Хочу тонуть в тебе

      Комментарий автора: Разговор в постели в ту первую ночь дома с младенцем.

***

      Той же ночью       — С тобой всё нормально, Сассенах?       — Ммхм.       Моё сонное мычание срезонировало в его грудной клетке и отдалось гулом в моё ухо, отчего я немного пришла в себя.       — Что?       — Ты до сих пор не спишь.       — Как и ты.       Я повернулась на бок и снова свернулась калачиком около мужа, уронив руку на его голую грудь.       Его негромкий низкий смех прозвучал как подтверждение.       — Я могу тебе чем-нибудь помочь?       — Нет, — зевнула я, — со мной всё прекрасно… Просто, кажется, не могу крепко уснуть. — Я поцеловала его в грудь. — Слишком счастлива.       Обе его руки теснее сомкнулись вокруг меня. Мир.       Какой бы огромной, больной и не владеющей большей частью своего тела я себя ни чувствовала, я лежала в нашей постели, не беременная, а рядом спали дети, — это всё ощущалось как невообразимый рай.       Остаток вечера прошёл в тумане: кормление, смена пелёнок, благословенный горячий (но слишком краткий) душ, вопли Иэна, требовавшие утешения, стакан воды для Бри, торопливо схомяченный сэндвич, ещё один стакан воды, ещё один вопль, и, наконец, — постель.       Иэн больше часу был спокоен, и мы с Джейми просто держались друг за друга, исцеляя боль, вызванную разлукой прошедшей недели. Нет, мы бы ни на что не променяли ни единого мига той недели: у нас появился сын, и это было для нас всё и даже больше! Однако, крепко обнимая друг друга, спокойно держась друг за друга и ни на что не отвлекаясь, мы восстанавливали силы, — это было для нас жизненно важно.       — Сдаётся мне, я не ошибаюсь, — рассеянно гладя меня по волосам, вдруг сказал Джейми, — вспоминая, что в наше время с новорождёнными так не суетились по пустякам. В моём времени.       Боль, граничащая с яростью, взорвалась во мне, как вспышка, и мне пришлось прикусить язык, чтобы не разразиться негодованием. Я закрыла глаза. Господи Иисусе, я забыла, как сильны эти послеродовые перепады настроения. Горло перехватило, будто (вернее — оттого что) я собралась плакать, и это стало заметно.       — Это я суетилась из-за пустяков?       — Нет! Нет, нет, прости меня, девочка, — ответил он без колебаний, и моё горло отпустило. — Даже если бы ты суетилась, я бы не стал обвинять тебя.       Тёплое объятие и поцелуй в лоб полностью уничтожили иррациональный гнев.       — Не-ет, я имел в виду все эти брошюры и предупреждения и всякое такое.       — А, не вини себя.       Я до сих пор не забыла, каким напряжённым и серьёзным сделалось лицо Джейми, когда сотрудники отделения беременности и родов проводили свой семинар на тему советов по уходу за младенцами. «Советы», поистине! Лекция длилась больше часа, и лекторы предупреждали обо всех ошибках, которые мы — подразумевалось: он, так как множество осуждающих взглядов было адресовано ему, — очевидно, собирались сделать, не говоря уже обо всех чёртовых подробностях о вреде, который будет нанесён ребёнку, если мы это сделаем. Войдя в комнату румяным и покрытым летним загаром, к концу лекции Джейми абсолютно побледнел.       — Я тебе честно говорю, Сассенах, — сказал он. — Я не знаю и десятой части того, что может произойти из-за малейшей небрежности… Сколько ошибок можно сделать, когда кладёшь его спать или кормишь. Какие звуки или кашель должны меня насторожить… Что он может задохнуться или страдать Бог знает от какой ужасной болезни, или его может что-то беспокоить, или он может невольно пострадать в моих руках. Всё это… приводит меня в ужас…       Его тон говорил мне гораздо больше, чем сами слова.       — Много всего такого, — согласилась я, поглаживая его руку, — к чему надо будет приспособиться, но в этом нет ничего постыдного.       Я не то что увидела, но почувствовала, как он поднял голову, чтобы посмотреть на меня.       — И это не пугает тебя?       — Может, и должно бы испугать. Ну, пугает. Я не думаю, что когда-нибудь настанет такое время, когда воспитание ребёнка не будет связано с тревогами и не заставит родителей поседеть. Но в целом нет, я не боюсь.       — Наверное, это дар, присущий матерям, — размышлял Джейми. — Как я завидую твоему спокойствию, Клэр… Оно приходит так естественно…       — С трудом! — печально рассмеялась я. — Если бы было так…       — А разве нет? О!       Я почувствовала, как он потянулся.       — Но, конечно, всё это будет для тебя легче в этом времени, судя по тому, как ты справилась с этим раньше, когда Бри была маленькой.       — Конечно, опыт помогает, но… Даже если бы я… Что я имею в виду… Даже если у тебя был… О!       Я расстроенно вздохнула: в моём нынешнем состоянии собственные слова показались мне медленными и глупыми.       Он собирался что-то сказать, но замолчал.       — Когда родилась Бри, — сказала я наконец, медленно рисуя пальцами узоры у Джейми на животе, чтобы избежать его глаз, — прошло больше года, прежде чем я нашла Пенелопу, знаешь? Была одна сиделка, которую я нанимала на один-два вечера в месяц, когда была на грани срыва, но я… — Я изо всех сил старалась держать свой голос под контролем. — В тот момент я отказалась от любых видов связи и помощи, поэтому… Была только я.       Джейми приподнял моё лицо и приблизил губы к моим. Он знал.       — «Я так хочу», — говорила я себе, — продолжила я, когда мы снова разделились. — Это стоило моей независимости, той жизни, какую я хотела для нас с Бри, но, Боже, это… Забудь слово «страшно»: каждый чёртов момент я была в ужасе, что совершу ошибку и в результате ей будет больно. Я впадала в страшную панику каждый раз, когда она плакала или срыгивала. Так много ночей — в течение месяцев, и месяцев, и месяцев, — я просидела одна, дрожа и рыдая (даже когда у Бри было всё в порядке!), потому что так чертовски боялась, что сделаю что-нибудь в этот день, или в следующий, или через десять лет, что повредит ей, разрушив эту маленькую радость… мою последнюю связь с… — мой голос сорвался, — … с тобой.       Джейми стиснул меня со всей страстью, и я стиснула его в ответ, позволяя его близости согреть меня, притупить остроту той вспомнившейся боли.       — Я стала сильнее после этих испытаний. Безусловно. НО, — я слабо рассмеялась, — я также узнала, что самоизоляция, если длится долго, никому не приносит никакой пользы. Всё стало намного лучше, ярче, как только я научилась просить о помощи. Как только появилась Пенелопа.       Из детского уголка раздался тоненький жалобный вопль. Мы с Джейми сразу оба подскочили, но я встала на ноги скорее.       — Сейчас, сейчас, Винки, любимый, — замурлыкала я, вынимая Иэна из колыбели. — Снова проголодался?       Я крепко прижала его к плечу и развернулась к комнате, наслаждаясь его прикосновениями к моей коже, пусть он даже продолжал плакать.       Джейми теперь сидел на коленях в изножье кровати, смотря на нас; сосредоточенные на Иэне глаза были широко открыты… И да, в них оставался тот же вопрос.       — На сей раз я не боюсь, — просто сказала я, подойдя к Джейми, — потому что я не одинока.       — И больше никогда не будешь.       Джейми привстал на коленях, протянув руки, чтобы крепко обнять нас.       Растрогавшись от любви, он прошептал:       — Теперь никто из нас не одинок.