Хочу тонуть в тебе

      Сентябрь 1950 года       Джейми остановился в середине прохода между стеллажами и тупо уставился на окружавшее его изобилие еды, которой хватило бы, чтобы десять раз похоронить его. В этот момент он чувствовал лишь отвращение.       Минуту назад Клэр сказала, скорее про себя:       — В Штатах сейчас еда современнее и изобильнее, чем в Шотландии или даже в Англии. Знаешь ведь: там всё ещё военные пайки, — добавила она, выбирая коробочку сушёного гороха. — Честно говоря, это немного противно — всё это богатство, когда в мире остаются миллионы голодающих, — поёжилась она, — но здесь определённо упрощает жизнь.       «Да, упрощает.       Всё просто, когда изобилие бесконечно.       Всё просто, когда денег больше чем достаточно, чтобы это вкушать.       Просто жить, когда не голодаешь».       Он медленно провёл пальцами по рядам риса и крупы, упакованных в коробки, почувствовал, как запершило в горле и заболело сердце. Чего бы он не отдал, какую боль не вытерпел бы, чтобы увидеть, как одна тысячная часть всего этого великолепия оказалась бы в Лаллиброхе? Завалить детей Дженни и Иэна едой, превышающей количество, которое они могли бы съесть за неделю? Видеть, как снова поправятся и порозовеют худые щёки Дженни? Видеть их реакцию на печенье и сладости? Христос, только увидеть их…       «Ты не можешь им помочь, — напомнил он себе, склоняя голову. — Поблагодари, старина. Воздай благодарность за собственный полный желудок. Воздай благодарность, что Клэр и Брианна сыты и им ничто не грозит. Господи, спаси и сохрани их — мою сестру и её семью!»       — Па-аааа?       Он вскинул голову и увидел, что Брианна, сидящая в тележке в конце прохода между стеллажами, выглядывает из-под локтя Клэр. Несмотря на печаль, затуманившую его сердце, Джейми рассмеялся: крошечный синий узелок бантика, с помощью которого Клэр обычно убирала кудри девчушки от лица, болтался на самом конце локона, лихо подпрыгивая у челюсти.       — Пааааа? — вновь завыла Брианна, вынуждая его поторопиться.       Слово трансформировалось в пронзительный крик, когда Клэр завезла тележку за угол и они исчезли из вида.       Джейми побежал вперёд, придерживая рукой серую шляпу, чтобы не потерять её, ботинки скрипели на сияющем полу, пока он спешил на зов Брианны, слыша голос Клэр: «Ради Бога, Бри, тише, он прямо сзади нас!» Брианна не успокаивалась, даже когда Джейми появился снова, несмотря на то, что Клэр лезла из кожи вон.       — Иисус твою Рузвельт Христос! Я была бы рада, если бы этот этап сепарационной тревоги уже закончился поскорее, — вполголоса произнесла его жена.       Джейми наклонился поправить бантик Брианны (миссис Бэрд называла эту штучку «заколкой»).       — Вот ты где, a chuisle [любимая]. Так лучше, а?       Брианна неправильно истолковала его действия, думая, что он хочет вытащить её с сидения. Ему не удалось поправить бантик, а Брианна, уставившись на него, начала настойчиво ныть и тянуть к нему руки.       Он успокаивающе посмотрел на неё и приподнял бровь.       — Словами, Бри, чего бы ты хотела?       Она тут же изменила тактику, сияя на него ангельской улыбкой:       — Ввех-Па-пайста?       — Гораздо лучше, — ласково сказал он, беря дочь на руки.       Импульсивно подкинул её и снова поймал. На мгновение он подумал, что она сейчас заплачет: её глаза расширились, и она выглядела абсолютно обалдевшей от неожиданного движения. Потом захохотала и потребовала:       — Исё!       Он повиновался, подкинув её ещё два-три раза, прежде чем устроить её у себя на груди и поцеловать в макушку. Он стоял, покачиваясь, минуту, пока не заметил странные взгляды от всех покупателей в поле зрения. Одна женщина, стоявшая метрах в трёх от них, просто пялилась на него.       Несколько месяцев или даже недель назад он бы покраснел и успокоился, не желая привлекать дальнейшее внимание. Вместо этого он встретился взглядом с женщиной, вежливо кивнул и смело сказал:       — Вам помочь, мадам?       Женщина, громко запыхтев, возмущённо воскликнула: «Действительно!» и отвернулась.       Клэр предпочла сдержать смех, наклонившись к тележке, будто поправляет пару батонов.       Джейми устало хмыкнул.       — У меня на носу навоз, Сассенах?       Она сама слегка вздохнула и выпрямилась.       — Я думаю, обычные посетители супермаркета не привыкли видеть здесь отцов… И в последнюю очередь — отцов, показывающих любовь к своим дочерям.       Джейми иронически фыркнул.       — Они предпочли бы, чтобы я орал на неё? Или притворялся, что её здесь нет?       — Кто их, к чёрту, знает? Я не часто сюда хожу, честно говоря, благослови Бог Пенелопу Бэрд.       — В самом деле, благослови Бог Пенелопу Бэрд, — согласился он, снова целуя Бри и сладко улыбаясь покупателям супермаркета, осуждающе смотревшими на него. — Это лучше, чем быстро надавать им пинков под зад, мерзким негодникам!       Пока Клэр выбирала покупки, Джейми и Бри вместе ходили вокруг ящиков с фруктами и овощами, отобранными и сияющими, словно блестящие, как жемчуг, соты. Учитывая, что Брианна была в том возрасте, когда надо называть всё, что видишь (часто до тошноты), он показал на кучку картофеля, в которой рылась Клэр.       — Ты знаешь, что это такое, дочка?       — Тай-то! — последовал немедленный ответ.       — Да, кар-тошка, очень хорошо. А по-гэльски, — сказал он, — это buntàta. Можешь повторить, лапонька?       — Ммм-та-дух!       — Buntàta.       — Бмм-та-рра!       — Buntàta.       — «Давай-ка-бросим-всю-эту-чепуху!» [песня 1937 г. Эльзы Фитцджеральд, о различии в произношении людей из разных социальных слоёв] — пропела (да, пропела!) Клэр. — О, не обращай внимания, — засмеялась она, увидев его лицо, и беспечно продолжала выбирать луковицы и зелёные перья лука, будто разразиться песней ни с того ни с сего было абсолютно естественно.       Брианна оказалась столь же полезной для Джейми, как и он для неё, когда дело дошло до названий продуктов, находящихся перед ними. Несмотря на все его путешествия, образование и кругозор, он искренне не знал, что это за огромный, зелёный полосатый предмет, и спросил:       — А это что, a chuisle [родная]?       — Арр-пу-зико! — воскликнула она, вырываясь из его рук, чтобы дотянуться до плода.       — Нет, детка, он нам не нужен, — увещевал он, не пуская её.       Боже, он казался таким огромным и тяжёлым, что способен раздавить её!       — Сассенах, правильно — арпузико?       — Арбуз, — исправила она, нежно улыбаясь. — Они сладкие и очень сочные, летом — то, что надо!       Она выбрала один и с трудом поместила его в тележку.       — Не нужно покупать его ради меня, Клэр. Я просто полюбопыт…       — А почему нет? — перебила она, пожав плечами и подмигнув, и переложила сумочку в другую руку, чтобы игриво ущипнуть его. — Живём один раз — почему бы и нет?       — Ты слышишь, Бри? — спросил Джейми, поднимая дочку ближе к своим губам, чтобы заговорщицки прошептать на ухо: «Мама говорит, мы можем купить любые сладости, какие хотим!»       Брианна подняла обе ручки и заплескала. Клэр приподняла брови, тщетно пытаясь подавить смех.       — Ну ты и хулиган! Я не говорила ничего подобного!       — Но, поскольку мы «живём один раз», mo nighean donn [моя каштановолоска], я думаю, мы все почувствуем себя лучше, когда съедим по кусочку шоколада, а?       Шоколадное печенье оказалось превосходным завершением довольно эклектичного обеда в закусочной при супермаркете: суп кокки-лики [традиционный шотландский куриный суп с луком-пореем и черносливом], хрустящий хлеб, разогретый в духовке со сливочным маслом и чесноком, два бокала исключительного вина, которое Джейми выбрал, чуть не умерев от многообразия вариантов, а для Бри — какая-то ядовито-зелёная извивающаяся масса под названием желе… И арбуз, целиком выкупанный в кока-коле.