Гнилые сердца последних героев

— Господи, да где же она? — Рафаила в очередной раз выглянула из окошка апельсинового «Хаммера», чтобы взглянуть на пустую дорогу. С неба начинал сыпать мелкий дождь пополам с крупицами снега, когда время перевалило за половину третьего, — Такими темпами мы вообще никуда не успеем. До Нью-Мексико ехать почти три часа, а пока мы доберемся до «Нужных вещей», стемнеет. Это, черт возьми, уже становится опасным. — Не бузи: без тебя голова раскалывается, — Барри прижался затылком к подголовнику и натянул на нос песочного оттенка шарф. Всю ночь ему пришлось промаяться больной ногой, а теперь, когда колено успокоилось, в голове начало гудеть, как в закипающем чайнике, — Зачем тебе этот Гаскон? Ты серьезно к нему так привязалась? — Знаешь, Барри, дорогой, когда я приезжаю в Даллас, мне приходится заниматься не своими прямыми обязанностями, а выполнять работу няньки, потому что вы с Тинки — как шакальи щенки — все время норовите попортить друг другу шкуры. Это немного напрягает, когда мне — профессиональному врачу — вместо осмотра горожан нужно разнимать вас — двух верзил, которые не могут поделить тачку, — раздраженно проговорила Раф, постукивая пальцами по бедрам, — И мне от этого деться некуда. Кроме вас, в Техасе я практически никого не вижу, а вы оба меня бесите. Пустоголовые дурни. — Поэтому ты и вцепилась в Гаскона, — Барри невесело усмехнулся и прикрыл глаза, — Все еще не понимаю, чем он тебе нравится. Он же просто продавец в одинокой, заплесневелой лавчонке, да к тому же мексиканец. Нет, против мексиканцев я ничего не имею, они — хорошие парни, но с этим даже поговорить не о чем. Он же тюфяк. Самый настоящий зануда. Тинки гоняет на байке и умеет готовить. В конце концов, готовка тебя точно должна была привлечь. Я, честно признаюсь, шикарно стреляю, да и вообще неплох. А ты между нами двоими выбрала пыльного задохлика-торгаша. Между двумя охренительно крутыми техасцами выбрала скучную козявку из пустыни. Это так по-женски, чтоб вас… — В этом-то и дело, — доктор зло посмотрела в водительское зеркало, надеясь там поймать взгляд Барри, — Вы оба настолько крутые, что звон ваших стальных яиц заглушает все вокруг. А я на фоне вас чувствую себя прислугой, которая должна без конца восторгаться вашими бицепсами, ездой на мотоциклах и меткой стрельбой. Может быть, многие женщины посчитали бы по-другому, но для меня это унизительно. Мне пришлось бы зависеть от вас, потому что вы бы все время стремились меня защищать, как какую-нибудь хрупкую безделушку, которая вам приглянулась. Вы думаете, женщинам нравится лицезреть вашу силу, когда вы кичитесь ею? Вы ошибаетесь. — А от Гаскона ты не зависишь, — помолчав, произнес Барри. — С ним я чувствую себя женщиной, а не куском мяса, — резко пояснила Раф и замолчала, ткнувшись лбом в прохладное стекло, — Да и вообще, хватит об этом. У него какие-то неприятности. Я волнуюсь. — Так и проживешь всю жизнь со своей гордостью в затхлой лавчонке, — фыркнул мужчина. Слова доктора задели его самолюбие, — Вместе с ботаном, которому нечем звенеть. Не нужно всех под одну гребенку. — То есть, ты хочешь сказать, что Тинки — такой, как я сказала, а ты — другой? — Рафаила готова была разразиться ядовитым смехом. — Нет, — сказал Барри, — Я вообще не об этом. Как раз в эту минуту на другой стороне дороги остановилось такси и из него вышла Ханна в забрызганном грязью платье. — Ну наконец-то! Ханна! — Раф распахнула дверь нетерпеливо урчащего двигателем монстра и подозвала подругу, — Забирайся быстрее, мы торопимся. — Куда? Можно мне хотя бы руки помыть? — Боже, давай без этого. Все твои вещи уже здесь, чемодан в багажнике, рюкзак на полке, чего ты ждешь? — она ударила рукой по сиденью и потянулась к ручке, — Ладно, если ты передумала, мы едем без тебя. Санчез ловко запрыгнула в салон и сцепила грязные ладони, утопив их в складках одежды, чтобы на глаза доктору случайно не попали разбитые костяшки. — Куда вы так подорвались? Что-то случилось? — спросила она, наклоняясь, чтобы разглядеть лицо Барри, но смогла увидеть только золотистые ресницы, подрагивающие над грубой тканью ковбойского шарфа. — Да! Я хочу выпить, — Рафаила обхватила голову и основаниями ладоней надавила на виски. На ее щеках розовел прозрачный румянец, — И выпью тотчас же, как только мы доедем до первой пивнушки. — Окей… — протянула Ханна, подумав, что лучше больше ничего не говорить, но не выдержала, — Вы что, поссорились? Это был вопрос, который задают своим родителям дети, когда понимают, что оба предка ведут себя слишком ласково с ними, но прозвучал он больше восторженно, чем растерянно. — Однозначно, — усмехнувшись, сказал Барри. — Ну и дела, — Ханна растянула губы в странную улыбку, — Люблю скандалы. Никогда ни на кого не обижаюсь, но ссоры с оскорблениями — это святое для меня. — Со смаком живешь, — снова усмехнулся Барри. Почти до самого выезда ехали молча. Рафаила угрюмо следила за серым городом проносящимся мимо. Ханна разобрала рюкзак, выложила оттуда старый-престарый автомобильный журнал, про который вспоминала недавно ночью, лежа на ледяной трассе, маленький желтый колокольчик, железную пилочку для ногтей, блокнот с пожелтевшими страницами, набор рыболовных крючков, огрызок карандаша, шапку и, наконец, заляпанную чернильницу. Потом сложила все это обратно, дивясь тому, сколько бесполезных, но памятных вещей набрала с собой в минуту опасности. Все-таки эстет в ней стоял выше, чем прагматик. Вдруг Раф закричала: — Стоп! Стоп, я тебе говорю! Взвизгнули покрышки. Дверь с щелчком открылась, и доктор выбралась наружу, направляясь к бару, который с трудом разглядела среди пестрых вывесок магазинов. Санчез выскочила за ней, содрав с себя вуаль и многозначительно глянув на Барри. В тесной, плохо обставленной пивнушке стояла всего пара пластиковых столиков, а у барной стойки не было никого, кроме пожилого мужчины в запятнанной, рваной куртке. — Что-нибудь выпить, — скомандовала Рафаила, вцепившись пальцами в край стойки, — Побыстрее. Бармен цокнул языком и продолжил протирать стаканы. Выглядел он лет на двадцать, если не меньше, но лицо его при этом выражало спокойствие старика. — Эй, парняга, — Раф пощелкала пальцами перед его носом, — Ты оглох? Стакан виски. Бармен совершенно не обратил внимание на это. Как и мужчина на другом конце стойки. В этот момент в пивнушку с грохотом ввалилась Ханна и, закричав «так вот ты где», подлетела к доктору. — Что-то ты долго, подруга, мы с Барри уже тебя заждались, — смеясь, произнесла она и перевела взгляд на бармена, — Бутылка виски, чувак. Парень оглядел ее округлившимися глазами и, с секунду помедлив, выставил перед девушками бутылку «Белой лошади». Расщедрился со страху-то. — Замечательно. Пока, — Ханна взяла бутылку и, окинув пивнушку снисходительным взглядом, помчалась к двери, — Раф, не спи, сама говорила: мы опаздываем. — А деньги? — в растерянности спросила док, но, увидев бледное лицо бармена, встала и поспешила за Санчез, — Что ты сделала? Он тебя знает? — Нет, слава Богу, если бы он меня знал, пистолет не сработал бы, — потряхивая FNP-45, хохотнула девушка, — Радуйся! Теперь у нас есть выпивка. — Где ты его взяла? — озираясь, спросила Раф, — Размахиваешь посреди города… — Мне Барри дал. Я сначала хотела так идти, а потом он меня остановил и дал эту классную пушку. Классная же пушка, согласись! Жаль только, что максимум, что ей можно сделать — это прикурить сигарету, — Ханна щелкнула спусковым крючком, и из дула пистолета вырвался крошечный язычок пламени.