Гнилые сердца последних героев

Зловонные волны роу, оборванных, отощавших, оголодавших до звериного состояния, катились к городским стенам. Уже не моросил дождь, и завитки тумана растворились в прохладном воздухе, поэтому их всех можно было разглядеть в деталях, едва заглянув за стену. Пепельная жуткая масса человеческих подобий, нетерпеливо урчащая в предвкушении резни. Каждый год весеннее тепло гнало их туда, где все еще существовала жизнь; словно кнуты, подгоняли их голод и скверная погода, но гниющие тела с трудом повиновались остаткам разума. Воспаленные, распухшие глаза с вожделением глядели на силуэт города. Как раз в тот момент, когда роу подошли к пригороду, Ханна заметила двинувшуюся меж многоэтажек тень. Тень приближалась, постепенно приобретая черты Рафаилы, а потом она крикнула: — Барри! Это произошло, когда она уже была совсем рядом, поэтому ей осталось только пробежать пару метров к удивленно обернувшемуся Бартоломью, чтобы смачно ударить его в челюсть. — Какого хрена ты творишь, долбаный придурок?! — срывающимся голосом закричала доктор, явно желая повторить свое появление, но Барри уже было достаточно: он отшатнулся на пару шагов, озадаченно закрыв ладонью разбитый уголок рта. — Рафаила! Не ожидала, что ты придешь попрощаться, — ядовито улыбаясь, сказала Санчез и вытянула вперед руки, словно приглашая Раф в дружеские объятия. Однако доктор почему-то не захотела подойти к ней. — Я вижу, вы все тут собрались, — зло сощурив глаза, прошипела Рафаила, — И вы, пастор. Как вам не стыдно? Вы сбегаете в такой момент, когда люди в вас нуждаются! — Нуждаются? Не знаю, не знаю, — задумчиво качнул головой Ларс, — Ситуация немного изменилась. Даже сражаясь за них, я не принесу много пользы. — А-а-а, — девушка расхохоталась, тяжело и надрывно, — У паствы открылись глаза, об этом вы говорите? — Они едва не забросали меня камнями, дорогуша. Раф снова рассмеялась. — В любом случае сейчас вы не сможете уехать: город окружен, — сказала она с такой жестокостью, будто объявляла им долгожданный смертный приговор, — Так что до конца нашествия вы останетесь здесь, а после сбежать не успеете: разгоряченные боем горожане линчуют вас на главной площади. Не монстры — так они. Вы в ловушке. Смиритесь с этим. Ларс слегка побледнел. Ханна сжала челюсти: ей показалось, что смерть преследует ее с тех пор, как она въехала в Техас. ДжейКью бесцветно усмехнулся, а Раф торжествующе вскинула подбородок. — Вы в ловушке, — повторила она, — И никуда отсюда не денетесь. Собаке — собачья смерть. — Переиграла, — бросила Ханна и спрыгнула с байка. Она посмотрела на доктора тем взглядом, которым обычно усмиряют слишком заигравшегося противника на ринге, — Я тебе покажу, что такое, бллин, настоящая бойня, раз уж ты так хочешь крови. Полчаса спустя, когда город уже пропитался тревожным предощущением боя, Ханна высунулась из окна микроавтобуса, прицеливаясь из винтовки в приближающуюся городскую стену. Внутри у нее мешались страх и язвительная злоба; переживания последних недель спрессовались в темных тяжелый ком и поместились где-то под желудком, остывшие, превратившиеся в одно большое неприятное воспоминание. Все это нехило будоражило больные, легко возбуждаемые нервы вдовы, и она бесилась от собственных мыслей, а теперь остервенело сжимала в руках оружие, так, что пальцы болели, и ждала, когда багряное варево ее крови прольется на даллаский бетон. Наконец, впервые за всю ее дрянную, бесславную жизнь, ей представилась возможность умереть красиво, без страха, только с ощущением отупляющего упрямства. Бессмысленно, но красиво. Так, как она заслуживает, чтобы не уронить репутацию безумного, но гордого человека. ДжейКью дернул ее за куртку сзади. — Ты совсем с ума сошла? — прошипел он. — Конечно, а ты что, уже передумал быть психом? — недобро сощурилась Ханна. — Я не хочу умирать!.. — Совершенно естественное желание, мой друг, — Санчез приняла вид раздраженного тупостью своего ученика сенсея. — Барри за рулем, Тинки здесь нет, а пастор возмущаться не будет. С доктором я справлюсь. Угоним автобус и дадим деру из этой дыры, — Джей схватил девушку за плечи. В глазах его читалось тихое сумасшествие, — Уедем в Кентукки, оттуда — на другой континент, в Европу. Там никаких роу, никаких отмороженных охотников и докторов. — Я лучше брошусь с моста, чем вернусь туда. — Умереть хочешь? И меня за собой в Ад утащить? — Замолчи. ДжейКью разжал руки и долго, держа на лице недоброе, даже враждебное выражение, посмотрел на Ханну. Ханна бесцветно глядела на него, будто видела впервые. — Ты, наверное, забыла, кто из нас — настоящий психопат, — угрожающе прошептал мужчина, шевеля побледневшими губами, — Довольно уже прикидываться тем, кем ты не являешься. К черту винтовку. К черту роу. К черту все это. Почему ты не хочешь идти со мной? — Потому что мы не сможем уйти: город окружен, ты что, не слышал? — А ты и поверила, да? Эта истеричка что угодно скажет, лишь бы нас подставить под удар. Она же хочет убить нас!.. Она нас ненавидит. — Любит, ненавидит — плевать я хотела, — неожиданно зло сощурив глаза, процедила Санчез, — Только у меня еще осталось немного совести, и теперь я понимаю, что зря помогла тебе: ты же чертов ублюдок! — Почему это?! — Да потому что ты достал меня! — Ну и причина! — Все время, как дятел, талдычишь о том, что ты такой опасный преступник, психопат, маньяк и еще Дьявол знает кто, а на деле что? — Что? — Хрен с маслом! ДжейКью разъяренно раздул ноздри. Сквозь проемы его карих глаз Ханна отчетливо видела, как странная, непонятая наукой болезнь пожирает его рассудок, капля за каплей, как оголенные провода нервов осыпают темноту вокруг потоками белых, как молния, искр. Сомнений не было в том, что Джей — психопат. Законченный, неизлечимый, навсегда потерянный для общества. Запутавшийся в правилах своей собственной игры. Как легко, по его словам, он лишал жизни других, а теперь вцепился в свою с такой силой, будто наконец-то вспомнил, что за поступки нужно отвечать. Неудивительно: убийца более всего боится насильственной смерти, потому что знаком с нею так же, как с отражением своего лица в зеркале. Санчез заметила судорожное движение во взгляде Джея, но ничего не успела сделать: он уже метнулся к водителю, на ходу сдергивая с себя ремень, и накинул его сзади на шею Барри. Техасец рефлекторно вывернул руль, и автобус, выписав на перекрестке вираж, едва не завалился на бок. Всех разбросало по салону. Ханна ударилась о стекло и на миг совершенно потерялась, но продолжала двигаться в кабину, кажется, целую вечность, прежде чем ее и всех, кто был рядом, бросило в противоположную сторону. Городская стена, которая была уже совсем близко, мелькнула за лобовым стеклом, как-то неестественно повернувшись. — Что ты… мать твою… — прохрипел Барри. У него на шее все еще висел ДжейКью, скользящий подошвами ботинок по уезжающему из-под ног полу, и с нарастающей яростью стягивал ремень, напрягая окаменевшие мускулы. Пальцы техасца намертво сжали руль, а правая нога будто вросла в педаль газа, но он вовремя понял, что может угробить всех, и опустил ее. И микроавтобус ушел в занос, а потом рухнул на бок, и из глубины салона в кабину, как стрела, полетела брошенная Ханной винтовка. Девушка упала на приборную доску, прокатилась по ней и, краем глаза успев заметить в хаосе смертельный снаряд, вцепилась в рубашку Джея и потянула его за собой. Один поворот. Второй. Остановка. Автобус плотно сел на крышу. Злосчастная винтовка, оставив трещину на лобовом стекле, все-таки вмазала Барри по покрасневшему лицу и вдобавок к разбитой губе оставила ему ссадину на лбу. Санчез оказалась прижатой к двери весом обоих мужчин. Из конца салона доносились какие-то невнятные крики и вполне отчетливые ругательства. — Что, черт подери, произошло?! — Вы облапали меня, отче! Развратный ублюдок! — Я разбил нос! И вы еще заехали коленом мне прямо… — Так вам и надо! — К вашему сведению, доктор, мы только что чуть не умерли, а вы беспокоитесь о том, что произошло случайно. — Мы и умерли бы случайно, если вам хочется знать. А лапать меня даже перед смертью я вам не разрешала! Барри беззвучно выдохнул и перед тем, как закашляться, сбросил с шеи «петлю» и швырнул ДжейКью перед собой, схватив его за плечо. Мексиканец безвольно рухнул на бок, инстинктивно прикрывая руками голову. Бляха намотанного на его кисти ремня звякнула об обшивку потолка. Санчез осторожно присела на колени. В ушах дико звенело, и кашель Барри доносился будто издалека. Давно она не испытывала такого прилива адреналина, да и вообще — давно ее так не бросало и не било о стены. Со времен школы, как минимум. Под самым желудком зарождалось какое-то отвратительное предчувствие, тошнотворно-ледяное, напоминающее то, что Ханна испытывала в те дни, когда в окна фермерского дома заглядывали десятки омертвевших глаз. Да. Что-то грядет. Как внезапно наши беспечные жизни обдает диким ветром безумия… Они выбрались из перевернутого микроавтобуса, такие ничтожные перед серой громадой городской стены. Пастор-лицедей. Угрюмая доктор. Барри, потирающий красную полосу на мускулистой шее. ДжейКью, пристыжено и неуютно вжимающий голову в плечи. И Ханна. Веселая вдова. Колыхаемые ветром полы сутаны еле слышно шуршали, касаясь асфальта. Мгновение остановилось, превратившись в тугую янтарную каплю меда, повисшую на самом острие иглы, в которую была продета нить мироздания. Мгновение остановилось перед тем, как разлететься тысячью каменных осколков. .когда снова распахиваются двери Ада.