Прибрежье: ураган.

Некоторое время назад жила в графстве Корк одна девушка. Назовем ее... Энн. Почему бы и нет. Все у нее было хорошо: приличный достаток, любящая семья, друзья. Эта Энн горя не знала, и не верила, что страшное ходит совсем рядом с ней. Началось все очень мирно, даже забавно. В жизни каждого человека есть закономерности, часто встречающиеся детали. Например, выходя утром из дома в одно и то же время, мы встречаем одних и тех же людей. Кошка сидит в любимом окне каждый день, дворник здоровается, приподнимая шляпу. Вот и у Энн... Утром она просыпалась от крика чаек. Одна из них обязательно садилась на окно и скрипела по подоконнику когтями. Когда Энн ехала по делам, на углу соседней улицы, возле пустующего дома, она каждый день встречала старушку с тележкой; та улыбалась и махала девушке. Энн тоже здоровалась. Но самой интересной особенностью, как считала она сама, были бусинки. Каждый год, сколько Энн сама помнила себя, в свой день рождения и на Рождество она находила по одной бусине. Красноватые, синие, мутно-серые с золотистой крошкой – все они были примерно одного размера, но разной формы, хоть и выполненные в схожей технике из цветного полупрозрачного стекла. Бусины попадались Энн в прибое на морском берегу, в горах, во время похода, лежали в кресле автобуса, в почтовом ящике, под дверью, и даже в кармане пальто. Она все время пыталась угадать, где попадется следующая, и ждала нужного дня с нетерпением. Глупая Энн. Темной тенью в ее жизни были только сны. Энн часто видела кошмары, и все они были похожи друг на друга. Во сне она бежала в ночной темноте, цепляя ногами камни, падая и расшибаясь в кровь – бежала, потому что за ней гнались. Нечто, невидимое во мраке, преследовало ее, и только жадное дыхание лизало Энн плечи. Мимо пролетали бесшумные птицы, касаясь перьями ее лица, где-то вдали маячили могильные зеленоватые огни, мелькали темные громады пустых и мрачных домов, от которых несло холодной сыростью – Энн знала, что это не тот мир, в котором она живет, что это место, куда живым людям входа нет. Она видела костры из бледного огня между камней, и странных существ, стоящих и сидящих вокруг. Некоторые выглядывали из окон, или стояли неподвижно среди скал, мимо которых она пробегала. У них не было глаз, но все они смотрели на Энн, потому что чуяли в ней чужую. Она все бежала и бежала, и темные твари ловили ее, а поймав, начинали рвать на части. Энн слышала, как журчит ее собственная кровь и кричала. Однако утром все проходило, сон оставался сном, и она с трудом вспоминала детали, словно кто-то милосердно стирал их из памяти. Она не замечала многих вещей, просто жила. По четвергам на ужин капуста. Ночами снятся кошмары. В воскресенье – тарелки с розовой полоской на столе, а у мамы красный передник. Прабабушка Лара садится в свое кресло только после того, как Энн возьмется за спинку стула. Прекрасные были семейные вечера, Энн ими так гордилась. Ни у кого из ее подруг не было такой прекрасной, дружной семьи, как на картинке в книге сказок. В какой-то момент в гости стал заходить очень дальний родственник – назовем его Энди. Он был гораздо старше Энн, но ей нравились его смешные истории, и вообще Энди был прекрасным собеседником. После его визитов кошмары не оставались в памяти совсем, хотя она просыпалась в слезах над изорванной постелью. У Энн тогда была всего одна тайна, и она собиралась заговорить об этом как можно позже, если получится, чтобы не расстраивать родителей. Она предполагала, что им это не понравится. Так вот, все было хорошо, даже очень. Но однажды Энди остался наедине с Энн. Сперва он рассказывал свои забавные истории, но постепенно пересаживался все ближе и ближе: с одного конца дивана на другой, потом на кресло, потом на край стола... Глупая Энн ничего не подозревала, пока Энди не попытался обнять ее. – О, с характером! – рассмеялся тот, когда Энн вырвалась и возмущенно посмотрела на него. – Я сейчас закричу, – предупредила она. – Кричи, давай. Но твоя семья не придет на помощь, да и ближайшие соседи тоже. – Это еще почему? – спросила Энн. Она нащупала большое блюдо для фруктов позади себя и чувствовала себя смелее: ничего ведь не может случиться, только сны бывают с плохим концом. – Потому что ты – моя невеста, – Энди облизнулся, и стал похожим на большую лягушку. – Что за... бред? – Энн вытаращила глаза и забыла о своем страхе на минуту. – Кто сказал такую глупость? – Как, ну это же твои родители заключили сделку, и получили все, что их душе угодно. Разве ты в чем-нибудь нуждалась? Разве случалось с тобой что-нибудь плохое, моя прелесть? Это ведь не просто так. Мир жесток, он делает больно, страшно, нечестно. Но я могу защитить тебя, и сделать так, что у тебя будет все, что пожелаешь: покой, тепло, достаток, хорошая еда, красивые вещи и дорогие блестяшки. И все, что я прошу взамен – это твоя любовь. Ты станешь моей женой, моя Дюймовочка, и будешь жить в прекрасном дворце, далеко от забот, горя и болезней! И даже смерть не будет тебя страшить, ведь ее нет в моей стране. Энн слушала и понимала, что этот Энди просто псих. Как только родители не заметили? То, что он говорит – это же просто смешно: разве он волшебник, или демон, или король фей – о каких сделках идет речь? – Но я вообще не собираюсь замуж, – улыбнулась Энн. – У нас же свободная страна, и меня не могут насильно выдать замуж. Я просто откажусь. Энди рассмеялся, задирая голову, но глаза у него были внимательными. – Этот брак не будет регистрировать муниципалитет, и в церковь мы не пойдем, дорогая. Мне эти условности не нужны. – Так, все, мне надоело, шутка затянулась. Я не пойду замуж за тебя или за кого угодно. Мне вообще не нравятся мужчины, ясно? – зло сказала Энн. Она не собиралась говорить на эту тему до тех пор, пока не станет жить отдельно, но страх и непонимание толкнули ее на это. Реакция Энди превзошла все ее ожидания. – Ты... Ты испорчена! Испорчена! Моя прелесть пропала, ее украл этот мерзкий мир людей! – завопил он, выдирая клочья волос с головы. – Недоглядели! Не уберегли! Он убежал прочь, хлопнув дверью, и Энн убедилась, что этот Энди – полнейший псих, без сомнения. Немного успокоившись, она принялась убирать посуду после семейного обеда. Вот удивятся родители! Энн представляла их реакцию, но она ошиблась в каждом из пунктов. – Ты отказала ему?! – вскричала мама. – Энн, как ты могла! – Боже мой, все пропало, – отец побледнел на глазах и схватился за голову. – Я задыхаюсь! – прабабушка Лара осела в кресло, держась за сердце. – Конец всему, – дедушка горько заплакал. – Конец! – Ну что же, надеюсь, ты довольна, сестричка. Из-за твоего эгоизма больше ничего хорошего у нас не будет. Всю семью ты лишила счастья, – скривившись, процедила старшая сестра. Энн смотрела на них, будто впервые видела. Эти люди были ей чужие, незнакомые – они только выглядели как родные и любимые, но на самом деле... Не может этого быть. Скорее бы закончился новый дурной сон. Вся жизнь Энн в один момент оказалась построенной из кусочков игрушечного конструктора, и теперь яркие стены начали осыпаться, обнажая неизвестность. Все ее родственники были объединены общей тайной, посвящать в которую Энн никто не собирался. Ее поместили под домашний арест. Энн не разрешалось выходить на улицу, звонить друзьям, разговаривать с посторонними. Она читала книги, злилась и пыталась понять: все ли семьи живут так, как ее, или в романах пишут о другой, настоящей жизни? Никто не говорил ей, что будет дальше; с Энн вообще почти не разговаривали. Она решила сбежать. Однажды ночью она вылезла из окна и оказалась на свободе. Сколько раз после Энн вспоминала этот побег и думала, что вот бы она тогда села на автобус или поезд и уехала подальше от родного города! Но она пыталась рассуждать здраво, уверяя себя, что в теорию заговора верят лишь психи. Энн пошла в полицию. Дежурный офицер внимательно ее выслушал, позвонил куда-то и попросил ждать. Он дал Энн плед, чтобы накинуть на плечи, угостил ее кофе и печеньем. Она уже думала, что все будет хорошо. – О, вот ты где, моя птичка! – воскликнул Энди, вбегая в участок. За ним спешили родители Энн. – Нет! Что вы натворили? Они же... Я ведь рассказала вам! – закричала она. – Простите, офицер, за причиненное беспокойство. Мы не думали, что все настолько серьезно, – сказала мама Энн. – Думаю, будет лучше отправить ее в клинику. – Ничего страшного, мэм, это наша работа, – улыбнулся полицейский. – Ты убийца, – плюнула Энн ему в лицо, когда папа и Энди выводили ее под руки. – Пусть моя смерть будет на твоей совести! Теперь на окнах комнаты Энн появились решетки. Никто с ней не разговаривал и ничего не объяснял, она ждала неизвестно чего, уже сомневаясь в своей вменяемости. Не может же весь мир быть безумным? Миновала осень, наступила зима. Энн все так же сидела взаперти. За окном, прямо за облетевшими деревьями, ей мерещились фигуры, бродящие по полю. Иногда на ветвях висело что-то длинное и белое, а потом убегало, стоило Энн присмотреться получше; она перестала смотреть в окно. Она видела, что ее кормят по какой-то системе, иногда говорят ей странные фразы, словно отрабатывая программу. На вопросы никто не отвечал. От безделья Энн собрала бусы из тех самых найденных за всю жизнь бусинок. Возможно, они что-то значили. Сейчас она была готова поверить во что угодно. Приближалось Рождество. Что-то начало происходить в доме: Энн слышала грохот и стуки внизу, Энди приходил почти каждый день. Иногда с первого этажа доносились странные запахи и звуки, словно в гостиной разместилась некая группа любителей петь непонятные гимны и жечь ядреные благовония. Утром двадцать первого декабря Энн на завтрак принесли два яблока. На обед были еще два, но к ним прибавилась странного вида лепешка, жесткая, как подошва, и примерно такая же вкусная. Энн не стала ее есть. Она поняла, что нечто должно произойти вот-вот, и нужно быть начеку. Вечером еду для Энн принес Энди: опять яблоки, но на этот раз много, целую корзину. – А нормальной еды нет? – спросила она. – Ешь, моя печаль, ешь. Скоро все закончится, ты очистишься и будешь свободна, – вздохнул он. Энн очень хотела бы надеяться, что ее наконец отпустят, но почему-то внутри все сжалось от ужаса. От яблок захотелось спать. Приятная истома расплылась в голове и теле, и Энн просто сидела на кровати, глядя в окно. Как красиво падает свет от фонарей! А эти ветки, что заглядывают в окно – они же просто совершенны! Энн увидела свои бусы и поразилась, что раньше ничего не заметила: ведь каждая бусинка как Вселенная. Там что-то шевелится, перемещается; растут облака пыли и звездные скопления, меняют цвет гигантские туманности, планеты рождаются и умирают по велению своих солнц. Энн догадалась, что в яблоки ей что-то добавили, но сейчас это не имело значения, ведь так хорошо и спокойно ей не было уже давно. Ближе к ночи открылась дверь комнаты. Внутрь вошли фигуры в белоснежных одеяниях и стали медленно танцевать, едва касаясь ковра. Энн завороженно наблюдала за ними, чувствуя большую, все нарастающую радость. Перед ее взглядом все кружилось, мягкие птичьи перья касались лица, над головой плясало небо, усыпанное цветными звездами, где-то в ушах билось море, осыпая ее каплями пены. Энн тихо смеялась и пыталась ловить пролетающие над ней огоньки. Острая боль пронзила ее правый бок, и красивое перед глазами мгновенно свернулось воронкой, как уходящая в сток вода. Энн увидела все, что позволяла ей увидеть темнота. Она была на берегу моря, лежала на какой-то плите, одетая только в ночную рубашку и злополучные бусы. Сильный ветер свистел, срывая с головы волосы и лепя в лицо мелким дождем. Мертвенно-зеленоватые, тусклые огни виднелись со всех сторон, пока еще вдалеке; они медленно приближались. Пахло свежей кровью. Над Энн склонялась почти невидимая фигура с сияющим лезвием в руке. У нее не было глаз, только черные, темнее, чем темнота провалы. Энн попала в свой страшный сон. Она хотела соскочить с плиты, но сильная боль в боку отрезвила ее. Рана была вполне реальной. Темная фигура стояла, склоняясь, но ничего не делала. Энн показалось, что твари забавно наблюдать за ней. – Что здесь? – хотела крикнуть она, но вышел только сдавленный шепот. – Еда, – тихим свистом, похожим на голос ветра, ответила ей темнота. – Здесь еда для вечной ночи. Энн зажала рану рукой и побежала по камням, спотыкаясь и падая. Ее никто не догонял, но и не отставал, будто все это твари передвигались вместе с ней. Мягкие перья иногда касались лица, ветер продолжал свистеть, мертвенные огни приближались со всех сторон одновременно. И только море, темное и блестящее, оставалось свободным. Вдали на горизонте Энн рассмотрела огни кораблей – обычные огни, теплые и живые. Она не думала, что там еще опаснее. Она не знала, что не доплывет, ведь до ближайшего корабля очень далеко, а у нее дыра в боку. Энн знала только, что там – свобода. Нет этих систем питания, ритуалов, тайн и страшных фигур с тьмой вместо глаз. Она вошла в ледяную воду, обжигая ноги холодом и острыми камнями. Невидимое с крыльями пыталось остановить ее, хлопая перьями по лицу, кто-то сзади утробно выл, хватая за волосы, но Энн не останавливалась. Когда дно ушло из-под ног, она отпустила рану и поплыла. Маленькая фигурка в море, и длинная алая лента за ней. Она стремилась к далеким теплым огням, уверенная, что теперь все будет хорошо. Сара замолчала и поежилась в кресле. Дин сглотнул, не сразу решившись нарушить тишину. – Она не доплыла? – Конечно же нет. Когда ты поймешь уже, Дин, что счастливое спасение случается только в кино, – сказала она, обнимая себя за плечи. – Мне... мне очень жаль твою подругу. То, что с ней случилось, просто ужасно. У меня нет слов, чтобы описать это, потому что просто нет таких слов в известных мне языках. Это гораздо хуже и больше, чем ужас, кошмар и все подобное. Энн была сильной девочкой и справилась, не сдалась до последнего. Сара, я тебе обещаю, я не сдамся Дурифу. Жертва Энн не будет напрасной. – Ты не понимаешь, – вздохнула Сара. – Бесполезно. – Не понимаю чего? – Дин, единственное правильное решение для тебя – не идти в полицию, а валить из родного города. Ты должен уехать в Новую Зеландию, или куда угодно подальше отсюда, чтобы Эйдан не нашел тебя. Его уже не спасти, но ты можешь остаться в живых. Сара схватила его за руку и больно впилась ногтями. Дин видел, как блестят ее глаза и как ей до сих пор страшно, хотя бедняжка Энн давно уже приплыла куда следует. – Но я не хочу жить, зная, что Эйдан погиб из-за меня. Более того, Сара… я никому этого не говорил, но ты поделилась со мной секретом, и я расскажу тебе свой: если я найду верный способ, то освобожу Эйдана от уздечки и сделаю все, чтобы он остался жить. Даже если взамен уйдет моя собственная жизнь. – Ты сделаешь это? Ты, надзорный, готов отдать свою жизнь взамен жизни морского монстра, изгоя, твоего пусть и невольного убийцы? Глаза Сары расширились, в них плескалось недоверие пополам с удивлением. Дин просто кивнул: он боялся, что голос дрогнет. – Знаешь, я готова поверить, что в крови О'Горманов есть что-то особенное, – сказала она после недолгого молчания. – Люди давно не удивляли меня так сильно. Я даже думала, что такое уже в принципе невозможно. – Не выдавай меня. Эйдану это не понравится, – попросил Дин. – И ты меня. Не хочу, чтобы знали, что я рассказала тебе. – Договорились, – Дин улыбнулся. – Мне пора. Эйдан и Бэтмен скоро будут здесь; открой ненадолго окно: я выйду, а ты заодно проветришь, чтобы они не почуяли мой запах. Она снова непонятным образом оказалась снаружи, едва только Дин моргнул. – Спокойного дня, – сказал он. – Я посплю. – И тебе. Надеюсь, кошмары сниться не будут. И, Дин, если тебе будет нужна помощь с твоим… планом, я готова помочь, – Сара махнула рукой. – Спасибо, – прошептал Дин уже в пустую раму. Почему-то он не сомневался, что у Сары не дрогнет рука, даже если он попросит перерезать себе горло. Эйдан и Бэтмен ввалились в дом спустя несколько минут. Оба были мокрые и чумазые, словно только что рыли норы в каком-нибудь песчаном карьере. – Поймаю-поймаю! – орал Эйдан, хохоча и гоняясь за счастливым щенком. – Как без вас было тихо, – притворно вздохнул Дин. – А ты почему еще не спишь? – Эйдан нахмурился. – Ложусь как раз, вот проветривал перед сном. Душно что-то… – Ладно, давай без глупостей. Я сейчас в душ, сполосну собаку и мы придем к тебе. Дин послушно лег, и некоторое время слушал, как бежит в душе вода. Эйдан что-то напевал, разговаривал с Бэтменом, внушал ему что-то. Потом они оба вышли – слышно было, как клацают по полу собачьи когти – и кровать прогнулась, слабо заскрипев. Эйдан тихо лег сзади, боясь потревожить сон Дина, а Бэтмен бесцеремонно подлез хозяину под самый живот и горячо задышал в печень. – Бэтмен! Негодная собака, не мешай ему! – почти неслышным шепотом ругался Эйдан. – Немедленно вылези оттуда! Щенок, конечно, делал вид, что не слышит. Дин закрыл глаза, чтобы собравшиеся в уголках слезы не успели сбежать и выдать его. Он не соврал Саре ни на грамм – если бы была возможность спасти Эйдана, он немедленно воспользовался бы ею. В голове зашумели волны, баюкая Дина; он видел, как летают в ночи тени на мягких крыльях, мертвые собираются у своих негреющих огней, и где-то море выносит на песок цветные бусины, потерянные одной девушкой в глубине. Сон его не был страшным, жутким или тревожным – только грустным и полным одиночества. Такое обычно испытывают люди, принявшие сложное решение идти до конца, даже когда все обстоятельства против них.