Барселона во мне

Cafe Bonbon - кофе со сгущенкой на дне кружки, обычно подается на завтрак

Солнце постепенно стало пробираться на кухню и, наверное, стоило бы задернуть плотные серые шторы и включить кондиционер, но я просто открыла окно, словно желала услышать гул улицы. Кофе уже успел остыть. Надо было бы сварить новый, но дома почти не осталось зерен, а идти в магазин я не могла, потому что в доме был посторонний человек. Вдруг Эдди вынесет все ценности, пока я схожу в ближайший кофейный магазин. Хотя вряд ли вынесет, ведь магазин всего в нескольких домах от меня. Кажется, всего лишь шестьсот шагов до спасительного кофе. Я сидела на кухне, положив ноги на соседний стул. Полы серого халата, привезенного когда-то из Нью-Йорка, свисали на пол, поскольку он был длинным. Почему-то продавщица сказала, что такая модель весьма модная и сразит сразу любого мужчину наповал. Она не соврала: моему жениху эта вещица весьма пришлась по душе. Вернее, ему нравилось снимать его с меня, следить за тем, как шелк скользит по коже. Было в этом нечто эротичное, я сейчас полностью с этим согласна. Сейчас же этот халат надет совсем небрежно, на дурацкую пижаму, которая, конечно, не привлекала ни одного мужчину. В коридоре послышался шорох. Значит Эдди проснулся. Надеюсь, он не подумает обо мне, как о легкодоступной девице, которую легко развести на секс с помощью пару café carajillo и нескольких бокалов сангрии. Он прошел на кухню, исследуя лабиринты дома. Маму всегда выводила из себя эта планировка, но поделать она с этим уже ничего не могла, потому что папа запретил хоть что-то менять, да и ремонт был бы слишком дорогим, и дом бы сразу понизился в цене, не смотря на то, что он находился в исторической части города. Иногда моя жизнь в этом доме напоминала мне странную историю, рассказанную Жауме Кабре. Правда, мой дом еще не стал рестораном, и сильные и бьющие в голову воспоминания не заполнили его [1]. Однако, я жила здесь, как в музее. Повсюду антиквариат, картины, старинная мебель. Пора бы что-то обновить в комнатах, но я не могла, словно что-то меня удерживало от этого. — Странный дом, — проговорил Эдди, прислонясь к дверному косяку. — Не думал, что мавры именно так строили дома. — Мавры и не строили этот дом, — ответила я, ощущая на себе внимательный взгляд Эдди. — Тогда, почему он называется мавританским? — Эдди отодвинул от стола стул, и сел на него. — Так прозвали его местные жители этой улицы, потому что он похож на дома, как в Сарагосе. На самом деле его строил мой прадед, достав всех местных архитекторов своим чудачеством, — объяснила я. — Кофе будешь, пока есть? — Странно, что у баристы его нет в доме, — подколол он меня. — Я не успела сходить в магазин, — соврала я. — Что сегодня? — Эдди снова посмотрел на меня, и этот взгляд почему-то обжег меня. Вот глупая, теперь везде мерещится страсть. Ну, переспали один раз, с кем не бывает, думаю, что половина женщин Барселоны оказалась в подобной ситуации и тоже не знала, как себя вести на утро после секса. — Кофе бонбон, — ответила я. — Испанцы, как и русские, любят сгущенное молоко, а вот в Буэнос-Айресе это вообще культ. — Ты была и там? — удивился он. Хотя, как мне кажется, я говорила ему о своей жизни в Аргентине. — Да, — просто сказала я. — Они все десерты едят с ней. — Что ж, я попробую. Я быстро сварила кофе. Эдди же все это время наблюдал за мной, следя за тем, как шелковая ткань халата скользит по телу. — Весьма странно, — начал Эдди, пробуя на вкус напиток. — Такой только на завтрак сойдет, — отмахнулась я. — Мама очень любила его варить по утрам, а папа всегда ругался по этому поводу. — Думаю, что и сейчас она бы ругалась, — Эдди снова отпил кофе. — Мама давно умерла, может, поэтому я здесь, — спокойно сказала я. — Что будем делать сегодня? — Эдди взял с тарелки рисовую лепешку, и стал намазывать ее апельсиновым медом. — Ты будешь развлекать себя сам, а у меня есть другие планы на сегодняшний день. — Это потому что этой ночью… — Нет! — почти крикнула я. — Дело совсем не в сексе, и признаться, после сангрии и не такое бывает. Но дело вовсе не в этом. Я предложила тебе просто экскурсию по городу, а не влезать в мою жизнь. — Значит, очень грубо, — отметил Эдди, продолжая пить кофе. — По-моему значит так, как и должно быть. — Я посмотрела на кухонные часы, висящие над дверью. — Прошу, после завтрака уйди. — Хорошо, — легко согласился он. Но почему-то я с трудом поверила ему. Не знаю, почему, мне показалось, что делать то, что я прошу, он никак не будет. И, наверняка, пойдет за мной. Отчасти так и оказалось потом. Знала бы я в итоге, во что все это выльется. Эдди пробыл у меня дома не так долго. Через час он ушел, а у меня осталось немного времени, чтобы собраться и пойти на митинг. Одевшись поудобней, я направилась к Рамбле. Наша тактика всегда была простой. Люди стекались к митингу с маленьких улиц, так испанские поли могли не понять, что у них под носом что-то затевают. Не то, чтобы митинги или шествия были запрещены, просто чаще всего мирные на первый взгляд мероприятия оканчивались не самым лучшим образом. Потасовками, слезоточивым газом, водометами и задержаниями. Так что от сегодняшнего митинга можно было ожидать чего угодно. — О, привет, — Мигель поцеловал меня в щеку. Эх, вот он мужчина моей мечты. Высокий, статный, темноволосый, с красивыми глазами. Да и еще, к тому же, пылкий сепаратист, но одна беда — он женат. И уже давно. Меня все время интересовал вопрос, как вообще могло получиться, что он женился на какой-то замухрышке, которая даже не поддерживала его стремления к независимости Каталонии. Или это и есть та самая любовь вопреки всему? — Что ж, пойдем, — он взял меня за руку, но спустя время, мы разошлись по разные стороны. Все действительно было спокойно, я бы сказала даже слишком. Поли за всем наблюдали, словно на миг они стали глухими и слепыми, и ничего не замечали. Людей становилось все больше и больше. — Марина, — услышала я. Я обернулась и увидела, что ко мне пробирается Эдди. Вот так и знала, что в итоге он увяжется за мной. — Что ты здесь забыл? — крикнула я. — Последовал за тобой, а вообще очень захотелось понять, чем это так барселонские демонстрации отличаются от лондонских. — И понял чем? — мой голос почти тонул в гуле толпы. — Пока нет, — я на это рассмеялась. Мы стояли рядом, слушая речи наших лидеров, крича вместе со всеми. Толпа — это вообще отдельный организм. В ней ты никогда не чувствуешь себя индивидуальностью, наоборот ты забываешь о том, кто ты и принимаешь все правила игры нового организма, который называется толпой. Наверное, поэтому мы не заметили, как спокойная демонстрация стала перерастать в стихийную, а испанские поли решили применить водометы, чтобы нас всех разогнать. — Уходим отсюда, — Эдди взял меня за руку. Мы стали пробираться сквозь толпу. Однако, мы сразу же наткнулись на поли. Они не стали разбираться в том, что мы хотели покинуть это мероприятие, просто стали избивать и гнать нас к своим машинам, явно собираясь увезти в участок для дальнейших разборок. Все завертелось слишком быстро, как и всегда, впрочем. Никогда не могла вспомнить тот момент, когда испанские поли превращались из наблюдателей в агрессоров. То ли они не могли больше наблюдать за всем, то ли толпа становилась буйной, выходя за рамки приличия. Мы с Эдди пытались уйти. Он хотел меня защитить, но мы оба попали под раздачу, и нас арестовали, как и тех, кто горлопанил громче всех, оскорбляя Испанию и короля. Хотя, признаться, мне он тоже никогда не нравился. Нас посадили в машину без всяких разъяснений. Сейчас ничего нового. У меня были некоторые проблемы с законом: приводы в участки после митингов, большие штрафы. Как-то до этого удавалось постоянно выкручиваться, надеюсь, и сегодня все будет, как обычно. — Что будет дальше? — обеспокоенно спросил Эдди. — Ничего. Все будет, как и всегда. Задут вопросы, потом придет повестка в суд, по-моему ничего нового. Эдди удивленно вздохнул, совсем видно не понимая, как я могла так спокойно рассуждать. Что ж, проблем с бобби у него не было. Тихоня. Вся дорогу до комиссариата я просто смотрела на свои руки, разглядывая рваные кутикулы, думая о том, что надо пойти и сделать маникюр. Эдди просто смотрел в окно, его явно вся эта ситуация уже никак не беспокоила. Поли, будь они не ладны эти правильные черти, решили сначала опросить меня, как сказал капитан Родригес, что первыми надо пропускать женщин. Офицеры посмеялись над этим, я тоже. Они недолго допрашивали меня. Было достаточно взглянуть в базу данных, чтобы все понять. Кажется, это мой уже пятый привод в участок. — Весьма похвальная статистика, сеньорита Мартин. — Что поделать, так получается, — я пожала плечами, нисколько не сожалея об этом. — Что ж, можете подождать в коридоре, а мы пока допросим вашего кавалера. Я вышла за дверь, садясь на стул. С Эдди они говорили дольше, чем со мной и я уже начала переживать по этому поводу. Я устала разглядывать носки своих туфель, читать глупые брошюры. Вдруг Эдди вышел, комиссар почему-то улыбался ему, и это мне показалось весьма странным. — Простите, мистер Редмэйн, — услышала я. Что простите? Почему мне вспомнился тот день, когда Карлотта хотела потащить меня на просмотр «Птичьей песни» [2], но мы так и не дошли до маленького кинотеатра. Буквы с афиши сейчас мелькали перед глазами. Вот черт! Я ушла никому ничего не говоря. Это было уже слишком для меня.