Хочу тонуть в тебе

      Комментарий автора: Ещё разговоры в ночном лагере.

***

      Той же ночью позднее.       Я знала, что Джейми проснулся, хотя и не видела его толком. Костёр догорел до углей, и мои глаза были затуманены сном, но мне не нужен был никакой свет: я чувствовала его руки на обнажённой коже моего живота, слышала над собой — над нами — нежное гэльское бормотание, такое милое!       –…Джейми?       Он сразу сдвинулся, устремившись ко мне, чтобы погладить по лицу.       — Мне так жаль, mo nighean donn, — прошептал он, целуя меня в щёку, — я вовсе не хотел будить тебя.       — Dinna fash [не беспокойся, шотл.], милый, — засмеялась я, откидывая волосы от его глаз, когда он наклонился надо мной. — Что ты говорил?       — О. — Даже в полумраке было видно его застенчивое выражение. — Маленький Иэн двигался, и я только чуть-чуть поговорил с ним.       — Да, я знаю, — сказала я с нежной улыбкой. — …И что ты ему говорил?       Он пожал плечами и лёг ко мне.       — Просто… просто ерунду всякую, знаешь…       — Любимый, — прошептала я, чувствуя, как нас заливает нежность, — тебе не нужно говорить мне, если не хочешь… Но я знаю, что ты рассказывал вовсе не ерунду.       Он погладил мою руку, а потом положил ладонь снова на мой живот.       — А ты что-нибудь поняла?       — Пару слов… Кое-что ты повторил несколько раз. Ава… авал-лач?       — A bhalaich.       — Да, это, — подтвердила я, рассеянно думая, как это, к чертям собачьим, пишется. — И что оно значит?       — Просто-напросто «парень». Ну, нет, не совсем… Нежнее. Скорее похоже на… «возлюбленный мальчик». По-английски звучит чуднО, но… Это слово для меня дорого до глубины души, знаешь?       — Я так и предположила, по тому, КАК ты это произнёс.       — Ты часто с ним разговариваешь? — спросила я гораздо позднее.       — Ага, — признался Джейми, — почти каждую ночь, когда ты спишь.       Что-то в его голосе встревожило меня, может быть, болезненность, какая-то неисцелённая травма, повисшая между нами в темноте.       — Я рассказываю ему, — напоследок неожиданно сказал он, — что я здесь… и что я люблю его.       Он попытался шире растопырить ладонь, чтобы как можно полнее охватить ребёнка у меня во чреве.       — И что я всегда буду любить его, что бы ни случилось. Я не…       Он замолчал, и мне было слышно, как он сглотнул.       Когда он заговорил снова, голос был напряжённым и хриплым.       — Думаю, Вера не знала этого.       Он внимательно вглядывался в свои пальцы, которые чертили линии на моих тазовых костях, словно не желал посмотреть на меня.       — Не знала, что я люблю её или… Так…       Его боль наполнила и моё тело, поднимая из пустоты и мою боль, так что я начала задыхаться.       — Джейми, — прошептала я, протягивая в темноте руку, чтобы коснуться его лица. — Джейми, нет. Это совсем не так.       — Чего бы я не дал, чтобы поверить в твои слова, Клэр!       Он сел, обхватив колени руками. Отсветы огня от вновь занявшегося полена, словно сиянием обвели его фигуру. Мне было больно смотреть на его низко опущенные плечи и голову.       — Но это правда.       Как бы я хотела успокоить и утешить его, прижать к своему сердцу и убедить в том, что я знаю правду. Но я просто положила руку ему на спину, позволив исповедальной тишине спуститься к нам, и он высказывал всё, что накопилось на душе.       — Во мне тогда не было страха.       Он не плакал, но в голосе слышалось страдание, такое свежее.       — Не за ребёнка, на самом деле. Мой страх и тревогу вызывало остальное: что случится в Шотландии, как я буду обеспечивать семью, навязавшийся Чарли с войной, и…       Долгий, прерывистый вздох.       — Посреди всего этого, думаю, я считал само собой разумеющимся благополучное рождение ребёнка. Это, по крайней мере, будет хорошо, думал я, даже если рухнет всё остальное. Мне даже в голову не приходило, что я не успею поговорить с ней.       Последовавшая тишина так уплотнилась от горя, что, казалось, я могу практически потрогать её. Я молча гладила свой палец, осязая шрамы, которые оставил Джейми. «Я здесь».       — Если бы у меня была возможность пережить всё это снова, я бы закричал: «К чёрту предотвращение войны, к чёрту Рэндалла и всех остальных!»       Джейми в ярости возвысил голос, который затих до шёпота, когда он заканчивал:       — …и провёл бы эти полгода дома, не покидая тебя ни на мгновение, пока бы она не родилась. Потому что какова была цена её жизни? Получили ли мы взамен что-нибудь важнее её?       Его голова упала ещё ниже, и я увидела, что Джейми поддерживает её обеими руками.       — Всё напрасно. То, что я мог исправить.       — О, любимый… Послушай меня.       Я повернула его и разрушила эту преграду между нами.       — Мы никогда не перестанем вспоминать Веру, Париж… Думать, что мы могли сделать иначе… Но ты вспоминаешь только финал. Не помнишь хорошие дни, когда она была с нами?       — С трудом, — сознался он, и негромкая правда разбила мне сердце.       — Ну, я помню, — сказала я, с мольбой поглаживая ему ногу. — Я помню, что ты целовал её и говорил с ней, точно так же, как с Иэном. Я помню, как сияли твои глаза, когда ты касался моего живота и чувствовал, как она двигается, прямо как сейчас. Я помню так много счастливых моментов, даже несмотря на потрясения, окружившие нас; и то, что произошло в конце концов, не меняет этого.       Он кивнул, но только потому что знал, что должен. Я по-прежнему ощущала неловкость и боль в его теле.       — Иди сюда, — прошептала я, и совсем капельку поколебавшись, он снова лёг возле меня. — Она знала, Джейми.       Я легла на бок лицом к нему и взяла его лицо обеими руками.       — Она знала. Насколько была способна вообще что-нибудь знать, она знала, что мы её любим. Да, мы оба.       Я повернула его голову ко мне, чтобы он смотрел мне в глаза, и прошептала:       — Она знала звук твоего голоса.       — Она…? — Он заморгал. — Она знала?       Я кивнула, пытаясь сдержать слёзы, поэтому мои губы задрожали.       — Она всегда шевелилась, слыша тебя, отзываясь не на все мужские голоса, а только на твой.       Он попытался что-то сказать, но не издавал ни звука.       — Ты никогда мне этого не говорила, — наконец обрёл он дар речи.       Я начала извиняться, но он покачал головой и прижался лбом ко мне.       — Спасибо. Значит…       Это значило всё. Для меня и для него.       Мы позволили себе поплакать за неё, только чуть-чуть, защищая друг друга расстоянием и надеждой на то, что искупление придёт через несколько коротких недель.       — Я искренне верю, что с Иэном всё будет хорошо, — сказал Джейми, читая мои мысли, когда я стирала пальцем его слёзы, а он — мои. — Теперь у меня бесконечная надежда. Я чувствую и твою, и это придаёт мне силы, когда я начинаю сомневаться… Но я по-прежнему должен говорить с ним, ради неё. Мне всё же нужно, чтобы он узнал, что Па любит его.       — Говори с ним каждый день, пока он не родится.       Я поцеловала я ладонь Джейми и положила её поверх нашего мальчика.       — А потом каждый день после его рождения.       И горы были свидетелями нашей связи в темноте, в сладком аромате хвойных деревьев.       — Tha gaol agam ort, Eóin, a bhalaich. [Я люблю тебя, Иэн, возлюбленный мальчик.]