Гнилые сердца последних героев

— Ладно, просто закрой забрало и возьми эту гребаную булочку с корицей. — Нет, по-моему этот сраный рожок гораздо лучше. — Пожалуйста, перестань нести чушь: какой-то малиновый рожок не может быть лучше булочки с корицей. — Ты говоришь «какой-то», хотя сотня твоих тошнотворных булочек не стоит одного, мать его, рожка с малиной. — Если бы ты не забыл деньги в машине, мы бы могли купить и то, и то. — О, кажется, кто-то переводит тему, потому что у него больше нет аргументов? Барри и Ханна уже двенадцать минут отчаянно изображали оживленный спор, стоя перед парнем в кепке, в той самой кофейне, куда заходили перед погромом в ресторане. Войдя сюда второй раз, они ничего не заподозрили, но спустя буквально пару секунд, повернувшись к посетителям спиной, оба ощутили, как захлопнулась ловушка. Никакого запаха разложения, никаких бросающихся в глаза примет. Обычные посетители, безмолвно сидящие за круглыми столиками, обычный парень-бариста с закрытыми козырьком глазами, терпеливо ожидающий заказа. Ничего не могло выдать волчьей ямы, тщательно замаскированной сверху свежей травой и листьями. Ее не было видно среди натуралистического пейзажа, она не привлекала к себе внимания, но опасность, клубящаяся в ее нутре, среди деревянных кольев, оказалась настолько сильна, что почти приобрела запах. Но выдало ловушку как раз его отсутствие. В кофейне не пахло свежей выпечкой. Барри корил себя за то, что в первый раз не заметил этого, но теперь это стало очевидно, как беспокойное, нетерпеливое, голодное движение сзади. На целый миг роу, пятеро или даже шестеро, позволили себе поднять глаза на два аппетитных куска мяса, наивно явившиеся прямо к ним в руки. Ханна не удержалась и подняла одно плечо: между лопаток будто вонзился ледяной еж. Неудержимо хотелось стряхнуть его, как-нибудь повернуться, а лучше вообще отойти. — Так что вы берете? – подал голос бариста и сделал странное движение головой, будто хотел поднять ее и из-под козырька глянуть на клиентов, но почему-то остановил себя. Барри раздраженно фыркнул. В машине остался только «Браунинг» и коробка патронов к нему, но и тот техасец не догадался взять с собой, а зачем? Мемфис считался городом-призраком, в котором нет ни людей, ни роу тем более, а теперь оказалось, что нет здесь только людей. Мужчина был уверен, что типы, слоняющиеся снаружи, тоже одержимы кровью. Поэтому, увидев, как бариста неуверенно кивает, скрывая глаза, он вытянул руку и просто сдернул кепку у него с головы. И не зря сделал это. Санчез не выдержала – отшатнулась, шаркнув подошвой. Парниша был начисто лишен век и глазных яблок, по крайней мере, то, что заполняло его глазницы, было больше сравнимо с засохшим клубничным джемом. Он вскинул подбородок и, как показалось, с вызовом уставился на Барри, обратив действительно пустой взгляд прямо в его бледнеющее лицо. Неровные края оторванных или вырезанных век чернели давно спекшейся кровью. В этот момент кто-то за столиком не выдержал и тихонько, по-собачьи заскулил, конвульсивно дергая ногами. Каблуки туфель ударяли в пол быстро-быстро, словно стрекочущий счетчик, отматывающий секунды до долгожданной трапезы. — Малиновый рожок, пожалуйста,- сказал Барри. Ханна обернулась и увидела, как изо рта у дерганого парня вытекает комок какой-то слизи. Он сполз по подбородку и приземлился на карман куртки, а за ним еще и еще один, желтоватые, похожие на кисель. Глаза парня закатились, а через секунду он, перевернув стол, упал на четвереньки и выблевал из себя что-то вроде мотка волос размером со страусиное яйцо. — Эм, Барри,- позвала девушка, ощущая, что уже не сможет съесть ни булочку, ни рожок, - Мне кажется, здесь не стоит брать ничего. Бариста достал откуда-то снизу малиновой рожок и, завернув его в салфетку, протянул техасцу. Тот обхватил его запястье и одним рывком выбросил роу из-за кассы, с хрустом выломав ему запястье. Остальные посетители поднялись со своих мест и как-то удивленно посмотрели на упавшего парнишку. Техасец схватил Ханну за ворот куртки и потащил прочь из кофейни, видимо, подумав, что она сама не догадается бежать. — Они еще медлительны, - сказал он на ходу, - Плохо реагируют, плохо анализируют ситуацию, и у нас есть минут семь, чтобы нахрен свалить отсюда. — Шикарная идея, - одобрила Санчез, и они бегом направились к эскалаторам, но с той стороны вдруг прогремел выстрел. Пуля срикошетила от потолка и пролетела так близко от лица Барри, что тот успел почувствовать жар ее крошечного стального тельца. — Черт подери… Мужчина остановился, и теперь Ханна потащила его в другую сторону, к лестнице, по которой они скатились уже в полной панике, такие уязвимые и абсолютно, абсолютно безоружные против толпы одержимых кровью психопатов. Девушка подумала о том, что сейчас вместо бега по скользким ступеням могла бы собирать с пола мозги Барри, и тут же отмела эту мысль: картина, сотворенная воспаленной фантазией, показалась ей слишком трагичной и страшной. Но то, что случилось дальше, оказалось даже страшнее. Площадка между вторым и первым этажом, на которой располагались лотки с разной сверкающей мелочевкой, неожиданно погрузилась во тьму. Барри с разбега наехал брюхом на один из лотков и снес его; товар с чудовищным звоном и грохотом рассыпался по полу, везде, где можно, но этого, конечно, никто не увидел. Ханна вцепилась в руку мужчины, едва не потеряв его, и напряженно засопела, плотно сжав губы. Конечно. Этого следовало ожидать. Судьба в последние дни насмехалась над ней снова и снова, толкая в какие-то ужасные ситуации и заставляя смотреть на себя, как на глупую и беспринципную дрянь. А теперь еще и темнота, глухая темнота, в которой обостряется слух и кажется, будто сам воздух скрипит, просачиваясь в легкие. В которой просыпаются давние страхи, насильно забытые, упрятанные под корку лет. Мрак – первое, что вызвало в человеке страх. Миллионы лет назад, когда собиратели и охотники еще только учились разводить огонь в своих сырых и гулких пещерах, они уже боялись его. Они уже знали, что тьма – это то место, где прячется смерть, принимая самые мерзкие и жуткие обличия, где живут ее отзвуки, ее тени, ее следы. Все мистическое, все ужасающе потустороннее сконцентрировалось в надвигающейся ночи, густеющей в дальнем конце пещеры. Огонь не рассеял страха. Он только усилил его, давая понять, что тот крошечный, освещенный живым пламенем участок – не что иное, как ненадежное пристанище, зыбкий островок среди бесконечной и всесильной ночной жути. Барри взвыл в самое ухо, как пес, которому наступили на хвост, и тут же раздался хруст ломающейся под подошвами пластмассы и чье-то голодное бормотанье. Ханна вскрикнула и зашарила руками по карманам, ища зажигалку; рядом с ней завязалась молчаливая борьба, и это было хуже, чем если бы кто-то из борющихся вопил от боли. Наконец тонкий лепесток пламени заплясал в руках девушки и тут же потух: она увидела. Увидела, как нечто повисло на плече Барри сзади, лупоглазое, с кошмарно-круглыми зрачками, как слюна этого существа стекала по одежде и брызгала сквозь коричневые, лишенные эмали зубы. Техасец отчаянно пытался сорвать это с себя, почти не издавая звуков, кроме редких, напряженных выдохов, парализованный ужасом. Ханна собралась и снова щелкнула зажигалкой как раз в тот момент, когда Барри, потеряв равновесие, упал на колени. Она подняла руку с маленьким «факелом» над головой, словно это имело какой-то смысл, и, примерившись (это заняло почти две секунды), ударила существо ногой в морду. Два мутных силуэта качнулись, Ханна нанесла еще несколько четких ударов. Ребристая толстая подошва должна была произвести на роу хоть какое-то впечатление. И произвела: монстр разжал челюсти, на мгновение подняв голову над плечом мужчины, и этого хватило, чтобы Барри сдернул его с себя и, бросив на пол, придавил горло ботинком. Существо в рванье, похожем на сильно изрезанную футболку и спортивные штаны, забилось на полу, среди раздавленных побрякушек. Барри хорошо пнул его по ребрам, выплюнув невнятное ругательство. Санчез, ощущая, как руки начинают дрожать, подняла с пола обломок разлетевшегося лотка и, размахнувшись, несколько раз опустила его на голову роу. Пламя забилось и погасло. Барри и Ханна снова побежали, наталкиваясь на что-то во тьме и зацепляясь за это одеждой. Сбежав по еще одной лестнице, они наконец вошли во свет и метнулись по пестрящему вывесками, яркими витринами и указателями помещению, вспоминая, где выход. Наверху снова раздался выстрел, и техасец почти присел, услышав его. — Барри, чего тебя так дергает? – Санчез увидела, что одежда на его плече была разодрана так, что сквозь дыры виднелась кожа, слава Богу, целая. — Жрать хочу, вот и дергает. Губы техасца дрожали. Ханна взяла его за рукав куртки и подергала, чтобы поймать взгляд внезапно опустевших приглушенно-голубых глаз. — Все нормально, - она подняла руку и похлопала мужчину по щеке. Тот вздрогнул и несколько раз моргнул, словно сбрасывая с себя морок, - Я знаю, они заставляют по-настоящему бояться. Я знаю. Темнота – их рабочий стол, на котором они разделывают наши страхи. Барри схватил ее за руку, и они снова побежали. Ударились в одну прозрачную дверь, за которой, так близко, была свобода, бессильно подергали ручку и метнулись ко второй, к третьей, к четвертой. Все они оказались заперты. Барри попробовал разнести одну дверь, швырнув в нее обитый кожей пуфик из салона мебели, но это не привело ни к чему, по стеклу только разбежалась сетка паутины. — Дерьмо, - констатировал мужчина, - И как назло из оружия у меня только гребаный «Браунинг», который я даже с собой не взял. — Я видела на этом этаже магазинчик походных принадлежностей. Можно взять оттуда по топору и молотить сволочей, пока не выдохнемся, - предложила Ханна, и они уже в который раз побежали, но, повернув за угол, к опустевшему суши-бару, наткнулись на какую-то странную херню. Костлявый роу, похожий на того, чью башку Ханна размозжила на площадке с лотками, барахтался на полу, размазывая вокруг себя кровь и жижу, похожую одновременно на дерьмо и блевотину. Это напоминало приступ эпилепсии: все его конечности вразнобой дергались, пятки и основания кистей ударяли в плиты, пальцы были растопырены в каком-то диком напряжении, позвоночник изгибался то внутрь, то наружу, а голова вертелась так, будто монстр следил за воображаемыми овечками, которые прыгали через его гниющее тело, как через мост. При этом на лице его отражалось полное непонимание происходящего. Еще шесть или семь роу стояли неподалеку, выглядывая из-за своих укрытий и молчаливо глядя на своего сородича. Их пожелтевшие, немигающие глаза жадно следили за тем, как худое, угловатое тело бешено бьется о холодный пол. Появление Ханны и Барри заставило монстров отвлечься и сделать шаг из своих укрытий. — Господи, откуда их здесь столько? Что вообще происходит? – прошептала Санчез. — Мне кажется, мы в жопе, - сказал Барри, - И самое грустное то, что в гроб даже положить будет нечего. Припадочный роу издал глухое рычание. Розоватая пена потекла на пол из его рта. Остальные монстры начали, не спеша, выходить в коридор, растягиваясь в живую цепь. — Они сожрут все, - продолжал техасец, медленно пятясь, - Обглодают все мясо с костей, потом и кости разгрызут. Они хуже самых поганых голодных псов. Ханна двигалась рядом с ним. Они оба не отрывали взгляда от роу, а роу не отрывали взгляда от них. Сладковатый запах разливался по помещению. Приходилось делать короткие вдохи, чтобы не закружилась голова от этой вони. Санчез ощутила что-то за кромкой сковавшего ее страха, еще дальше осознания близкой смерти, скрытое досадой и горечью о таком бесчестном конце. Она сосредоточилась, чтобы понять, и едва не споткнулась обо что-то на полу. Это оказалось мертвое тело. В смысле, совсем мертвое; это был роу с несколькими окровавленными дырами в груди и одной – прямо между глаз. Ханна пропустила его, даже как-то раздраженно: она скоро умрет, а какие-то трупы мешают ей в последний раз разобраться со своими мыслями и предчувствиями. Барри тяжело, истерически вздыхал над ухом. Санчез, не глядя, сжала его предплечье и поняла: это случилось во второй раз. Чувство было похожим на то, что охватило девушку в ту ночь, когда она смотрела в глаза ДжейКью, но теперь ее словно обдало жаром костра. — Д-дьявольские отродья… - прошептал мужчина. По телу его прошла волна неприятной дрожи: кажется, он тоже почувствовал, - Куски разлагающегося мяса. Сзади раздался выстрел. Ханна не увидела, просто ощутила, что Барри закрыл глаза. Быстро же он смирился. Но вместо того, чтобы, раздробив череп, разнести техасцу или девушке голову, пуля врезалась в студенистое тело одного из роу. На месте попадания тут же образовалось алое пятнышко и стало незаметно разрастаться. Снова выстрел. Еще одного роу словно скосило: пуля раздробила ему колено, и он завалился на бок, гортанно и влажно визжа. Санчез обернулась и увидела мужчину с забинтованной головой и «Браунингом» на изготовке. Ей понадобилось некоторое время, чтобы узнать его и закричать, без слов, удивленно и радостно, и отчаянно, разом отпустив поводья натянутых нервов. ДжейКью в грязной, все еще влажной рубашке, с одной стороны выправленной из брюк, стоял на пустом лотке, где когда-то продавались готовые салаты, и, не торопясь, отстреливал монстров. Патроны он вытаскивал прямо из карманов и заряжал, сжимая ружье окровавленными пальцами. — Отходите за меня, - спокойно сказал он, кивая вбок, - Пока эти твари видны со всех сторон, их можно перешить, как кроликов. — Черт подери, как ты выбрался из машины? – срывающимся голосом спросила Ханна. — Эту банку нужно просто слегка толкнуть, чтобы она развалилась по швам, - Джей сделал еще один выстрел и, не выбрасывая гильз, спрыгнул с лотка, - Я постарался и разбил окно с той стороны.