Хочу тонуть в тебе

      Брианна, свет его жизни, радость его сердца, обернула ручки вокруг шеи Джейми в сладчайшем объятии и объявила:       — Ты пи-пи, Па!       — Ну, ты сама не розовыми лепестками пахнешь! — сказал Джейми, засмеявшись от неожиданности.       Он поднял её над своей головой и преувеличенно щекотно понюхал.       — Ох, нет, беру свои слова обратно — ты очень сладко пахнешь, детёныш.       Он снова и снова целовал её в щёчки и шею, пока она не начала хихикать и извиваться, пытаясь ускользнуть.       — Тебе бы лучше привыкнуть к запаху лошадей, дочка.       Он ещё раз шумно поцеловал её и спустил вниз.       — Где же твоя мама?       — Здесь, — донёсся голос Клэр с кухни, и Джейми застыл всем телом, словно услышал во мраке, как хрустнула веточка.       Ему только показалось, что она говорила не как всегда? Натянуто… Измученно… Может быть, устало? Ну, он и сам устал после дневного труда и двух долгих поездок на авто с Хэнком, разве нет? Может быть, смена в госпитале сегодня была тяжёлой.       Да, конечно, так и было. Всё же он пошёл вслед за Брианной в кухню, внутренне собираясь.       — Привет, солнышко, — сказала Клэр, оглянувшись, и потянулась за солью с извинениями. — Подожди секундочку, ладно?       Она уже переоделась из рабочей одежды в хлопковую футболку и слаксы и перемешивала что-то на плите.       Он подошёл к ней сзади и осторожно, нежно прикоснулся ладонью к пояснице.       — Очень любезно с твоей стороны, что ты заботишься об ужине, Сассенах, — сказал он, искренне благодарный, потому что знал: она не любит готовить.       — Если честно, позаботилась Пенелопа, — оправдываясь, сказала она и, положив крышку на кастрюлю, повернулась к его объятиям. — Я просто разогреваю.       «Она выглядит усталой, — подумал Джейми, когда она его обняла, — или, может, не так, потому что недостаток сна не привёл бы к этому».       Она выглядела… подавленно, и это тем более озаботило его. У Клэр почти всегда блестели глаза: от любви, от восторга, от решимости выполнить ту или иную задачу. Однако сию секунду её руки обвились вокруг него, она смотрела ему в лицо и казалась отстранённой, словно отгороженной стеклом, и у Джейми появилось отчётливое впечатление, что её тёплая улыбка стоила ей какого-то усилия, когда она спрашивала:       — Первый день удался, милый?       — Да, конечно.       Он поцеловал её в лоб и отпустил. Озабоченность не отступила, но не желал давить на любимую, поэтому опустился на стул.       — Задачи ведения бизнеса не слишком сильно изменились за двести лет, с тех пор как я это видел, по крайней мере, в том, что касается Фернакра. Всё те же бухгалтерские книги, приобретение новых лошадей, правильный учёт дел и так далее. Сделал больше телефонных звонков за день, чем, наверное, за всю предыдущую жизнь, — со смехом признался он, — но с течением дня это получалось всё легче и легче.       — Кому ты должен был звонить? — спросила она с той же самой вымученной бодростью, присев, чтобы проверить Бри, которая радостно играла с Джорджем — игрушечным кроликом — на полу около холодильника.       — Ну, по большей части тем, у кого мы приобретаем лошадей, так что Том смог ввести меня в курс дела. В сделках большое значение имеют отчёты, знаешь ли. Этому посвятил большую часть утра. Со временем я обеспокоился, что постоянно придётся сидеть за столиком…       Он прервался на мгновение,наблюдая за Клэр, которая (предусмотрительно?) повернулась к нему спиной и пошла помыть руки.       — …но около полудня я вышел, чтобы осмотреть коней и собственноручно записать их возраст и породы и так далее, — определить, каковы будут наши приоритеты в ближайшие месяцы, а закончил день снова в проклятом помещении, утомительно выставляя счета, — сказал он, шутовски пожав плечами, чтобы, как он надеялся, рассмешить её.       Она подхватила реплику и хихикнула, повернувшись посмотреть на него, наконец, но глаза смотрели невесело.       — Ты думаешь, тебе понравится эта работа, любимый? — спросила она, кладя руки в свои карманчики. — Думаешь, она тебе будет приносить удовольствие?       — Да, думаю, — ответил он, улыбнувшись и чувствуя, как растёт в нём восторженная радость, несмотря на то, что его тревожило её настроение. — Да, — сказал он с большим воодушевлением, надеясь успокоить её, на тот случай, если её тревога относилась к его новому положению. — Немало сохранилось от старого мира, но достаточно нового, чтобы я продолжал обучение.       — Я так рада за тебя, милый! — сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать его, и Джейми увидел, что она это сделала искренне.       Однако, когда она отвернулась, конечно, думая, что он не видит, Джейми заметил, что на ней лица нет.       — Клэр, любовь моя? — ласково позвал он, сжав её руку. — Что случилось?       На миг Джейми показалось, что сейчас она будет отнекиваться и утверждать, что всё прекрасно. Он видел, как она в раздумье шевелила губами, но, повернувшись к нему, она как бы сдулась у него на глазах. Ни слова не говоря, она опустилась к нему на колени и обняла за шею, свернувшись около него, словно ребёнок.       — Эй, ну, что ты, — шептал он, притягивая её ближе к своей груди. — О, моя любимая девочка…       Она не плакала, просто тяжело дышала и очень крепко цеплялась за него, зарываясь лицом ему в шею и плечо.       — Просто… подержи меня, — хрипло сказала она.       — Буду вечно держать, mo nighean donn, — ответил он.       Он обхватил её голову руками и прижался губами к её волосам, закрывая глаза и нежно покачиваясь с молитвой.       — Ма-ма? — через несколько минут раздался голосок , отчего они оба открыли глаза.       Брианна смотрела с поразительной озабоченностью и гладила Клэр по попке.       — Ма-ма? Тебе гусно?       Клэр выпрямилась, опустив ноги на пол, и коснулась щеки Брианны.       — Нет, нет, не грустно, милая. Просто маме захотелось обняться с Па.       — Окей, Сакнап! — удовлетворённо произнесла девочка.       Поцеловав Клэр на прощанье в ногу, она потопала продолжать оживлённый разговор с Джорджем.       Джейми и Клэр некоторое время смотрели на неё, чтобы не прерывать молчания. Наконец, Джейми сжал бедро жены.       — Тебе правда грустно, а?       — Да, — прошептала она после долгой паузы, не глядя ему в глаза.       Он медленно поцеловал её в щёку и в висок. «Я здесь. Я люблю тебя. Не бойся, любимая».       — Скажи мне? — спросил он вслух.       Медленно, без слов, она сунула руку в карман брюк и достала конверт.       Джейми резко вдохнул.       — Иисусе… Значит, он ответил?

***

      Клэр показала Джейми своё письмо, прежде чем посылать его, на второй день после их воссоединения, накануне венчания. Испытывая такую огромную взаимную радость, они посчитали малодушием не послать слова благодарности человеку, который сделал возможным их воссоединение в изменившейся жизни, и всё же каждое написанное слово ранило её в сердце, независимо от того, насколько искренне она писала.       «7 июля 1950.       Фрэнк!       Не знаю, имею ли я право писать тебе. Ты, возможно, предпочёл бы никогда не иметь причины снова вспоминать меня. Я не стану тебя винить, если так, и всё же я почувствовала, что должна написать тебе, чтобы поблагодарить за всё и за каждый подарок, о котором я узнала вчера, когда Джеймс Фрейзер появился на моей кухне.       За то, что ты простил его и снял обвинения после случившегося в Оксфорде (Джейми рассказал мне, что стряслось и как сильно он, должно быть, поранил тебя); за деньги и билеты (Боже, сама их цена, должно быть, заоблачная!); за паспорт и свидетельство о рождении (я знаю, ты рисковал многим, добывая их, — положением, судом).       И за доверенность на Брианну… Фрэнк, она прежде всего повергла меня в слёзы. Ты писал о ней раньше, но я не видела, игнорируя твои письма? Потому что это экстравагантный подарок, к моему стыду за собственное поведение, моя совесть громко подсказывает мне, что я должна была отвергнуть её, что принимать её неправильно. Джейми, однако, просит, чтобы я сделала тебе подарок, приняв твою доброту: поэтому, если ты не решишь отозвать её (на что я даю тебе полное право), я скажу только спасибо тебе, СПАСИБО ТЕБЕ, и Бог благослови тебя за то, что желаешь позаботиться о моей дочери. За твою самоотверженную любовь к ребёнку, которого я обещала тебе, а потом отняла: я благодарна, я тронута, у меня нет слов.       То, что ты сделал для Джейми, для меня, — превышает всё, что кто бы то ни было сделал бы в твоём положении. Пожалуйста, знай, как глубоко и полно благодарна я за то, что ты сделал, дав Джейми возможность найти меня. Ты вернул мне мужа. Ты вернул Брианне отца. Правда, ты дал мне больше того, о чём я могла мечтать в жизни, всё, что я оплакала и похоронила. Ты вновь дал мне жизнь. Я чуть не вымарала этот абзац, потому что он кажется «солью на твою рану» — рассказ о моём счастье, которое пришло, собственно, за счёт твоего. Эти фразы печально несоизмеримы с твоим поступком. «Благодарна», «тронута» — это слабые, дурацкие словечки, которые даже чуть-чуть не отражают глубины моих чувств. И всё же я оставляю вышенаписанные предложения на месте, потому что отреагировать на твои действия как на обычные добрые дела или простую любезность — значит подложить тебе свинью.       Ты дал мне всё, Фрэнк. Всё. И неважно, могут или нет мои слова донести, как полно я чувствую себя теперь, сидя здесь над письмом тебе, — пожалуйста, выслушай меня. Я с разбитым сердцем, на коленях приношу тебе бесконечную благодарность. И сверх всего — я прошу прощения. Прости за всё, что я отняла у тебя. За каждую минуту. Прошлого и будущего. За всё, чем я ранила тебя. Я так глубоко, ужасно, искренне сожалею.       Ты заслуживаешь гораздо лучшего, Фрэнк, и я желаю тебе всяческого счастья в жизни.                   Клэр».       Одной рукой Джейми крепко обнял Клэр, а свободной повертел ответ Фрэнка. Конверт был всё ещё запечатан. Он обнял её обеими руками и долго держал, прижав к себе, а потом ласково спросил:       — Что самое худшее может содержаться в этом конверте?       — Не знаю, — дрожащим голосом ответила она.       — Знаешь.       Он легко пробежал пальцами по её спине, говоря мягко, но без колебаний.       — Чего ты боишься из того, что он сказал, любимая?       — Всего, что… Я не знаю, Джейми, я просто… не предполагала, что когда-нибудь снова буду разговаривать с ним. Теперь я должна…       Она глубоко вздохнула с раздражением.       — …столкнуться со всем этим ужасом, что он думает обо мне… и с тем, что это — неоспоримая правда.       Этим она трижды разбила бы его сердце и оставила подбирать осколки. Джейми вспомнил бешенство и боль на лице Фрэнка Рэндалла. Он знал правду о том, как мужчина страдал.       — Ты можешь вынести, — спросил Джейми без тени шутки, — если бы он высказал тебе все свои обиды на тебя?       — Да, — произнесла она после долгого молчания.       Он медленно погладил её бедро.       — Не сказать, что это не будет больно… Но у тебя на это хватит сил.       Клэр кивнула и глубоко вздохнула, взяла у него письмо и, поднявшись, направилась к раковине. Послышался звук разрываемой бумаги, извлекаемого письма. Она одну минуту постояла с письмом сгорбившись, чтобы взять себя в руки, затем повернулась и протянула его Джейми.       — Прочтёшь его мне?       Он взял письмо, развернул его, и сердце его забилось учащённо, так как он увидел, что оно было гораздо короче, чем её собственное послание. «Боже, не оставь нас», — молча помолился он.       «Дорогая Клэр…»       Джейми замолчал и нервно поглядел на неё. Она прислонилась спиной к шкафу напротив, лицом к нему, но смотрела в пол. Он продолжил.       «Каждый день после того, как мы расстались, я страдал; я желал; и я бесился».       — Иисусе, — прошептала Клэр, крепко зажмурив глаза, словно чтобы было больнее.       — «Но…»       У Джейми перехватило дыхание, и он должен был сглотнуть, прежде чем продолжить.       — «…всё, что я делал с первого дня нашей встречи, я бы сделал вновь, и с радостью. Всё.»       Поражённая, она подняла голову и тихонько застонала, её глаза наполнились слезами.       Джейми очень тихо закончил чтение.       — «Я желаю всяческого счастья тебе, Клэр. И твоей семье.       От всего сердца.       Фрэнк».       Она закрыла лицо ладонями и заплакала, сгорбив сильные узкие плечи под непомерной тяжестью слов Рэндалла.       Джейми подошёл к ней, ласково прижал к себе.       — Он желает тебе добра, — промурлыкал он. — Ты не могла бы желать лучшего, а?       Она с усилием глубоко вздохнула сквозь слёзы.       — Я правда хочу, чтобы он был счастлив… Я хочу!       — Я знаю… Я знаю, что ты этого хочешь, — сказал он, баюкая её и гладя по волосам.       — Пока он не найдёт… счастливо… того, кто сделает его… Я всегда буду чувствовать свою вину…       Она умолкла, плача ещё горше.       Джейми поцеловал её в волосы.       — Ты не можешь брать на себя ответственность за его счастье, Сассенах. Мы можем молиться за него, право, и будем, но сними этот груз с себя.       Она кивнула, не отрываясь от его груди, на которую последние слёзы упали в молчании, нарушаемом только возгласами Брианны, которая играла у ног родителей.       Вдруг Клэр застыла и отклонилась, отчаянно смотря ему в глаза.       — Я люблю тебя, Джейми, — сказал она, кладя свои прохладные ладони на его лицо и легонько тряся.       — А я люблю тебя.       — Я люблю тебя, — повторила она, настаивая, почти яростно, — и я… Я никогда… — Она яростно покачала головой. — Не смей думать, что… я бы могла когда-нибудь…       Что она никогда бы не сделала ему? Не покинула бы его. Не стала бы любить другого.       — Нет, любовь моя, — твёрдо сказал он. — НЕТ. Ты любила Фрэнка Рэндалла. Мы не должны притворяться, что это не так… Но ты никогда бы не оставила его, если бы между вами было что-то похожее на… Боже, никогда!       Она вонзила кончики пальцев в его плечи, бешено шевеля губами, будто хотела удержать волнение в узде.       — Ты и я, — продолжал он, — мы другие, да? Мы всегда были другими. Это большое горе… этот вред и боль — они не для нас, Клэр. Никогда.       — Но к-как…       Она тяжело выдохнула на этом слове, и сдерживаемое волнение хлынуло из неё, так что она должна была глотнуть воздуха, чтобы продолжать.       — …как ты можешь быть уверен?       — Я уверен в моём собственном сердце… И я уверен в твоём, любовь моя. Ни за что на земле я не ручаюсь больше, чем за это.       — О, Джейми, — прошептала она. — Джейми, любовь моя… Я не хочу представлять, чтобы мы могли когда-нибудь… когда-нибудь…       Она сердито хмыкнула с болью в горле.       — Но я думала, что знаю своё сердце, когда выходила за Фрэнка… И посмотри, как…       Она не смогла закончить предложение, просто прижав ладонь к губам, и затряслась в рыданиях.       Разгоревшийся в горле у Джейми комок сомнения и страха чуть не задушил его («Иисусе, могла ли она …»)… Затем он исчез — полностью, окончательно исчез.       — Ты спросила меня, как я могу быть уверен? Потому что, когда я привёл тебя к камням в первый раз, после Крейнсмуира, ты по своей воле выбрала меня. Правда, ты жалела Фрэнка и не могла совсем забыть его, но с тех пор ты выбирала меня… А не его. Потому что, когда я привёл тебя туда во второй раз и ты вернулась к нему, ты по-прежнему выбирала меня, да? Даже несмотря на то, что ты была с ним и раньше любила и желала его, в то время ты уже любила меня.       Он взял её лицо, её хорошенькое, красное, заплаканное лицо, обеими руками.       — Потому что в жизни, и в смерти, и вне времени ты утверждаешь, что я твой, а ты — моя.       Он открыл рот, будто собираясь ещё что-то сказать, но она первой произнесла их клятву:       — «До конца наших дней».