Портал

Кадаж брёл по темному саду без направления, просто следуя за изгибами витиеватой дорожки, пока, наконец, не вышел к изящной анфиладе, с которой открывался вид на море. Вокруг стояла тихая ночь, и полная луна качала свою золотую тропинку на едва колышущейся морской глади. Идти дальше было некуда, разве что только прыгать в воду или же возвращаться назад. Ни того, ни другого юноше не хотелось, поэтому он просто стоял и смотрел вдаль. Уже вторую неделю сильвер проводил в Роса Альба под присмотром Ллеу. Туата сдержал своё обещание, и скоро сны братьев поблекли и потускнели, постепенно превращаясь в эхо пережитого и уходя в прошлое. У всех, кроме Кадажа. В отличие от них, у младшего дело шло, что говорится, ни шатко, ни валко: он всё так же ночь за ночью оказывался во власти кошмаров. Быть далеко не первым, пусть даже в таком не совсем обычном деле, стало для Кадажа настоящим испытанием. И нельзя было сказать, что он прошёл его с честью - младший сильвер часто выходил из себя и с каждым днём мириться с существующим положением вещей, равно как и сдерживаться, становилось всё сложнее. Мысль о том, чтобы какое-то время побыть в Роса Альба пришла в голову Сефироту и Ллеу почти одновременно. Кадаж хмуро выслушал доводы одного, потом ещё более хмуро - другого, но отказываться не стал. За спиной среброволосого юноши раздались тихие шаги: кто-то не крался за ним, но шёл осторожно, словно раздумывая, нужно ли тревожить сильвера в его одиночестве. Вскоре в полосе лунного света показался молодой человек: вьющиеся волосы приоткрывают светлую шею, а в экзотическом одеянии с длинными рукавами он, казалось, смущённо спрятал руки. Сильвер резко оглянулся, потом слегка нервным жестом поправил волосы, отражающие лунный свет. Заметно было, что он не сразу узнал того, кто подошёл. - А... Привет, Габриэль.... - в голосе скользнула непривычная для Кадажа рассеянность. - Позволь, я вторгнусь в твоё одиночество? - Риэ легко улыбнулся, всё ещё стоя на границе площадки, словно действительно ждал разрешения подойти. Кадаж неопределённо пожал плечами, чувствуя, что он скорее не против присутствия синеволосого юноши, чем, всё-таки, против. С мягкой и благожелательной полуулыбкой на губах и удивительным чувством такта, Габриэль, пожалуй, даже нравился сильверу, хотя, знал он его гораздо меньше, чем любого другого из постоянных обитателей Роса Альба. Не то, чтобы брат Бэллы избегал людей, скорее, у него удивительным образом получалось не привлекать к себе внимания. Глядя на него, Кадаж не понимал, как молодой человек, примерно схожего с ним возраста, может быть таким тихим, незаметным, полным какого-то печального, но вместе с тем благостного умиротворения. Чем-то он напоминал Язу, но по сравнению с Габриэлем, тот казался куда как более активным и энергичным. В свою очередь, бывшему компаньону было удивительно, откуда в этом обманчиво хрупком, среброволосом парнишке столько уверенности в себе и нерастраченной энергии, которую Кадаж готов был применять куда угодно и как угодно. При этом, по-видимому, не особенно задумываясь о последствиях. В общем, молодые люди стеснялись друг друга, хотя, по молчаливому мнению всех остальных, взаимное общение пошло бы обоим только на пользу. - Не спится? - бесцветно поинтересовался сильвер. Габриэль шагнул вперёд, подошёл к краю парапета, задумчиво посмотрел вниз - так, словно оценивал, как долго падать вниз. - В феврале я всегда плохо сплю. Ветер, смена погоды и воспоминания. - С первыми двумя, я, пожалуй, готов мириться. - уныло ответил Кадаж, чувствуя себя так, как будто этот разговор происходит во сне. Ветер, ласково трепавший верхушки вечнозелёных кипарисов, совсем утих и вокруг слышался только мерный плеск волн. - Воспоминания порой ранят намного хуже, чем оружие, - согласился Габриэль. - Даже хорошие, как это ни странно. - он присел на парапет, вполоборота к сильверу. - Плохих всегда больше. Риэ вопросительно посмотрел на Кадажа: - И у тебя тоже? Сильвер едва заметно покачал головой: - Я и говорил о себе. - потом, в свою очередь, посмотрел на Габриэля: в глазах собеседника отражался лунный свет. И вздохнул. Странные слова, странный вопрос. Очень необычным показалось то, что Риэ провел между ними подобную параллель. Глядя на него, сильверу представлялось, что жизнь его собеседника не может быть наполнена ничем иным, кроме заботы, тепла, уюта и света. Между тем, Габриэль кивнул, принимая ответ. Он не мог не почувствовать растревоженный, растерянный фон, окружающий Кадажа. Ночью же эти всполохи эмоций зачастую становились совсем болезненными или даже попросту оглушающими. Юноша склонил голову набок и как-то по-детски искренне спросил: - Что у тебя случилось? Кадаж помолчал, снова глядя в никуда. От этого, казалось бы, простого вопроса в его сознании снова взвихрился мучительный поток тех чувств, которые он не хотел бы переживать снова. Но испытываемым чувствам было, как водится, наплевать на желания сильвера. - Навязчивые воспоминания. - он обхватил себя руками, как будто ему было холодно. - Плохие сны. - В феврале мне снится смерть. - Габриэль вдруг испытал острое желание обнять этого юношу - просто, по-дружески, чтобы тот почувствовал живое человеческое тепло. Обнять он не решился, но всё же положил руку на его плечо, слегка погладил, успокаивая. - И от неё невозможно ни убежать, ни даже отвернуться. Хуже всего, что у неё лицо человека, которого я любил. Думаю, даже больше, чем себя. Кадаж вздрогнул. Пристально взглянул в глаза собеседнику, словно надеясь прочесть в них что-то, но в этот момент луна зашла за тучу и на лицо Габриэля упала тень. - И у тебя... - эхом повторил он. Ощущение нереальности происходящего усилилось. В ответ Риэ тяжело вздохнул: - Но, знаешь, я говорю себе, что надо радоваться, потому что это - единственная возможность для меня ещё раз увидеть его лицо. Лицо того, кого я любил. - Видеть лица и умирать - это совсем не одно и то же. - буркнул сильвер. Серебристая прядь волос упала ему на глаза. Голубые глаза внимательно оглядели юношу: - Тебе доводилось умирать? - Да. - Кадаж ответил Габриэлю прямым и тяжёлым взглядом, каких не бывает, не должно быть у совсем ещё юных, почти мальчишек. - Но как ты… вернулся? - молодой человек был удивлён, но точно знал: его собеседник не лжёт. Или, по крайней мере, сам искренне верит в то, что говорит. - Отовсюду есть пути. - мрачно уронил Кадаж. - Я не просил. - он посмотрел вдаль затуманенными глазами, вздохнул, вспоминая. Потом горько усмехнулся. - Впрочем, жить оказалось гораздо страшнее. Габриэль чуть улыбнулся, но не насмешливо, а печально. - И вместе с тем, жизнь даёт нам много прекрасных вещей. Радость каждого дня, встречи с любимыми людьми. Надежду на будущее. Возможность изменить что-то, сделать свою жизнь и жизни других людей светлее, счастливее. Разве не так? - Для этого нужно иметь свет внутри. - Но я вижу в тебе свет. То, как ты общаешься с доктором, как улыбаешься, когда вы говорите. И, я чувствую, есть другие люди, которых ты любишь не меньше. Как ни странно, но слова синеволосого не раздражали Кадажа. То ли потому, что Риэ говорил таким спокойным и доверительным тоном, то ли потому, что он не учил сильвера, как ему жить и поступать, а всего лишь констатировал факты, мягко произносил правду вслух. Кадаж посмотрел на него, чувствуя, как от слов Риэ ему становится легче, светлее. Чуть расслабился, поведя всё ещё напряжённо скованными плечами, словно сбрасывая с них тяжёлый груз. Рука Габриэля всё ещё лежала на его плече. Среброволосый юноша посмотрел на неё удивлённо, он почти не заметил этого доверительного прикосновения раньше. Поднял глаза: - Ты чем-то похож на моего брата Язу. В его присутствии мне сложнее сосредотачиваться на негативе. - мысль о брате была лёгкой, но в то же время печальной. - Язу способен чувствовать то, что чувствуют другие, но он, конечно, не может объяснить всего. Нам многое непонятно, ведь я и братья… - сильвер задумался, как объяснить Габриэлю то, чего он сам ещё толком не понимает. - В общем, мы не совсем те, кого принято называть людьми. - Мне кажется, я понимаю. - тихо сказал Риэ. - Что тебя тревожит? То ли в этом было виновато очередное ночное потрясение, то ли какая-то особенная магия, окружающая Габриэля, но слова отчего-то ложились ровно, мягко, так, как у Кадажа никогда не бывало в разговорах с малознакомыми людьми. Сильвер вздохнул и… неожиданно для себя самого, заговорил: - Я всю жизнь считал, что во всех моих неудачах виноват мой брат. Не Язу, конечно. Другой - Сефирот. И поэтому это было так отвратительно - знать всё это и всё равно хотеть быть похожим на него. А потом оказалось, что всё не так. Сефирот… - Кадаж задохнулся от переполнивших его переживаний, перешёл почти на шёпот и несколько раз нервным жестом откинул чёлку с глаз. Чёлка упрямо возвращалась на место. - Сефирот тут вообще ни при чём. Уничтожив нас, он уничтожил и себя. Только вот мы с братьями не знали ничего, а он - всё, в том числе, зачем и на что идёт. Впрочем, я уже смирился с мыслью, что тогда это было лучшее, чем можно было закончить. - сильвер потёр виски. - Понимаешь? - спросил он как-то растерянно. Габриэль кивнул: - Детали сложны, но, думаю, я уловил суть. И что было дальше? - А потом… Я ему больше не верил. А Сеф всё равно… Ну, в общем, всё равно был рядом. - сильвер почувствовал, как на его щеках - неслыханное дело - появляется румянец. - А сейчас, - он отчаянно посмотрел в глаза Габриэлю. - Я больше не злюсь на него. И я… И он… Ну, в общем, он мой брат, и мне не всё равно. Я знаю, что вина за то, что он сделал, давит на него, но когда хочу сказать ему, что… - теперь речь Кадажа начинала стремительно терять связность, слова падали медленно и тяжело, как камешки на неподвижную поверхность тёмной водной глади. - В меня как будто вселяется кто-то другой. - по тому как снова напряглись плечи сильвера, Габриэль понял, что Сефирот слышит злые и ядовитые слова, тем более, уязвлённый, Кадаж наверняка знает, куда больнее ударить. Молодой человек помолчал, как будто к чему-то прислушивался. Потом вздохнул: - Ты хочешь доверять ему, и восхищаешься им. Но боишься. Боишься предательства, боли. Того, что он ударит тебя снова, и тебе будет так же плохо, как было. Боишься, что тебя не будут замечать рядом с ним, как луну не видно, когда рядом с ней на небе сияет солнце. Но, я думаю, ты и сам понимаешь, что уже давно борешься не с братом, а с собой. Со своим страхом и своей болью. А с ними… бесполезно бороться. Их надо отпустить, позволить им улечься. Да, никто в мире не застрахован от них, но жить у них в плену, проживая их снова и снова не только наяву, но и в мыслях - это не жизнь. Жизнь - это понимать, что будет больно, обязательно будет. Ведь это часть жизни: мы рождаемся через боль, и мы чувствуем боль, когда с нами что-то не в порядке, когда мы ранимся и что-то ранит нашу душу. Так и страх: есть тот, что помогает нам, придаёт нам сил, даёт понять, когда надо спасать себя или кого-то кто нам дорог. Но есть и другой страх - сковывающий, липкий и безжизненный, он отделяет нас от от любимых, заставляет стоять, как за невидимой стеной. Я сочувствую тебе. Ты оказался в очень непростой ситуации, и противника себе выбрал самого сильного из возможных: себя самого. Многие люди годами, десятилетиями не могут его одолеть. Но, знаешь, я почему-то верю, что ты сможешь. Ты очень сильный и упрямый, и внутри тебя много света. Глаза Кадажа были большими и тёмными, как два озера. - Ты ведь, - отчего-то это казалось очень важным. - Не понаслышке знаешь, что это такое? Габриэль кивнул: - Да. Я тоже сражался со своим страхом. И он ушёл в прошлое. Рана зажила, остался только незаметный шрам. - Он болит? - Нет. Почти нет. Они помолчали, каждый думал о своём. Кадаж чувствовал, как смятение, царившее в душе, постепенно улеглось. И, хотя он ещё не видел, как и куда идти дальше, но отчаянная и тёмная бездна впереди уже перестала маячить перед ним всепоглощающим пятном безысходности. Сильвер коснулся руки Габриэля. - Спасибо. - Не за что. Если как-нибудь тебе вдруг захочется поговорить… - он как-то нерешительно и почти зябко повёл плечами. - Приходи.