Портал

Сефирот прикрыл глаза и медленно выдохнул, в стылом воздухе тотчас же закружилось белёсое облачко пара, порождённое тёплым дыханием. Постояв так немного, он неспешно двинулся вперёд, слушая, как безразлично и монотонно хрустит под ногами гравий. Он умел передвигаться и бесшумно, но сейчас, в мёртвой тишине Аджита, это был единственный звук, свидетельствующий о том, что здесь есть кто-то живой: он - Сефирот. Аура древнего места тяжёлыми ладонями давила на плечи, но пока была не властна над ним. Надолго ли? Сефирот старался об этом не думать. Вообще-то ему, конечно же, не следовало приходить сюда; впрочем, как и любому из них. Тем более сейчас, когда эмоции Матери не были стабильны. Но, Аджит был, пожалуй, единственным местом, где можно было некоторое время побыть в тишине, и, что ещё важнее - наедине с собой. Древний город словно бы невидимой стеной был отгорожен от остального мира, и казалось, что время давно уже не властно над ним. Где-то здесь, среди мерцающих огоньков и нагромождения белёсых скал вечным сном спала та, что была его матерью. Человеческой матерью. Впрочем, он её никогда не знал. Внезапно сзади послышался едва уловимый шорох. Сефирот оглянулся: из мрака, поселившегося между камнями, на него жадно смотрели чьи-то глаза. Теневая тварь. Мужчина чуть наклонил голову и медленно развернулся в её сторону. Этого было достаточно, чтобы тварь почувствовала угрозу своему существованию, а потому через мгновение она бесшумно растворилась в темноте, предпочитая не связываться. Сефирот равнодушно продолжил свой путь, но почти сразу же остановился вновь. Рядом чувствовалось ещё чьё-то присутствие, но с Теневым монстром оно не имело ничего общего. Туата сидел на камне - неподвижно, спокойно, прикрыв глаза. Даже дышал он медленно, так, что пара от его выдоха практически не было видно. Он слушал: этот мир, этот город, эту Силу. Искал знакомые отзвуки - и время от времени находил их. Это было похоже на то, как чужие руки играют на знакомом инструменте: звуки те же, музыка - иная. Ллеу ждал. Он чувствовал, что Сефирот придёт сюда - и терпеливо ожидал их встречи. - Думаю, что не ошибусь, если предположу, что тебя часто называют занозой в заднице. - Сефирот возник рядом бесшумно, словно материализовался из сплетения теней и серебристых бликов. Встречей с Ллеу генерал удивлён, в общем-то, не был, хотя, если бы Сефирота спросили почему, он бы вряд ли нашёлся с ответом. Туата усмехнулся: - Вообще-то ты - первый. Остальные не рискуют. Сефирот тоже усмехнулся, в этом мире он везде первый, чего уж тут... Но, вместо ответа картинно изогнул бровь, словно спрашивая - и что же дальше? Ллеу, не услышав ответной пикировочной фразы, открыл глаза, оценил поднятую бровь Сефирота ("весь в мать!") и поднялся с камня. - Я хотел бы поговорить. Из всех детей Йенны ты кажешься мне наиболее взрослым, разумным и... сдержанным, чего уж там. Поэтому я бы хотел поговорить именно с тобой. - Что ж, говори. - Сефирот отметил для себя странно прозвучавшее имя - Йенна, но решил не заострять на этом внимание. Пока. Туата мысленно покачал головой: до чего дрянной характер. Сколько гордости (гордыни?), сколько холодности (прячет уязвимость?)! И это тоже - так похоже на... - Йенне нужна помощь. - Ллеу немного помолчал, собираясь с мыслями. - Чтобы ей помочь, я должен знать больше о том, что с ней произошло за последнее время. Я прошу тебя рассказать мне то, что ты о ней знаешь. - А с какой, собственно, стати? - Сефирот опешил. Вопросы нахальнее он слышал только от одного человека на этой планете - от собственного отца. Но тот, по мнению Сефирота, имел право их задавать. Иногда. Глаза Ллеу из травянисто зелёных стали чуть темнее и холоднее, ближе к изумрудным. Ему начинало надоедать подобное общение. - Ты - её сын, и я решил, что тебе не наплевать. А я - её создатель, и хочу помочь. Если Сефирот и был удивлён, то на лице его не отразилось ровным счётом ничего, если не считать нахмуренных бровей. - Ты уже "помог" моему младшему брату. - процедил он сквозь зубы. - Не ввязывайся. - на этот раз в голосе мужчины прозвучала явная угроза - генерал быстро вывел связь между сегодняшней просьбой Ллеу и состоянием Матери. "Ревность? Или он правда видит во мне угрозу большую, нежели он сам?" - Ллеу вопросительно поднял бровь (вот проклятье! Это же - его собственный жест!): - А кто ей поможет? Ты? Или другие, которые, как и ты, отвернулись от неё? Туата не знал, не мог видеть, как его глаза становятся всё холоднее, как вокруг его зрачков разгорается изумрудное пламя, так похожее на... нет. Это они - они все! - были его потомками. Сефирот устало прищурился: ну вот, кажется, ещё один герой выискался. Это начинало утомлять. Поистине, мир не меняется. Сколько их, таких, уже было на его памяти? Всё тот же блеск в глазах, всё те же речи о высоком... А в итоге - очередная рана в канве мира. Этот, правда, не собирался спасать планету и традиционно искать виноватых (и в первую очередь, как водится, самого Сефирота). Он пытался помочь Матери. Ну, или говорил, что пытается. Довольно необычно с его стороны. Однако же... создатель? Сефирот задумался. Несколько мгновений вглядывался в светящиеся глаза Ллеу, видя там... себя. Может быть, на этот раз стоило бы притормозить? - Не стоит судить опрометчиво. - наконец, проговорил он. И как ответ на тираду Ллеу, и себе самому. Туата вздохнул, покачал головой. Отвернулся, посмотрел вверх, на низкие, медленные облака: - В том, что уже произошло и происходит сейчас, есть изрядная доля моей вины. Тебе никогда не было интересно, откуда она пришла? Как вышло, что она всегда одна, что она настолько не похожа на других - как и вы сами? Откуда в вас эта удивительная сила?.. Сефирот молчал, но сейчас это не было показателем равнодушия или пренебрежения. Молчание среброволосого было внимательным, и это было приглашением продолжать. - Это я. Я и мой Учитель. - Ллеу вздохнул, ныряя в воспоминания. - Это был другой мир, и его населял другой народ - мы называли себя Туата. Когда я был младенцем, моя мать трижды прокляла меня: я не должен был вырасти, пройти инициацию, стать мужчиной и мужем. Мой Учитель спас меня от смерти, помог с помощью хитрости обойти все три проклятья. Я не мог жениться ни на одной женщине, рождённой в любом из миров - и тогда мы создали её. Из первого тёплого ветра ранней весной, из рассветных лучей, из самых нежных цветов. Мы вдохнули в неё душу, разум, Силу - жизнь. Она была моим ребенком, моим учеником, моей супругой. Ллеу прикрыл глаза, чувствуя, как между ребрами ворочается старая боль. - Мы были молоды и глупы. Глупы и горды, вспыльчивы и резки. Я считал её своей... у меня не было иной семьи, и я отчаянно не хотел её потерять, пытался привязать... а она хотела свободы. Ей было важно понять, кто она - без меня, сама по себе. Однажды мы поссорились, и она ушла, а я не последовал за ней. Сначала мне не позволяла гордость, потом - боль и обида, а потом я понял, что единственным правильным решением будет отпустить её. Позволить ей искать, ошибаться, учиться не у меня, а у мира. Разрешить слушать себя саму. Я не искал её. Но сейчас нашёл одинокой, холодной, отчаявшейся. Я не могу остаться в стороне. Я... я просто хочу, чтобы ей не было больно. Понимаешь? Сефирот опустился на камень. Сердце в груди стучало размеренно, но со странными перебоями. Вот и недостающее звено - ключ к смутным снам и переживаниям, обретшим, вдруг ясность и полноту. Он смотрел на Туата, но смотрел на него иначе, чем до сих пор, чувствуя ноющую и странно болезненную их схожесть. Как... с братьями. Теперь он понял причину столь необычной привязанности Кадажа к этому медноволосому. Всё оказалось очень просто. Это говорил голос крови. Или Силы. - Не все, - Сефироту на миг перехватило дыхание, но он быстро взял себя в руки. - Не все поступки можно исправить. - Я знаю. - Ллеу почувствовал, что его лицо окаменело. Даже говорить было сложно. Он выдавливал из себя слова, и они падали сухими осенними листьями. - Я и не надеюсь исправить. Каждый из нас совершил достаточно ошибок. Каждый из нас падал, вставал, заново учился ходить, летать... любить. И я... очень хорошо знаю, как страшно бывает, когда некому верить и не с кем поговорить. Когда кажется, что ты сам - не более, чем причина чужих несчастий. Когда думаешь, что нет никого, чей мир стал немного лучше оттого, что ты есть в нём. Но я вижу, что у вас - не так. Вы нужны друг другу, вы - семья. Если позволишь, я хотел бы помочь Йенне понять это. Но для этого мне надо знать, что между вами произошло. Ты расскажешь? Пожалуйста. Сефирот прикрыл глаза. Что ж, зуб за зуб, откровенность за откровенность? После последних слов Туата сложно было промолчать: - Когда-то давно этот мир населял народ, что называл себя Цетра. Любой ребёнок знает легенду о том, что они жили в гармонии с природой и владели уникальными знаниями. В сегодняшнем мире многое отдали бы, чтобы заполучить их. Полвека назад учёные нашли... некий организм, женщину. Она пребывала в некоем подобии летаргии или криосна, из этого был сделан вывод, что на подобное способен лишь представитель Высшего народа. Насколько мне известно, привести её в сознание не вышло, и тогда было принято решение использовать её генетический материал с целью вживления в человека. Теория строилась на том, что подобный ребёнок сможет унаследовать часть её качеств, стать более... - среброволосый споткнулся на этом слове. - ... совершенным. Во всяком случае, я так слышал. Что же касается моего отца, то он просто искал бессмертия... Впрочем, не важно. Так родился я. Мне стало известно, что мать умерла при родах, и отчасти это было правдой. - Сефирот помолчал, вслед за Ллеу переживая далёкий отголосок уже собственной боли. - Но она часто приходила ко мне в снах. Впрочем, на счёт снов я сейчас не уверен. В то время я ещё не знал, что у меня есть... братья. - он вздохнул и замолчал. Ллеу терпеливо ждал. - У меня не было выбора, чтобы не стать Солдатом. Сильные должны защищать слабых, я же был лучшим. А ещё - слишком самоуверенным и нетерпимым к ошибкам других. Я многое себе позволял и не догадывался, что каждый подобный шаг отзывается на младших. Правительству не были нужны такие, как я. - губы Сефирота искривились. - Солдат должен быть сильным, послушным и беспрекословным. Так что, пока я исполнял или не исполнял приказы, не забывая почивать на собственных лаврах, в лабораторных застенках моих братьев методично лишали воли и своего я. Знаю, что один из них был уничтожен. Просто так, по прихоти: как лабораторная крыса. - теперь Сефирот говорил медленно, отрывисто, скупо подбирая и тяжело роняя слова. - Мать была в ярости. А мы... перестали контролировать себя. Говорят, потеряли разум... - он хотел добавить, что говорят те, кто выжил, но не стал. - Как было на самом деле, я не знаю. Помню слишком смутно... и предпочёл бы не вспоминать вовсе. Туата молчал. Вслушиваясь в Мир, он чувствовал размытые отголоски тех событий: бессилия, отчаяния, чьей-то гибели. Там же таилась сокровенная боль Кадажа. Но расспрашивать Сефирота дальше он счёл бестактным, да и что бы он сделал, если бы тот вдруг доверил ему подробности? Прошлого не изменишь. Наконец, Туата спросил: - Ты бы мог простить её? Сефирот очень долго молчал. Вглядывался в темноту, за которой скрывались звёзды, чей свет не был виден здесь. Он много раз задавал себе этот вопрос. - Не знаю. - наконец, честно ответил он. - Раньше бы сказал, что нет. Сейчас полагаю, что я не в праве никого винить, сам хорош. Мать… Мать дала нам новую жизнь, возможно, оберегает: по-своему. Как сказал бы Кадаж, просто хреново выходит. - он усмехнулся. Ллеу тоже усмехнулся с горечью: - Да уж. Ей не у кого было учиться быть матерью. Но вы могли бы учиться быть семьёй. Если захотите, конечно. Но теперь я понимаю... - Туата замолчал, думая о том, как ему поступить теперь, когда он знает больше. Сефирот посмотрел на него пристально: - Иногда самое лучшее - не ворошить прошлое. Последствия могут быть непредсказуемыми. Ллеу кивнул: - А иногда, чтобы кость срослась правильно, её необходимо ещё раз сломать. Да, я знаю. Всё знаю. Но, в конечном итоге, выбор останется за ней и за вами. Я просто хочу показать ей другие варианты. - Интересно, что именно ты собрался ломать? - в голосе сына Йенны зазвучал явный сарказм. - Я бы посоветовал, всё же, не лезть в нашу жизнь. И в особенности не забивать этим голову Кадажу. - жёстко отчеканил он, - У него и без тебя полно проблем. Туата помрачнел: - Не совсем понимаю, что изменилось с момента нашей с ним встречи. - Любое проявление негативных эмоций Матери, в первую очередь, отражается на нём. Он всё ещё ребёнок, который верит в сказки со счастливым концом. Ты помнишь, как не контролировал себя в тот, последний раз? Думаешь, ты такой один? У Кадажа по-другому? У меня? А что чувствует любой из нас, когда понимает, что бессилен что-то изменить? - Сефирот резко осёкся и замолчал, словно сдерживая поток эмоций. Потом тяжело посмотрел на Ллеу и продолжил уже куда более сдержанно: - Я уже рассказал, чем однажды всё это закончилось. Поверь мне, повторения никто не жаждет. А потому - не провоцируй. - Успокойся. - Туата усталым жестом потёр глаза ладонью, чувствуя камень на душе. - Впрочем, ладно. Я мог бы научить вас закрываться от неё, мог бы научить её отпускать вас. Вы могли бы попробовать наладить отношения, чтобы она не была на взводе, как сейчас, и как была до этого... Но если вы не хотите - я не имею права вмешиваться. И не буду. - Просто громкие слова. - Сефирот пожал плечами и поднялся. - Ты знаешь не хуже меня, что никто не обладает правом делать выбор за другого. О последствиях я тебя предупредил. Думаю, что и на вопросы твои ответил. Ллеу грустно посмотрел на него: - Ты упрям, и слышишь далеко не всё, что я говорю. Мне жаль. - холодный ветер играл с его длинными рыжими волосами, то и дело пряча лицо Туаты, как за занавесом. - Если снова... случится что-то плохое, позови меня. Надо мной у неё нет власти. Сефирот скупо кивнул. - Спасибо за откровенность. - и направился прочь от этого проклятого места и прочь от того, кто назвался создателем Матери, а значит, в какой-то мере, и его самого. Ллеу вернулся на своё место, прикрыл глаза - и ещё долго слушал, как идёт снег. Потом отряхнулся, открыл портал и шагнул в тёплую иберийскую ночь.