Хочу тонуть в тебе

      Январь 1952 года       — Сассенах! Боже, ты заболела?       Ещё не проснувшись окончательно, Джейми притянул жену под одеялами ближе к себе.       — Н-не заболела… П-просто з-замёрзла, — прошептала она.       И действительно, её подбородок выбивал дробь об его грудь.       — А т-ты н-нет?       Секунду спустя, когда Джейми на пробу вытащил руку из-под одеяла, он был вынужден подняться на ноги, проклиная чёртову систему отопления на всех языках, которыми владел.       — Опять? — застонала Клэр, вылезая из-под одеял. — Оно ломалось на прошлой неделе, и теперь имеет наглость… О, чёрт, и правда...       Безрезультатное щёлканье выключателя под пальцами Джейми провозгласило, что ночь будет не больно удобной.       Никакой ремонтник не поедет к нам в такую погоду. Джейми понял это, посмотрев в окно: снега выпало на восемь дюймов [20,32 см], снегопад продолжался, и всё кругом было покрыто скользким льдом.       Джейми открыл было рот, собираясь выругаться, чтобы выпустить пар от отчаяния и обиды на бурю и грязные машины…       Но вдруг он улыбнулся, чувствуя, как грудь наполняется каким-то восторгом. Радостью, граничащей с беззаботностью.       Он прожил без электричества и отопления 27 лет, разве не так?       — Папа! Па-па, мона нам поесть маш-мело?       — Подожди минуточку, Бри. Мальчик, я тебя кладу, — проревел Джейми, передавая Иэна на руки Клэр, лежащей на софе.       Бри пристроилась у мамы в ногах. Обе надели шерстяные свитера и шапочки и забрались под одеяла. Джейми последним толчком подвинул тяжёлый диван ближе к огню.       — Не так близко! — закричала Клэр, заглушая хныканье Брианны.       — Просто подровнял, mo chridhe [любимая], не беспокойся! Так достаточно тепло?       — Да. Будет мило и тепло, если на нас не попадёт искра и мы не поджаримся в буквальном смысле!       Хотя в гостиной было ещё холодно, в пяти-шести футах [1,5–1,8 м] от огня диван образовал некую раковину, которая прекрасно сохраняла тепло. Беспокойство Клэр насчёт искр не было ни на йоту безосновательным, но, насколько видел Джейми, перестановка здорово предохранит их всех в эту ночь от превращения в любимый Брианнин «фруктовый лёд». А если уж речь зашла о ней…       — ПАААААА-ПУУУУЛЬ!       — Прости, дочка, я забыл. Не кричи на мамочку и Па, ладно?       Он, нагнувшись, поставил локоть на спинку дивана и успокаивающе поворошил волосы девочки.       — Сейчас… У нас под рукой есть маршмэллоу?       — У-гу! — закричала Брианна, уже сползая на пол в возбуждении и шлёпая к кухонной двери. — И мы можем сделать из него зефийки!       Он пошёл за дочерью и помог ей открыть дверь.       — Обрати внимание, у тебя должно быть то, из чего ты будешь их делать, лапка.       — Нет, па, это зе-ФИРРР…       Джейми обернулся и, приподняв бровь, посмотрел на Клэр.       — Ты знаешь, о чём она говорит?       — Даже приблизительно не знаю.       Однако через несколько минут трёхлетняя Бри вовлекла их обоих в волшебное царство крекерно-шоколадно-зефирного блаженства, по-видимому, изготовленного когда-то миссис Бэрд с использованием муки крупного помола.       Джейми уже, на удивление, пристрастился (он немного стеснялся признавать это) к маршмэллоу, полностью оказавшись во власти лакомства с самой первой порции. Белое, мягкое, липкое и сладкое, оно нисколько не походило на отвар алтея. [Из корня алтея получали клейкую желеобразную белую массу, из которой изготавливали маршмэллоу, и отсюда и пошло английское название сладости. Со временем алтей заменили желатином и крахмалом. Современные «воздушные» маршмэллоу впервые появились в США в 1950-х годах.] Небесное наслаждение, словно тянущееся к самым облакам. Причудливая мысль подтверждалась практикой. И тёплое маршмеллоу, с расплавленным шоколадом, и как пропитка в печенье…       — Забудь о зефире, — сказал Джейми, облизывая пальцы, когда отщипнул ещё один кубик. — Я съем всё.       Бри уставилась на отца с того места, где сидела рядом с ним на каминном коврике, прислонившись к дивану.       — Не-а, Па! Я съем!       Он сделал вид, будто пытается съесть остатки её лакомства, и неловко получил за это по лицу очень липкой ладошкой. «Насколько я могу судить по фотографиям в газетах, — подумал он, — моя дочь могла бы сделать карьеру, став превосходным игроком в американский футбол».       — Ты знаешь, как делается крем из маршмэллоу?       — Что?       — Его можно намазывать, как масло, — заявила Клэр, откусывая от третьей «зефийки», которую Джейми передал ей. — Делла каждый день приносит себе на обед сэндвичи из арахисового масла и взбитого крема.       — Ну, тогда приехали, — ответил Джейми с мрачной покорностью.       — Куда — «приехали»?       — В день, когда Джейми Фрейзер расплылся и на всю оставшуюся жизнь превратился в ваньку-встаньку… Оххх, нет, ты не превратился, a bhlaiach [сынок, гэльск.]       Иэн, дремавший на коленях Клэр, которая покормила его грудью и угостила несколькими крошками крекера, внезапно кинулся к краю дивана. Джейми изловчился подхватить его под мышки и встал, стряхивая с себя крошки и грея спину у огня.       — Боже, да ты стал большим, милый паренёк.       — Но не таким большим, как я, — возразила Брианна, и помпончик на её шапочке закачался.       — Разумеется, не таким, — заверила её Клэр. — Иди сюда, любимая, прижмись ко мне.       Бри с радостью послушалась. Иэн сосал два пальца и улыбался Джейми. С подбородка малыша стекали молочные слюни.       — Что ты думаешь о том, чтобы так поздно не спать, Иэн?       — Гырх, — решительно ответил он.       — О, да? Гырх? Не могу сказать, чтобы ты был неправ.       Иэн восторженно улыбнулся, выражая удовольствие от того, что его поняли, и снова засунул кулак в рот, радостно напевая:       — Ням, ням, ням…       — Ты сам такой вкусный!       Дети вскоре уснули, похрапывая, как щеночки, рядом со своими родителями.       Свободной рукой подкладывая в огонь последнее полено, а другой придерживая голову Иэна в шапочке, Джейми устроился на противоположном конце дивана. Он осторожно вытянул ноги в чулках поверх одеял — они еле вписались в узкую полосу между подушкой и задницей жены.       Клэр вдруг рывком проснулась и — очень целенаправленно для сонного человека — бережно завернула пятки Джейми в одеяло, чтобы оно не сползло.       Он молча поблагодарил одними губами, и Клэр улыбнулась в ответ — милая, сонная и идеальная. Джейми не отрывал от неё глаз, в то время как её глаза снова медленно закрылись. Его изящные сильные руки нежно обнимали её, защищая её даже во сне.       Джейми не впервые пожалел, что в его жизни нет места музыке.       Моменты вроде этого, долгие, безмолвные часы наблюдений — всё вызывало мысли о песне… О спокойной музыке. О мощных сказках и обещаниях Хайленда, о жизни, рождённой ритмом и жалобной мелодией.       Он произнёс те же самые клятвы — на мотив, живой и искренний, звучащий пусть только в памяти, — восславляя холодную ночь и тепло, которое они обрели.