Гнилые сердца последних героев

Рафаила любила «Янтарный вечер» не только за хороший бар и вежливый персонал. Маленькие логова — гостиничные номера — были обставлены не просто со вкусом — с какой-то по-домашнему уютной внимательностью к мелочам. Апельсиновый угловой диван, цветы на тумбе и на обеденном столе, махровые коврики, занавески идеальной прозрачности — все это было подобрано кропотливо и с душой, словно дизайнеры разрабатывали эти номера для себя. Выйдя из ванной, Раф остановилась, чтобы получше разглядеть лицо своей сегодняшней попутчицы. Доктор никогда не подозревала себя в великодушии или милосердии (гадкое поповское слово), но в этот день ее словно дернул за рукав сам Иисус. Угловатая и удивительно живая за счет своих резких черт, Ханна спала на диване, разбросав конечности в складках пестрого пледа. Час назад ее внешность спасла ей жизнь: если бы Рафаила не увидела в ней то, что постоянно ищет в каждом незнакомом лице, она осталась бы куковать на трассе. Маленькие подлые уши, подвижный рот, нагло-зеленые глаза и острый вздернутый нос — во всем этом был ненавязчивый вызов, который и внушил доктору необъяснимую симпатию. В общем-то, Раф просто любила людей, у которых на лице написано «задира». Сама она была плавная и четко вырисованная, как мраморная статуя, почти везде безопасно-округлая, кроме подбородка и носа, выражающих ниспадающее благородство. Именно благородство, а никакое не милосердие. Рафаила накинула спортивный костюм и спустилась в бар, который регулярно посещала вот уже несколько лет. В слабо освещенном зале никого не было, столики пустовали, но за стойкой резво работал бармен, швыряя шейкер из одной руки в другую. Перед ним стояло несколько бокалов разной формы, в одном, при холодном свете ламп, мерцала синеватая жидкость. Едва слышная музыка струилась под потолком. Доктор заметила нескольких мужчин у противоположной двери. Они о чем-то беседовали, а один — высоченный жлоб со смазанным профилем и тонкими светлыми кудряшками, убранными за уши — размахивал банкой пива, оживленно втолковывая что-то остальным. Он стоял, привалившись спиной к стене, и неестественно вытягивал правую ногу, пытаясь поудобнее поставить ее на каблук ботинка. Рафаила сжала челюсти и устроилась возле стойки. — Что пожелаете? — спросил бармен, продолжая колдовать над коктейлями. — Виски с колой, — Раф улыбнулась, продолжая следить за мужчинами. Блондин заметил ее, — Не знаешь, что за морды там, у входа? — Знаю, — бармен даже не посмотрел в их сторону, — Те трое — наши постоянные посетители, а этого громилу в ветровке впервые вижу. — А вот я как раз наоборот, — Рафаила кивнула, когда стакан с виски подъехал к ней, проскользив по стойке, и отпила крошечный глоток, — Накину пару монет, мальчик: за информацию всегда надо платить. — Бросьте, — смущенно произнес бармен. «Громила» в грязно-коричневой ветровке подошел к Раф и, тяжело взгромоздившись на стул, погладил правое колено. — Нога ноет — непогоде быть, — пространно заявил он и прижал банку к бледным губам. — Тебе что, неймется? — глядя на кубики льда в стакане, спросила доктор, — Зачем ты сюда приехал? — Неспокойные времена, — прогудел он, и самодовольная улыбка, как он не старался ее сдержать, искривила его рот, — Мало ли что может случиться с твоей задницей, а у меня на нее законные права. Рафаилу перекосило. — Захлопнись, Барри, пока ты действительно не лишился своей гребаной ноги. Ох уж этот Барри; с тех пор, как он случайно спас доктору жизнь, она вынуждена была по всем углам гаситься от его требований «вернуть долг». Похотливая машина для убийств только и жаждала прибрать к рукам последнюю, не оскверненную им женщину в Далласе, но — слава Богу — Раф успела смотаться из города и из штата. А теперь он явился в Колорадо сам, со своей, когда-то сломанной ногой, которую страшно ломит на смену погоды, и всем своим естеством безмолвно требует положенной награды. — В Далласе, кстати, совсем дубу дали, — пожав плечами, перешел он к новостям. — Что же такого там случилось? — Горожане, чтоб их, избрали пастора, — приглушенно выговорил Барри, сжимая банку намозоленными пальцами, — Во всей округе этого типа в первый раз видят, а мэр не просто разрешил, он еще и приказ выдал — отреставрировать церковь. Говорит, что это полезно для духовной жизни общества. Было бы, о чем говорить, если бы еще от общества что-то осталось, а то так: мешки с песком, и пара «личинок». — «Личинок»? Здорово ты отзываешься о детях, — усмехнулась Раф, — Что сказал Тинки? — Ему плевать хотелось. Когда он увидел этого великомученика — лицо у него действительно, как у святого, хотя по мне больше похож на чахоточного — так и сказал: «плевать мне хотелось на вашу секту, но если вы соберетесь кого-то прилюдно сжигать на костре, не забудьте позвать меня». Рафаила удовлетворенно рассмеялась. — Мне уже интересно, — сказала она, — Он проводит мессы? — Есть что-то вроде проповедей каждое воскресенье и среду, но я там ни разу не был. У этого беса даже сана нет, да и вообще, религию я не уважаю. — Забавно… Я имею в виду, странно, — Раф сдвинула брови, стараясь не смотреть на Барри, который как уже только не извертелся на неудобном стуле, лишь бы более выгодно смотреться перед ней, — Странно, что мэр все это одобряет. Хотя с одной стороны он прав: вера — душа народа. Барри с презрением фыркнул и в очередной раз присосался к банке. — Ладно, — сказал он, чуть погодя, — Завтра мы с тобой вдвоем отправимся в Техас, так что иди, тебе нужно хорошенько выспаться. Со мной ты будешь только мечтать о спокойном сне. — О, Барри, — словно вспомнив что-то очень важное, Рафаила сделала деловое выражение лица, — Должна была тебе сказать раньше, но что-то вылетело из головы: я еду не одна. — Конечно, не одна. Со мной. — Нет, послушай. Со мной едет еще один охотник, разве что, после того, в какую заварушку она попала недавно, у нее нет ружья и подходящей одежды… — У нее?! — Барри поперхнулся пивом и, ударив ладонью по стойке, собирался расхохотаться, но неожиданно поймал раздраженный взгляд девушки, — Это правда? Что это за цыпочка? Мало было сказать, что Рафаила не хотела оставаться наедине с Барри. Ее начинало трясти от одной мысли, что она сядет с ним в одну машину, а он снова начнет распускать свои грязные лапы. Пришлось выкрутиться. — Местная. Прострелила своему мужу башку, когда он заразился, — наклонив голову, и многозначительно приподняв аккуратные брови, тихо произнесла доктор, — А потом еще сожгла человек двадцать в собственном доме. Как тебе? Это произошло в деревне, недалеко отсюда. — Занятно, — мужчина приподнял уголок рта, — Какая она из себя? — Острая и гибкая, как стрела, — Раф разошлась, и в глазах ее шевельнулся темный туман, — Я пока сама не слишком разобралась в ней, поэтому не берусь судить. — Так ты ж у нас гениальный психолог, — без насмешки заметил Барри. — Мы с ней недавно познакомились, — смутилась доктор, — В общем, забери нас завтра в десять, но перед этим привези вещи из ее квартиры. Я уже говорила, что у нее нет нужной формы. Она продиктовала адрес, и Барри кивнул. — Да уж… — вздохнула Ханна, без сил падая на диван, с которого полчаса назад поднялась, чтобы ответить на звонок, который ее разбудил. Звонил двоюродный брат Дидье, сообщил, что тетка скончалась после продолжительной болезни. О болезни Ханна почему-то узнала только сейчас, а уже завтра должна была ехать на похороны. — Что-то случилось? — поинтересовалась Рафаила, выходя из столовой. Ханна потерла глаза. — Кажется, в Винслоу я осталась совершенно одна, — произнесла она тоном, не лишенным скорбного оттенка, — Завтра нужно ехать на похороны тетки, а я в этих джинсах… — Если тебя беспокоит только это, то не волнуйся: я позаботилась о том, чтобы твою одежду привезли сюда сегодня к десяти. — Моя квартира заперта, это невозможно, — сказала Ханна, но доктор посмотрела на нее так, что ее же довод показался ей глупым. — Значит, в Винслоу тебя больше ничего не держит? — Раф оперлась плечом на дверной проем, наблюдая за тем, как «охотник» ерзает на диване, пытаясь размять затекшее во время сна тело. — В каком смысле?.. Ну да. Вообще-то у меня есть еще родственники, но все они очень далеко, даже не в этом штате, а Дидье — мой двоюродный брат — не сможет меня приютить. — Почему? — так же буднично и даже почти равнодушно спросила Раф. — Потому что у него не дом, а ночной клуб, — внимательно поглядев на нее, пояснила Ханна, — Зачем ты все это спрашиваешь? Сегодня мы расстанемся и никогда не увидимся больше, у тебя свои дела, у меня — свои, зачем? — Я просто решила: ты поедешь со мной в Техас, — на самом деле, доктор всю ночь обдумывала, как заговорить с Санчез насчет поездки, чтобы та согласилась, и в конце концов пришла к выводу, что нет ничего лучше, чем поставить ее перед фактом, — Если ты так здорово справилась с роу в одиночку, неделя в зараженном районе не принесет тебе никакого вреда, тем более что там будет полно опытных охотников и крутого оружия. И боевое крещение ты уже тоже прошла. — Да? А меня ты спросить не думала? — Раф показалось, что Ханна не слишком уж и злится, во всяком случае, она не побледнела от ужаса, — И что за «боевое крещение»? — Понимаешь, здоровый человек просто так не станет роу. Он либо вдохнет ядовитые пары, либо будет заражен от других. Заражение происходит при любом из контактов; проще говоря, проехав пару станций в одном поезде с роу, уязвимый человек заболевает, а есть те, которые, даже получив укус или плевок в лицо от монстра, остаются здоровы. Последние в Техасе становятся охотниками, — спокойно, на манер учителя, объяснила доктор, — Так что, если в твоем рассказе есть хотя бы доля правды, из тебя получился бы отменный охотник. — И это все твои аргументы? — колючие зрачки Ханны впились в ее холодные глаза, — Ехать сегодня я не смогу: я должна быть на похоронах. И вообще, с чего ты взяла, что я соглашусь? — Мне достаточно было взглянуть на твое лицо, — улыбаясь, сказала Рафаила, но в улыбке ее при этом не было ничего приятного. — И что ты узнала? — Лицо интриганки, — округлые плечи чуть приподнялись и тут же опустились, — Внешность говорит многое. Я слишком хорошо знаю людей, чтобы ошибиться. А ты могла бы перестать строить из себя того, кем ты не являешься. Мне достаточно было нескольких минут общения, чтобы нарисовать в голове вполне четкое представление о тебе. Глаза Ханны угрожающе сузились. — Ладно-ладно, — произнесла она, — Посмотрим еще. Это «посмотрим еще» всколыхнуло в душе Раф странную муть, и ей пришлось поскорее уйти в столовую, чтобы эта муть осела. Удивительное дело, но доктор была уверена: вдова Санчез принесет ей множество подобных ощущений.