Хочу тонуть в тебе

      20 октября 1950 г.       Не в первый раз я заметила, до чего был обворожителен Джейми с приподнятой бровью, даже если он приподнял её, чтобы выразить презрение.       — И ты уверена, что именно это хочешь в подарок на день рождения, девочка?       — Очень даже! Вперёд, милый!       Ресторан был тускло освещён, но даже в огне свечей мне было видно, что мой муж уставился на блюдо со спагетти болоньезе, будто это была спящая волчица.       Он потыкал ароматную массу вилкой.       — Это выглядит просто… необъятным.       — Я целиком верю в твою способность доесть ужин до конца, — засмеялась я, отпивая вина, прежде чем снова взяться за вилку.       Джейми внимательно посмотрел на меня, затем медленно повторил мои движения, накручивая спагетти на вилку, поддерживая их тыльной стороной ложки. Я изо всех сил сдерживала хихиканье, уткнувшись в стакан с вином, когда еда соскользнула с зубчиков вилки на полпути к его рту, и не один, а два раза. Он пробуравил меня взглядом.       — Если ты хочешь в качестве подарка выставить меня дураком в моих собственных глазах, я мог бы придумать полдюжины других, более приятных…       — Прости, прости… — захихикала я. — Я не буду смеяться, обещаю. — Я сжала губы и ангельски посмотрела на него. — Попробуй ещё раз?       Джейми вздохнул, ещё раз закрутил вилку, и ему удалось положить пасту в рот.       — Ну что?.. Как тебе? — с жадным любопытством спросила я.       — Оказывается, вкусно! — очень удивлённо произнёс он с набитым ртом. — Трудно удержать, но соус хорош.       Он глотнул вина и поставил бокал, оценивая.       — Да, прекрасно. Как, ты говоришь, это называется? Спаг…?       — Спаг-ЕТ-ти, — постаралась я утрировать итальянский акцент, зарываясь в собственную тарелку. — Я так довольна, что тебе понравилось! Раньше я тоже нечасто ела итальянские блюда, но это одно из любимых у Тома и Мэриэн. В следующий раз ты должен попробовать лазанью! Она точно не требует таких усилий!       Он изловчился положить в рот ещё пасты, потеряв в процессе всего одну макаронину.       — Может, у них есть нагруднички, как у нашей Брианны? Так вкусно, но я представления не имею, как доем, не измазавшись в еде!       Наконец, он засунул салфетку за воротник и правильно сделал: в противном случае, прежде чем он бы доел, прямо на его белую рубашку упали бы две макаронины.       Вечер был прекрасен: вкусная еда, хорошее вино и потрясающее трио певцов, из дальнего угла услаждающих посетителей серенадами.       Когда бурная Funiculì Funiculà [знаменитая неаполитанская песня] сменилась нежными и печальными звуками вальса Мюзетты [Дж.Пуччини из оперы «Богема»], а мы пили кофе с тирамису (который Джейми не понравился: «Слишком сырой!»), он, счастливо улыбаясь, сжал мою руку:       — С днём рождения, Сассенах!       — Тридцать два, — ответила я, немного смущаясь. — Наверное, это значит, что я точно вышла из возраста весенних цыплят, как ты думаешь?       — Ну, я бы так не сказал, — ласково пожурил он. — Каждый год, который мы проведём вместе, будет лучшим, неважно, сколько нам будет лет.       Я почувствовала, что краснею от того, с каким жаром это было произнесено.       — День рождения — хороший повод подумать об этом. Только представь: мы будем так же счастливы, когда мне исполнится семьдесят два?       — О, да, готов поспорить на собственную жизнь. С нетерпением хочу увидеть твою седину. Ты будешь самой невероятно сексуальной бабулей!       — Не верю! — засмеялась я. — Но спасибо тебе.       Он склонился практически через весь стол, чтобы поцеловать мне руку.       — Я очень, очень счастлив, что ты родилась, mo chridhe [любовь моя, гэльск.]!       У меня перехватило горло.       — Я тоже счастлива, что ты родился.       — Но пока ещё не мой день рождения, — улыбнулся он.       Снова усевшись на место, он вдруг пристально взглянул на меня.       — Раньше мне не приходило в голову, но этот день значим и по другой причине, между прочим.       — Да? По какой?       — Пять лет назад ты впервые рассказала мне правду… — ответил он, широко раскрыв любопытные глаза, — …о том, откуда ты пришла на самом деле, помнишь?       Я тяжело вздохнула, вспоминая.

***

      — Ты знаешь, когда я родилась? — прошептала я дрожащим голосом и, растрёпанная, уставилась на него. — Двадцатого октября в год от рождения Господа нашего Иисуса Христа тысяча девятьсот восемнадцатый.       — Ты меня слышишь? — настойчиво переспросила я, потому что он моргал, глядя на меня и не двигаясь, будто не обращая внимания на то, что я говорю. — Я сказала: тысяча девятьсот восемнадцатый! Почти через двести лет! Ты слышишь? — закричала я, но он только медленно кивнул.       — Я слышу.       И затем, гораздо позже, когда отхлынуло море эмоциональных слов и слёз, он опустил на меня глаза, и на его лице возникла тень улыбки.       — С днём рождения, Сассенах.       Это застало меня абсолютно врасплох, и один момент я только тупо глазела на него.       — Что? — наконец, удалось мне произнести.       — Я сказал: с днём рождения, Сассенах. Сегодня двадцатое октября.

***

      — День был насыщенный, да? — спросил нынешний Джейми, наливая мне ещё кофе в чашку и пододвигая ко мне остатки торта.       — Я была… так напугана, — сказала я, и от припомнившегося ужаса у меня перехватило дыхание.       — Боже, я тоже, — передёрнув плечами, согласился он. — Когда я увидел тебя там, на эшафоте в Крейнсмуире… Подумать только: тебя могли сжечь, если бы я не вернулся вовре…       — Нет, нет, — перебила я, — не тогда. Конечно, на суде я была в ужасе, не спорю… Но я хотела сказать… там, в лесу, я испугалась. Когда была с тобой.       Это поразило его, а я продолжила.       — Я так боялась рассказывать тебе о моём прошлом. Я была убеждена, что ты посчитаешь меня сумасшедшей… или даже ведьмой, хотя ты только что публично доказал, что я ею не являюсь.       На его губах мелькнула та же улыбка, но он не проронил ни слова.       — Скажи мне правду, Джейми… — начала я, и желудок внезапно скрутило страхом услышать ответ. — Ты в самом деле поверил мне? Или ты просто настолько беспокоился обо мне, что для нас обоих было легче, чтобы ты сделал вид, что веришь?       Он ответил без колебания:       — Нет, я поверил тебе, Сассенах.       Кажется, одновременно я выдохнула с облегчением и спросила:       — Но как? Почему?       — Потому что тебя выдаёт твоё лицо, моя Сорча, — и всегда было так. Вот почему Колум и Дугал не поверили тебе. Они не знали, что именно ты скрываешь, но видели, что ты не рассказываешь чего-то о себе. И после того как мы стали мужем и женой, — он протянул руку через столик и коснулся тёплой ладонью моей щеки, — когда я узнал, что твоя любовь ко мне растёт с каждым днём, я увидел, что ты что-то утаиваешь, даже от меня. Вот почему я предложил: «Секреты, но не ложь», да?       Он переместил руку на мой подбородок.       — Но в тот день, пять лет назад, я впервые увидел, как ты смотришь мне в глаза, ничего не скрывая: никакой лжи И никаких секретов… Твои глаза сказали мне, что ты говоришь правду, неважно, насколько она невероятна. И это сразило меня, Клэр, но затем я был совсем раздавлен… Потому что я знал, что должен отпустить тебя, чтобы ты вернулась к нему.       Я потеряла дар речи, и тут Джейми сел на своё место, качая головой, словно не в себе.       — Я всё ещё не могу поверить, что ты выбрала меня; всё ещё не могу постичь, что я почувствовал, проснувшись и увидев тебя в своих объятиях… Думал, я всё ещё сплю.       Я коснулась его руки.       — Я просто… не смогла бросить тебя.       — И я каждый день благодарю Бога за это.       — Я тоже.       Мы немного посидели молча, касаясь колец друг у друга и чувствуя тепло наших сцепленных рук.       Джейми пошевелился первым, решительно отнимая руки.       — Теперь, как бы я ни был доволен, что тебе достаточно в качестве подарка на день рождения поглазеть на страдания дурачка над блюдом со спагетти, — он наклонился и достал коричневый бумажный свёрток, — у меня есть для тебя и настоящий подарок.       Я ухмыльнулась и протянула руку, судя по размеру и весу, конечно, за книгой. И точно: развернув обёртку, я сразу увидела хрустящий обрез и блестящий переплёт, на котором было написано: «Медицинское образование в Соединённых Штатах, рейтинги и обзоры» (издание 1950 года).       — О, Джейми… — прошептала я, открывая обложку и пролистывая страницы.       Гарвард, Принстон, Стэнфорд. Программы по остеопатии и медицине в Калифорнии. Техас. Пенсильвания. Порядок проведения экзаменов. Лучшие ординатуры по специальности. И так далее и тому подобное.       — Я знаю, мы особенно не разговаривали о новом ребёнке и не надеялись, что он будет вскоре зачат; но я не хочу, чтобы ты подумала, что я забыл о твоей другой мечте. Я почитал поподробнее обо всём — о требованиях и различных вариантах, которые у тебя будут. Я не знаю, где проходит половина из столь многочисленных программ в Массачусетсе, не говоря уж о целой стране!       Он слегка пожал плечами.       — Может быть, всё происходит по умолчанию, но ты обязательно должна услышать от меня, что я хочу, чтобы ты поступила в лучшую медицинскую школу, в какую только сможешь, если ты так стремишься; даже если это будет на… — он запнулся, неуверенно произнося. — Ха-ваа…?       — Гавайях, — плача от счастья, подсказала я.       — Ага, там, — ухмыльнулся он, — или где тебе будет лучше всего. Камо грядеши, и я туда пойду.       — Спасибо тебе, милый, — прошептала я.       — Моё единственное условие, — внезапно посуровев, произнёс он, — состоит в том, что, когда ты поступишь, в ближайшее время эту книгу должны переиздать, потому что в ней нет ни единого упоминания о возможности посещения занятий женщинами. Там написано только «он» и «его» и «джентльмены в таком-то классе». Тебе придётся это изменить, хорошо?       Я с улыбкой шутливо пожала ему руку.       — Договорились. По рукам!