II
18 марта 2018 г. в 02:02
Дима быстро согласился на съемки — и сериал обещал быть интересным (а роль мента как нельзя иронична), и к Юлику он относился весьма неплохо. Но, конечно, если б знал, кого еще пригласят, отказался бы моментально.
К сожалению, это стало неприятной неожиданностью.
— Что он здесь, блять, делает?!
В ответ на возмущенное шипение только что пришедшего Ларина Юра широко ухмыльнулся. Юлик смущенно перпинался с ноги на ногу, кидая жалобно-просящий взгляд то на стоящего рядом Кузьму, то на раздраженного Диму.
— Ты не мог заранее предупредить?
— Это как-то вылетело из головы, — беспомощно залепетал Онешко, краснея от стыда. По правде говоря ему хотелось, конечно, заполучить обоих блогеров на съемки ради выстрела — шутки ли, свести непримиримых врагов в одном ролике! — но, естественно, Ларин не согласился бы, отчего пришлось идти на крайние меры. Очевидно, тот это прекрасно понял.
— Не бойся, Уткин, трогать не стану, — злобно отшутился Хованский, но Ларин лишь негодующе передернулся.
— Я думал, ваша вражда утихла, — попытался оправдаться Юлик.
— Да, Дим. Это всего лишь съемки, не надо закатывать такую сцену, — поддержал друга Гридин и резко спохватился. — Бля, а камера где?
— Ты должен был ее взять! Сука, ну Никита, — пришло время возмущаться и Онешко.
— Может у себя на хате забыл? — предполагает Юра, по-прежнему с безучастно-похуистичным видом развалившись на кресле.
— Ладно, сейчас посмотрю.
— Ну нет, я с тобой поеду, — ощерился Юлик, — ты знаешь, сколько она стоит?!
Ларин наблюдал за разгорающейся перепалкой весьма невозмутимо-отстраненно, выдерживая хладнокровную безразличность, но последняя фраза друга в одну секунду подстегнула и так закипающее раздражение.
— То есть ты предлагаешь мне остаться с ним наедине? Юлик, ты охуел? — конечные слова звучали скорее как утверждение, нежели вопрос.
— Дима, прости… Это не специально.
— В конце концов, вы взрослые люди. Или подеретесь, как дети, если оставить наедине? — тут же поддакнул Никита. — Идем, Юлик.
Виновато пожав плечами, Онешко смылся вслед за ним, оставляя позади охуевшего Диму.
Юра не скрывал злорадства, широко ухмыляясь.
— Бу! Страшно, Димочка?
Ларин проигнорировал детскую провокацию и с уставшим вздохом плюхнулся на кресло рядом, стараясь игнорировать неприятного собеседника. Тот, как оказалось, был назойливее, чем думалось.
— Смотри-ка, здесь и бар есть, — по-хозяйски уверенно Юра подошел к стойке и открыл стеклянный шкафчик. Дима раздраженно стиснул челюсти: наглость Хованского, казалось, уже не должна удивлять, но ему удается вести себя еще более скотски. — Налить тебе, или по-прежнему загоняешься со своими выебонами?
Конечно, Юра блефовал, держась так нахально и уверенно. На деле тревога мелкой судорогой проходилась по телу, вызывая стаю мурашек — несмотря на жару, руки заледенели. Не хотелось ни пить, ни есть. Виноватое «я же не насильник, бля. Даже такой мудак как он не заслуживает!» стучало в спутанных мыслях, только усиливая волнение. Но если Хованский чего-то хочет, он это сделает — привык получать все, что нужно.
— Кончай ломаться и лучше пойди на компромисс, потому что нам сидеть вместе еще долго, — продолжал подзуживать оппонента Юра, не до конца понимая, для чего это делает — но руки чесались не то ударить, не то схватить.
— Я тебя и трезвым не выношу, а ты хочешь нажраться? — фыркнул Ларин, не поворачивая головы.
— Так освежиться хотя бы. Смотри, погода какая жаркая.
Дима ничего не ответил, но тем не менее тоже встал и с прежним высокомерным видом потянулся к полке. Хованский беспардонно скосился взглядом, жадно скользя по вытянувшейся фигуре и задерживаясь на оголенной полосе кожи — футболка чуть задралась. Забавно, да? Перед тобой мужчина — живой человек, личность — а видишь только жопу, обтянутую в шорты. Решительность укрепляется.
— Что ж не из горла, Юра? — осведомился Ларин, ощущая спиной подошедшего Хованского — тоже достающего себе стакан.
— Ну, я же не быдло какое-нибудь, — ухмыльнулся собеседник. — Интеллигенты, все-таки. — Ларин хмыкнул, оценив подъеб.
Юра будто бы невзначай неаккуратно дернул руку — стакан, в который Дима наливал сок, резко опрокинулся.
— Блядь! Из-за пива теперь координацию движений сохранять не можешь?! — Ларин возмущенно отпрянул, осматривая залитую соком футболку и шорты. — Вот же еблан, а.
— Бля, прости, не хотел, — пытается придать голосу виноватый тон. — Ванная слева по коридору, я помню. — Дима злобно зыркнул из-под бровей, но все же удалился.
— Ну как?
— Футболка в пизду. Спасибо, Хованский! — Дима все еще не оправился от пережитой обиды. Может, из-за этого он не замечал, что Юра ведет себя особо встревоженно-напряженно.
Тот нервно постукивал пальцами по столу, пристально всматриваясь в движения врага. Вот Дима раздраженно мечется по комнате, затем резко бросается к стойке. Кажется, Юра перестал дышать от волнения — Ларин, почти бессознательно, залпом выпил стакан отравленного сока. Как в замедленной съемке виделась реакция: секунды две ничего не подозревает, затем чертыхается, закатывая глаза и приоткрывая рот — видимо, желая что-то сказать; Юра поспешно подскочил к обмякающему телу, унимая дрожь в ногах. Последнее, что видит в глазах Ларина прежде чем тот отключился — испуг и непонимание.
Хованский лихорадочно тащит тушку в уже приготовленную спальню (душит зудящую мысль о том, что, возможно, он все-таки мразь и преступник, продумавший свое преступление) и бросает на кровать. Осматривается вокруг: рядом лежат веревки. Отбрасывает последние сомнения, только прикасаясь к желанному телу.
Несмотря на резкий порыв эмоций, контрастирующий с хладнокровной — даже циничной — продуманностью, Юра желает просмаковать каждый момент: вид абсолютно беспомощного вырубившегося Ларина уже приводит в возбуждение — делать с ним можно все, что захочешь. Будто желая утвердиться в этой мысли, Юра припадает губами к угловатой челюсти, стискивает подбородок между пальцев и смотрит близко-близко: хочется запомнить все детали. Низ живота оттягивает приятными, тяжелыми ощущениями любви и желания — охота веками вот так нависать над расслабленным Димой и до бесконечности любоваться чертами лица: обычно брезгливо искривленные, сейчас серые губы чуть-чуть приоткрыты; длинные ресницы очаровательно подрагивают. Какое чудо, Уткин даже кажется милым. Не справляясь с искушением, Юра оглаживает острый подбородок, не обращая внимания на колющуюся щетину, и ведет вверх — по впалой мягкой щеке, по красиво очерченной скуле.
Стискивает аккуратную мордашку в ладонях и жадно целует в податливо приоткрытые губы, понимая, что возможности больше не представится. С наслаждением проникает в рот языком, засасывает — бледные (почти бесцветные) губы теперь выглядят припухшими. Просыпается настоящий хищнический азарт — предвкушение, смешанное с радостным возбуждением — полностью заглушающий любые трезвые мысли.
Жертва раздета догола — Хованский пренебрежительно хмыкает, не оценив небольшое достоинство — и связана по заломанным за спину рукам. Теперь остается подождать, пока очнется.
Время тянется медленно, а стояк уже каменный. Тем не менее, подобно охотнику, Юра терпеливо всматривается в добычу, будто караулит. Беззастенчиво разглядывает жилистую фигуру и мысленно уже представляет, как нагибает во всех возможных позах. Наконец долгое ожидание оправдывается: зеленые глаза распахиваются.
В один момент на лице Димы мелькнуло столько эмоций, что пробивает на смех: рывком поднимается в испуге, затем злобно дергается при виде Хованского и резко понимает, что обездвижен и обнажен — содрогается в ужасном отвращении. Юра готов кончить от одной только паники жертвы.
— Это не смешно!
— А кто шутит? — напускает на себя безмятежный, но заинтересованный вид Хованский. Ларин вздрагивает не то от вязкого стыда — все-таки несколько дискомфортно (и страшно) представать перед мерзким врагом абсолютно без одежды — не то от прошедшегося морозца по коже. Неосознанно съеживается в попытке прикрыться: голым чувствует себя особенно беззащитным.
— Кончай этот цирк, придурок, — злобно шипит, видимо, пытаясь оправиться от легкого шока: Юра умеет вывести из себя.
— Для начала перейдем к самому шоу, Уткин.