***
Море шуршит, прибывая и убывая, тёплый воздух с привкусом соли перебирает волосы, а июньское солнце ласкает кожу. Барри восемь лет. Они с мамой сидят на красном одеяльце. Он играется с цветами, которые сам же и создаёт, а мама рисует что-то в своём блокноте. Рыжие волосы спадают ей на лицо, и сквозь них пробиваются лучики солнца. Она тепло улыбается ему, с нежностью гладя по голове. — Что такое? — спрашивает он, повернув голову. Нора качает головой. — Знаешь, когда твой папа делал мне предложение, он написал мне песню. Она называлась «Бежать домой к тебе». — Мне нравится! Спой её! Пожалуйста! — Не могу сказать, какими будут дни, — начинает петь Нора. — Не могу изменить того, что готовит будущее. Но я хочу тебя в нём. Каждый час, каждую минуту. Она поёт так красиво, и пение это идёт от самого сердца. Барри прижимается к матери, и она обнимает его. До носа доносится запах её волос, и он медленно растворяется в нём. Ему так спокойно.***
— Барри? — шепотом произнёс кто-то. Он открыл глаза. Барри всё ещё лежал на полу, свернувшись в клубочек, а рядом с ним на коленях сидели Кара и Лена. Циско стоял в дверях. Вид у него был крайне обеспокоенный. — Привет, — шепотом сказал он. Кара нежно улыбнулась, проведя ладонью по волосам. — Ты в порядке? — Да, — Барри кивнул, а потом медленно поднялся. — Мне просто надо было поспать. — Ты пойдёшь с нами в «Три метлы»? — спросила Лена, делая шаг назад. — Да, конечно. Я переоденусь, и можем идти. — Отлично, — кивнула Лена. — Мы подождём тебя внизу. — Вы идите, — сказала Кара, махнув рукой. — Мне надо поговорить с Барбариской кое о чём. Барри это насторожило. Они с Леной переглянулись, и Лютор нахмурилась, но всё же ушла. Когда за ними закрылась дверь, Кара выразительно взглянула на него. — Что такое? — спросил он, подходя к шкафу. Барри расстегнул рубашку и, сняв её с себя, повесил на плечики. — Это ты мне ответь, — возмущенным шёпотом произнесла Кара. — Какого чёрта случилось там, в кабинете? Циско сказал, что вы странно вели себя с Леонардом. И под словом «странно» я подразумеваю, что он понятия не имел, что у цветов существуют значения, а ты сначала побледнел как полотно, а потом со слезами выбежал из кабинета. Барри, что ты с ним сделал? — Ничего, — холодно ответил Барри. Он подумал надеть свитер Лена, но погода стояла уж больно солнечная. Так что он надел простую футболку и джинсы, а на пояс повязал свитер. Закрыв дверцы шкафа, он развернулся и увидел, что в глазах Кары бушует ярость. — Не смей мне лгать, Бартоломью, — процедила она. — Он должен был знать о значениях. Он должен был знать о Вереске и обо всём этом цветочном! При расставаниях у людей не отшибает… Кара оборвалась на полуслове. Глаза её расширились, а лицо побледнело. — О, Мерлин… Ты стёр ему память. — Да, — кивнул Барри, поджав губы. — Я изменил воспоминания, связанные со мной. — Зачем? — ахнула Кара. — Вы же… — Ты не видела его в то утро, Кара, — отрезал Барри. — Ты не слышала, что он говорил. Ты… — он вздохнул, пытаясь сохранить остатки самообладания. — Когда он узнал о том, что я и есть третий брат, он… Ему было больно. Очень и очень сильно. Он злился. Сказал, что ненавидит меня. Что он и Легенды считают меня монстром. — Нет, он не мог… — Но именно так он и сказал. Кара, он был разочарован во мне, и ему было настолько больно, что я не выдержал. Я стёр всё, что приносило ему боль. — Почему ты не заставил его забыть о том, что ты — третий брат? Почему ты заставил его забыть… всё? — Потому что… — Барри шумно вздохнул. Слёз не было, но были ком в горле и желчь, оседавшая на языке. — Эо ищет его. Лен убил Хантера, и Эо хочет отомстить. Он хочет, чтобы я тоже потерял Своего Человека. — Своего… — Мой партнёр, моя родственная душа. — И это Леонард, — подвела итог Кара. Барри кивнул. — Я люблю его уже шестьсот лет. И я не могу допустить, чтобы он погиб. Я не могу потерять его. Поэтому я заставил его забыть, а затем напоил его настойкой, которая заставила нашу связь практически исчезнуть. Она готовится на основе белой розы, потому что она обозначает… — «Сердце, не знающее любви», — закончила за него Дэнверс. Барри кивнул, и повисла тишина. Они стояли друг напротив друга, и Барри видел, что Кара обдумывает что-то. Затем она вздрогнула и подняла взгляд на него. Глаза её были влажными. — Он не прав, — сказала Кара, и голос её был полон серьёзности. Барри нахмурился. — Нет, Кара, он… — Он не прав, — отрезала девушка. — Да, я понимаю, он был расстроен тем, что ты не рассказал ему о себе. Но это ведь твоя тайна. И он даже не выслушал тебя, если я правильно понимаю. — Он… — Барри вздохнул. — Кара, я напал на его отца… — Которого он ненавидит всем сердцем, — закончила за него фразу Кара. — Барри, он ведь знает тебя. Если вы провели тот день вместе, если вы спали в одной постели, то значит, он достаточно хорошо знает, кто ты такой. И он должен знать, что ты никогда по собственной воле, в трезвом уме и ясной памяти не причинишь вред человеку. И только одного этого было достаточно, чтобы выслушать тебя. — Кара… — А вместо того, чтобы выслушать тебя и понять, что происходит на самом деле, что происходит с тобой, и как помочь тебе… Он просто говорит всё это? Мерлин, я должна врезать этому придурку. — Кара, не надо. Я виноват… — Единственное, в чём тебя можно обвинить, не зная всех подробностей — нападение на Льюиса Снарта. И то, мы оба знаем, что в этом твоей вины не было. Остальное же — только ваше дело. Твоё, Золомона и Тоуна. И Снарт не был в праве обвинять тебя, говорить эти ужасные вещи и выставлять тебя виноватым. Барри, — она взяла его за руку и посмотрела в глаза. — Ты не монстр. Ты не виноват в том, что случилось со старшим Снартом. И ты не заслуживаешь всего того, что он тебе наговорил, потому что любящие люди не говорят такого, — Барри воскликнул, собираясь возмутиться, но Кара подняла руку, останавливая его. — И я сейчас не говорю, что он не любит тебя. Я говорю, что у него явно есть какие-то проблемы. Он защищался, нападая на тебя, а ты, Барри, этого не заслуживаешь. Ты хороший человек. Очень хороший. В тебе столько любви и света, сколько нет ни в одном человеке. Но ты не должен наказывать себя, понимаешь? Ты не монстр, Барри. И ты заслуживаешь любви и понимания, понял меня? Кара замолчала, глядя ему в глаза. Барри чувствовал, как каждое её слово задерживалось, проходя сквозь его душу. Вокруг них медленно разрастался Вереск, но впервые он обозначал не Лена. Он обозначал Кару, которая защищала его, показывая ситуацию с другой стороны. И для Барри это было так шокирующее, что он смог только кивнуть. Кара сжала его ладонь. — Я не буду убеждать тебя, что ему нужно вернуть воспоминания, потому что знаю, что ты вернёшь. — Потом, когда всё закончится, — кивнул Барри. — Вам нужно будет поговорить. Обсудить всё произошедшее за эти шестьсот лет, — на губах её вдруг появилась улыбка. Она ткнула ему пальцем в грудь. — А сейчас ты пойдёшь со мной, выпьешь сливочного пива и съешь самый вкусный и большой кусок тортика, который только будет у Розмерты, потому что ты, Барри Аллен, это заслужил. Барри грустно улыбнулся. — Звучит, как отличный план.***
В «Три Метлы» они шли привычным составом плюс Джулиан, которого Кейтлин уговорила присоединиться. Эти двое проводили много времени вместе, и у Барри стало закрадываться подозрение. Кара шла рядом с Барри, держа его под руку. Её хватка была крепкой, но она не тянула, а будто поддерживала. Этот жест заставлял что-то внутри Барри источать тепло. Впервые за долгое время он испытывал чувство… защищённости, но это была не та защищённость, которую он ощущал рядом с Леном. Нет, это было другое чувство безопасности, которое испытывает дитя под боком у матери. Барри никак не мог выкинуть эту ассоциацию из головы. Кара напоминала ему маму, и впервые Барри задумался о том, что, быть может, он ошибся с выбором цветка для них обеих. В кафе они сели за центральный столик, устроившись в мягких креслах, и заказали еду. Барри с наслаждением поедал шоколадный торт, в то время как остальные негромко разговаривали, обсуждая прошедшие экзамены. Но вскоре Кара завела разговор о постановке. — Так как все вы, вероятней всего, будете летом жить у нас в «Театре»… — Да ну, — усмехнулся Джулиан. Барри нахмурился. — Ты тоже, Джулиан. Ты приглашен. — Вряд ли мои родители согласятся на это, — сказал Альберт, погрустнев. — Они довольно строгие. — Пока что берём за опору тот факт, что все вы будете жить у нас, — уверенно сказала Кара, и Барри кивнул. — То вы обязаны принять участие в постановке. — Конечно! — воскликнула Лиза с энтузиазмом. — Ты обещал мне сделать из меня пиратку, — Лена тыкнула Барри локтем в бок. — Да? По-моему, это ты просила меня сделать из себя пиратку, — хмыкнул Барри, делая глоток сливочного пива. Лена закатила глаза, а Кара шумно вздохнула. — У тебя есть какие-то идеи, Лютик? Самое время начинать писать сценарий. — Да, у меня есть пару идей. — Э, прежде чем мы начнём, — вклинился в разговор Циско. — Вопрос: чем Летняя постановка отличается от Зимней? — Зимняя постановка — это спектакль, — пояснил Барри. — А Летняя представляет собой несколько несвязанных между собой сцен, — закончила за него Кара. — Это может быть что угодно — от танца в огне до пения под куполом цирка. — Вау, — улыбнулась Кейтлин. — Здесь куча возможностей. — Да! Поэтому я и люблю их больше. Ну, так вот. Джулиан или Циско, а не хотите ли вы зачитать рэп? — Что? — одновременно воскликнули парни, и все остальные звонко рассмеялись. — Я? Читающий рэп? — по слогам повторил Джулиан, выглядящий крайне пораженным. — Ага. Это будет круто. — Мои родители будут в ярости. — Ну, это отличный повод согласиться, — улыбнулась Кейт, и Джулиан фыркнул, заставив девушку рассмеяться. — А что насчёт Легенд? — поинтересовалась Лиза. — Они ведь тоже будут в «Театре» в это время, так что… — Я ещё не разговаривала с ними лично об этом, поэтому не знаю, как они там решили. Типа, будут ли они жить постоянно или приезжать на выходные? Репетировать-то тоже надо, — она пожала плечами. Но затем на губах её появилась улыбка. — Хотя, по правде сказать, у меня была парочка идей для совместных номеров. Кто-нибудь из Легенд умеет играть на музыкальных инструментах или петь? — Ленни играет на гитаре и поёт, — ответила Лиза, и Барри почувствовал, как по спине бегут мурашки. — Но он делает это очень редко и только в кругу близких. Выступать на публике ты его вряд ли заставишь. — Я — нет, — многозначительно ответила Кара, скосив взгляд на Барри. Тот его проигнорировал, уставившись на рукав свитера. Дэнверс вздохнула. — Кто-нибудь ещё? — Рип может играть на фортепиано, — сказала Лена. — Он рассказывал мне об этом, когда мы готовили. Я, кстати, тоже умею. — Ну, а профессор Штайн умеет петь, — сказала Кейтлин. Циско кивнул в знак подтверждения. — Да, он говорил об этом на постановке. — Вау, да они группу основать могут, — хмыкнул Джулиан. — Я, кстати, умею на гитаре играть. — Отлично! Боже, сколько талантов! — воскликнула Кара. На лице у неё была широкая улыбка. Она повернулась к Барри. — Ты будешь уговаривать Легенду или… — Не заходи так далеко вперёд, — нахмурился Барри. — Я не знаю, буду ли вообще участвовать в постановке. Кара нахмурилась, а Барри отвёл взгляд. У него в груди заклубились странные чувства, но в этот раз он точно знал, что они его. — Простите, — раздался чей-то незнакомый голос, и Барри вздрогнул, выпадая из мыслей. Он повернул голову на звук. Рядом с их столиком стоял Мартин Роуди — один из загонщиков Гриффиндора. Он выглядел как-то странно — одетый в бриджи и огромный свитер, который Барри определённо где-то видел, он стоял, чуть сгорбившись, и с силой сжимая ремешок сумки, висевшей на плече. Барри нахмурился. Он чувствовал какой-то знакомый запах, и этот свитер… — Привет, Мартин! — с улыбкой сказала Лена. Мартин дважды кивнул, сильнее вцепившись в ремешок. — Могу я поговорить с Барри? Наедине? — сказал он, и Барри показалось, что губы его не двинулись. Он махнул головой. — Если вы не возражаете… — сказал он, обращаясь к друзьям. Почему-то ему хотелось, чтобы кто-нибудь возразил. Но друзья покачали головой, мол, нет, всё нормально, конечно иди. Барри вздохнул, взял палочку и поднялся с места. Мартин тут же схватил его за локоть. Хватка у него была какая-то слишком крепкая. Они вышли, хотя, скорее, Мартин вывел его, из кафе и быстрым шагом пошли вниз. — Ты хотел… — начал было Барри, но Мартин зашипел на него. Шипение вышло уж слишком змеиным. Аллен напрягся, вцепившись в палочку. Что-то определённо было не так. «Не сейчас, Барри», — прозвучал чужой голос, и у него по спине прошёл холод. Он уже открыл рот, чтобы закричать, как вдруг Мартин приобнял его за талию, а затем сорвался с места. Их окружили желтые молнии, всё перед глазами поплыло, в ушах засвистел ветер, а из горла Барри вырвался крик. Он попытался вырваться, но хватка была железной. Краем глаза он видел, как лицо Мартина размывается, а на его месте появляется что-то желтое, и у Барри скрутило живот, когда он понял, кто это. Аллен начал вырываться, и Ревёрс зарычал. «Прекрати!» Барри это не остановило. Он дёргался и пинался, пытаясь вырваться. Когда же мозг вдруг вспомнил о волшебной палочке, вокруг всё резко потемнело, а в следующую секунду они вдруг остановились. Это произошло слишком резко, так что Барри пришлось раскинуть руки в стороны, чтобы не упасть, в то время как дракон пролетел вперёд, спрятавшись в темноте. Одного взгляда Барри хватило, чтобы понять, где они находятся. Пещера Мэтта. Барри не был здесь с марта, и теперь пещера была пустынна и холодна, а в воздухе витал какой-то странный запах жжёных трав, крови и озона. В горле появился ком, но Барри отбросил все мысли куда подальше, сосредоточившись на настоящем. Он поднял палочку, наставляя её в темноту. — Я знаю, что это ты, Ревёрс, — прорычал он. В темноте послышался шорох. — Я тебя не боюсь. «Я знаю», — ответил дракон. Его голос звучал спокойно, он был ниже, чем у Флэша, и пропитан какой-то… сломленностью. — «Ты в ярости». Дракон медленно вышел из темноты, но не в обычном виде, а в человекоподобной форме. Они с Флэшем были похожи, как две капли воды. Разве что Ревёрс был худее, его живот чуть впадал, а ключицы выделялись слишком ярко. Кожа была золотого цвета, а перья и волосы на голове — на пару оттенков темнее, цвета подсолнухов. Его брови были нахмурены, а тёмно-красные глаза смотрели прямо на Барри. Ревёрс был красив. И они с Флэшем точно были близнецами, но это ничего не меняло. — Если это какой-то глупый план Эо… — произнёс Барри, но Ревёрс покачал головой. На нём всё ещё была одежда — льняные бриджи как у Флэша и свитер, который, как вспомнил Барри, когда-то носил лже-Мэтт. Охотничья сумка, которой тоже пользовался лже-Мэтт, всё ещё висела у него на плече. «Он тут ни при чём», — отрезал дракон. — «Он не знает, что я здесь». — Думаешь, я поверю этому? — хмыкнул Барри. — Что ты, самое верное существо на свете, по словам твоего хозяина, пришел ко мне за его спиной? Да если бы Флэш хоть подумал об этом… «У нас с Эобардом нет такой связи, как у вас с Флэшем. У нас её вообще нет». — Такого не может быть. «Может, если Всадник использует Спидстера как оружие». Голос Ревёрса звучал так сломлено, что у Барри сжалось сердце. Нет, этого не может быть. — Этого не может быть. Ты — его дракон уже седьмую жизнь, и он не может… «В этой жизни я — его второй дракон». — Что? — удивился Барри. С каждой секундой он путался всё больше. Ревёрс сделал шаг вперёд. Теперь их разделяло три метра. Барри нахмурился, крепче сжимая палочку. — Не подходи, — произнёс он на норвежском. Ревёрс замер. На лице его отразилась мольба. «Прошу, позволь мне всё объяснить». — Ты убил мою маму и практически убил собственного отца. С чего я должен… «Я не убивал Нору Аллен», — покачал головой дракон. Барри нахмурился, а затем вдруг почувствовал, как в его голове будто появляется щупальце, и, прежде чем он успел закрыть своё сознание, его уже утянуло в водоворот. Он влетает в дом. Рыжеволосая женщина сидит на диване с книгой, но как только замечает их, она вскрикивает. Прежде чем он успевает броситься, появляется красный дракон. Он набрасывается на них, хозяин в ярости отбивается, а он принимает на себя все удары когтей. Они носятся по кругу. Он замечает мальчика, стоящего в дверях. Тот напуган, по щекам его бегут слёзы, он зовёт мать. Другой дракон срывается с места и уносит мальчика прочь. «Задержи его», — рычит мужчина, а затем сдёргивает с шеи кристалл. Они разделяются, и он вылетает из дома, подчиняясь приказу. Они сталкиваются с красным драконом на улице, и он тащит его вверх, вцепившись челюстью в загривок. Дракон рычит и сопротивляется, больно впиваясь когтями в живот. Они рычат, они падают, кубарем катаясь по земле. Красный дракон больше его и намного старше, но он узнаёт этот блеск в глазах. Дракон замирает, прижимая его к земле, а в золотых глазах появляется узнавание. «Ревёрс», — произносит красный, и он вздрагивает, узнавая этот голос. А в следующую секунду в спину дракону прилетает зелёная вспышка, и он камнем падает на землю. Он вскрикивает. — И не говори, что я не забочусь о тебе, — рычит мужчина, взмахом палочки заставляя тело исчезнуть. Барри вернулся в реальность слишком резко. Он шумно захватил ртом воздух, опустив палочку, и попятится назад. По щекам текли слёзы. — Это был Флэш, — прохрипел он. Барри поднял взгляд на Ревёрса. Дракон кивнул. «Другой. Из шестой жизни». — Мерлин всемогущий… Но, раз ты не убивал её, то… «Релашио. Его фирменное заклятие». — А Спидфорс… «Он хотел отомстить тебе за то, что ты отбросил его в фонтан. Хотел убить Джея, и отправил меня. Я пытался объяснить отцу, но тот не послушал и набросился на меня. Я защищался», — Ревёрс посмотрел ему в глаза. — «Барри, я здесь по своей воле. Прошу, позволь мне всё объяснить». Барри задумался. Ревёрс не выглядел, как чело… существо, собирающееся атаковать. Да, это мог быть обманный манёвр, но, вот, что странно, Ревёрс был открыт, и его эмоции ощущались так же легко, как эмоции Флэша. Боль. Страх. Мольба. Слабая надежда. Желание защитить. Волнение. Ворох чувств, до того печальный, что у Барри сжалось сердце. Он поджал губы, а затем медленно кивнул. Дракон вздохнул, и Барри почувствовал его облегчение, а ещё надежду, которая крепла с каждой секундой. — Объясни насчёт… второго дракона. «У него был другой спидстер», — заговорил Ревёрс медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. — «Старлабс. Она выбрала его, когда ему было семнадцать. Он любил её всем сердцем, и их связь была такой же крепкой, как у вас с Флэшем и у отца с Гарриком. Благодаря ей он познакомился с Розой, и она же игралась с его сыном Эдди. Они жили счастливо. Пока она не отправилась на драконьи камни, чтобы завести потомство. Её партнёром стал обычный Гибрид, которого она предпочла Спидстеру». — О, боже, — охнул Барри, понимая, о ком идёт речь. — Старлабс была… «Матерью Зума», — кивнул Ревёрс. — «И она погибла от рук браконьеров вместе со своим партнёром. Эобард был безутешен. Я появился у него через три года, и, насколько знаю, он не хотел прикасаться к яйцу». Последняя фраза была сказана с такой горечью, что Барри накрыла волна чужой обиды и боли. Сострадание к Ревёрсу и желание хорошенько врезать Эо росло с каждой секундой. «Но всё же, в конце концов, он дотронулся до яйца. Я вылупился через девять дней. Он коснулся меня спустя час, а потом не подходил ещё неделю, как бы назойливо я не лез». Барри отчётливо видел, как это было. Как маленький, активный дракончик прыгает и неуклюже летает, в попытках привлечь внимание хозяина, а тот холодно поджимает губы и уходит от него. Сердце Аллена дало трещину. Боже, пусть он ошибётся… «Связь Всадника и Спидстера формируется во время взросления дракона. То, как заботится Всадник о драконе, влияет на то, насколько крепкой будет связь». — А у вас её не было, — закончил Барри. Ревёрс кивнул. «Совершенно. Он даже не считает меня своим драконом. Меня это…», — он шумно вздохнул, на мгновение прикрыв глаза. — «Я нуждался в его любви. И я стал выполнять всё, что он пожелает, лишь бы получить малейшую тень похвалы. Я был жалким, мне было противно от самого себя. Но каждый раз после выполнения приказа я получал каплю его внимания. И для меня это было дороже всего. Я надеялся, что со временем он полюбит меня. Что мы станем тем, чем должны быть Спидстер и Всадник. Но я всего лишь его машина для убийств. Я знаю, что совершил много всего ужасного, но поверь, Барри, никто не ненавидит меня больше, чем я сам». Барри вдруг захотелось ответить ему. Он вдруг понял, что не испытывает к Ревёрсу никакой ненависти. Лишь сострадание. Он выглядел так же как Флэш, и от него исходило так много боли, что Барри едва сдерживал себя, чтобы не обнять дракона, крепко прижав к себе и окружив любовью и заботой. — О чём ты хотел поговорить? — спросил он, старательно избавляя себя от назойливой мысли. — Ты ведь пришел сюда ради чего-то, да? «Да», — ответил Ревёрс, и голос его звучал взволнованно. — «Это касается Флэша, Зума и их дочери». — Что с ними? Они ведь… «Они в порядке», — поспешно заверил его дракон. — «Но он в последнее время весьма неспокоен. Эобард вспомнил все семь жизней, и из-за того, что он не в себе после смерти Хантера, он теряет контроль над сознанием. Они, все они одержимы одной идеей, но одному ему не справиться». — Что за идея? — тут же спросил Барри. Ревёрс махнул рукой. «Я не могу сказать. Я связан приказом, Барри, прости, я не могу». — Ладно, не важно. Но как с этим связан Флэш? «Он узнал о Зуме и Флэше. И он хочет использовать Флокс, чтобы манипулировать Флэшем и, соответственно, тобой». У Барри внутри всё похолодело. Он вспомнил, с какой любовью Флэш говорил о Зуме и своей дочери, и как сильно он мечтал, чтобы они познакомились. С каким восторгом он рассказывал о ней, хотя эта малышка ещё даже и не вылупилась. И Барри точно знал, что Флэш пойдёт на что угодно, лишь бы дочь была в безопасности. И от этого сердце его разрывалось от боли. «Но», — подал голос Ревёрс, вырывая его из мыслей. Он моргнул, фокусируя взгляд на драконе. — «Зум тоже об этом узнал. И…» Ревёрс расстегнул сумку и запустил руки внутрь. А когда он вытащил их, Барри издал глухой горловой звук. Это было яйцо настолько тёмно-красного цвета, что казалось чёрным. Оно было небольшим, так что легко помещалось в ладони Ревёрса, покрытой небольшими треугольными чешуйками. Барри быстро подошел к Ревёрсу. Дракон протянул яйцо, и Аллен взял его со всей осторожностью, на которую только был способен. Стоило коснуться поверхности, как он тут же почувствовал волну энергии, проходящую через него, а затем в голове появилось странное ощущение чужого присутствия. — Почему я… «Флокс — дочь Гибрида и Спидстера», — тут же пояснил Ревёрс. — «Она — сильнейшая из нынеживущих Спидстеров. Вполне вероятно, что она вылупится без Всадника, а её сущность настолько сильна, что ощущается уже сейчас. Она всё чувствует и понимает, и её магию можно использовать. И поэтому Зум хотел, чтобы ты защитил её». — Я? — удивился Барри. Ревёрс кивнул. «Да, ты. И тебе нужно сделать так, чтобы Флэш об этом не узнал». — Я не уверен, что это хорошая идея, Ревёрс. Я не хочу что-то скрывать от Флэша, тем более, он сейчас должен отправиться к Зуму, и он точно узнает о том… «Конечно, Флэш узнает. Зум сам расскажет ему о том, что он решил её спрятать. Флэш будет знать, что она — в самом безопасном из возможных мест, но где конкретно — не будет. Никто не будет знать, кроме нас с тобой». — Но Зум… «Зум сказал отдать её тому, кому бы доверил её Хантер. Здесь только один вариант». — Но как я смогу… — Барри вздохнул, поглаживая яйцо большим пальцем. — Эо куда лучший чародей, чем я, Ревёрс, не думаю, что… «Твоя цветочная магия сможет защитить её. Только такие чистые чары способны на это», — ответил Ревёрс. Он коснулся его плеча, и Барри почувствовал мольбу, исходящую от него. — «Прошу, Барри. Она — самое дорогое, что у нас есть. Я не хочу, чтобы моя племянница и дочь моей семьи пострадала от рук моего Всадника. Пожалуйста» Барри вздохнул. Он чувствовал волны тепла, которые исходили от яйца. Флокс укутывала его в них, словно в тёплое одеяло, но всё же где-то там глубоко внутри Барри чувствовал, что она напугана. Сердце Аллена сжалось, а затем он кивнул. — Я сделаю всё, что в моих силах. «Спасибо!» — воскликнул дракон. Благодарность волнами исходила от него, и Барри чувствовал его облегчение. Но затем вдруг дракон напрягся, а радость быстро сменилась страхом. «Мне нужно идти. Твои друзья все ещё в кафе, но, прошу, сначала спрячь её». — Конечно, — кивнул Барри. — Ты вернёшь меня… Но, прежде чем он успел договорить, молнии затрещали и всё вокруг поплыло. Барри с силой прижал к себе Флокс и крепко зажмурился. Его живот скрутило, а торт вот-вот был готов выпрыгнуть из желудка, но затем до носа донёсся запах земли. Они остановились, и, открыв глаза, Барри понял, что они в его теплице. Ревёрс, стоящий напротив, был напряжен и почему-то бледен, хотя это было едва заметно на его желтом лице. Он посмотрел прямо на Барри. «Мне нужно идти. Он зовёт меня. Спасибо, что…» — Подожди, — перебил его Барри. Он взмахнул правой рукой, левой же прижимая Флокс к себе, и протянул дракону веточку с цветами груши. Утешение. Ревёрс уставился на веточку шокированным взглядом. На лице его появилось недоумение, а чувства, которые он испытывал, колебались от недоверия до волнения. Он протянул руку и осторожно взял веточку в ладонь. Стоило пальцам прикоснуться к лепесткам, как цветки раскрылись, наполняя теплицу приятным мягким ароматом. — У нас всё будет хорошо, — произнёс Барри. — Мы со всем справимся, Ревёрс. Главное — выстоять. «Конечно», — кивнул дракон, и голос его звучал странно. Он поднял голову, и заходящее солнце окружило её ореолом. Барри показалось, что глаза дракона блестели от слёз, но затем Ревёрс произнёс: — «Он знает. Эобард знает, что Снарт — Твой Человек». — Что?! Нет, Лен он… — сердце Барри ушло в пятки. Он вспомнил свой сон, Лена и тень, от которой веяло холодом и злостью. О, Мерлин, нет… «Он был в твоём сне. Ваши со Снартом души соприкоснулись, и он видел это». — Но он же не… Лен, я не могу… «Он не будет убивать Снарта», — отрезал Ревёрс. — «Он нужен ему для кое-чего другого, о чём я сказать не могу». — Это то, с чем он не сможет без меня? «Да. Мы с Зумом сможем повлиять на него, но Барри, есть вещи, которых не избежать. Конец истории близок. В следующий раз мы встретимся на поле боя, и что-то мне подсказывает, что это случится скоро. Позаботься о Флокс и попытайся вспомнить шестую жизнь. Ты — наша последняя надежда на освобождение». И затем Ревёрс, кивнув, исчез во вспышке молнии, оставив его наедине с ужасом, сковывающим сердце.***
Барри пришлось добираться до комнаты всеми возможными обходными путями, пряча яйцо в свитере. Ему было страшно, а все внутренности сковывало от ужаса при одной мысли о том, что Эо знает о них с Леном. О том, что он видел, как сильно Барри привязан к нему, и как сильно их души тянутся друг к другу. Но с другой стороны… быть может именно эта любовь и притяжение и позволили Лену вспомнить, разрушив сначала действие зелья, а затем и чары, наложенные Барри. И мысль об этом заставляла розу в сердце вновь показаться и потянуться навстречу солнцу. Но Барри отправил мысли о Лене на задворки сознания, ведь, в конце концов, Ревёрс был прав. Некоторых вещей нельзя избежать, и, быть может, их воссоединение было одной из таких вещей. Но сейчас ему нужно было сосредоточиться на другой, более важной вещи. Флокс окружала аура, благодаря которой можно было легко почувствовать эмоции, испытываемые ею. Так, например, сейчас она чувствовала напряжение и тоску, а стоило им зайти в комнату, как она встрепенулась, и в её ауре появилось что-то родное, похожее на Флэша. Она чувствовала его, и Барри был уверен, что, окажись Флэш в комнате, он бы тут же почувствовал её, а, значит, оставлять её здесь было никак нельзя. И теперь мозг Барри лихорадочно работал, пытаясь понять, куда же её спрятать. Перво-наперво он решил, что прятать её в таком виде нельзя, а поэтому, уложив яйцо в наскоро созданное гнёздышко из одеял и свитера Лена, он полез в чемодан и достал небольшую деревянную коробку с замком. Она была квадратной, высотой примерно тридцать сантиметров. Внутри коробка была отделана красным бархатом, и Барри хранил в ней альбомы с фотографиями. Он освободил коробку, убрав альбомы на дно чемодана, и, вспомнив слова Ревёрса о цветочной магии, задумался. Цветы и правда могли подойти для защиты, особенно те, что он создавал самостоятельно. В воспоминаниях Бартоломью Луарийского был свой плюс — благодаря принцу Барри теперь мог создавать волшебные цветы, чьи значения соответствовали их свойствам. И, если раньше это мало помогало, то теперь было как раз кстати. Барри закрыл глаза, сосредотачиваясь на внутреннем ощущении цветов. «Молнию» в руке закололо, и, открыв глаза, Барри увидел, как от неё исходит голубое свечение. Он кивнул сам себе, а затем, мысленно открыв справочник, начал создавать. Закончив, Барри разложил цветы вокруг себя, а затем повернулся. Флокс успокоилась. Теперь он чувствовал её заинтересованность, а в голове осторожно скользило щупальце, выискивая воспоминания. Барри осторожно взял яйцо в руки. Теперь оно было тёплым, и, будто почувствовав его, она потянулась к нему. От неё исходило тепло и сила, и он невольно улыбнулся. — Привет, красавица, — сказал Аллен, поглаживая яйцо. В голове Барри всплыл цветок. — Флокс. Да, я знаю. Меня зовут Барри. Я — Всадник твоего папы. Щупальце в голове задвигалось, а у Барри в голове сначала всплыл образ Зума, а затем Флэша. Он усмехнулся, мысленно отправив ей образ Флэша. И его тут же накрыла волна тоски, а ещё нетерпения. Она будто спрашивала: ну же, где он? Барри вздохнул. — Твой папа сейчас не здесь. И вряд ли вы с ним встретитесь в ближайшие дни. В голове Барри отчётливо возникло непонимание и печаль. А затем он почувствовал что-то, что можно было перевести как «я скучаю». — Я знаю, малышка. Они тоже очень-очень скучают по тебе. Но сейчас тёмные времена. Твои родители хотят, чтобы ты была в безопасности. Но для этого тебя придётся спрятать. Непонимание сошло на нет, и осталась только печаль, а ещё — одиночество и вопрос. Барри кивнул. — Тебе придётся побыть одной какое-то время. Я спрячу тебя в безопасном месте, чтобы один человек не смог до тебя добраться. Ведь, если это случится, твои папы и твой дядя очень сильно расстроятся. Они очень любят тебя, Флокс, и больше всего на свете хотят, чтобы ты была в безопасности. Грудь Барри вдруг наполнилась смирением и узнаванием, а в голове возник чужой образ. Какое-то тёмное, наполненное теплом существо с любовью говорило ей то же самое. Барри кивнул, чувствуя, как в глазах появляются слёзы. Она потянулась к нему, и в голове у Барри возник вопрос. Её сущность окутывала его, будто упрашивая остаться. Он вздохнул. — Я не могу, малышка. Я должен защитить своего Человека и подготовиться к битве. Но, кое-какая идея у меня есть… Барри положил яйцо на колени, а сам полез за палочкой. Он закусил губу, а затем глубоко вздохнул и мысленно произнёс заклинание. На руке появился порез, из которого тут же потекла кровь. Барри взвыл, сцепив челюсть, а Флокс пришла в ужас. Слезинки скатились по щекам Барри и упали в образовывающуюся на полу лужицу. У него на секунду перехватило дыхание, а затем из груди вырвался громкий вздох, стоило крови забулькать и исчезнуть, превратившись в Айтуан. В ауре Флокс проступило удивление, а затем и заинтересованность. Затянув порез на руке, Барри взял Айтуан в руки. Он запустил пальцы в середину бутона, разделяя лепестки и освобождая место, а затем положил в получившееся углубление яйцо. Флокс, кажется, была довольна. Барри улыбнулся, чувствуя слезинки в уголках глаз. — Так я всегда буду с тобой, малышка. У нас всё будет хорошо. Ты обязательно встретишься со своими родителями, и вы будете жить долго и счастливо. Просто нужно немного подождать, понимаешь? Я отнесу тебя в безопасное место… Правда, я понятия не имею, куда, — Барри усмехнулся. По щеке побежала слеза, и он даже не попытался утереть её. Вдруг его накрыла волна тепла, а в голове появился другой образ. Они с Леном лежали на его кровати. Рука Снарта была у него под головой, а пальцы лениво перебирали волосы Барри. Сам Аллен прижимался к нему, пальцем выводя круги на сильной груди, и рассказывал Лену о чём-то, чувствуя, как Снарт целует его в макушку. Душу наполняли покой и чувство защищённости. Будто он был в самом безопасном месте в мире. Глаза Барри удивлённо расширились. Идея, возникшая в голове, была до ужаса безумна, но в то же время почему-то она казалась Флокс самым правильным решением. — Я тебя понял. Тогда пришло время прощаться. Я скажу тебе «до свиданья», ведь никто не говорит «до свиданья», если не хочет увидеться вновь. Будь хорошей девочкой, Флокс. Всё будет хорошо. Флокс отправила ему волну любви и благодарности, и Барри принял её, позволив сердцу наполниться ею. Он поцеловал яйцо в макушку. А затем притянул к себе коробку и стал укладывать цветы. Дно он устелил лепестками Эвкалипта.* Затем положил Айтуан вместе с Флокс и стал выкладывать другие цветы по кругу, переплетая их стебли с вьющимися ростками Айтуана, дабы те образовали сеточку. Тёмно-красный Флокс. Адиантум. Бегония*. Гамамелис*. Горечавка*. Лапчатка*. Кориандр*. Подснежник*. Тополь белый. Форзиция*. Щавель*. Когда он закончил, яйцо было скрыто за лепестками и стеблями цветов. Сверху Барри уложил белый Вереск. Когда тот вплёлся в сеть, он вдруг стал источать тёплое сияние. Барри улыбнулся. — Защитите её, — произнёс он на норвежском, а затем закрыл крышку коробки. Стоило ему запечатать коробку, как дверь комнаты распахнулась и появилась Кара. На её лице ту же появилось облегчение. — Хвала Мерлину! — воскликнула она, кидаясь к Барри. Кара присела на колени и обняла его за шею, а затем быстро отстранилась. — Где ты был? Да, Мартин сказал, что ему понадобилась твоя помощь, и он увёл тебя в замок, но, чёрт возьми, я этому не верю. Он говорил как робот, так что признавайся, Барри Аллен, где ты был и, что самое главное, кто был вместо Мартина? — Ревёрс, — спокойно ответил Барри. Лицо Кары, и без того бледное, стало ещё белей. — Ревёрс? И ты… Боже, почему здесь пахнет кровью?! Ты не ранен?! — Кара, всё нормально, — сказал Барри, сжав руку девушки. — Я в порядке, всё хорошо. — Что ему нужно было? — Он попросил меня сделать кое-что. — И ты… Ты поверил ему? Барри, он же дракон убийцы твоей матери! Он и сам… — Он не убивал её, — покачал головой Барри. — Я знаю, я проверил. У них с Эобардом нет такой связи, как у нас с Флэшем. Ревёрс… Чёрт, у него очень трудная жизнь. Эо использует его как оружие. И я верю ему. — О чём вы говорили? — спросила Дэнверс, нахмурившись. — Во-первых, он рассказал мне о себе. Во-вторых, — Барри шумно вздохнул. — Он сказал, что Эо вычислил, кто Мой Человек. — О, боже, нет, — ахнула Кара. Барри кивнул. — Да. Но Эо сейчас не в себе. Он вспомнил все семь жизней и теряет контроль над сознанием. А ещё он одержим какой-то идеей, о которой Ревёрс мне не смог рассказать, но сказал, что у Эо не получится реализовать её без меня. — Мерлин Всемогущий… Барри, тебе… Вам нужно готовиться. Тренироваться использовать общее тело, магию. Если Эобард попробует напасть… — Я знаю. Флэш вернётся в понедельник, и мы тут же начнём. — Я буду с вами. Тебе нужна моя помощь. — Это было бы просто отлично. Но сейчас нужно сделать другое. Ревёрс поручил мне кое-что спрятать, — Барри поднял коробку с пола, и Кара уставилась на неё, будто впервые увидев. — Что это? — Не важно. — Барри… — нахмурилась Кара, и Аллен вздохнул. — Чем меньше человек об этом знает, тем лучше, поверь. Я бы рассказал тебе всё, но здесь правда очень важна скрытность. — Ладно, хорошо, — кивнула Кара. — Ну и где ты собрался это спрятать? — В месте, где я ощущал себя в полной безопасности, — ответил Барри, направляясь к выходу. — И мне, скорее всего, понадобится твоя помощь. Ты видела Лена? — Леонарда? — нахмурилась девушка. Барри кивнул. Они спускались вниз по лестнице в гриффиндорскую гостиную. — Они с Легендами направлялись в «Три метлы», когда мы уходили оттуда. — Когда это было? — Минут пятнадцать назад. — Отлично. — Но зачем тебе это? — Мне нужно проникнуть в его кабинет, — ответил Барри, пересекая гостиную и выходя из-за портрета. — Постоишь на стрёме? — Боже, это полное безумие. Но да, конечно, я это сделаю. — Ты лучшая, Кара Дэнверс, — с улыбкой ответил Барри. Та фыркнула и закатила глаза. Они добрались до кабинета меньше, чем за десять минут. Замок был пуст — школьники либо гуляли на улице, наслаждаясь свободой, либо сидели в гостиных, либо гуляли по Хогсмиду. Подходя к кабинету, Барри почувствовал, как сердце его бешено бьётся. Он не был в спальне Лена очень давно, и мысль о том, что сейчас он вновь окажется в месте, где был абсолютно счастлив, заставила его сердце сжиматься. Когда они замерли у двери, Кара округлила глаза. — Ты серьёзно… Боже мой, Барри Аллен, ты такой влюблённый идиот. — Я знаю, — кивнул Барри. Он положил ладонь на ручку и повернул. Дверь оказалась заперта. — Алохомора, — шепотом произнесла Кара, направив палочку на замок. Тот щёлкнул, и дверь открылась. Девушка подняла на него глаза. — Ты должен поговорить с ним, Барри. Ты ведь любишь его. — Некоторых вещей просто нельзя избежать, — ухмыльнулся Барри, а затем зашел внутрь кабинета. Кара закрыла за ним дверь. Кабинет был пуст и ничем не отличался от того, что Барри видел сегодня днём. Он быстро пересёк комнату, направившись к двери на другом конце. Он замер, прикоснувшись к ручке. Сердце стучало где-то в глотке. Дверь оказалась не заперта. В комнате было холодно, окна были настежь открыты. Кровать не заправлена, на столе стояло несколько грязных кружек. Сердце Барри замерло, когда он заметил фигурку Капитана Холода, возле которой были разбросаны его записки. О, чёрт. Рядом лежала раскрытая книга «Автостопом по галактике», на одной из страниц которой лежал небольшой акварельный рисунок Вереска — точь-в-точь повторяющего татуировку, а чуть выше лежал засушенный букетик того же цветка и билет на постановку. У Барри в горле появился ком. Ему вспомнились слова Лена там во сне. «Я всё пытаюсь найти тебя, но я будто заперт в темноте. Мои воспоминания… они будто есть, но где-то там, за семью замками, и я не могу добраться до них». Лен искал его. Лен боролся с проклятьем, вспоминая его. Глаза защипало от слёз, но на губах появилась улыбка. Быть может, Лен и правда не ненавидел его. Недолго думая, Барри подошел к столу. Он задумался, а затем взмахнул рукой и осторожно положил веточку омелы рядом со своей работой. Он знал, что это — именно то, что нужно. — Я твой, а ты мой. С этого дня, и до конца моих жизней, — прошептал он, чувствуя, как с каждой секундой в груди становится всё теплей. Барри заставил себя развернуться и подошел к кровати. Она была не заправлена, и от неё исходил сильный запах… Лена. Его шампуня, пота. Горький шоколад и мята. Барри закрыл глаза, с наслаждением вдыхая родной запах. Затем он присел на колени. Под кроватью было темно, тут было примерно сорок пять сантиметров до основания. Барри кивнул. Он поставил коробку на пол, а затем взмахнул палочкой, накладывая дезиллюминационное заклятие. Коробка заблестела, а затем слилась с цветом пола. Барри волшебством направил её внутрь и прижал к стене. — Теперь ты в безопасности, Флокс, — прошептал Барри. — Вереск защитит тебя. А затем он развернулся и, не оборачиваясь, покинул кабинет, осторожно закрыв за собой дверь. Кара ждала его снаружи. — Он ищет меня, — прошептал Барри. Девушка улыбнулась. — Родственные души всегда ищут друг друга, Барри. Для истинной любви нет никаких преград, и всякие зелья её не остановят. Барри кивнул, соглашаясь с Карой. Она грустно улыбнулась ему и взяла за руку. И он вновь почувствовал то защитное тепло, которое исходило от мамы.***
Остаток вечера прошел как обычно, можно даже сказать весело. Они играли в Монополию всей дружной компанией в пуффендуйской гостиной. В результате Кара и Лена, объединившись, завладели практически всей доской, выкупив самые дорогие отели и наставив свои. Барри чувствовал себя просто прекрасно и звонко смеялся, видя злость и растерянность на лицах друзей. — Чёрт возьми! — в сердцах воскликнул Джулиан, когда игра подошла к концу. — С вами двумя играть невозможно! — Мы тренировались, — прыснув, сказала Лена. — Наш преподавательский состав ужасен в Монополии. — Хей! Ты забыла про дуэт Барри и Снарта?! — воскликнул Циско. — Эти двое, — он указал на Лену и Кару, — по сравнению с тем дуэтом — дети из детского сада. С ними было действительно страшно играть. — Но сейчас Аллен что-то не блистает, — произнёс Джулиан, глядя на Барри. Тот поджал губы. В голове невольно всплыли отрывки того вечера, и сердце болезненно сжалось. — А ты видишь здесь моего партнёра? — ответил Барри, глядя прямо на Джулиана. Глаза Альберта расширились, и он приподнял бровь. Барри приподнял бровь в ответ. Двусмысленность фразы была очевидна, и оба они её понимали. — Ладно, чуваки, давайте баиньки, — сказала Кара, широко зевнув. Она выглядела действительно уставшей. — Время уже… — Полдвенадцатого, — сказала Кейтлин, посмотрев на наручные часы. — И хоть завтра выходной, но эта неделя была тяжелой, и я очень хочу спать. Все согласно закивали. На прощальные обнимашки и расхождения по гостиным ушло полчаса. Они проводили Кейтлин, а потом направились в сторону гриффиндорской и слизеринской гостиных. Циско повёл Лизу, а Кара — Лену, и они с Джулианом остались наедине. Они шли молча. Тишина окружала их, но не была неловкой или сковывающей. Она была именно тем, что нужно. Проходя мимо балкона, Барри замер, а затем вышел на воздух, устремив взгляд на небо. Тёмное полотно было усыпано яркими звёздами. Здесь было довольно прохладно, так что он развязал рукава свитера, а затем надел его на себя. Шерсть приятно покалывала кожу. — Разбираешься в астрономии? — спросил Джулиан, вставая рядом. Барри усмехнулся, не отводя взгляда от неба. — Но не благодаря урокам. — Да, — Джулиан подошел ближе. Он облокотился на перила. — Вот там Малая и Большая медведица, — Барри поднял руку и указал пальцем в небо. — А вон там Андромеда и Кассиопея. Это, если я не ошибаюсь… — Это ведь был не Мартин Роуди. Барри оборвался на полуслове и взглянул на Джулиана. Тот смотрел прямо перед собой и всем своим видом изображал небрежность. Барри нахмурился. — Конечно же он. Кто же ещё? — Ну не знаю, — пожал плечами Альберт, а затем, наконец, перевёл взгляд на Барри. — Только он не говорил. Лишь убедил их в том, что говорит, а сам произносил слова мысленно. Да только я ничего не услышал, потому что я окклюмент. И, поправь меня, если я не прав, но это был, — Джулиан прокашлялся, а затем произнёс на норвежском: — Дракон-Спидстер. Барри усмехнулся. — Ты умён, Джулиан. — Я знаю. — Тогда ты догадываешься… — Что ты — Всадник? Третий брат, о котором говорил Рамон? Конечно. Я понял это ещё в октябре, когда Кейтлин обмолвилась об этом за завтраком. Вы сидели неподалёку от меня. Это же очевидно, Аллен. — Не настолько, чтобы хоть кто-то из них понял, — усмехнулся Барри. — Кара? — Я сам ей рассказал. — Понятно, — он прокашлялся. — Чёрт, приятель, давай-ка на английском, а то моё горло уже протестует, — Барри фыркнул. — Мне кажется, Кейтлин догадывается. Она… очень умная. — И она тебе нравится, — усмехнулся Барри, глядя Джулиану в глаза. Тот покраснел, но затем кивнул, поджав губы. — Это тоже очевидно. Как и то, что моя… — Природа? — приподнял бровь Джулиан. Уголок губ его дёрнулся. — … является тайной. И ты обязан её сохранить. — Иначе твой дракон, — Джулиан вновь перешёл на норвежский, — сожрёт меня? — Может быть, — кивнул Барри и рассмеялся, увидев, как вытянулось лицо Альберта. — Учитывая, что он думает, что мы флиртуем… — А мы флиртуем? — удивился Джулиан. Барри пожал плечами. — Ну, все так думают. По началу я думал, что ты влюблён в меня… — С моей стороны глупо было надеется хоть на что-то, учитывая, кто твой парень. Барри приподнял бровь, молча задавая вопрос. Джулиан фыркнул. — Я не идиот, Аллен. Хотя даже идиот бы заметил, как вы с ним смотрите друг на друга. И, судя по всему, на каникулах было ещё круче. Монопольный дуэт? Там искры, наверное, летали. — Мы с… ним не встречаемся, — нахмурился Барри. — Ну, это умно, учитывая ваши статусы. Но вы же нравитесь друг другу. — Но это не делает нас… Барри замер, пытаясь подобрать слово, которое бы точно описало то, что происходит между ним и Леном. Если раньше он с натяжкой мог назвать «их» парой, то теперь… В груди заклубилось волнение. Барри замер, напрягшись всем телом, а затем вдохнул. До носа донёсся запах Вереска, шоколада и мяты. Он чувствовал его так сильно, так близко, что, кажется, слышал, как бьётся чужое сердце. Но Барри не обернулся. Он стоял, переплетя пальцы и глядя высоко в небо. Туда, на созвездие Стрельца. — Поговори с Кейтлин. Будь честен и искренен. Поверь, ты нравишься ей. А если всё получится, то береги её. Она — чудо. — Но, Ронни… — Даже если она не готова начать отношения, то она хотя бы будет знать, что нужна тебе. Только будь искренним. И никогда не лги ей, даже если ты думаешь, что тем самым защищаешь её. — Говоришь из собственного опыта? Барри замер, повернув голову, чтобы взглянуть на Джулиана. Но взгляд его скосился влево. Он увидел его. Скрытый в темноте, Лен стоял, глядя прямо на него. Его ярко-голубые глаза блестели, а на лице замерло полное боли выражение. — Да.