Хочу тонуть в тебе

      Я проснулась в своей постели…       Нет.       …и испытала абсолютное… душераздирающее… отчаяние.       Святая Мария, молю, нет.       Только не это!       Сильные руки ласково обвили меня, и на лбу я почувствовала тёплое дыхание. Я вскрикнула, и в ответ руки обняли меня крепче. Я неистово искала в темноте его губы. Он тоже впился в мои, и, найдя друг друга, мы исчезли в тёплой тьме. Мягкие требовательные междометия воспаряли и окружали, скрывая и окутывая нас, словно облако сладкого дыма.       Он сдвинулся, и я резко вскрикнула, спрятав нос в тёплую кожу его шеи – мой мир уменьшился до объятий, его знакомого запаха и хриплого вопроса, вырвавшегося из моих уст:       – Так это правда?       Он не плакал, но его голос дрожал.       – Да, mo chridhe, это не сон. Я правда здесь.       Правда. Здесь.       Не сон.       Я резко кивнула, отпустила его, стараясь обрести дыхание, и прохрипела:       – Включи свет!       Это озадачило его:       – Я… как?       – …Лампа на столе, у тебя под боком. Поверни рычажок прямо под абажуром.       Он перевернулся и, повозившись в безуспешных попытках, повернул рычажок, и комната наполнилась светом. Он пробормотал что-то заковыристое по-гэльски, ложась на бок и выгибая шею, чтобы заглянуть под абажур, и на миг я задалась вопросом: сколько (хоть что-нибудь) он знает об электричестве? Но я не стала тратить энергию на эту мысль.       Теперь я впервые увидела его при свете. Шрамы на спине явились тут как тут, и изящный изгиб ягодиц выглядывал из-под покрывала. Я протянула руку, чтобы коснуться его, но, нуждаясь в большем, подвинулась и легла совсем вплотную к нему на манер «ложек». Он довольно промурчал и обернулся через плечо, насколько смог, не отпуская моей руки, обнимавшей его грудь. Я прижалась щекой к его спине, и на перекрестья шрамов капали мои слёзы.       – Когда мы перешли в постель? – прошептала я, пытаясь найти какую-нибудь банальную тему, которая позволила бы вновь обрести присутствие духа.       – Несколько часов назад. Там ты не пыталась драться со мной, слава Богу.       Он перевернулся ко мне лицом. Иисус чёртов Христос – он был прекрасен! Загорелый и покрытый морщинами, да, но всё ещё в любом случае мой Джейми. Новая волна эмоций смыла меня, и я закрыла лицо, зверски трясясь.       Джейми, напротив, говорил практически весело.       – Представь себе, я старался оставаться как можно дольше внутри тебя, Сассенах. Душа просила, но плоть… О, плоть очень замёрзла и замыслила ретироваться в местечко потеплее. Подумалось, что мы с тобой тоже можем последовать её примеру, согласна?       Рыдание преобразилось в смех, и я задохнулась, кашляя и бормоча. Я удержала его на месте, положив руку ему на грудь, и заморгала слезящимися глазами.       – Ты в самом деле – взаправду? – шутишь про пенис в такое время?       Он широко улыбнулся.       – Ага, шучу. Я буду острить о мягких членах и о чём угодно, что тебя смешит.       Озорная улыбка, смягчаясь, превратилась в прекрасную и безграничную нежность.       – Мы теперь навсегда вместе, mo nighean donn… И я не собираюсь проводить в слезах всю нашу оставшуюся жизнь.       – Я не уверена, что я… хотя бы способна… прекратить.       Он наклонился вперёд и взял моё лицо обеими руками, большими пальцами стирая влагу и нежно бормоча: «Ну, ну…»       – В самом деле это на всю оставшуюся жизнь? – выпалила я.       Он отстранился и посмотрел так, будто я ударила его в живот.       – И почему бы не должно так быть?       – Я не знаю, – сказала я, шмыгая носом. – Всё это только… Раньше мы были счастливы и вместе, не правда ли? И потом началась война и… и… чёрт тебя побери, Джейми, – ты умер!       Говорить это было глупо, но меня трясло от подлинного ужаса, таящегося за этими словами, – от воспоминаний.       – Я знаю, mo chridhe… И даже смерть не смогла нас остановить, правда?       Взяв меня за руку, он поцеловал её.       – У нас очень неплохие шансы.       Я дышала глубоко, наконец почувствовав, что сердце возвращается к своему нормальному ритму; эмоции, кружившиеся в неразберихе, достаточно успокоились, чтобы снова удовлетворить требованиям логики.       – Как?       – Что «как»?       – Как же ты это сделал? Пережил Каллоден. Прошёл сквозь камни.       Он немного помолчал.       – Ты поймёшь, если я попрошу не говорить об этом?       Я поколебалась, видя боль в его глазах; в горле образовался твёрдый комок, а он торопливо добавил:       – Я имею в виду – сейчас! Я тебе расскажу всё, клянусь! Мне нечего скрывать от тебя, только…       – Конечно, Джейми, – негромко произнесла я, касаясь его лица. – Не сегодня.       Для этого есть куча времени.       Он тяжело выдохнул и положил свою ладонь на мою.       Моё любопытство слишком возросло, чтобы было легко вовсе не обращать на него внимания.       – Можно спросить…       Он приподнял брови, молча позволяя.       – Как же ты нашёл меня, когда прошёл сквозь камни?       Он как-то слабо улыбнулся.       – Заходил в каждый госпиталь Бостона, спрашивая медсестру Рэндалл. Ходил, пока не сносил башмаков. Всё напрасно, но случайно я увидел тебя в авто-бусе. Ага, это был я, – подтвердил он, видя моё изумление. – Даже несмотря на то, что ты ускользнула, от счастья я чуть не умер на месте, увидев тебя, Клэр.       Он плотнее привлёк меня к себе и продолжил хриплым голосом.       – Узнав, что ты не переехала в другую часть страны и тому подобное. Я так боялся, что никогда не найду тебя, mo ghraidh. Так сильно боялся.       Дрожащими губами я поцеловала его в плечо.       – А я пыталась – изо всех сил – забыть, – непоследовательно откликнулась я. – Выбросить тебя из головы. Когда я услышала твой голос – так ясно – Боже, всё пропало. Я не могла с этим ходить целый день. Надо было срочно бежать домой. За виски, – пристыженно прошептала я.       Ещё одна мысль поразила меня, и я отстранилась, чтобы взглянуть на него.       – Как… Откуда ты узнал, что я в Бостоне, Джейми?       Хотя он всего лишь прошептал одно слово, оно прозвучало словно удар грома:       – Фрэнк.       Я не могла говорить, даже если бы попыталась. Просто не было слов.       – Знаешь, я искал его в Оксфорде. Он был не очень рад видеть меня… Но в конце… он сжалился надо мной. Дал мне всё, что мог, чтобы я мог найти тебя… и Брианну.       Поскольку я пыталась выкинуть из воображения картины того, что именно могло произойти при встрече Фрэнка У. Рэндалла и Джеймса Александра Малкольма Маккензи Фрейзера (Иисус твою Рузвельт ХРИСТОС!!!), мне понадобилось время, чтобы осознать, что он произнёс.       «Бриина».       Я посмотрела ему в лицо и была потрясена умилением и тоской, светящимися в его глазах, а также именем нашего ребёнка (хотя и с новым произношением) в его устах.       Наш ребёнок.       Тот ребёнок.       Ребёнок, ради которого он попытался отдать жизнь. Тот, кого он никогда не видел и не держал на руках.       – Подожди здесь, – прошептала я, поднимаясь с улыбкой, но в горле стоял ком.       Побелев, он схватил меня за руку.       – Нет! Ты не… не надо её будить!       Радость и желание на его лице теперь соединились с явным тревожным напряжением.       Боже мой! Он боялся встретиться с ней.       Я положила ладонь на его руку.       – Джейми…       Он успокоился. Вдохнул. Кивнул.       Поднявшись, я надела платье и пошла в комнату Брианны. Сердце колотилось. День был необычно жарким даже для июля, и я видела, что миссис Бэрд решила положить Брианну в постель не в пижаме, а просто под лёгкую пелёнку. Даже так её кожа была горячей на ощупь, когда я достала девочку и прислонила к своему плечу. Она машинально прижалась лицом к моей шее. Милая! Или… милая для меня…       Внезапно я пришла в ужас, как и Джейми, и безмолвно помолилась об успехе. Бри достаточно подросла, чтобы устроить шум, если ей кто-то не понравится, и так бывало. Господи Боже мой, она выла, даже когда я оставляла её с миссис Бэрд, к которой Бри была привязана, – почти ежедневно.       Что если Брианна не позволит Джейми подержать её?       Что если она его испугается?       Желудок сжался… Но ничего не поделаешь…       Проходя по коридору, я видела, что он сидит на краю кровати, ожидая и собираясь с силами.       Из лёгкого одеяла он сделал импровизированный килт, но грудь его оставалась голой. Я видела, как она движется, даже когда он изо всех сил сохраняет спокойствие.       Крепко держа Брианну, я переступила через порог. Ни голос, ни сердце не слушались меня, и слова, которых дважды не могла произнести из-за разразившейся трагедии, я прошептала: «Вот твоя дочка, Джейми, ты отец».       Я подходила к нему, а он тихо всхлипывал, не переставая, и свет лампы играл в волосах его дочери. В его волосах.       – Бри? – тихонько сказала я, пощекотав толстенькую щёчку, которая покоилась под моим подбородком.       Бри сонно пробормотала «ма-ма-ма-ма» мне в плечо и, как я и надеялась, повернула голову в другом направлении.       К Джейми.       – О, Христос, – выдохнул он сдавленным и задыхающимся от слёз голосом. – О… Клэр…       Теперь он стоял в паре футов от нас, не сводя с маленького личика покрасневших глаз, наполненных слезами.       – Клэр… она…       Он протянул к ней дрожащую руку, но заколебался и снова опустил её.       Без этого не обойтись.       – Бри, – пробормотала я, и во мне боролись радость и беспокойство.       Она слегка заворчала.       – Это папа. Тот, за кого мы молимся, помнишь? Папа.       Глазки раскрылись, остановившись на Джейми.       Он застыл с совершенно бледным от ужаса лицом, будто смотрел на руку, собирающуюся его прихлопнуть.       Я задержала дыхание.       «Пожалуйста, детка.       Умоляю… умоляю, Бри, не отвергай его!»       Тогда, с восхитительной вспышкой искренней живости маленького ребёнка, она рванулась к нему своей верхней половиной – я её чуть не уронила, – и провозгласила: «ПА».       Он с рыданием поймал её.       – Ага, верно, mo chridhe…       В его объятиях она казалась такой маленькой, когда он, судорожно рыдая, прижимал её к груди и прикрывал рукой спинку и головку.       – Ага, я твой па, солнышко…       От этого я затряслась в рыданиях, разрываясь на части. То, что было для нас с Бри просто её лучшей попыткой повторить за мной слово, для Джейми являлось совершенным и полным именем.       Па.       Не папа. Не папочка.       Па. Как Джейми звал собственного отца.       «Ну, чёртова очаровашка», – подумала я.       Но я была слишком взволнована, чтобы насмехаться. Слишком благодарна. Слишком обрадована. Она прильнула к нему так же, как обнимала меня, её кудряшки щекотали ему шею. Я стояла молча, прикрыв рот ладонью и чувствуя, как сквозь пальцы сочатся слёзы.       Он тихо говорил с ней по-гэльски, целовал, безостановочно плача и крепко прижимая её голову к себе. С силой, удивившей его, она резко отшатнулась, чтобы посмотреть ему в лицо, сморщила своё – словно хотела озадачить его.       Он пристально глядел на неё широко раскрытыми глазами.       Тогда, очевидно решив, что он прошёл и второе её испытание, она запела счастливо: «Па па па-па паааааа» и схватила его обеими руками за нижнюю губу       Джейми засмеялся и поцеловал её ручки, и она захихикала, подпрыгивая у него на руках и ещё сильнее прижимая ладошки к его губам.       Джейми, продолжая игру, протянул руку ко мне. Я сразу подошла, заключая их обоих в объятия. Я прислонилась головой к его груди – я была совершенно счастлива и думала, что не смогу перенести этого.       Брианна снова уютно устроилась против другого его плеча, довольно воркуя: «Пааааааа».

***

      – Трудные были роды, mo chridhe? Опять трудные?       – Да. Очень трудные.       Слабенькие отблески утренней зари начали появляться в моей комнате, но я чувствовала, что меня клонит ко сну и мы должны вернуться в постель.       Мы снова легли на подушки. Бри сонно сопела на груди Джейми. Эта пара уютно и мирно, как во сне, лежала кожа к коже.       Я сглотнула, придвинувшись к плечу Джейми и нежно поглаживая спинку Бри.       – Был момент замедления родовой деятельности, и пришлось доставать её с помощью экстренного кесарева сечения.       И чуть слышно я добавила:       – Мы обе, конечно же, умерли бы, если бы я осталась.       Джейми пробормотал молитву.       – С тобой кто-то был? – тихо спросил он. – Чтобы присмотреть за тобой? Утешить?       Он имел в виду Фрэнка?       Я не хотела отвечать жёстко, но у меня не получилось.       – Никого, кого бы я хотела там видеть.       Джейми услышал и, придерживая Бри рукой, повернулся, чтобы взглянуть мне в глаза.       – Я знаю, что Фрэнка не было, Клэр. Он рассказал мне.       О. Хорошо.       Я всё ещё чувствовала себя как-то раздражённо, насторожённо.       – Я думала… может быть, ты как-то намекал ему, что он должен был быть там, мог бы быть… если бы я сделала, как ты просил.       Он покачал головой.       – Нет, даже в голову не пришло. – Он вздрогнул. – Бог свидетель, меня бы здесь не было, если бы ты осталась замужем за Фрэнком.       – Не было бы?       – Нет. – Он сглотнул и будто задохнулся. – Если бы я узнал, что ты счастлива с ним… если бы у вас с ним и с ребёнком была настоящая любовь… я бы не вмешался.       Я открыла рот, чтобы покритиковать его за этот возмутительный гипотетический выбор, но он улыбнулся и положил руку мне на бедро.       – Сейчас незачем волноваться об этом, mo chridhe. Ты оставила его, и теперь все мы вместе. Когда я просил тебя вернуться к нему, я надеялся, что вы с Брианной будете вести жизнь счастливую и безопасную, как только возможно. И я подумал, что лучший шанс у тебя будет с… с кем-то, кто уже любит тебя.       – Я могла быть счастлива… Если бы захотела, – признала я, чувствуя, как иррациональная вина зудит в самых потрохах, порождая чувство, будто я хочу убежать или заплакать.       «Встреть его с поднятой головой, Бичем».       – Но ты сердишься на меня, Джейми? За то, что выбрала растить Брианну одна?       Он надолго задумался об этом.       От беспокойства в животе словно извивался комок червей. Я знала, что поступила правильно, но я не думала тогда, что придётся отвечать за этот выбор перед Джейми Фрейзером.       – В 1950-м году очень многое по-другому, – наконец, тихо сказал он. – Я повидал достаточно, чтобы знать это, и достаточно, чтобы знать, в какой ужас это меня приводит.       Я ждала.       – Я могу сказать одно… Христос, Клэр… Ты – молодец!       Я подняла голову. Он взял меня за руку, и мне стал заметен пыл в его глазах.       – Ты создала дом. Выбрала свою дорогу. Ты растила и поднимала нашего ребёнка, и тебя никто не осудил, несмотря на то, что никто не догадывался, кто ты и через что прошла. Иисусе, просто… всё.       Я почувствовала, как слёзы вновь щиплют мне глаза. Господи, они когда-нибудь прекратятся?       – Я знаю, что это было нелегко, Сассенах… И не могу сказать, что я бы выбрал для тебя именно этот путь… Но я горжусь до невозможности!       Никто, ни единая душа с тех пор, как я вернулась, – даже миссис Бэрд, несмотря на свою доброту, – не отнеслась ко мне с одобрением. Меня игнорировали, шептались вслед, терпели, добросовестно жалели, избегали и даже открыто оскорбляли; со всем этим я могла справиться, – хотя всё это ранило и делало меня более одинокой, чем я могла представить себе.       Я ощутила волну стыда за то, как значима для меня совсем простая похвала, но подавила это чувство. Я не нуждалась в похвалах, но получить её… и от Джейми…       Нет, я долго не смогу прийти в себя от счастья.