Гнилые сердца последних героев

Рафаила аккуратно присела на лавочку в темной исповедальне и сложила ладони на коленях, как прилежная ученица. Волнение танцевало на кончиках ее пальцев, похожее на крохотные электрические разряды. Закрытое резной ставенкой окошко сбоку было темно, и только тусклый свет ламп из коридора позволял разглядеть узоры, образуемые лепестками железа. В маленьком помещении отчего-то пахло ладаном, хотя ни в коридоре, ни в зале, где проходили проповеди, этого запаха не было. Доктор нервически поерзала и потерла подушечки наэлектризованных пальцев. Тишина раздражала ее, но заговорить первой она все никак не решалась: впечатление было такое, будто от этого разговора зависит вся ее жизнь. Ева хорошенечко промыла мозги своей тетке: теперь она – глубокий интроверт и в каком-то смысле социофобка, которая иногда не может найти в себе силы заказать пиццу по телефону – сидит в самой настоящей исповедальне, а за стенкой от нее ожидает священник, которого в Далласе считают чуть ли не вторым Иисусом. — Святой отец? – глухо позвала девушка. — Да, я здесь, - послышался спокойный, даже слегка утомленный голос из-за стены, - Я уже пять минут как жду, когда вы начнете. Раф замолчала, мучительно подбирая слова. Лирический баритон священника ввел ее в какой-то неясный ступор с прогорклым оттенком дежавю, отчего все мысли разбежались, как испуганные светом тараканы. Исповедь отчего-то приобрела вид беседы со старым другом, которого девушка не видела так давно, что он стал для нее совсем чужим человеком. — Мне незнаком ваш голос, - нарушил тишину пастор, - Видимо, вы впервые здесь. — Да, моя племянница сказала, что мне нужно исповедаться, - Рафаила уронила голову на колени и глубоко вздохнула, понимая, что грешник из нее никуда не годный. — Все в порядке, просто вспомните все свои грехи и расскажите мне о них, - просто объяснил священник, сидя в глубине кромешной тьмы, а по сути в полуметре от девушки. — Я слишком беспечна, святой отец, - немного подумав, сказала доктор. Прозвучало это не слишком убедительно, поэтому она решила развить тему, - Я слишком беспечна, потому что позволила себе поступить не по уму, а по тому, как повелело мне мое идиотское сердце. Мне проще называть это интуицией, но, я думаю, так для вас будет понятней. Она осеклась. — Беспечность соседствует с леностью, - сказал все тот же мягкий голос, - Продолжайте. — Я ослепла и оглохла к своему разуму. Я потеряла бдительность и допустила в свою судьбу человека, который разрушил ее, - доктор почувствовала, как слова, произносимые ей, становятся глуше и тяжелее, - Нет, на самом деле я потеряла бдительность давным-давно, но то, что произошло в оружейной лавке, стало последней каплей… — Где произошло? — Что? — Ничего, простите, что перебил, - послышался шелест ткани, - Кем является тот человек, из-за которого все началось – мужчиной, женщиной? Рафаила усомнилась в том, важно ли это для отпущения грехов, но ответила: — Женщиной. Очень странной, развязной, импульсивной и непредсказуемой женщиной, - она замолчала, ожидая еще каких-то вопросов, но в исповедальне стояла шероховатая тишина, - По ее вине я потеряла… своего мужчину. И во всем виновата моя беспечность. В это трудно поверить, но по началу мне казалось, что она – единственный человек, который сможет меня понять в этой жизни. Я только-только начинала узнавать ее и по глупости думала, что нам суждено вместе пройти долгий и добрый путь. Я не знаю, что это было – помутнение рассудка или что-то еще… — Происки Сатаны, - вздохнул пастор, грустно и с долей мрачной иронии. — Я знала, что вы это скажете, - сказала доктор, - И вы попали в точку, потому что эта бестия не просто отняла у меня мужчину, она отпустила на волю его убийцу. Точнее, попыталась это сделать… Она ощутила, как внутри все помутилось. Смешанные чувства - гнев, презрение, отчаяние, разочарование, страх перед будущим – вызвали в ее душе страшнейший диссонанс, и в какой-то момент ей показалось, что она вот-вот заплачет. Но слезы моментально перекрыла бессильная злоба, а за ней в ускоренном темпе, словно смерч, сметя все на своем пути, явилось безразличие и смирение. — Эта девушка явно не тот человек, за которого вы приняли ее по началу, но не ваша вина в том, что она такой оказалась. И не ваша вина в том, что вы проявили беспечность: некоторым событиям просто нужно дать случиться, - успокаивающе произнес священник, - Если Бог что-то отнимает, то так и должно быть. Скорее всего, Он сделал это для того, чтобы дать вашей душе очиститься, подготовиться к новым праведным свершениям. — Вы так думаете? — Пути Господни неисповедимы. — Тогда… - Рафаила вдруг испытала раздражение от того, что ничем не грешит и в таком случае просто зря пришла сюда, - Тогда мой грех – это гнев. Знали бы вы, как я зла на всех них! Я просто ненавижу всех, кто меня окружает… Они не приносят в мою жизнь ничего, кроме страданий и досады. — Даже вашу племянницу? Раф поперхнулась. Насмешка, прозвучавшая в голосе пастора, показалась ей небрежной, и это ее смутило, будто она попала на ковер к учителю, который не ругал ее, а смеялся над ее проделками, что было намного хуже. — Не-ет, - протянула девушка тихо, сжимая пальцами колени, - Нет. Ева – последняя, кого я люблю и буду любить до гробовой доски, потому что она – самое милое и доброе существо на земле. Иногда она такая наивная, и рядом с ней никогда не бывает того, кто бы смог ее защитить от ужасов жизни. Даже меня рядом нет… — Хорошо. Как насчет похоти? – спросил священник, явно утомленный историей девушки. — Что? – притворилась, что не расслышала она. — Я сказал, пути Господни неисповедимы. Держи в узде свой гнев, как дикого зверя, которого ты взяла ответственность приручить. Леность – смертный грех и враг праведных дел, а беспечность – ее родная сестра. Все поняла? — Д-да, - неуверенно произнесла девушка. — Воскресная проповедь в три часа дня, в большом зале, не забудь прихватить свою племянницу и еще парочку знакомых, а теперь ступай и не греши, - снова послышался шорох сутаны, пастор встал и направился прочь из исповедальни, но неожиданно замер. Баритон его зазвучал в темноте, как трубный глас, - Встань и иди!