Лисья охота

       «Отвратительное зрение», — внёс Билл очередной пункт в свой мысленный ну-почему-я-грёбаная-лисица список.       Аккурат после «Хвост», «Никчёмная котособака», «Хвост!», «У меня лапки», «Не грифон», «Крохотная!», «Даже не тигр!», «Этот. Блядский. Хвост!!!».       А во главе списочка, разумеется, красовались «Я, блин, чуть не помер!» и «Теперь мой парень меня ненавидит»…       Нет, вот о последнем точно лучше не думать. Билл решительно помотал ушастой головой и тут же едва не завалился набок. Тело уже слушалось куда лучше — недаром провёл в лисьем облике большую часть минувших четырёх дней, — однако звериной грации он за собой по-прежнему не наблюдал. Всё время хотелось жрать и бегать, бегать и жрать, и ещё растерзать на части какую-нибудь мелкую зверушку. Фу! По счастью (ну, для Билла, не для его звериной ипостаси), охотиться он не умел. Да какая там охота? Тело неуклюжее, зрение… ну ладно, не отвратительное. Хорошее вообще-то, но странное, явно не дневное. Слух потрясающий, но кидаться на птичек и зайчиков вслепую Билл покуда не приноровился. А уж в зачарованном лесу, где он нынче и обитал (вернее, прятался), этого добра вдоволь.       Он растянулся кверху лапами на прогретом солнечными лучами плоском камне, поглядел на собственный пушистый хвост. Симпатично всё-таки. Только как же бегать мешает! Особенно если за свои двадцать шесть лет ты как-то ни разу не заморачивался, тренируясь таскать на заднице палантин. Нет, не так — треклятый злоебучий палантин, живущий собственной, отдельной от остального тела жизнью…       Шаги Билл расслышал аж с расстояния в полмили, а ярдов за триста понял, что это шаги Себастьяна. Нет, всё же слух у лисиц впрямь чудесный.       — Да и остальное неплохо, — флегматично заявил Себастьян, плюхнувшись рядом с ним на пятачок свежей весенней травки. — Хвост красивый. Ну и вообще ты весь красивый. Очень. Только сильно там не обольщайся, я по эльфам.       «Я крохотный!»       — Ты огромный! — возразил Себастьян, на сей раз уже почти восхищённо. — Здоровенная же зверюга! Ну, для лисицы.       Вот то-то и оно, что для лисицы. Если уж и профукать в Бездну всю свою почти наладившуюся жизнь, то можно было хотя бы стать кем-то… грандиозным и смертоносным, вот. Грифоном там, дракончиком… да хоть ягуаром каким-нибудь! Но нет же — суетливый палантин с лапками, получите-распишитесь!       — Можно подумать, ты сам-то тянешь на грифона. Палантин суетливый и есть, никто поди даже не удивился.       «Туше, Сильвестр».       И впрямь никто не удивился (а удивляться было кому — и суток не прошло, как весь Синтар прознал, что Билли-шельма оброс мехом). Ни сестричка, ни Ханнэ с Найри, ни даже Лейла, с которой он не так чтобы долго знаком. Все лишь плечами пожимали: мол, ты ж лиса лисой, тут и мехом обрастать необязательно было.       Билл горестно вздохнул и улёгся на пузо, мазнув по плечу Себастьяна хвостом. В который тот немедля вцепился одной рукой и помял с явным наслаждением.       — Ну вот чего мы друзья, а? Такой отменный воротник бы вышел.       Хвост было решено немедля отобрать. От греха подальше.       — Превращаться будешь или поохотимся?       Билл скосил на него взгляд, только сейчас приметив лук и колчан за спиной. Был бы человеком — ещё бы плечами передернул, искренне надеясь, что стрела или арбалетный болт какого-нибудь ретивого охотника не попадет ему в пушистый зад.       — Ой, нужен ты мне, — фыркнул Себастьян. — Да и весна, гон в разгаре, всех подряд трогать нельзя. Неметон только на глухарей разрешил, в лесу развелось много.       Охотник из Билла нынче (да и всегда) был так себе. Поэтому он предпочёл обернуться человеком.       Превращение всё ещё было болезненным — Торн и Фэрн сказали, что таким оно и останется, — однако недолгим. Каких-то пятнадцать секунд — и Билл уже с недовольством оглядывал себя. Точнее, свою порядком истрепанную одежду, заклятую специально для оборотней — чтобы, спонтанно обернувшись, не щеголять потом с голым задом. Тряпки стоили приличных денег, хотя закляты были не так чтобы идеально.       — Нет, ты погляди! — фыркнул он возмущенно, взмахнув руками в избытке чувств. — Рубашке как будто не три дня, а три десятилетия. Меня на них нет! И то верно, хочешь что-то сделать хорошо — сделай сам. А чего, доведу чары до ума, отожму монополию!       Себастьян на это только хмыкнул.       — Думаю, ты в порядке, раз уже планируешь, как бы что отжать.       Билл редко бывал настолько не в порядке, насколько был сейчас — без своих котов и своего коммандера, с перевёрнутой вверх тормашками жизнью. И вместе с тем… да, после обращения в его башке многие винтики встали на место. Он больше не заливался слезами из-за всякой ерунды, не впадал в сонную меланхолию, не испытывал тяги к самоубийственным развлечениям типа провешивания телепортов через весь Эрмегар. Он снова был Билли-шельмой — неугомонным вредным засранцем, дерзким и непочтительным, всегда всё делающим по-своему, и никому, никогда, нипочём не выказывающим слабости…       …и очень шустро, с охоткой бегающим от проблем, да.       Всё же глубоко внутри сидело убого-инфантильное желание пустить хрустальную слёзку и в лучшем духе уёбка Мельхиора развопиться, что мир к нему несправедлив и жесток. Да можно ли считать иначе? Можно разве, когда боги сначала дали ему нечто ценное, серьёзное и действительно нужное, такое… по-настоящему хорошее… а затем отняли это самым извращённым способом?       Ему не впервой было ощущать, что он разваливается на куски. Однако теперь разваливался уже не столько он сам, сколько вся его жизнь. На редкость отстойное ощущение, если кто спросит.       — Охуеть как драматично, — протянул Себастьян, вертя в руках стрелу и ничуть не скрывая издёвки в голосе, — если только не знать, что ты со своим коммандером даже словом не обмолвился. Слинял как трусливый заяц, а Эгертон поди с ног сбился, разыскивая твою блудливую жопу.       — Вот и нет.       — Вот и да. Можем поспорить на десять золотых, и это будут самые лёгкие деньги в моей жизни.       — Пошёл ты, Сильвестр!       — Ха.       Вполне возможно, что разыскивает. Хотя бы для того, чтобы всучить Биллу вещи, кота и вежливый — ну это же Макс! — посыл нахуй. Он ведь и правда позорно сбежал, продрав глаза спустя двадцать часов после той кошмарной ночи и очень удачно (ну… нет) не обнаружив Макса поблизости. Тот ушёл то ли на работу, то ли попросту от него подальше. Билл не знал… Билл не хотел знать.       Нет, вообще-то хотел. Но боялся.       Бездна, он и впрямь заяц трусливый. А это ещё хуже, чем палантин с лапками.       Себастьян вскинул лук, натянул звонкую тетиву, прицелился куда-то в чащу леса — Билл и сам был готов поспорить на десяток золотых, что ничего из этой затеи не выйдет. И ошибся — в нескольких десятках шагов от них послышался глухой звук, будто что-то крупное стукнулось о землю. Себастьян направился туда, Билл, из любопытства, за ним. Под осиной обнаружился глухарь — со стрелой в шее, крупный, яркий, что, увы, в жизни ему уже не пригодится. В суп-то, как известно, даже самую красивую птичку кладут без перьев.       — Пошли в дом, — сунув птицу в мешок (зачарованный Биллом так, чтобы кровь всякий раз не отстирывать), Себастьян кивнул в сторону дома, исходящая дымом труба которого виднелась из-за деревьев. — А то мне ещё свою истеричку успокаивать.       — Мне и тут неплохо, — откликнулся Билл не менее ворчливо. — Слушай, он надоел. Зачем тёмному магу такая гигантская совесть, ну или что там у нас вместо неё?       — Да кабы я знал зачем!       Все те дни, что он ошивался в кукольном домишке кошмарного чудища и волшебного эльфа, последний вовсю угрызался тем, что у него там вместо совести. Билл, когда искал, где бы перекантоваться (так, чтобы всякие коммандеры не добрались), вовсе не подумал, что Мэйр примет так близко к сердцу его почти свершившееся отбытие в Хладный чертог. А тот принял. И, разумеется, поставил себе в вину. И ходил как в воду опущенный. И как Билл ни пытался втолковать, что оборотни-перестарки — это очень редкая мутация, в основном знакомая лишь самим оборотням и пока толком не изученная имперской медициной, менее несчастным Мэйр от этого не выглядел. Всё твердил, что он безответственный, бездарный и вообще худший целитель на земле. (Что, несомненно, бред собачий, учитывая, сколько он сделал и делает для нестабильных детишек и тяжелобольных психопатов.)       В общем, как бы Билл ни любил Мэйра, а в очередной раз выслушивать причитания и смотреть на его грустное лицо, чувствовать его сожаление, или что он там испытывает, ну никак не хотелось.       — Пойду я, наверное, — вздохнул он, поднимаясь с лужайки.       — Ага, кот дома некормленый, коммандер не траханый… — едко заметил Себастьян, за что его захотелось стукнуть.       Сильно стукнуть. Несмотря на то, что ему — им обоим — Билл был крайне благодарен за крышу над головой, понимание и своевременно вправленные мозги. Не до конца — попробуй успокоить того, кто искренне не понимает, что делать дальше со своей жизнью. Ну, разве что вот хочет вернуться в лес в своей пушистой шкуре и прожить так всю оставшуюся жизнь — всё равно никому он такой не нужен… Поправочка — не нужен тому, кто нужен ему.       — Ой, хватит ныть, Фоули! Что значит «не нужен»? Тебе нужен, так какая разница, что ему там нравится или не нравится? Мэйр вон тоже полгода плел всякую хрень про целителя-пациента, и что?       — Какие полгода? Ты затрахал Мэйра во всех смыслах через месяцок после знакомства, — Билл невольно фыркнул, припоминая эпическую повесть в сварливо-негодующих тонах. Сам он те пляски с бубнами не застал — был завален работой по самое дальше некуда, — однако Мэйр потом поделился подробностями. — И глупо как-то сравнивать. Мэйра в тебе всё устраивало; отговорки про целителя-пациента он лепил для себя самого, а не для тебя. Ну а здесь…       Он пожал плечами, не желая озвучивать то, что лично ему казалось до боли очевидным — Максу такой Билл Фоули наверняка противен. И Макс имеет полное право не хотеть и не принимать его… зверем. «Грязным животным», как наверняка сказал бы Лори-чтоб-его-Макэлрой. А уж белобрысый сноб точно им таким побрезгует — и вот это уже не могло не радовать.       — Ты не грязное животное, Фоули, не льсти себе. Ты блядский воротник, — заметил Себастьян, хватая его за рукав потрепанного пальто и утаскивая в сторону портала. — И ни разу не гений менталистики. А вот я — да, и уж поверь мне, детка, твой чернозадый властелин имел бы тебя во всех позах круглосуточно до конца своих некромантских дней. Эгертон умеет избавляться от тех, кто ему противен. А ты пока не стал ни ковриком, ни кормом для рыб.       — Ну так то пока!       — Ой, да хорош! Кому ты врёшь вообще?..       И всё же, спустя пару часов покинув жутковатый, но гостеприимный лес, Билл несколько приободрился. Самоуверенность, нахальство и напор Себастьяна воистину заразительны. Он даже настроился пойти к Эгертону и самолично услышать, что между ними всё кончено. И Персика своего забрать, да. Мужики мужиками, драмы драмами, а котика бросать — дело последнее.       В общем, настроиться он настроился. А в итоге — как-то совсем незаметно для себя, вообще абсолютно случайно! — очутился в полупустом зале «Весёлого лепрекона» и принялся жаловаться на жизнь старине Киту.       — Вот вся херня, — причитал он, выхлестав пинту бурбона и, к ужасу своему, до сих пор не чувствуя опьянения, — вся возможная херня на свете случается со мной! Спокойно жить нельзя, спокойно помирать нельзя, пьянеть нельзя, коммандеров совращать нельзя! Чувак, за что боги меня так ненавидят?!       — А ты почто Билли-шельмой зовёшься? — ухмыльнулся Кит, глядя, впрочем, с изрядным сочувствием. — Как корабль назвали, так и поплывёт!       — Так это не я, это меня!       — Да однохуйственно, — он пожал плечами и выставил взамен пустого стакана полный, но на сей раз с какой-то бурдой цвета неспелого лимона — точь в точь как целительская мантия Мэйра. — На вот «огонька», только не увлекайся, эта хренотень и вашего мохнатого брата ушатает… Ладно тебе, Билли, где вообще ты, а где спокойная жизнь? Ты бы сам же заскучал.       Наверное, так и есть. Но вот прямо сейчас этой спокойной жизни очень, чтоб её, хотелось!       Посидеть вот, к примеру, в компании своего стакана, пожаловаться ему же, а потом уже и к Максу можно. То ли собирать свои скромные (по счастью!) пожитки, то ли пытаться последовать заветам Мэйрова полюбовничка. После «огонька» смелости прибавилось, встреча с Эгертоном потихоньку переставала казаться жуткой жутью. Может, и впрямь, получится? Макс же взрослый, умный, он же должен понять, что Билл не сам себе этот клятый хвост отращивал.       Ну, то есть сам, конечно. Но не виноват вот ни разу!       — Ой, глядите-ка! — послышался за спиной знакомый голос — Бэйли собственной (и в данный момент не так чтобы желательной) персоной. — Бёрк, а ты прав, хорошее местечко. Вон тут каких куколок раздают!       — Не про нашу честь, — вздохнул Бёрк, усаживаясь рядом. — Ты прости его, Билл, денек выдался — купить и выпить.       — А что так? — дипломатично осведомился Билл, хотя с языка рвалось совсем не любезное «Идите нахуй, я вас не звал». Но хмуромордый-то ладно, а вот Найджел не заслужил. Каким чудовищем вообще надо быть, чтобы обижать Найджела?       — А ты догадайся, — мрачно отозвался тот, подзывая подавальщика. Ткнул в стакан Билла, показал три пальца. А потом мотнул головой и бросил: — Похрен, тащи сразу бутылку.       Смело, ничего не скажешь. И понятно до зубной боли — пока Билл любовался птичками в волшебном лесу, Зверобой наверняка разделал очередную девочку. Или мальчика, поди пойми его вкусы. Как уж тут не выпить,       — Макс сам не свой, — отхлебнув из своего стакана, поделился Эндрю. — Поговаривают, что это он пуханов потрошит.       Билл изумлённо вскинул брови и тут же фыркнул, не скрывая возмущения:       — Можно подумать, Макс бы палился на всю Империю! Да и вроде не настолько он их ненавидит.       Ну, хотелось на это надеяться…       — «Нас», — поправил ехидный Бэйли, — ты теперь должен говорить не «их», а «нас». У кого-то теперь красивый хвост, а, шельма? Я б поглядел!       — Пошёл ты, весельчак.       — Не пойду, хорошо ж сидим!       У Билла на сей счёт имелось иное мнение. Кто бы ещё спросил!       Ему подлили еще, на этот раз не спрашивая. Впору бы отказаться, да только слушать байки двух некросов на трезвую голову — такое себе занятие. Особенно когда речь шла о его теперешних собратьях по меховой жизни. Подробностями с ним никто не делился, но всё же знать, что кому-то снова сожрали мозг, было крайне… некомфортно.       — Так что там со слухами?       Нет, аппетиту Билла никакие подробности некромантской жизни не помешали бы, но тему он всё же предпочёл перевести. Тем более ему и самому интересно, еще с момента, когда Себастьян сболтнул про охотника-Эгертона.       — Ты что, в лесу торчал? — удивился Бэйли. — А, ну да, какой хвост да без блох…       — Эндрю!       — Нет, ну а что! Ладно, только не нуди, Найдж. Хоган статейку написала с каким-то подобием расследования… Странно, что ты не в курсе: эта графомань нынче на слуху.       — Эндрю, ему не до того было, — заметил Найджел с изрядной долей раздражения. К Биллу, впрочем, он обратился чуть более сердечным тоном: — Хоган разнюхала, как Макс с тремя оборотнями расправился. Давняя история, уж лет тридцать минуло…       Билл чуть нервно глотнул горькой травяной настойки, понемногу пьянящей и помогающей абстрагироваться от назойливого шума — чужих шепотков, стучащих о дерево донышек и нестройного хора чужих сердцебиений. Суперслух — палка о двух концах.       — Это тех, которые его покалечили?       — Точно, — подхватил Эндрю, заботливо наполняя его опустевший бокал. — Тогда оно последствий не имело, да и с чего бы? На тех подонках клейма ставить негде было, ну и заслужили они… Вот только теперь тот самосуд Максу здорово аукнуться может. Сам понимаешь: какой-то ловкач оборотней режет, а в некроотделе тем временем заправляет коммандер с такой любопытной страничкой в биографии.       Билл понимал. Как и то, что не стоило ему оставлять Макса одного в такой момент… или стоило? Поди пойми, ситуация-то со всех сторон ебанутая.       — Биография как биография, все мы тут не без занимательных историй, — отрезал Найджел. — Макс, конечно, не пирожок с малиной, но нужно все мозги растерять, чтобы вообразить, будто он Зверобой.       — Я и не воображаю, — фыркнул Бэйли. — Но согласись, и впрямь занимательно вышло бы — неуловимый убийца под крылом полиции, — он ловко подтолкнул к Биллу снова наполненный стакан, сам в два глотка осушил свой. — Несет возмездие подлым меховым захватчикам…       — Так, тебе уже, кажется, хватит, — Найджел попытался отобрать у него выставленную подавальщиком бутылку, но, предсказуемо, не преуспел.       — Эй, имею право! — возмутился Бэйли. — Это не ты третий раз на вызовы по Зверобою через порталы скачешь! Я, между прочим, впечатлительный, а девчонка красивая. Была.       — И которую тебе ничуть не жаль, — едко отозвался Найджел. — Как и прочих, потому что ты самый некромантский некромант из всех, кого я знаю. Так что будь добр, придумай оправдание получше для своего алкоголизма.       Бэйли его просьбу исполнил охотно. Уставился в потолок и задумчиво постучал пальцем по красивым губам. И наконец созрел для остроумного (а на деле — ну вот ни разу) ответа, заставив закатить глаза:       — Ладно, уговорил, раскрою свою тайну. Не знаю, что там со Зверобоем, но вот по Билли-шельме я грустил, — его ладонь будто невзначай легла на колено, погладила уверенно — Прямо таки истосковался в разлуке!       — Тосковать ты будешь по своей руке, когда Макс узнает, что ты лапал его Билла, — заметил Найджел. Тоскливо так, будто вовсе не Макса имел в виду, а себя.       Ничего удивительного, впрочем. Билл и без острого лисьего слуха знал, что Бёрк к нему неравнодушен, а теперь и слышал его сердцебиение, частое, взволнованное. Не то чтобы это не льстило, но…       Но выпить еще всё же стоит, чтобы не думать лишнего о своём некромантском гареме и его же отношении к себе. Приятно нравиться кому-то… Ещё бы на месте милашки Найджела прямо сейчас был Эгертон, пусть суровый и не такой трепетный, но куда более нужный.       «А, в Бездну!» — мысленно отмахнулся Билл. Стряхнул всё же руку хмуромордого капитана со своего колена и в невесть какой по счёту раз решил наполнить стакан. Идею поддержали: Бэйли — с радостью, Найджел неохотно и с заметной долей осуждения во взгляде.       Может, и стоило притормозить — «блуждающий огонёк» впрямь шибал по голове, как и ожидалось от настоянного невесть на каких травах крепкого пойла с лёгкой, но ощутимой примесью условно законных алхимических дурманов. Но пилась эта пакость легко, и внутри делалось приятнее и спокойнее. А спокойствия Биллу остро не хватало, да.       Кажется, разбирало не только его самого. Едва Найджел отошёл куда-то, у Бэйли снова зачесались руки. Ощутив его нахальную конечность чуть ли не на заднице, Билл поморщился и негодующе сверкнул глазами, зная, что они за секунду обернутся ярким зверским янтарём. Эндрю смешно дёрнулся, будто напугавшись, но тут же спохватился и растянул губы в своей излюбленной едкой ухмылочке.       — Я и забыл, что ты теперь так умеешь, — хмыкнул он. — И немудрено — меня-то это не смущает.       — Тебя вообще, похоже, мало что смущает, — Билл отпихнул его руку. — Не твоё, вот и не трогай.       — Не моё, — с напускной грустью вздохнул Эндрю, хитро щуря свои глазищи, зеленущие и прозрачные что тот «огонёк», разлитый по стаканам. Даже чуть светились они точь в точь как это пойло. И сердце колотилось — шустро, гулко, тяжело. Как будто вредному некросу не хватало воздуха в душноватом пабе. — С одним Найджем я бы как-нибудь управился, так поди ж ты… припёрся Эгертон и всех локтями распихал. Сегодня, говорит, это моя шельма. Но теперь-то, как понимаю, игрища в папика накрылись одним местом? Наш коммандер всё?       Вот ведь мудак некромантский! Нарочно он, что ли? Билл вот только-только в себя приходить начал!       — У меня на лбу написано: «свободная вакансия» или что? — осведомился он ядовито. — Отвали, весельчак. Мои проблемы с Максом тебя не касаются.       — Не знаю насчет проблем, — послышался за спиной знакомый вкрадчивый голос, заставивший вздрогнуть, — но мои отношения с моей шельмой — точно не касаются.       Билл неверяще повернул голову — ну надо же, даже не услышал шагов, запаха не почуял! — столкнулся с извиняющимся взглядом Найджела и только потом осмелился глянуть на Макса. Уставшего, мрачного до жути, но такого… внушительного, что впору бросаться на широкую грудь и слезно умолять взять обратно. Домой, в постель, к котам.       На плечо легла тяжелая рука, сильно сжала и потянула наверх, стаскивая со стула.       — Мы уходим. Сейчас.       Стоило бы воспротивиться. Ляпнуть что-нибудь эдакое. Ну или вон окно какое замечательное, высокое — не убиться, так сбежать. Вместо этого Билл покорно поднялся, сурово зыркнув на предателя Найджела — его рук дело, менталистом быть не надо.       С другой стороны… Ну да, отблагодарить бы Бёрка за то, что избавил от Хмурой Морды и притащил сюда — к нему! — ещё более хмурого Эгертона.       — А если я не хочу? — всё же поинтересовался Билл тихо, но руки с плеча стряхивать не стал.       — Серьёзно, Билли?       — Серьёзно, Макс? — в тон ему нахально изумился Бэйли, подперев голову рукой и созерцая их обоих с нехорошим каким-то интересом. — Типа съесть не съем, но надкушу? Не ожидал я от тебя такого.       — Ну и зря. Делюсь я только виски и сигариллами, Эндрю. Не со всеми и не всегда, — отозвался Макс, равнодушно пожав плечами. – Найджел, справишься тут один?       Найджел на это поспешно закивал, еще разок грозно (что с его внешностью не выглядело ни на каплю устрашающе) глянул на Бэйли. Тот только фыркнул, прежде чем уткнуться обратно в свой стакан.       Может, он бы и ответил что, да только слушать его никто не стал – покрепче ухватив плечо, сжимая до боли и наверняка синяков, Макс потащил Билла к выходу. Сопротивление? Пф, даже в своей голове звучало смешно – сопротивляться некроманту, чье состояние и не поймешь так сходу.       — Макс, я…       — Дома поговорим, — ответили ему. И добавили уже чуть менее уверенно и крайне тихо. – Наверное.       Вот то-то и оно, что наверное. Судя по виду Макса, тот был настроен не говорить, а сожрать кому-нибудь лицо; и хватка у Билла на плече тоже ничуть не ослабла.       — Слушай, Эгертон, я тебе не плюшевая лиса, чтоб меня хватать и тащить! — разозлился он, поняв, что таким манером, как неразумное дитя, его проволокут до самого дома. — Если у тебя мой кот в заложниках, это ещё не значит, что тебе всё можно!       — Наш, — невозмутимо бросил Макс, не сбавляя шага.       — Что?..       — Наш кот, Билли. И я почти уверен, что нравлюсь ему больше, чем ты.       — Ну охуеть теперь!       Ответом его не удостоили.       Да что там! Биллу едва дали разуться, прежде чем в том же до Бездны зловещем молчании ободрать с него пальто и поволочь наверх, даже не давая сгрести в охапку гневно вопящих, настойчиво лезущих под ноги котов. Не пустить его к котикам! Милуйте боги, есть ли вообще сердце у этой некромантской ледышки?!       — Да какого хрена, Макс? — зашипел Билл, вконец обозлившись (и протрезвев, что вдвойне печалило). Он отпихнул Эгертона от себя; это даже удалось, спасибо нелюдской силе. Кажется, с силой он перегнул — Макс болезненно поморщился, — но злость была сильнее стыда. — Ты не можешь делать со мной всё что пожелаешь! Попробуй, блядь, словами через рот; я вообще-то только ради этого и здесь! Ну, или чтобы забрать мои вещи и моего кота, — он нервно передёрнул плечами и скривил лицо в некоем подобии обычной своей нахальной улыбочки. — Тут уж как ваше некромантство изволит.       — Я устал, Билл. И зол, — наконец ответили ему, с нарочитой медлительностью раздеваясь и заботливо раскладывая одежду на стуле. — Испытываю сильное желание вернуться, придушить своего друга, а затем привязать тебя к кровати и делать с тобой всё, что пожелаю. Скорее всего, тебе понравится, но возможны варианты, — Макс подошёл совсем близко, протянул руку, чтобы коснуться лица, надавил большим пальцем на нижнюю губу. — А вот разговаривать мы с тобой сейчас не будем. Так что либо ты раздеваешься и ложишься в нашу кровать сейчас, либо не ложишься больше никогда.        И первым порывом действительно было не ложиться больше никогда. Потому как ну что этот чёрный властелин себе позволяет? («Что хочет, то и позволяет», — услужливо напомнило ехидное подсознание.) Но, в конце концов, поругаться можно и потом. Сейчас важнее было то, что в эту самую кровать — «их» кровать! — его вообще хотят уложить. И просто хотят — без того уже привычный к гаданию по бесстрастной некромантской роже, теперь Билл мог слышать отголоски сердцебиения, заполошное и гулкое; буквально кожей ощущать идущее от Эгертона напряжение, густую ауру тьмы и ярости, окружающую его. Внешняя невозмутимость давалась ему куда тяжелее, чем можно было представить.       Но раздевался Билл всё равно с таким видом, будто делает величайшее одолжение. Ибо нефиг. Побросав свои шмотки с деланой небрежностью, он плюхнулся на постель и натянул одеяло чуть ли не до носа. Потом, подумав, всё же выпростал руки и скрестил их на груди — я, мол, лёг, но это ещё ничего не значит. Однако тут же позабыл, что должен изображать воплощённое негодование, когда прибежали коты и с громким тарахтением принялись ластиться, топча лапками и тыкаясь усатыми мордами куда придется.       — Котеньки, — блаженно выдохнул он, прикрыв глаза. — Как же я по вам скучал. Стосковались тут поди, никто не любил, не играл…       Персик охотно устроился у шеи, не иначе как из вредности, которой нахватался у Бэзила, куснул за мочку мелкими, но острыми зубками. Бэзил же, важный и серьезный, прямо-таки под стать хозяину, деловито устроился на груди, всем видом демонстрируя, мол, поласкались и хватит, теперь ты снова мой раб. Билл и не был против.       Как и против того, что Макс, едва устроившись рядом, перекинул руку через его живот, притянул ближе к себе. И тоже, как и Персик, ткнулся в шею; даже прикусил похоже, хоть и больнее.       — Чтобы утром был здесь, — приказали ему.       И как бы ни хотелось возмутиться, съязвить что-нибудь эдакое, не иначе как против воли Билл притерся к нему, устраиваясь поудобнее. И ответил, тихо, но уверенно:       — Буду.