёт и всё рушит! Элехей спокойно наблюдал, как Цирос извергает проклятия и всё то, чему его учили далеко не нянечки с придворными аристократами. Он задумчиво повёл бровью, уводя взгляд вдаль. Когда же гневная тирада закончилась, и принц, ощутив сухость в горле, смачно харкнул себе под ноги, Камрингер протянул руку, желая забрать бумаги: — Но у нас есть идея, благодаря которой мы проникнем прямо в центр города. К сожалению, карта подземного перехода прямо в замок нам неизвестна, но всё же. Цирос послушно отдал бумаги, задумавшись. Его-то в детстве водили в подземелье, но это было лишь раз, да и то на взбалмошную голову. Как тут всё вспомнить? А две разложенных Элехеем карты на земле ничего ему не дали, так как он понятия не имел обо всех этих ходах, да и — чего скрывать — плохо разбирался в картографии; ему было тяжело запомнить все ходы из замка, чего уж тут говорить про подземелья? — Полагаю, они догадываются, какими мы можем быть «сообразительными», и будут сторожить хотя бы самые известные ходы, — Элехей указал на несколько пальцем, ставя невидимый на них крест. — А что насчёт не столь известных? — У Ливия достаточно людей, может и на них поставить кого-то. Я бы везде поставил. — Я бы ждал врагов внутри, чтобы ударить со всей силы. — Ливий ведь не знает о тайном пути из замка? — Не думаю. О нём мало кто знает, ведь он был создан специально для императорской семьи и её приближённых, но некоторые главы совета могут знать. Напомни мне, почему мы не взяли армию сайогрима и не пошли убивать сукиных детей? — Потому что вам и принца Калли еле доверили, что уж говорить про армию? Прошу вас не отвлекаться. Неужели вы ничего не помните? Наш единственный и безопасный шанс попасть без риска в замок — ваша память. — Я так далеко не заходил, чтобы всё помнить! — раздражённо рыкнул принц, вставая с колен. — Сколько у нас ещё времени до того, как мы подъедем к Фрассии? Меньше трёх суток? — Меньше. Не больше двух с условием того же хода. — Я не помню этой местности, — задумчиво осмотрелся Цирос. — Потому что мы движемся не по прямой, объезжаем деревни. Не хватало ещё, чтобы нас кто-то увидел. Я и так постоянно подчищаю наш след, — увидев настороженно-вопросительный взгляд, Элехей усмехнулся. — Думаете, за нами ни разу не охотились? То и дело по кустам кто-то сидит и ждёт своей очереди доложить. Семеро за последние четыре дня — это не так мало. Думаю, впереди будет ещё больше, так что скорее решайте, как поступить, или вспоминайте тайные ходы. Вы же у нас Его Будущее Императорское Величество. — Я смотрю, ты осмелел, раз зубоскалишь? — опасно-ласково произнёс Цироса, но Элехей даже не шелохнулся, продолжая глядеть принцу прямо в глаза. — Отрублю тебе как-нибудь голову, в пока… Я что-нибудь придумаю. — Пообещал и ушёл, оставив альфу наедине с бумагами. Камрингер молча подтянул штаны и уставился на карты, задумчиво водя взглядом по местности. Унай, прислонившись спиной к дереву в тени и вновь погрузившись в чтение, не заметил, когда пришёл Цирос. Последний приземлился рядом, молча уставившись перед собой, и юноша в маске не спешил задавать вопросы, предпочтя дочитать последние абзацы, но принц начал сам: — Ты же у нас предсказатель? — Я? Вы же знаете, что это далеко не так. — Нужно понять, как пробраться в Фрассию, и твоя помощь может быть очень кстати. Нет, я приказываю тебе помогать мне. — Приказывайте-не приказывайте, а от меня ничего не зависит. Если я нечто вижу или слышу, то не могу контролировать, — Унай отложил книгу. — Иногда, когда что-то происходит или должно произойти, в голове появляются голоса, которые говорят какие-то непонятные вещи. Голосов так много, что я не всегда могу различить, что именно они говорят. В последнее время слышу их не так часто, как это было раньше, в Дар-Дарооте, но всё равно появляются, и это сопровождается головной болью. Сила последней зависит от того, как громко и как… резко они разговаривают. На самом деле это сложно объяснить, и мне тяжело найти слова, чтобы точно описать всё, что я чувствую во время подобных приступов. Они бывают настолько сильными, что реальность и мысли смешиваются, и становится очень сложно различить и отделить их друг от друга, но подобное случается редко. В последний раз это было в той проклятой деревне. Как только мы заехали в неё, мне было безумно тяжело понять, что могут видеть ваши солдаты, а что — нет, потому что тёмный дым был повсюду, но никто не реагировал на него, а когда твари начали убивать, я понял, что не имеет значения, мысли это или реальность, мне нужно было действовать. — Ты очень многое мне рассказал, — спустя некоторое время произнёс Цирос, когда Унай закончил и замолчал, — и это всё более приводит меня в смятение. Ты постоянно видишь «тот» мир? — Если вы о том чёрном тумане, то только там. Больше я, к сожалению или к радости, ничего не вижу. — Ты либо прорицатель, либо маг. Если бы ты был первым, то ты бы постоянно видел «тот» мир, по крайней мере, хоть раз бы встречал мертвецов и мог предсказать будущее. Что же с тобой не так? Может, эта маска? — Цирос провёл по гладкой поверхности пальцами. — Такой странный материал. Похож на кость, но это нет. Говоришь, не помнишь, откуда она на тебе появилась? — Я не помню даже, кто мои настоящие родители. — Смешно, — дёрнул плечами принц, отворачиваясь. У Уная болезненно потянуло в груди, и он тоже поспешил отвернуться, предпочтя разглядывать покрытую зелёным ковром поляну с редкими деревцами. Весь дальнейший день омеги не переговаривались друг с другом и старались даже лишний раз не пересекаться. Цирос усердно делал вид, что ничего не замечал вокруг, а Унай просто не настаивал, стоя в стороне и занимаясь своими книгами. Только глубокой ночью, когда солдаты отправились спать или обходить местность, принц, явно растеряв всякое терпение, вломился в карету Уная, хлопая дверцей: — А что это ты не закрываешься? Ждёшь кого-то? — Вас, — как само собой разумеющееся, произнёс юноша, наблюдая за не совсем успешными попытками Цироса устроиться на диванчике рядом. — Без сласти, — хмуро бросил тот, снимая сапоги. — У нас тут план организовался. Ждёшь подробностей? — Не очень уверенный кивок со стороны Уная. — Зря, я не расскажу. Но можешь быть уверен в его результативности. — Как? Я даже не знаю названия вашего плана. Суровый и внимательный взгляд прошёлся по маске парня, остановившись на двух чёрных запятых вместо глаз, но выжидающая тишина, последовавшая за сим действием длилась недолго, и Цирос произнёс на полтона тише предыдущего: — Двойники. Проверенный способ ещё засозидательных* времён. На рассвете выступаем. — Где вы найдёте столько карет с двойниками? — Трёх будет достаточно. — И на которой из них я? — робко вопросил Унай, опуская голову. Он мысленно уже примерно представлял, что его будет ждать, ибо исход подобных хитросплетений был подобен каждодневному восходу солнца, только вот подставлять шею уж больно не хотелось. Но вместо очевидного ответа, юноша услышал: — Может, тебя ещё в повозку запрячь вместо коней? Унай отметил насмешливую улыбку принца. — Ничего — пешком пойдёшь. Что, думал, будешь сидеть в одной из карет? Выдумщик! За тебя с этим справятся солдаты — зря, что ли, им плачу? -