black curse

— Споешь мне? — интересуется Чанёль, садясь рядом со мной на диван. По правде сказать, мне не очень хочется сегодня петь, но я соглашаюсь, видя в каком разбитом состоянии находится парень. Все фиолетовые созвездия на его теле почти исчезли за эти несколько дней, но чем менее заметными они становились, тем сильнее парень погружался в самокопание. Я знал в чем причина, но, к сожалению, не мог помочь. Чанёль же рассказав мне однажды причину своей грусти, больше старался не затрагивать данную тему. Ему не хотелось грузить меня своими проблемами, а я старался не навязываться. Все дело было в родителях. В том, что они перестали общаться с сыном. Всему виной общественное мнение, косые взгляды соседей и сплетни за спиной. Чанёль хотел лишь, чтобы его отец и мать приняли таким, какой он есть. Они же были людьми с консервативными взглядами на многие вещи. Им было сложно понять своего сына. По правде сказать, они не хотели. Я пытался с ними поговорить, все в пустую. Чанёлю же не хватало всех тех семейных вечеров, к которым он так привык. Порой мне казалось, что парень угасал, весь его энтузиазм, вся эта непоседливость и любовь к приключениям, интерес к жизни, абсолютно всё в мгновение ока исчезало в нем, стоило ему вспомнить родных. Он боялся, что это не просто ссора, которая вскоре забудется и все станет как раньше. Порой Паку казалось, что они рассорились навсегда и ему больше не выпадет шанса объясниться. А тут еще и скорый выпуск из школы, напоминания учителей о возможности пригласить родителей на торжество. Ему казалось, что все потеряно. Разве я мог отказать в такой маленькой просьбе, как пение? Конечно, нет. Я начинаю напевать ту самую песню, которую он мне включил тогда, когда рассказывал о мечте, и в первый раз за последние дни вижу такую искреннюю улыбку на лице. — И все же, я никак не пойму, почему тебя до сих пор не заманило какое-либо агентство к себе, — в недоумении проговаривает Пак, когда я заканчиваю петь. — Мне просто не интересно это. Я не хочу быть известным, — довольно просто отвечаю я, и Чанёль хочет спросить что-то еще, но нас прерывает телефонный звонок. Глаза парня округляются, когда он смотрит на номер звонящего, и я буквально вижу, как каждая его клеточка напрягается. Он поджимает губы, но на звонок все же отвечает. Разговор не длится долго, не проходит даже и минуты, когда Чанёль сбрасывает вызов и переводит взгляд на меня. — Кто звонил? — интересуюсь я. — Отец, — парень подскакивает с дивана и начинает ходить из стороны в сторону. — Он хочет завтра встретиться и поговорить, все обсудить. Хочет, чтобы я зашел домой. Вдруг он меня выгонит, Бэк? — взволнованно спрашивает Чанёль. — То есть, он итак уже выгнал, но что если теперь скажет забрать все свои вещи? — его взгляд такой испуганный и обреченный, что мне становится не по себе. — Не глупи, может он хочет помириться, но не знает, как извиниться, — тут же начинаю утешать его я, и кажется, одна эта фраза вселяет надежду на нечто хорошее в парня. — Ты прав, — соглашается он, — я встречусь завтра с ним. Мама, наверное, тоже будет дома. У нее должен быть выходной. Все же наладится, да? — он подходит ко мне так близко, что я могу ощутить его дыхание. — Конечно, Чанёль, вы помиритесь, — его лицо вновь озаряет улыбка, еще более широкая и лучезарная, отчего я начинаю улыбаться в ответ. — Ты — мое спасение, — произносит Пак и, наклонившись, целует меня. Он мягко прикасается к моим губам, почти невесомо, а мне оказывается этого мало. Я привстаю на цыпочки, обхватывая его шею руками, и углубляю поцелуй. Чанёль довольно усмехается, притягивая меня к себе еще ближе. Его пальцы немного робко проскальзывают под футболку, отчего по всему телу тут же пробегают мурашки. Я льну к парню, а после мне в голову приходит ужасная мысль. Завтра будет месяц. Эта информация всплывает в моем сознании совершенно неожиданно, словно назойливая реклама, от которой никуда не деться. От нее нельзя просто взять и отмахнуться или же перемотать вперед, она горит в моем мозгу яркой неоновой надписью, отчего я нехотя прерываю поцелуй. — Останься со мной, — шепотом произношу я, Чанель тут же соглашается, оставляя поцелуй на моей шеи. У меня начинают подкашиваться ноги от всех ощущений, но неоновые буквы все еще перед моими глазами, они всячески напоминают о себе, не давая полностью отдаться чувствам. — Завтра, — прерывисто проговариваю я, — останься со мной завтра, — Пак вновь целует меня в шею, поднимается чуть выше, оставляя очередной поцелуй, и так до тех пор, пока его губы не оказываются прямо у моего уха. — Хорошо, я останусь с тобой, — его шепот забирается в каждую клеточку моего тела. — Встречусь с отцом, а после полностью в твоем распоряжении, — эта фраза действует на меня, как ледяной душ, я уже собираюсь возразить, но Чанёль не дает мне сказать ни слова. — Ты слишком много болтаешь сейчас, — подводит черту он, и в этот раз целует напористо, не давая мне возможности возразить. Он делает шаг, затем еще и вот мы оказываемся на диване. Его прикосновения уже не такие робкие, и я, считай полностью, растворяюсь в них, вот только та неоновая вывеска, с кричащей надписью «время вышло» никак не хочет меня покидать. Я упираюсь ладонями в грудь Пака, заставляя его отстраниться. — Не ходи завтра домой. В любой другой день, но завтра останься здесь, со мной. Ты обещал, помнишь? — как можно четче проговариваю я, встречаясь с затуманенным взглядом Чанёля.